Я сам над собой насмеялся,
И сам я себя обманул,
Когда мог подумать, что в мире
Есть что-нибудь кроме тебя.

Лишь белая, в белой одежде,
Как в пеплуме древних богинь,
Ты держишь хрустальную сферу
В прозрачных и тонких перстах.

А все океаны, все горы,
Архангелы, люди, цветы —
Они в хрустале отразились
Прозрачных девических глаз.

Как странно подумать, что в мире
Есть что-нибудь кроме тебя,
Что сам я не только ночная
Бессонная песнь о тебе.

Но свет у тебя за плечами,
Такой ослепительный свет,
Там длинные пламени реют,
Как два золоченых крыла.

01.08.1921

3 августа 1921 года Гумилев был арестован по подозрению в участии в заговоре “Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева”. Позднее, из материалов следствия стало ясно, что арестовали Гумилёва за то, что он «не донёс органам советской власти, что ему предлагали вступить в заговорщическую офицерскую организацию, от чего он категорически отказался».

1 сентября 1921 года было опубликовано постановление Петроградской ГубЧК о расстреле участников “Таганцевского заговора”, выданное 24 августа. Дата, место расстрела и захоронения поэта до сих пор считаются неизвестными.

Среди 57 человек (осужденных по “Тагнцевскому делу”), расстрелянных в ночь на 26 августа, значится Николай Гумилев. Лидер “заговорщиков”, профессор Таганцев, был расстрелян 28 августа, уточнил Разумов.

“Ни в одном из документов той поры не отмечались места расстрела и погребения. По каким-то причинам это было не принято”, – добавил Разумов.

В 1992 году Николай Гумилев был официально реабилитирован.

Еще не раз вы вспомните меня 
И весь мой мир волнующий и странный, 
Нелепый мир из песен и огня, 
Но меж других единый необманный. 
Он мог стать вашим тоже и не стал, 
Его вам было мало или много, 
Должно быть, плохо я стихи писал 
И вас неправедно просил у Бога. 
Но каждый раз вы склонитесь без сил 
И скажете: “Я вспоминать не смею. 
Ведь мир иной меня обворожил
Простой и грубой прелестью своею”.

Монархист Гумилёв не принял переворот 1917 года, однако эмигрировать отказался. Он был уверен, что его «не тронут». Полагал, что в случае чего его защитит давно и громко звучащее имя поэта. Наивно полагал, что если монархические симпатии признавать открыто и честно, то это — лучшая защита. Такой принцип вполне срабатывал в студиях «Пролеткульта» и в «Балтфлоте», где Гумилёв вёл занятия и читал лекции, и некоторые гогочущие слушатели принимали «монархизм» мэтра как здоровую шутку или чудачество.

В 1918 — 1921 годах Гумилёв по праву считался одной из наиболее заметных фигур в литературной жизни Петрограда. В 1921 он возглавил Петроградское отделение Союза поэтов.

В 1918 году он мог бы остаться во Франции, но возвратился в кипящую Россию. Горький предложил ему работу в издательстве «Всемирная литература», Гумилёв издал самую зрелую свою книгу «Огненный столб» с хрестоматийным стихотворением "Слово". Его восторженная ученица Ирина Одоевцева вспоминала, что уже тогда он предвидел фашизм и новую войну с Германией.

«Я, конечно, приму в ней участие, непременно пойду воевать. Сколько бы меня ни удерживали, пойду. Снова надену военную форму, крякну и сяду на коня, только меня и видели. И на этот раз мы побьём немцев!» — говорил он. Побили, но только без него, расстрелянного уже через несколько дней.

Мой альбом, где страсть сквозит без меры
В каждой мной отточенной строфе,
Дивным покровительством Венеры
Спасся он от аутодафе.
И потом — да славится наука! –
Будет в библиотеке стоять
Вашего расчётливого внука
В год две тысячи и двадцать пять.

Поэт не спасся от безвинной казни по сфабрикованному контрреволюционному делу, но его альбом, исполненный страсти и прозрений, начал появляться на полках поклонников стихов раньше предречённого срока — с 1986 года, с возвращения опального романтика к его 100-летию. «Я — угрюмый и упрямый зодчий», — писал Гумилёв, предсказывая: «…Поэты и прочие артисты должны в будущем делать жизнь, участвовать в правительствах». Смотришь на состав правительства РФ, и воспринимаешь эти слова как злую шутку или наивную утопию. Но у России есть время до 2025 года проверить глубину прозрения угрюмого зодчего.

О смерти Гумилева большевики записали: «Да… Этот ваш Гумилев… Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Я слышал из первых рук (т. е. от чекистов, членов расстрельной команды). Улыбался, докурил папиросу… Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодечество, но все-таки крепкий тип. Мало кто так умирает…»

Стихи Николая Гумилёва

Источник