Любители кататься на чужом горбу всегда громко возвещали о своих обидах. Вот как говорилось об этом в Письме Реввоенсовета Царицынского фронта к донской бедноте, выпущенном в октябре 1918 года и подписанном И.В. Сталиным:


«Посмотрите на улицы Новочеркасска, Ростова, взгляните на командный состав, кто командует, кто прожигает жизнь в донских городах. Обиженные? Обездоленные? Да, это верно: все те, кого обидели рабочие и крестьяне, у кого отняли землю, фабрики, заводы, рудники, кого лишили погон и сытных должностей.
Вот все эти обижены. Эти несчастненькие. Вся эта золотопогонная накипь, все эти буржуазные отбросы, дворянские последыши, все эти господа, которые всю жизнь не видали на своих руках мозолей – это они собрались на тихом Дону, это они гонят тебя, донская беднота, гонят в бой за их дворянское дело. Это они лгут вам про Советскую Россию. Потому что они хотят вернуть земли, фабрики и заводы и все свои привилегии, но вы, товарищи, смотрите за ними, их дело проиграно».

«Обиженные» дворяне и «обездоленная» буржуазия желали удовлетворения и, благодаря не замедлившей поддержке из-за рубежа, спровоцировали Гражданскую войну в России. При этом и страны Антанты, и Германия не скрывали своих аннексионистских устремлений, предвкушая безраздельное пользование щедро отторгнутыми от России территориями. Но борцов с «совдепией» за торжество белого дела это мало тревожило, настолько велики и нестерпимы были «обиды», причиненные революцией.
Раскол общества на «своих» и «чужих» – проблема, радикально обостряющаяся в пору социальных потрясений и порождающая массу обид, разочарований и трагедий. Сталин, входивший летом 1918 года в руководство обороной Царицына, столкнулся с ней самым непосредственным образом. Эта тема сплошь и рядом поднимается в материалах, вошедших в тома издания «Сталин. Труды», охватывающие начальный период Гражданской войны (том 8, апрель–июнь 1918 года; том 9, июль–август 1918; том 10, сентябрь 1918 – январь 1919 года).
Не подлежало сомнению, чьи интересы защищала Советская власть, отдав землю крестьянам, а заводы рабочим. Было очевидно и кто пострадает в первую очередь, если победу одержат враги Советской власти, намеревавшиеся землю и заводы вернуть «хозяевам». Но безусловный и неоспоримый классовый интерес не всегда осознается отдельным его представителем как интерес личный (достаточно взглянуть на сознание нынешних рабочих, тотально монополизированное буржуазной пропагандой).


В 1918 году ситуация осложнялась тем, что миллионы крестьян вернулись из окопов мировой империалистической бойни, вернулись на свою землю, к изголодавшимся и измучившимся семьям и были совершенно не готовы к тому, что землю эту, завоевание Октябрьской революции, надо отстаивать с оружием в руках. В условиях же экономической и транспортной разрухи – этого наследия правления Романовых и «временных» – встала масса заводов. Этому активно способствовал и саботаж со стороны буржуазии, как сейчас либералы поступают, стремившейся экономически задушить Советскую власть. Так что положение рабочих в городах, лишенных, в отличие от крестьян, возможности хотя бы кормиться со своих огородов, было еще горше, хоть куй соси, да разве это поможет...
Но чтобы заняться социалистическим строительством, необходимо было, прежде всего, отстоять власть рабочих и крестьян, отвести угрозу монархически-буржуазного реванша. Эта необходимость заставила Советскую власть перейти от добровольного принципа комплектования Красной Армии к мобилизационному. А крестьянин устал и не хотел снова «под ружье», видя подчас в Советской власти и большевиках принуждающую силу. Вон как донбассовцы бегут от воййны, а жены под юбки прячут своих дебилов. ждут, что им готовенькое преподнесут на блюдечке – «живите, сцука, счастливо» на готовенькое, не подавитесь...

О том, насколько ожесточенный характер носили схватки с белоказаками и «добровольцами», ярко свидетельствует следующий фрагмент сводки защитников республики на Волге:
«Первый Царицынский полк в 3 часа утра перешел в наступление на Калач, продвигаясь с боем до окопов… в последних кадеты стойко держались, приходилось выбивать с усилием и переходить неоднократно в атаку; уже подойдя к окопам на расстояние двух-трех шагов, начали выбивать ручными бомбами и были заняты лишь тогда, когда в них все поголовно были выбиты. Перейдя окопы, наш полк стал двигаться вперед, но везде и всюду встречал со стороны неприятеля сильное сопротивление. Повсюду разбивая кадетские банды поголовно, товарищи дали себе клятву не отступать ни на один шаг назад, что исполняют, несмотря на ураганный огонь неприятеля и потери товарищей. Левее нас борется 2-й Коммунистический полк, правее – отряд Крачковского, далее – 5-й Луганский полк. Мы уже находимся от Калача на расстоянии 1 версты, а правый фланг немного далее. В настоящее время силы неприятель перебросил на правый фланг – на участок 5-го Луганского полка, где идет сильный бой. Вас, товарищи, просим не забывать нас, а мы, в свою очередь, позаботимся исполнить свой долг и во что бы то ни стало будем стойко держаться и бить поголовно проклятых кадет».
Ядро защитников Царицына составляли добровольческие и партизанские отряды крестьян, рабочих, шахтеров, красных казаков, которые не нуждались в дополнительной мотивации, ибо взялись за оружие сознательно, испытав «на своей шкуре» временное возвращение власти помещиков и буржуев. Но нехватка бойцов и возрастающая активность наступающих белогвардейских частей потребовала прибегнуть к широкой мобилизации. 11 августа на заседании Военного Совета Северо-Кавказского военного округа решено мобилизовать пять возрастов с 1891 по 1894 гг., а также объявить в Царицыне военное положение. Эта принудительная мера ожидаемо повлекла за собой такие негативные явления, как уклонение от призыва под самыми разными предлогами (чаще всего – по липовым медицинским заключениям) и дезертирство.
Совсем плохо обстояло дело с мобилизацией казаков. Даже беднейшее казачество оставалось заложником сословного порядка, в основе которого лежала жесткая полувоенная иерархия. В войсках верховодила состоятельная верхушка, именно она получала доход от эксплуатации «иногородних» и «инородцев», вынужденных платить немалую арендную плату за пользование землей. Но при этом в сознании даже бедного казачества иногородний и инородец, претендующие на «исконные казачьи земли», воспринимались как враги. А большевики, требовавшие уравнения прав землепользования, – пособниками и защитниками этих врагов. 11 июля 1918 года Сталин констатирует в письме в Москву: «Мы все с вами ошиблись, объявив отдельную казачью мобилизацию: а) мы опоздали в сравнении с Красновым, б) у нас не оказалось революционного казачьего ядра, могущего сплотить за Советскую власть массы казаков… Этим, собственно, и объясняется, что объявленная нами мобилизация казаков пошла на пользу Краснову: мобилизованные казаки, получив оружие и пушки, тысячами перешли на сторону Краснова…»
Но самый острый конфликт вызревал не в боевых порядках строевых частей, а в штабах. Разными путями приходили на службу Советской власти бывшие офицеры и генералы. Были среди них и идейные ее сторонники. Многие руководствовались патриотическими соображениями, встав в ряды Красной Армии еще в феврале 1918 года, когда стране угрожало новое германское наступление, а затем четко разглядев в Белом движении реализацию прежде всего зарубежных интересов. Но немало было и таких, кто отправился служить за паек, значительно превышавший все, что они могли получить в тылу, если бы даже и нашли применение своим знаниям и способностям. Существовали, конечно, и последовательные и убежденные антисоветчики, сознательно шедшие на службу к красным с целью нанести максимальный вред. Как правило, в какой-то момент они переходили линию фронта, обезглавливая части и соединения, сообщая планы, занимая посты в белых штабах.
Так, 13 октября 1918 года во время боев под Орлом в селе Золотарево бывший генерал-майор, участник Первой мировой войны Антон Павлович Станкевич с группой комсостава попал к белым в плен. Это произошло в результате измены начальника его же штаба, бывшего подполковника Генштаба Лаурица. В результате 55-я дивизия подверглась фактическому разгрому, а комдив Станкевич, оставшись верен присяге, был корниловцами повешен.
На лице человека не написано, кто он, в душу к нему не заглянешь. Будучи же изначально под подозрением, заслужить доверие непросто. В условиях, когда промышленный центр республики душил голод, а направление продовольствия с юга страны зависело от успешной защиты от казаков и «добровольцев» железнодорожных и водных путей его транспортировки, объяснима требовательность чрезвычайного комиссара Совнаркома Сталина к комсоставу, с этой задачей не справлявшемуся. Не в измене обвинял он военкомов и штабных работников, а в халатности, безинициативности, отсутствии энергии, которые в критических условиях, сложившихся тогда на юге Советской России, по своим последствиям граничили с изменой. В ситуации, когда от человека на его служебном посту требуется подвиг, он доверял большевику К.Е. Ворошилову, оказавшемуся волею судеб на командном посту и уже сумевшему себя проявить; большевику А.Я. Пархоменко, начальнику луганской Красной Гвардии; большевику К.Я. Зедину, морскому прапорщику, члену Центрофлота, военкому Северо-Кавказского военного округа; шахтеру Д.П. Жлобе, командиру 3-го Революционного полка, а затем отдельной бригады; большевику Г.К. Петрову, прапорщику, прорвавшемуся во главе крупного отряда Красной Армии на помощь Бакинской коммуне. Сталин понимал этих людей, он знал, что привело их на фронт вооруженной борьбы за Советскую власть, он сам был таким. За своих он стоял горой, с чужими боролся бескомпромиссно. Нет и не может быть другого закона в подобных условиях.

*****

Желают ли коммунисты раскола в обществе? Их нельзя в этом обвинить. Но решительное противостояние жирующих и нищенствующих, паразитирующих и едва обеспечивающих семьи своим трудом – это историческая неизбежность, чего бы ни желали коммунисты.
Хочет ли власть, тем не менее, общественного единства, то есть смирения ограбленных и обездоленных со своей участью, заклинаемых «патриотической» риторикой, больше напоминающей гипноз? Вероятно, хочет. Однако не находит нужным при этом удерживаться от жестких провокационных выходок типа реабилитации и чествования таких одиозных фигур, как Маннергейм и Колчак.

Мало того, начавшийся уже юбилейный 2017 год, год столетия Великой Октябрьской революции, по тем «инициативам», которые уже озвучены относительно переименования улиц и площадей в российских городах, всероссийского поминовения под патронажем РПЦ «жертв большевизма» и т.д. и т.п. обещает массовое провоцирование граждан на вынужденный выбор позиции: с кем же я?

И нет сомнений в том, что для очень большого числа наших сограждан никогда не будут «своими» почитающие военного преступника и врага России Колчака, злобно клевещущие на великого Ленина, оскорбляющие память миллионов рабочих и крестьян, отстоявших в Гражданской войне свободу и независимость Советской России от иностранных интервентов и находящихся на их содержании белых, извращающие идеалы наших дедов, сражавшихся в Великую Отечественную за Советскую Родину, миллионы из которых были коммунистами и комсомольцами.
Кому-то, видимо, кажется, что настало удобное время «зачистить» остатки советской идеологии и «вбить кол в могилу коммунизма». Не замечая при этом, в каком социально-экономическом состоянии находятся страна и народ в результате 25-летнего торжества буржуазной контрреволюции, и стремясь решить проблему мантрами о примирении и единстве. Они не видят исторических аналогий. Видимо, став жертвами собственного «патриотического» камлания, не знают своей истории и не в состоянии усвоить ее суровых уроков. А это не проходит безнаказанно.

Юрий АЛЕКСЕЕВ 04.03.17
http://publizist.ru/blogs/109440/17467/-