Отцы говорят нам:
Слушайте и запоминайте, а после расскажите своим детям, чтобы запомнили и они.

Дважды по сорок раз приходило лето в земли таги, а между ними был Год снежного быка, когда земля не проснулась, а женщины остались бесплодны. И сказал ведун Кхмару, что Ворона испытывает народ таги, и следует терпеть. Но люди стали убивать ворон, что раньше было [табу]. Изгнал их Кхмару, и ушли они за реку.

«Надо поторопиться!» - подумал отец Иеремия. Еще было светло, но солнце уже далеко отклонилось на запад. Через пару часов стемнеет, а столько всего надо успеть! Если не найти к ночи убийцу, тот будет и дальше разгуливать на свободе, и кто знает, что он ещё натворит, какие страшные планы роятся в преступной его голове.

«Нужно было остаться у Анны, подождать пока вернется мадьяр, попытаться разговорить чужаков», - с досадой думал священник. Он чувствовал, что допустил серьезное упущение, не взяв образца почерка мадьяра. Вполне возможно, именно он и является убийцей. Ох, знать бы в точности, что именно разыскивают чужаки. Похоже, и Феликса интересовало именно это. Как это связано с пропавшими бумагами лесника? Может быть, Феликс нашел их и потому покинул секту?

Отец Иеремия не был столь сильно уверен, что сумеет распутать это дело, но надеялся, что сможет собрать достаточно материала к приезду следователя. Ведь нужно для начала хотя бы снять обвинение с Себастьяна! Священника радовало, что нет нужды подозревать деревенских: доктора, учителя, лесничиху, кузнеца – их почерки не совпали с почерком на записке к Себастьяну. Правда, с другой стороны, и чужаки писали иначе. Но мадьяр… Если он совсем не говорит по-немецки, значит ли, что он не мог и записку написать от имени отца Иеремии? Правда, откуда ему знать о сиротстве Себастьяна, но, вполне возможно, Феликс проговорился…

Священник отослал Иоганна, недовольного слишком простым поручением, к старой Герте. Если она подтвердит алиби доктора, то с Филиппа окончательно снимется любое подозрение. Хотя и не объяснит его странное поведение в кузнице и на дороге.

Отец Иеремия открыл калитку и вступил во двор молочницы. Похоже, все дети Йоахима и Нины были дома. Младшие резвились, сражаясь на палках. Старшие были приучены к хозяйству: один выносил из хлева под навес большой бидон с молоком, другой драил жёсткой щёткой полосатый бок свиньи-пиратки, та с удовольствием похрюкивала, но чище становиться вовсе не собиралась, а самая старшая девочка, Мария, поймав встрёпанную кудахчущую, вырывающуюся из рук, курицу, отнесла её к самодельной плахе, где быстрым уверенным движением отсекла ей топором голову. Поймав внимательный взгляд священника, девочка вытерла с рук кровь о грубый холщовый передник и улыбнулась широкой щербатой улыбкой.

- Папенька в город поехали, - радостно сообщила она, - а мать с фрау Мартой дома. Вы заходите.

И священник, обрадовавшись, что обе женщины здесь – не надо будет идти на другой край деревни к мельничихе, громко постучал в дверь.

Женщины встретили отца Иеремию радостным возгласами и любопытными переглядываниями. Им было крайне интересно узнать, как обстоит дело с расследованием, и знает ли уже священник, кто убил Феликса. Но, ведая их болтливость и неумение скрывать секреты, он не спешил делиться новостями. Это не помешало, впрочем, Нине вспомнить о гостеприимстве и быстро накрыть на стол. Отец Иеремия не собирался трапезничать – не хотелось терять драгоценные минуты уходящего дня. Однако Нина не слушала никаких возражений, и уже разливался по кружкам дымящийся чай, раскладывалось по тарелкам аппетитное угощение, пришлось согласиться. И только тут отец Иеремия снова вспомнил, что еще ни разу сегодня не ел, и почувствовал, как страшно проголодался. Он не привык разговаривать за едой. Откусил пирог, начал задавать вопросы и слегка подавился. Смутившись, он покраснел, вытер вспотевшую от волнения лысину и улыбнулся переглянувшимся хихикнувшим кумушкам.

- А где Йоахим? – спросил он, приняв недоуменный вид, хотя старшая дочь молочников еще во дворе сообщила ему, что Йоахим отправился в город.

- Ах! - всплеснула руками Нина. – Всё наперекосяк из-за этого убийства! Только сегодня собирались проверить новую маслобойню. А господин Вальтер отправил мужа в Леменграуен за стеклом. Можно подумать, Йоахим один швырялся камнями. Ну, так вот всегда и бывает, согласитесь: кто больше всех работает, тому и достается.

- А в лавке – что, стекла не оказалось?

- Нет, лавочник сказал, требуется заказать. Он поедет в город только через неделю. Проще самим съездить и купить. Можно было, конечно, обождать. Но вы знаете нашего жандарма: он любит во всем порядок. Сказал, чтобы завтра стекло было на месте. И точка. Пришлось вот ехать сегодня, - Нина расстроенно покачала головой. - Да и всё равно, наверное, пришлось бы. Господину Вальтеру нужно было кого-то отослать в город за следователем. Кого же еще пошлют? Ясное дело! Кто имеет меньше всех дел и забот? Конечно, тот, кто трудится от зари до зари, чтобы детишек прокормить. А детей у нас вон сколько! Мы, как некоторые, не брезгуем их рожать. Как Господь повелел в заповеди, так и делаем. Плодимся и размножаемся в поте лица своего.

Отец Иеремия не выдержал и рассмеялся. Нина не пропустила за много лет ни одной воскресной службы, но слова Писания перемешивались в ее голове, а затем складывались на свой манер, причудливо и всякий раз неожиданно.

- Дети – избранники Божии, - сказал священник. – Грех замужней женщине не рожать, если она не бесплодна.

Молочница в который раз переглянулась с мельничихой. И в этом мимолетном взгляде сразу можно было угадать борьбу желания и сомнения – «сказать-не сказать?» Нина промолчала, но Марта не выдержала:

- А некоторые, не дождавшись жениха из армии, закрутят с добрым молодцом шуры-муры. А после думают, как от людей свой позор скрыть. Тут и ребеночка убить не зазорно будет.

Священник нахмурился:

- Это о ком вы?

- А будто не догадываетесь, святой отец! – воскликнула с насмешкой мельничиха.

- Не следует на людей напраслину возводить! – укорил ее в ответ священник.

- Да все об этом знают! – вмешалась в разговор Нина. – Доктор сам и помог избавиться дочке от позора. С той поры он не просыхает, а Лаура сама не своя, ходит, как помешанная. Эх, святой отец, святой отец, вы такой чистый человек, что грязь не пристает к вам, и узнаете вы о ней всегда последним.

- Предположим, что все это правда, - сказал отец Иеремия. – Тогда у доктора Филиппа должен быть серьезный повод не любить Феликса. Ведь Лаура – наверняка думала, что Феликс женится на ней, возможно, он и вправду заверял ее, что свяжет себя узами брака. Но не любить, даже ненавидеть человека – это еще не повод убивать его. Доктор вовсе не мстительный человек.

- Зато он мог бояться, что Феликс обо всем расскажет Францу! – поделилась своими соображениями Марта. – И тогда Лаура жила бы до ста лет в одиночестве, как старая Герта.

- Да, грехи неопытной юности, особенно такие тяжкие, могут повлиять роковым образом на нашу судьбу, - согласился священник. – Но мне кажется, что Франц – великодушный молодой человек. Если бы Лаура призналась ему во всем…

- Он убил бы Феликса! – выпалила молочница и тут же испуганно замолчала, сообразив, какой смысл несут ее слова.

- Да, это возможно, но скорее всего он убил бы не исподтишка, не обманом. Франц, как и многие военные, прямолинеен. Однако, мне следует, разумеется, переговорить с ним. А, кстати, зачем вы с Йоахимом шли к Генриху?

Нина засмущалась, помолчала немного, но ответила:

- Да это все из-за свиньи, которую Себастьян с бродягой покрасили. Я сказала вчера Генриху, что он должен заплатить за такое страшное надругательство – хрюша до сих пор сама не своя, людей шарахается. Заболеть ведь может.

Отец Иеремия вспомнил, как счастливо похрюкивала свинья, когда ее драил во дворе сын Нины. Впрочем, утром, в лесу, она и вправду выглядела совершенно напуганной.

- А что Генрих?

- Так он не согласился. Сказал, что будет нужда – поставит лошади подкову новую. А так – деньгами платить – баловство одно. Меня это страшно возмутило. Как так можно? Я сказала мужу, и он тоже был в полном негодовании. Мы вместе пошли требовать возмещения убытка. Мы же не знали, что Генриха нынче нет, а в кузне убитый Феликс.

- Это я понимаю, - сказал отец Иеремия. - А кто первым увидел тело Феликса и Себастьяна, стоящего над ним: вы с Йоахимом или Рудольф?

- Учитель, конечно. Он шёл нам навстречу от кузни, а потом повернул и двинулся вслед за нами.

- То есть, вы видели, как он перед этим выходил со двора кузницы?

- А зачем это видеть, когда и так ясно? Не к колодцу же Рэнгу он ходил воды напиться? Больше там ничего нет: только колодец и кузня.

- Рудольф утверждает, что искал Амалфею, коза перегрызла веревку и сбежала. Он что-нибудь говорил про козу?

- Не помню! Мне было не до него, - воскликнула Нина. – Но потом оказалось, Амалфея пасется в моем огороде, потоптала и пожрала всё, что только могла. Да только веревка у ней на шее была не погрызена, это учитель врет. Она была ровнехонько перерезана. Я это сразу заметила. Подумала еще: зачем это учитель специально подстроил?

- Это ведь Йоахим, как мне известно, подарил козу Рудольфу. Вот она и вернулась в тот дом, который считает своим, - напомнил священник. – А насчет веревки надо узнать. Кстати, Нина, вы сказали, что вам было в тот момент не до Рудольфа. Что-то случилось? Вы поссорились с мужем?

- А откуда вы знаете? – сварливо воспротивилась предположению священника молочница.

- Догадался, - невозмутимо ответил священник.

- Нет, ничего вы не догадались! Вам учитель сказал! А вы ему и поверили. Как можно верить картежнику? Вы знаете, сколько он в карты проигрывает? Вам и не снилось! Откуда у простого деревенского учителя вдруг столько денег ? Как такому человеку вообще можно доверять наших детей?!

- Но он ведь учит совершенно бесплатно Марию?

- Зато нам и приходится, то козу ему дарить, то курицу-несушку, а Мария помогает ему по хозяйству.




- Ваша правда, - согласился отец Иеремия. – Ребята у вас трудолюбивые. И все-таки, из-за чего была ссора с Йоахимом?

- Да это семейные дела! – добродушно махнула рукой Нина. – К убийству это отношения не имеет.

- Просто Йоахим ревновал Нину к Феликсу, - подсказала Марта. Нина посмотрела на нее в ответ так, что взглядом чуть не пришила к стене. – А разве нет? Ты сама мне сегодня жаловалась, что из-за его ревности вы потеряли богатого покупателя в Леменграуене. Какого-то русского графа. Того, с кем Феликс обещал поговорить. – игнорируя негодование Нины, продолжила ее подруга. – И еще Йоахим грозился убить Феликса, потому что неделю назад увидел, как тот тискает в хлеву Марию.

- Не было этого! – взвизгнула Нина.

- Как не было, когда было, - невозмутимо продолжала мельничиха. – Только ты этого признавать не хотела. Надеялась, что удастся выдать за богатенького сынка старосты свою старшую.

- Она все врет! Не слушайте ее! – громко и сердито запротестовала Нина.

- И правда, это не так важно, - торопливо заметил отец Иеремия, искренне надеясь, что подружки не разругаются после его ухода. – Рудольф сказал еще, что за оградой кузницы маячил Альфонс Габриэль. Когда вы его там заметили?

- А как зашли во двор, так и увидели. Его башка все время торчала за забором, как тыква на жерди, - не задумываясь, ответила Нина.

- А мне ты говорила… - правдолюбивым голосом начала вновь Марта, но все-таки одумалась и не закончила фразу. Отец Иеремия не стал спрашивать, что говорила Нина Марте, только подумал, что зря, было, обрадовался, узнав, что мельничиха в гостях у Нины.

- А чужаки? Как вы думаете: они могли желать смерти Феликса?

- Да кто угодно мог. И чужаки тоже. Феликс всем насолил.

- Расскажите, что вы о них знаете?

- Ведьмаки они, - сердито заявила Нина. – Вороне какой-то поклоняются. Это же надо только додуматься до такого! Мужчины наши давно собираются пойти к Анне да поговорить с ней по душам. Пусть чужаки убираются от нас подобру-поздорову. Да только Генрих сдерживает. И зря, я думаю. Из-за чужаков у нас призраки и появились, до их приезда привидений лет сто никто не видел. Хорошо хоть, те ближе колодца Рэнгу к Рабеншлюхт не приближаются.

- А вы сами видели призраков? – спросил отец Иеремия.

- Брат видел, еще месяц назад, как раз у колодца Рэнгу. А до этого он встретил в лесу ихнего мадьяра, тот шел, крадучись, с огромным ножом. Брат сказал, мадьяр очень страшный, напугал его так, что он до самой мельницы бежал, ни разу не оглянулся. Вид у него дикий, зверский. Брат с той поры в лес не ходит. Да и вообще народ стал в последнее время бояться в ту сторону забредать.

- Кстати, кто-то сегодня гулял в лесу и обронил ленту. Не ваша ли? – священник показал найденную Иоганном малиновую ленточку.

В один голос, не задумываясь, обе кумушки ответили сразу, но только каждая свое:

- Лауры.

- Анны.

Пока они спорили, кому принадлежит лента, дверь отворилась и на пороге с довольной и хитрой улыбкой на лице появился Иоганн, он пританцовывал от нетерпения, так ему хотелось что-то рассказать дяде. Священник велел ему знаком подождать, а сам начал тут же собираться.

- Очень-очень жаль, что я не застал Йоахима, но и впрямь надо вызвать следователя. И стекло нужно вставить на место разбитого. Хоть и не хочется, но виновный обязан возместить ущерб.

- Кто бы моему брату возместил? – заметила мельничиха. – Пастух – постреленок – сегодня привел кобылу охромевшей. Еле доковыляла, бедная. Нога, вроде, слава Богу, целая, но подкова совсем отвалилась. И утверждает, наглец, что лошадь сама виновата, в яму, дескать, оступилась. Где у нас, спрашивается, на пастбище ямы? Отродясь такого не было. А что бока у кобылы взмылены – будто мы не способны увидеть? Гонял ее по своей нужде, а кто возместит ущерб? Брат давеча пошел ругаться к родителям, мы им еще покажем, будут знать!

- Надо чтобы пастушок показал на месте, где это случилось, - посоветовал священник. – Может быть, он и не врет. Кстати, чуть не забыл. Вы написали, как я просил, письмо родителям Феликса? – обратился он к Нине.

Та, обиженно поджав губы, полезла на полку и достала, весь исчирканный, лист бумаги.

- Мы два часа писали, так старались. А господин Вальтер прочитал и отказался взять наше письмо. Дал Йоахиму телеграмму отправить, а там ни слова про убийство. Только «Срочно возвращайтесь тчк жандармерия Рабеншлюхт».

- Можно я посмотрю письмо? – обратился к Нине священник. Та протянула ему исписанный лист.

«Дарогой госпадин староста Шульць, - прочитал он, - пряма низнаим как вам написать, штобы ниочень растроить. Подготовьтись вдуше своей к плохому известию, а потом уш читайте дальше. Ваша кровинушка сыночик ваш Феликс голубок ваш нинаглядный убит был сиводня злобным нигодяем и нехристем, зарубили ево сокола яснава топором в кузнице посреди белава дня. Госпадин Вальтер орестовал Сибастьяна так как он стоял с топором в руках наттелом касатика вашего нинаглядного. А свитой отец думает што ктото другой убивец и фсех об том распрашивает. Крепитесь госпадин староста и нерасказывайте эту ужасающую новость супруге вашей фрау Шульць, она болезная может и неперенесть таково горьково известия.»

Другой рукой, печатными буквами внизу было добавлено:

«Эта писала Нина, а я Марта. И я хачу дабавить, что фся диревня рабеншлюхт плачит горькими слезами вместе свами».

Отец Иеремия вздохнул с облегчением и даже не стал сверять почерки. Было ясно: Нина и Марта никак не могли написать записку Себастьяну от его имени.

Иоганн никак не мог вспомнить, как называется головной убор отца Иеремии. Вылетело из памяти – и всё тут. Дядя тем временем отер лысину платком, бросил недовольный взгляд на падающее за деревню солнце и водрузил непоименованный убор на голову. Известие о том, что доктор возвращался к фрау Герте, да еще таким странным образом, заставило священника задуматься. Наконец, он тяжело вздохнул и двинулся по дорожке, но тут их настиг чей-то звонкий голос:

- Эй, парень!

От неожиданности Иоганн вздрогнул и обернулся. Звала одна из дочерей молочницы – та, что постарше. Девчонка пыталась перетащить большое деревянное корыто, из которого кормят свиней.

- Помоги мне, а?

- Сейчас, - ответил Иоганн.

Посмотрел на отца Иеремию – тот кивнул – и направился во двор. Корыто оказалось тяжелым. Вот ведь глупая девчонка! Нужно было сначала корыто перетащить, а потом уж в него похлебку наливать.

- А я тебя знаю! – заявила девчонка. – Тебя Иоганном зовут, и ты у нашего священника летом живешь.

- Помогай давай, - пробурчал сыщик. – Куда тащить-то? В сарай, что ли?

Девчонка кивнула и странно посмотрела на Иоганна: глаза темные, и не поймешь, что в них. Словно тайну знает да присматривается к тебе: сказать – не сказать. А может и не тайну вовсе, может, это просто кажется Иоганну, никогда еще не встречал он таких глаз. Серьезных и насмешливых одновременно. Они преодолели половину пути, когда из-за сарая выскочила свинья-пиратка и, громко визжа, понеслась прямо на них. Не успел Иоганн ничего сообразить, как проголодавшаяся разбойница уже взяла на абордаж свою добычу и опрокинула ее вместе с капитаном и юнгой. То бишь, самим сыщиком и его помощницей. Пытаясь удержать равновесие, Иоганн нелепо взмахнул руками и рухнул на землю, больно ударившись о забор. Хотел выругаться, но вовремя прикусил язык, только пробурчал что-то неразборчивое под нос.

Девчонка была уже на ногах: подскочила к Иоганну, протянула руку, помогая встать.

- Не ушибся? Меня Марией звать.

Нашла время знакомиться! Иоганн собрался было высказать всё, что он думает о ее дурацком корыте и о ней самой, но Мария схватила хворостину и погнала свинью за сарай. Иоганну пришлось вновь взяться за корыто. Затащил его в сарай, остановился, вытер пот со лба. И, обернувшись, увидел в полумраке два больших темных глаза.

- А, правда, что вы с отцом Иеремией убийцу ищете? – шепотом спросила Мария.

- Правда, - сам не зная почему, так же тихо ответил юноша.

Взгляд у девчонки стал странным, словно она смотрела не на Иоганна, а сквозь него. Не пустой был взгляд, не отрешенный, а будто видит она за спиной сыщика что-то страшное, уродливое, опасное – вот-вот протянет оно руки, схватит за горло, начнет душить. Иоганн вздрогнул и не удержался, обернулся. Но за его спиной никого не было. Только стена да большая коса, что стояла в углу. С такой косой Смерть рисуют – беззубую старуху в накинутом на череп темном капюшоне.

- Не найдете вы его, - тонкий голосок девчонки зловеще прошелестел в полумраке сарая.

- Почему это? – насупился Иоганн.

И тут же глаза Марии приняли совершенно обычный вид. Немножко даже глуповатый вид, а может, просто так почудилось из-за щербатой улыбки и перемазанного лица.

- Так он убег, поди, давно! Маманя говорит, топором Феликса зарубили, ясно дело - разбойники. Это, небось, чужаки, что за болотом живут. Видела я одного в лесу – жуткий такой! Ходит, чего-то высматривает, мертвую ворону нашел и давай ее так и эдак вертеть. А я на дереве сижу и вздохнуть боюсь.

- Не мадьяр, случаем? – заинтересовался Иоганн.

- Что еще за мадьяр? – удивилась Мария и тут же, безо всякого перехода добавила. – А можно мне с вами?

Иоганн оглянулся на косу, потоптался, переступая с ноги на ногу, а затем решительно заявил:

- Нельзя! Не женское это дело – убийство расследовать.

И выскочил из сарая мимо стоявшей у дверей Марии.

Солнце уже лежало на ветках деревьев – большое, оранжевое и сонное. Скоро оно уснет совсем, свалится с веток, и наступят сумерки. Пока они с дядей шли к дому доктора, Иоганн горячо убеждал его, что следует сначала зайти за жандармом, а потом всем вместе арестовать доктора Филиппа. Но отец Иеремия лишь отмахнулся от речей племянника и посетовал на его торопливость. И все же юный сыщик держался настороже. И едва они подошли ко двору, как Иоганн получил еще одно тому подтверждение. Велосипед! Тот самый велосипед Франца, следы которого вели мимо кузницы. Получалось, что либо доктор сам умел кататься на велосипеде, либо тут их целая разбойничья банда! Сам доктор Филипп, Франц, Лаура, а, может быть, еще и мадьяр.

- Ты, мой мальчик, скоро всю деревню в разбойничью шайку запишешь, - добродушно усмехнулся отец Иеремия в ответ на громкий шепот племянника. – И вот что… Подожди-ка меня на улице. То, о чем я хочу переговорить с доктором пока еще не для твоих юных ушей.

Услышав такое, Иоганн сразу насупился.

- Но дядя! – обиженно произнес он.

- Старших нужно слушаться, - неожиданно сурово сказал священник. – Разве тебе никто не говорил?

И больше не обращая внимания на Иоганна, открыл калитку и зашагал к дому доктора Филиппа. А Иоганн так и застыл перед забором - обида была столь велика, что невольно слеза навернулась. Он скинул ее… даже не скинул, скорее, отмахнулся раздраженно, и тут же услышал чьи-то шаги. Обернулся и обнаружил ту самую девчонку… как ее?… Марию.

- Чего тебе? – хмуро бросил он.

- Слушай, - девчонка тронула Иоганна за рукав и глянула мимо него во двор. – А убитого к доктору Филиппу привезли, да?

- Да.

Теперь Мария смотрела на юного сыщика. Пристально и почти не мигая. Какие у нее огромные глаза! Два больших чайных блюдца, на дне которых не поймешь, что и плещется. То ли любопытство, то ли испуг, то ли тайна. Впрочем, какие могут быть тайны у девчонки? А там дядя один на один с бандой. По голове словно плашмя алебардой ударили. Дядя только сделал вид, что не поверил ему. Поверил да еще как! Потому и в дом не взял, чтобы его, иоганновой жизнью, не рисковать. Только что же теперь предпринять?

- Думаешь, как подсмотреть-подслушать? - сообразила девчонка. – Хочешь, незаметно в дом проведу?

- Как это? – удивился Иоганн.

Но Мария лишь улыбнулась - странно так улыбнулась, неприятно даже - и махнула рукой: иди, мол, за мной.

За большим домом доктора – пожалуй, только у родителей Феликса дом был больше – располагалась прямоугольная деревянная пристройка-«больничка», выкрашенная в тусклый грязно-желтый цвет. В нее вела отдельная дверь, а окна этой «больнички» были занавешены плотными темными шторами. По двору, на длинной цепи, бродил толстый лохматый пес.

- Гиппократ, - сообщила Мария.

- Чего? – не понял Иоганн.

- Собаку Гиппократом звать. Он молчаливый, совсем не лает, но злющий! Я его долго прикармливала, чтобы мимо ходить… Там доктор Филипп утопленника в то время вскрывал. Страшно было….

Юноша удивленно посмотрел на Марию – ничего себе интересы для девчонки! А она тем временем нашла лазейку в заборе, протиснулась внутрь и, подбежав к Гиппократу, принялась его ласково гладить, одновременно придерживая за цепь.

- Проходи! – негромко крикнула она Иоганну.

Тот посмотрел на узкую щель – не пролезть, уцепился за край высокого забора, подтянулся, уселся на верхушке и посмотрел на собаку. Гиппократ напрягся и глухо, почти неслышно, заворчал.

- Свои, свои, - продолжала успокаивать пса Мария.

Иоганн спрыгнул с забора и опрометью бросился к двери. Потянул на себя и облегченно выдохнул: дверь оказалась открытой.

В помещении было темно и прохладно. Посередине находился широкий длинный стол, а на нем, укрытый белой простыней, лежал мертвый Феликс. Иоганн осторожно подошел к нему, откинул с головы простыню и невольно перекрестился. Мария что-то неразборчиво прошептала, выглядывая из-за спины сыщика. И от испуга вцепилась в его руку.

Иоганну и самому стало не по себе. По спине пробежали холодные мурашки, а дыхание перехватило, словно кто-то крепко сжал его горло пальцами. Юный сыщик накинул простыню на труп и хрипло спросил:

- Куда дальше?

Мария показала глазами на маленькую дверцу, что вела в дом. А потом так и пошла за ним, ни на секунду не отпуская руку. Иоганн осторожно приоткрыл дверцу – чуть-чуть, чтобы осмотреться. За дверью оказались старые сени. Видимо, когда-то с этой стороны был вход в дом, но затем пристроили «больничку», а вход прорубили с другой стороны. Сени оказались маленькими и тесными, за ними была еще одна дверь, и только Иоганн потянул ее на себя, как сразу услышал дядюшкин голос.

- Это тяжкий грех, сын мой… Равнодушно смотреть, как человек лишает себя образа Божия. Ибо душа наша и есть образ Божий, он нам передан как великое благо и его нужно беречь ото всякой скверны.

- Так неужто мы ничего не делали, святой отец? - ответил отцу Иеремии глухой мужской голос. – И укоряли его, и вино от него прятали – да от доктора разве спрячешь? У него в каждой склянке какая-нибудь гадость на спирту. Поначалу-то, как я из Легиона вернулся, еще более или менее было. Ну, напьется человек – с кем не бывает, я и сам не без греха. А сейчас каждый день… После полудня, почитай , уже на ногах не стоит. Вот и сегодня, приехал с чужаками на телеге, труп свалили в «больничку» - гляжу, нет Филиппа. Даже искать не стал, знаю, опять к бутылке присосался. И точно. Вылез часа через два, понес пьяную чушь, а потом упал на скамью и заснул. Еле в спальню перетащил – растолстел он последнее время страшно. Так и спит у себя.

После слов Франца – его голос Иоганн узнал сразу – наступила долгая пауза. Наконец, послышался чей-то вздох, а за ним тихий голос отца Иеремии.

- Не хочу показаться бестактным, дети мои, - сказал священник. – Но нет более мерзкого преступления, чем убийство. Так уж сложилось, что на меня эта ноша легла - расследование. Могли ведь невиновного осудить. Поэтому прошу у вас прощения за свои вопросы. Но не могу их не задать. Знаю, вы собираетесь осенью пожениться и что любите друг друга - знаю. Может быть, мне и стоило расспросить вас по отдельности, но есть у меня твердое убеждение: у людей, которых Бог собирается соединить, не должно быть тайн друг от друга. Лаура, какие отношения у тебя были с Феликсом?

- Не было у них никаких отношений! – резко ответил за Лауру Франц. – Я уважаю вас, святой отец, но лучше бы вам не верить деревенским сплетням.

- Но…

- Святой отец, я человек гневливый! Это грех, я знаю – вы и сами не раз говорили на проповеди, так не доводите до греха. Не думайте, что я совсем уж дурак. Почерки у нас взяли для чего? Подозреваете. Мол, у меня ревность к этому мерзавцу была, отомстить хотел. А я вам вот, что скажу, святой отец: не лезьте в нашу жизнь! Мы сами между собой разберемся, и никого постороннего я не потерплю с расспросами. Даже вас. Никакого отношения к смерти Феликса мы не имеем, ни я, ни Лаура. Сдох, туда ему и дорога.

Иоганн с Марией переглянулись – глаза девчонки снова стали темными, словно тот самый омут, в котором водятся черти. Из комнаты послышался негромкий женский плач. И совсем уж тихо заговорил священник, успокаивая плачущую Лауру. Слышны были чьи-то шаги – видимо, Франц расхаживал по комнате. Но затем все успокоилось, и снова наступила тягостная пауза.

- Хорошо, - произнес, наконец, священник. – Но кое-что я все-таки еще спрошу у вас, Франц. Мы видели следы на дороге у кузницы. Похоже на следы от велосипеда…

- А, ну это пожалуйста! – с облегчением выдохнул Франц. – Я там сегодня с утра катался. До колодца Рэнгу и обратно.

- Кого-нибудь видели?

- Да никого там не было… Кажется, Себастьян около кузни возился. Да бродяга еще, как его… Альфонс Габриэль, что ли? Ну, точно! Я остановился на обратном пути, воды попросил, а бродяга мне сказал, что за речкой дорога старая, еще римских времен. Там, мол, лучше, чем по песку. Ну, я и поехал. Искупался, затем на тот берег, а когда обратно вернулся – тут как раз толпа у кутузки. Лауру забрал и домой. Больше мы никуда не ходили.

- А Феликса вы не видели сегодня?

- Только мертвым, - неожиданно ухмыльнулся Франц. – Когда его сюда Филипп привез.

- Понятно… - дядя снова сделал паузу. – Кстати, пастуха вы на том берегу не встретили?

- Пастуха? – удивился Франц. – Видел, да. А чего это вы спрашиваете? Причем тут он?

В голосе жениха Лауры снова прозвучало подозрение. Иоганн тоже не понял вопроса, нахмурился, пытаясь понять, куда ведет дядя, но затем решил, что спросит позже. Внезапно ему в голову пришла странная мысль: ведь если доктор сейчас пьян и спит, то дяде никакая опасность не угрожает. И, значит, он, Иоганн, просто подслушивает. Юноша покраснел и тихонько взглянул на Марию. Та застыла, словно статуя, боясь даже пошевелиться. Лишь глаза выдавали любопытную девчонку: ей было жутко интересно подслушивать взрослые разговоры.

- Да нет, ни причем… - сказал тем временем дядя. – Да вот еще… В деревне в последнее время слухи ходят про привидения. Вы ничего такого не слышали?

- Привидения точно есть, - решительно заявил Франц. – Я не только слышал, я их видел. Вот как вас сейчас. Весной дело было, уже снег сошел. Я в Леменграуен ездил, возвращаюсь, поздно, луна уже на небе… Ну и решил сократить дорогу через лес по старой просеке - там вполне можно было проехать. Да чего-то заплутал, сбился с пути, будто меня сманил кто. Ну, это я уж потом подумал, а тогда растерялся. Слышу шум какой-то – ну пошел на этот шум, а там… Уж на что я во многих переделках побывал, а тут душа в пятки. Невдалеке, метров сорок может, из подлеска поднимается кто-то – большой, страшный, с рогами, а сквозь него луна на деревья светит.

- Сквозь него? – заинтересовался священник. – А это не могла быть какая-то шутка? Ребятишки, например, баловались? Знаете ж, забавы у них какие бывают: сошьют себе из старых тряпок балахон и пугают друг друга ночью на кладбище.

- Какие ребятишки ночью в лесу? Клянусь вам, святой отец, это что-то бесовское было. И никаких тряпок там – свет сквозь него шел.

- Хм… очень необычно, - задумался священник. – А дальше что было?

- А что дальше? Крестное знамение сотворил я, развернул коня, и только меня и видели. Вы не подумайте, святой отец, я ведь, правда, многое повидал, байки вам рассказывать не буду.

Впечатленный рассказом о привидении, Иоганн и не заметил, как сам вцепился в стоявшую рядом Марию. Так и держались друг за дружку в темных сенях, прислушиваясь к каждому шороху из соседней комнаты. Слышно было, как кто-то зашевелился, зашуршал, а затем отец Иеремия кашлянул и негромко произнес:

- Еще один вопрос, Лаура. Мой племянник подобрал сегодня ленту. Посмотрите на нее, может, это ваша?

- Нет, не моя… - тихо и отрешенно ответила Лаура.

Даже не видя, что происходит, Иоганн был готов дать голову на отсечение, что девушка и не взглянула на ленту. Отец Иеремия помолчал, собираясь с мыслями, вздохнул тяжко и принялся собираться.

- И последнее… - неожиданно голос Иеремии прозвучал совсем рядом с дверью. Отчего Иоганн с Марией вздрогнули и, разомкнув руки, отпрянули вглубь сеней. – Может быть, кто-то из вас видел у Филиппа бумаги, написанные по латыни? Никто не обращался к нему с просьбой перевести какой-нибудь документ?

- Вы не в ту дверь идете, святой отец, - подсказал священнику Франц. – А документов мы никаких не видели. Ни на латыни, ни на греческом, ни на русском…

- А ты, Лаура? – на всякий случай спросил девушку отец Иеремия.

Но ответа так и не дождался.

Попрощался с Францем и направился к выходу. С другой стороны дома. А Иоганн и Мария прошмыгнули из сеней в «больничку», оттуда во двор и мимо глухо ворчащего Гиппократа через забор на улицу.


(c) Оксана Аболина, (с) Игорь Маранин     Оформление обложки выпуска № 9 - (c) Вовка

При использовании любых материалов ссылка на авторов обязательна.

Продолжение