Тяжело идти, когда не знаешь куда,
Тяжело одеваться, если всю жизнь был голым,
Тяжело отдышаться как никогда,
Если до хруста ребра щемили затворы.

Если давился баландой из работы, метро,
А потом из прокисших семейных уз,
Если был ты как перышко, только груз
Вдруг тянуще начал давить нутро.

Может будет полегче? Ты подожди,
Выплюнь, лучше проблюйся не дойдя до подъезда.
Ты не верь в это точно и не уходи
Внутрь. Там нет намека надежды.

Сядь на лавку, наполни проблемами рот,
И плюй, милый, подальше да посильнее,
С высоты, смачно, густо, как-будто вот-вот
Сплюнешь сердце. И станет в разы веселее.

Когда глотаешь жадно рыбой воздух,
Сутулясь тяжестью родных пенат,
Когда без алкоголя ты поддат
Лишь оттого, что это было можно.

Что разрешила ты сама себе,
Не извиваясь, не лукавя нощно
Пнуть груз, сидящий на горбе,
Найти входную дверь на ощупь.

И убежать, срывая простыни с груди,
С нагого и скукоженного тела,
И делать то, что ты давно хотела,
И не платить за то, что впереди.

Забыть, залить и сажей вымазать ворота
Как в деревнях, смакуя свой позор,
Но здесь ничей с укором взор
Не ждет тебя за новым поворотом.

Тут можно все, а главное – дышать!
Как не дышалось, не спалось годами!!
Как девочке смеясь сучить ногами,
Пиная одинокую кровать.

Что-то меняется, но никто из нас не понимает, что именно, пока невозможно уже будет вернуть обратно. Я хожу на работу. Я покупаю себе вещи и еду в магазине сама. Как настоящий взрослый человек. Но меня не оставляет мысль, что где-то есть настоящие взрослые, не такие как я. Я ведь еще совсем ребенок. На мне не должно быть никакой лишней ответственности. А потом я стряхиваю с себя эти мысли, как дворовая собака, морща нос, отфыркиваясь от застрявшей в горле шерсти, и снова устало смотрю на свою полусгнившую будку и дом. В который меня когда-то принесли щенком и который когда-то было велено охранять.
Я захожу в подъезд. В длинном пальто, почему-то похожем на шинель, грузная, тяжелая. Я чувствую, как пальто обтягивает ягодицы, как напитанные мышцы сокращаются, делая еще один уверенный шаг вверх по каменным ступенькам крыльца. Подкатывает ощущение, будто раньше меня было меньше. Я спала на огромной, дышащей молоком и теплом, пуховой подушке, на которую могла лечь по пояс, и укрывалась бесконечным, как алое …. море, стеганым одеялом в бабушкином доме.
Мимо меня вперед пролетает девчонка в пестрой куртке, легкая, худенькая. Она ниже меня ростом на 1,5 головы и легче килограмм на 15. Звенящим в воздухе голосом она просит нажать на кнопку 4 этажа в лифте. Я остаюсь, мне ехать выше. Также легко выпрыгнув из лифта, как и заскочила, она, разноцветная, тонкая, скрывается в дверях квартиры, а меня запирает в квадратном метре лифта. Я как будто начинаю заполнять его весь. Ему тяжело подниматься со мной. Он не хочет ощущать мое присутствие, как и многие другие вещи вокруг. Он тяготится мной.
Лифт, натужно заскрипев, издает вздох облегчения, распахивает двери на 10 этаже и выплевывает меня. Пережеванную, слипшуюся в вязких мыслях. Безвозвратно тяжелую.

Теперь у меня много времени, чтобы вспоминать. Сотни людей проходили мимо, но эти карие глаза я запомнила навсегда. В них не было ни свободной праздности проходящего по улице человека, ни озабоченности внутренним течением мысли, ни горечи злости на что-либо, ни мысли в принципе. В них была ярость. Квинтэссенция ярости. Такой взгляд присущ только мужчинам, так как женщина не может так остро и без оглядки выражать свою ненависть в едином душевном порыве. Она всегда оборачивается назад, планирует и совершает зло осознанно. Тут же этой осознанности не было.
Глаза – это зеркало души. И их я всегда замечала в первую очередь. Раньше я часто вспоминала взгляд своего друга, с которым провела много счастливых лет вместе, прежде чем мы расстались. Его глаза были безгранично нежными и заботливыми, взор обволакивающим, иногда даже слишком. Это вторилось в поведении и поступках, из-за чего, вероятней всего, мы в итоге и расстались. Такие глаза бывают только у влюбленных людей или очень слабых характером по природе.
Взгляд моей бывшей коллеги, проработавшей в департаменте уже не один десяток лет, подернулся пеленой безразличия и из голубых, запечатленных на старых фото, они превратились в грязновато серые. Их засыпало тоннами коробок с договорами, соглашениями и подзаконными актами. Изредка, когда мы выходили вместе в курилку, она ненадолго будто просыпалась и рассказывала о яркой студенческой жизни, о своих прошлых увлечениях астрологией и красивых молодых закатах на море. Если сейчас ее серые глаза увидят те же закаты, боюсь, они тоже уже не будут такими яркими.
Взгляд одного из знакомых был исполнен чувства собственной важности. Точнее сказать, беспроблемно глупыми. Легкая придурковатость светила во всей его жизни, начиная от преданной любви к фотографированию машин премиум класса и последующим приставаниям к их владельцам с попытками познакомиться, безоблачной карьеры курьер, активных попыток флиртовать с девушками, к которым даже умные и успешные парни не всегда осмеливались подойти, до неумения разобраться с насущными проблемами, такими как поход в магазин или чистка обуви.
В этот день я не думала ни о чьих глазах или характерах. Я шла по парку в сторону дома. Точно также как ходила уже сотни раз, уставшая и немного опустошенная после работы. Солнце уже село и наступили сумерки. Серый асфальт сливался с серыми деревьями и плавно перетекал в серые тучи, еще слегка очерченные лучами ушедшего за горизонт солнца. В такое время уже плохо видно, на улице становится зябко и краски по всему миру начинают исчезать до завтра. Людей кроме меня в парке не было. По крайней мере, я так думала.
Он появился быстро, откуда-то сбоку от аллеи. Я не успела ничего толком понять, только ощущение неожиданно возникшей серьезной угрозы. В считанные секунды я упала на лопатки и только успела поднять взгляд на того, кто на меня напал. Я увидела карие глаза Он замахнулся и быстро опустил руку с ножом мне в область горла.

Утро не предвещало ничего хорошего. Сразу после открытия левого глаза заболела голова. После открытия правого была осознана полная бренность бытия. Чуть позднее эта же бренность кувыркалась в закипающей воде чайника между пузырьков, а потом струилась в курчавом сигаретном дыму на балконе.
Но это ничего ведь, это только с утра такое настроение. А потом как приедешь на работу, как втянешься в увлекательный процесс создания чего-то нового и такого необходимого миру, так хоть стой, хоть падай. Так и прет.
Эти мысли зациклились и когда я обратила внимание на происходящее вокруг, то поняла, что тот самый увлекательный процесс уже полчаса как начался. Коллега сидел рядом и самозабвенно помогал мне тыкать мышкой в новую презентацию. Я перевела взгляд на экран. Перед глазами маячили неясные человеку филологического склада ума графики и функции. Толку от этого было не много. Перевела взгляд обратно на коллегу. Немного еще поразмыслила и поняла, что ужасно ему завидую. Ведь есть же у человека счастье: любимая интересная работа и какие-то железяки на втором этаже нашего офиса, в которых он и остальные инженеры периодически очень увлеченно, с горящими глазами копались.
Вообще с тех пор, как я устроилась на новую работу, я все чаще и чаще начала вспоминать фразу о том, что программисты ребята очень хорошие, только не всегда понятно, о чем они говорят. А говорили они много, зачастую именно для меня, свято веря, что такая важная информация наконец нашла своего благодарного слушателя. А что мне было делать? Я улыбалась и старалась все записывать. Если улыбаться не помогало, начинала шутить и еще больше улыбаться. А потом читать, читать и еще раз читать, почти как завещал товарищ Ленин. Он бы, наверное, мною теперь гордился.
Но это лирическое отступление. Тем временем продолжала создаваться шедевральная презентация, которая должна была покорить сердца заказчиков, заставить их ползать за нами на коленях, размазывая сопли по заплаканному лицу, и просить забрать их деньги. Правда для того, чтобы купить наш продукт или для того, чтобы им больше никогда в жизни такие презентации не присылали, я еще не могла точно сказать.
Впереди на горизонте маячили творческие достижения в виде нескольких кратких профессиональных видеообзоров продукции компании, с немалой долей куража снятых дрожащими руками на телефон в одном из офисных помещений, и нескончаемого количества таких же душещипательных презентаций об остальных продуктах.
Я почувствовала, что переть меня с сегодняшнего дня будет долго и безнадежно. Коллега перестал усиленно тыкать мышкой в монитор. Почти сделано, осталось только немного подрихтовать, исправить пару картинок и гордо прикрепить во вложение к письму для начальства.
Знаете… Теперь у меня выработалась привычка. Вечером я всегда заранее на утро заливаю воду в чайник и кладу пачку сигарет на балкон.

Очень давно ничего не писала. Наверное, потому что в этом не было смысла. Также как нет смысла выдавливать кровь из пальца, если давление уже слишком упало. Я постоянно отгораживалась от себя, от всех, от своих чувств и мыслей, потому что с ними слишком тяжело и больно сосуществовать, потому что они все равно никому не нужны и не понятны. Какой смысл распыляться, если это никому не нужно. А что же тогда делать? Постараться упростить свою жизнь до максимума, постараться забить голову повседневным мыслями, на которые уходит достаточно много времени. Достаточно для того, чтобы проснуться и заснуть вечером, не успев подумать. Не успев почувствовать. Забыть, как хотела играть в театре, но не получилось и не хватило силы воли и настойчивости, чтобы привести мечты к исполнению. Ведь мама говорит, что там денег не заработаешь. Я ведь не хочу не иметь в руках профессии? Да, мам, наверное, не хочу, ok … Забыть, как хотела фотографировать. Потому что нет на это времени, ведь надо учиться и уже работать-работать-работать. Иначе, кому ты будешь нужна в огромном мегаполисе, который с показной небрежностью и надутостью носит имя столицы. Забыть, что уехала в другой город и даже другую страну, чтобы начать чувствовать, чтобы вздохнуть полной грудью. Что хотела убежать на столько, что была готова податься дрейфовать между странами, помогать и больше никогда не видеть тех, кому помогла, просолить руки и волосы, пока они не станут сухими, шершавыми и не покроются белой мелкой крошкой. И как это все хорошо начиналось, должна была быть маленькая передышка. Дни напролет в одиночестве на даче, чтобы наконец перебороть свое недоразвитое эго и свои страхи. Те моменты, когда становилось еще страшнее, потому что пугаешь сама себя. А потом взять и начать опять сдаваться. И втягиваться в эту рутину. В этот хлам из ненужных разговоров, работы ради работы, спиртного, друзей, которые в принципе, хорошие ребята, но на этом твоя характеристика их оканчивается.
Все поверхностно. Все так, как ты строишь сама. Поверхностные желания. Поверхностные цели. Поверхностное окружение. И уж совсем не глубокий комок переживаний, который ты сама выдавила, как тот палец, который до сих пор болит, после сдачи крови. Ты ищешь смысла там, где его с каждым днем остается все меньше, потому что ты сама его прогнала из этой старой новой реальности.

Меня зовут Яна. Я живу в большом доме из 12 этажей. Мама говорит, что нам очень повезло с квартирой. Потому что совсем рядом есть метро, продуктовый, почта и магазин "Кристалл". Туда мы ходим каждые выходные.
У нас всегда весело. Приходят гости и поют разные песни. Мама говорит, что они очень хотят к нам приходить снова, так как почему-то всегда забывают вещи, когда уходят ночью. А потом приходят за ними снова. Но часто опять забывают. Наверное, потому что ночью темно и ничего не видно.
Еще у нас есть соседи, они очень добрые. Потому что очень любят животных и даже учатся их тренировать. Я слышала как соседка снизу кричала на дядю, а он был собакой, наверное сторожевой, и гавкал в ответ. Еще я думаю, что у них много разных животных, потому что мама говорит, что к ним по вечерам приходит белочка. Они очень добрые. Но, мне кажется, что слишком часто учатся тренировать собак.
Еще у нас есть соседи китайцы. Мама сказала, что они учатся в университете. Я пока не умею считать, но когда я вырасту, я обязательно узнаю, сколько ботинок стоит в нашем общем коридоре. Я им завидую, у нас столько нет, все разных размеров и очень много. Китайцы, наверное, модные.
Они очень храбрые. На новый год к нам постучали и оказалось, что это китайцы начали войну с другими плохими соседями. Один даже прошел мимо с кровкой и бобошкой на брови. Мне сначала стало его жалко, а потом я увидела, сколько друзей его ждут дома и подумала, что его пожалеют без меня.
А еще у нас есть соседи сверху. Но они нудные. Я про них почти ничего не знаю. Я только вижу их в лифте, когда мама идет со мной в детский садик. Они почему-то всегда устало вздыхают и здороваются. У них, наверное, очень скучно.
Зато у нас всегда весело. Я люблю свою квартиру!

Знаете, я отношусь к тому типу людей, у которых когда чего-то нет, то им это обязательно нужно. И я не говорю сейчас о каких-либо особенных материальных благах. Например, вышла на улицу без сумки, а там были зеркало и расческа. Значит, они мне обязательно понадобятся и я буду думать: "Вот как бы было хорошо, если бы я взяла их с собой. Что-то и волосы запутались, и хочется посмотреть на себя в зеркало и накрасить губы."
Поэтому сумку я всегда беру с собой и, как правило, мне ничего из нее не нужно. И так всю жизнь. Я стараюсь предугадать и иметь все, что может мне понадобиться. Вещи, которые переезжают со мной по городам в сотнях пакетов и чемоданов, одежда, бытовые принадлежности и даже мебель. Хотя своего дома у меня пока что нет.
Вот только одну вещь я все время забываю взять с собой - это свой опыт и память. Я не помню и половины того, что со мной происходило, не помню прошлых выходных, если мне кто-то не упомянет о них в разговоре. Я не помню тонны прочитанной в школе литературы и произвожу впечатление человека не особо любящего книги и не особо умного.
Чтож, надо иметь при себе хоть что-то. Зато у меня всегда есть расческа и зеркало.

Нет ничего более мотивирующего, чем момент, когда ты уже ничего не можешь сделать. Когда ты наблюдаешь солнце за окном и понимаешь, что увидеть его с той стороны стекла не можешь. Значит, ты был во многом не прав и пора это исправить.

В детстве мы любили собирать каштаны. Когда они падали на землю в зеленой колючей оболочке, то можно было наступить на них ногой и расколоть. Тогда на свет показывалась блестящая коричневая сердцевина. Совсем новенькая, как только что родившийся и показавшийся свету мир. Маленькая идеальная планета. Пока каштан не засунут в карман, не поцарапан и не покрылся пылью, он красиво блестит на солнце. Руки потом терпко пахли и этот запах мне навсегда запомнился как аромат теплой золотой осени. Беззаботной и светлой, насколько только это возможно в сознании ребенка. Потом набранные кучами каштаны выпадали из карманов и терялись. Но они были уже не такими красивыми и потому, это было не важно.
Краски смешивались и играли друг с другом: яркие желтые, оранжевые, красные листья, темно-зеленые листочки деревьев, которые еще пытались всеми силами удержать уходящее лето. Но осень все равно разрезала их потемневшими бурыми прожилками. На территории школы, неподалеку от дома, дворник собирал опавшую листву в большие пушистые кучи, в которые можно было прыгать, а листья разлетались в разные стороны, кувыркаясь в воздухе.
Дни летели один за одним, и золотая осень уступала место дождям и зеркальным лужам. Их все нужно было измерить на глубину. Главное - не забыть надеть резиновые сапоги. Когда за окном случалась плохая погода, то в комнате было слышно шум капель, ударяющихся о металлический подоконник. Они не стучали, а в общем шуме начинали напевать какую-то свою, никому не известную мелодию, полную спокойствия и уюта.
… Я иду на работу. Листья начинают желтеть, и я очень надеюсь, что в этом году все-таки наступит золотая осень. Она в этом городе всегда очень красивая. Рядом с тротуаром валяется упавший с дерева каштан, я наступаю на него ногой и на свет показывается совсем новенький, блестящий мир. Мир, который я в детстве нашла, а потом также нечаянно обронила…

Это очень сложно, после огромного числа попыток не отчаиваться и продолжать верить людям. Вполне себе избитая история. Ты ошибаешься раз, два, три, а потом просто начинаешь бояться наступить на те же грабли. Потому что большинство людей не учатся на своих ошибках. Большинство людей повторяют их из раза в раз, просто в других интерпретациях. А потом жалуются на жизнь, сучье невезение и тому подобное.
Мне очень хочется, чтобы жизнь была проще. Ровно на столько, на сколько она была сложнее, чем нужно, последние 8 лет. Хочу компенсировать. И не хочу наступать на грабли. Но как только я представляю себе, что начну открываться людям, человеку, и получу в ответ то же, что получала раньше, у меня пропадает всякое желание это делать.
Вот так и живем, с постоянным внутренним конфликтом, непониманием цели и путей ее достижения и, в добавок, с периодическим страхом начать что-либо менять и приступить к действиям.
Занудно. Мелочно и трусливо. Одиноко. Зацикленно. Браво, Яна, ты максимально добилась "успеха".

Мы чего-то ждем, но не знаем откуда
Мы стараемся смысл жизни постичь,
Мы надеемся... вот оно, скоро, о чудо...
Нас настигнет. Мы не сможем постичь...

Не загоняйте жизнь в трафареты,
Они не оправданы априори.
В замызганных где-то в книжном буклетах,
Меж строчек прочтется ваше горе.

Не хвалите все то, чего вы не видели,
Даже если сказали, что там хорошо,
Может кто-то взбрыкнул, кого-то обидели,
А кто-то вернулся... Хоть кто-то пришел?

Много жалоб на то, что сейчас не сложилось,
То что колет под бок вас в разных местах,
Но хоть раз, вы скажите народу на милость,
У кого-то сложилось? Хоть раз?

Ах, скажите... Какая бездонная глупость,
Все стараться хотя бы немного успеть,
Урвать, что положено, лишняя скупость,
Не потратить часы и минут не пропеть...

Мы забываем то, что раньше с нами было
Не вспоминаем тех особенных основ,
Когда жизнь нас по честному любила,
А мы не прятались за дверью на засов.

Мы были лучше, может быть чуть чище,
И не считали свой и ваш доход,
Мы не искали в черном пепелище
Остатки юности за весь прошедший год.

Мы больше знали, мы ценили слово,
Мы не боялись в чем-то прогореть,
Для нас все было искренне и ново,
И не вернуть того, что было впредь.

Смысл жизни - быть счастливым и сделать счастливым кого-то другого. Смысл в целостности твоей души, в способности мечтать и верить, в умении быть добрее, чем этого заслуживают. Надо стремиться...

Бей,бей,бей наотмашь и грубо
Пей еще то, что больше горчит.
Пусть твоя сигарета подруга
Томно дымом опять задымит.

Вы не писали, отчего так долго?
И спать ложилась я без ваших фраз.
А помните, мы с вами там, на Волге,
Закат баюкали из раза в раз.

А помните приветы и прощания,
До боли терпкие, как старое вино,
Я вам тогда сказала до свиданья,
"Прощай" сказать не думала давно.

А помните... Конечно, не забыли
Как мы закутавшись в густой речной туман,
Отчалили от берега и плыли,
Разрезав прошлое кормою по волнам.

А помните... но что же вы молчите?
Я по обрыву к лодке побегу.
Не слышали. Отчалили. Живите...
А я одна стою на берегу.

Здесь раньше было очень много мест,
Где в детстве мы гуляли по карнизам,
Где обдували лёгким свежим бризом,
Наш незатейливый о жизни манифест.

Мы не считали дни и просыпали ночи,
Глаза открыв с рассветом по утру
Мы затевали новую игру -
Жизнь становилась чуточку короче.

Здесь дым не дым, туман как облака,
Тут в кронах и ветвях сокрыта сказка,
Тут мы бредем по лесу без опаски,
Не тронут сединою локон у виска.

На стекла очков прилипают дождинки,
Как летящая издали сизая грусть.
Я немного устала, говорю без запинки,
Дома я буду поздно. И пусть.
Пахнет сыро землёй, расскажу, что хотела,
Расскажу как примятая влагой трава
По весне оживет, как расправиться тело,
Обретя вновь потерянных два крыла.
Говорю очень много и долго наверно,
Но послушай, я раньше молчала всегда,
Я была не права, жизнь сложилась не верно...
А теперь все равно. Я немного седа.
Да и ты уж не молод, а сколько их было?
Тех дождей, под которыми мокли вдвоём.
Я была молода. Но про это забыла.
А теперь все равно. Мы опять под дождём.
Мы не вспомним все ночи, и не сосчитаем
Сотни капель, упавших на наши зонты,
Я была молода... а теперь мы блуждаем
Не дождавшись когда вновь сомкнутся мосты.
Ты вернешься к себе, я уеду в трамвае,
Обернувшись и глядя сквозь капли в окно...
Ах, как жаль, ах, как поздно... немного седая. ...
Ты уйдешь не спеша, ты все понял давно.

Да к черту это все, да к черту это нужно?
Давайте дружно плюнем в результат.
Давайте вместе весело и дружно
Вдруг отмотаем резко все назад.

Мы не старались? Мы не напрягались?
Мы вечер не потратили в пустую над вк?
Пускай надежды наши снова наебались,
Зато улыбка от затылка до лобка.

Мы дружно грянем общим похуизмом,
Напишем постеров ебучую толпу,
А что нам в общем надо то для жизни?
Нам поКер все, или точнее по лобку.

Создать картину, маслом описать
Все тропы, пройденные не однажды,
Чтоб посмотрев подумать мог бы каждый,
Где осторожней нужно наступать.

Мазком раскинуть море, лес и горы,
Деревьев сень и шепот ветерка.
Вот только почему-то дрогнула рука
И взволновалась гладь на синем море.

Не описать тех троп,где некуда шагнуть,
И ложь не выписать мне на любом мольберте,
Пускай же каждый,как письмо в конверте,
Получит свой от жизни верный путь.

Почему-то больно просматривать старые фотографии многолетней давности. Даже не то чтобы больно, но с ощущением того, что что-то в груди защемило, лопнуло и сырая тоска разлилась по телу, наполнила тяжелым весом опустившиеся руки.
То светлое, что было - потеряно или уже прожито, то дурное, что было - к сожалению осталось. Многое изменилось, мать - постарела, брат - стал старше, я - набралась жизненного опыта и раскурочила себе душу. Больно... осознавать, что, к примеру, 8 лет назад я могла построить жизнь совсем по иному, могла сделать другой выбор сотни раз и оказаться уже совсем другим человеком. Возможно, чуть более счастливым.
Но счастье относительно и тем оно ценнее, когда на твою долю выпало много бед, ты начинаешь ценить его, стремиться.
У меня появилось странное чувство, что скоро что-то произойдет, можно сказать вот-вот случится, что-то хорошее и кардинально меняющее мою жизнь. Я верю этому чувству, по крайней мере, хочу верить. И я буду счастлива, обязательно, я добьюсь этого, мне кажется, что я заслужила.

Неожиданно, но все же. Оценка атмосферы зачастую идет через цвет. Через оттеночное восприятие, которое разнится в зависимости, например, от того, в теплых тонах была обработана фотография или в холодных, мы судим о том, какое настроение было заложено в изображении, ощущалось на месте, было у фотографа. Но это применительно не только к фотографии, все то же самое относится и к остальной жизни. Что-то хотела более подробно расписать... Надо будет доделать позже. Не помню.

Она шла по бордюру, стараясь не упасть и широко разведя руки в стороны. Ярко светило уже не успевшее распалиться утреннее солнце, а первые дни июня только набирали обороты и обещали яркое и теплое лето.
На улице в будний день было тихо. Прохожие попадались редко, машины проезжали не торопясь, будто бы тоже прогуливаясь и наслаждаясь наконец наступившим летом. На летней веранде кафе сидело несколько человек. Женщина в годах что-то старательно записывала в ежедневнике. Молодая пара увлеченно глядя друг другу в глаза болтала о каких-то милых пустяках и тихо смеялась. Парень с переполненной пепельницей на столе работал за ноутбуком.
Проходя мимо веранды она словила на себе несколько любопытных взглядов, которые, впрочем, быстро проскользнув по ней, вернулись к своим объектам внимания.
"Такой легкий ветер" - думала она: "Наконец-то, я могу дышать тем воздухом, который живее многих людей и их душ, наконец-то лето, кожа жадно впитывает солнечные лучи, душа тоже, что-то так екает в груди, словно скоро должно произойти что-то вовсе неожиданное, знаменательное". А самое забавное, что она сама верила собственным мыслям и чувство томящегося ожидания все нарастало в груди, пыталось вырваться и разлететься по волнам воздуха трепещущим вздохом. "О чем я думаю? Что за "ванилизм"? Хотя... так даже лучше. Лучше, чем захламлять голову негативными мыслями, реалиями, проблемами. Это я сделать еще всегда успею".
Легкие светлые джинсы подчеркивали стройность ее длинных ног, а улыбка и небрежно накинутая, слегка мятая футболка с маленьким рюкзачком за спиной, выдавали в ней человека не особо пекущегося о собственном внешнем виде и презентабельности, а скорее творческого, легкого и пока что ничем не обремененного. Светлые и легкие, как детский пушок, волосы постепенно растрепывались ветром.
Она шла по старому району города, который всегда ей нравился. Своим особенным уютом, чем-то надежно-старинным и спокойным на вид, необычной для спальных кварталов архитектурой и милой церквушкой, проглядывающей сквозь зеленые ветви деревьев. Так хотелось сохранить это ощущение в сердце, чтобы они никогда не пропадало и не ушло со временем, погребенное под грудой из обломков жизненных неудач и проблем. Она свято верила, что донесет частичку этого добра до других людей, частичку передаст своим детям и научит точно так же свою дочь гулять по бордюрам и впитывать счастье, добро, светиться им.
А на сегодняшний день она имела только это счастье, абсолютно не обоснованное и глупое, детское. У нее не было ни недавно потерянной работы, ни пока что не появившихся материальных проблем, ни радостного, но отчасти тянущего, чувства любви и привязанности

Это непередаваемое чувство, когда ты вживаешься в собственную роль, когда понимаешь, что спектакль одного актера построен на тебе и именно твое лицо и сегодня и завтра будут высвечивать софиты. Борьба. Не с конкуренцией, не с кем-либо чужим, а именно с собой. Самое тяжелое, что ты сама для себя могла придумать.
Танцевать, сквозь толпу и фальшивые улыбки, сквозь плотную запыленную завесу безразличия, зависти, желания унизить и втоптать в грязь. Вытереть тыльной стороной ладони плевки с лица, злобно сверкнуть глазами и двигаться дальше.
А темп все нарастает... Увеличивается ритм, сердце бьется все чаще и чаще, пролетающие мимо детали и моменты сливаются сначала в пестрое, а потом просто мутно грязное полотно событий, которое окутывает тебя, наматывается, стягивая грудь, стесняя движения рук и ног. Но ты не останавливаешься, ты кружишься дальше. А потом... Резкий рывок и сначала ребра стягивает будто тисками до жуткой боли, а после полотно рвется, опора теряется и ты падаешь, как подкошенная, задыхаясь и запутавшись в этой мерзости.
Ты теряешься, пытаясь слабыми руками разгрести эту грязь, освободиться. Лоскуты ткани тяжелые, их почти невозможно поднять руками, они тянутся, отдавая весь вес своей длинны тебе на плечи.
А потом... сон обрывается. Ты сидишь в парке на холодной скамейке и куришь. На улице темно. Прохожих почти нет. Начинает мелко накрапывать дождь. И ты достаешь еще одну сигарету.