19 августа 1991 г.
Принципиальное решение об образовании ГКЧП было окончательно принято в Кремле ровно в полночь с 18 на 19 августа. Поэтому обращение ГКЧП к советскому народу было решено датировать 18 августа. Все остальные документы, включая и постановление ГКЧП № 1, передающее власть в стране в руки ГКЧП и его «специально уполномоченных лиц», были подписаны к трем часам утра. Все эти обращения, постановления и указы были переданы руководству телевидения, радио и в ТАСС около 4 часов утра. Их начали зачитывать по всем каналам СМИ с 6 часов утра 19 августа. Из этих именно передач о создании ГКЧП узнавали как простые граждане страны, так и руководители всех почти государственных и партийных органов в Москве, в республиках СССР и в областных центрах России. Только некоторые из специальных служб получили свои приказы на несколько часов раньше. Сотрудники специального подразделения КГБ «Альфа» уже в 4 часа утра скрытно окружили резиденцию Бориса Ельцина в Архангельском под Москвой и расставили свои посты на всех дорогах вокруг этой резиденции. В 4.30 утра министр обороны Дмитрий Язов отправил секретную шифрограмму всем командующим округами, группами войск, командующему ВДВ и заместителям министра обороны с приказом привести войска в боевую готовность. Еще через час Д. Язов отдал устное распоряжение ввести в Москву части Кантемировской танковой и Таманской мотострелковой дивизий. Командующему ВДВ генерал-лейтенанту Павлу Грачеву был дан приказ выдвинуть в столицу подразделения Тульской воздушно-десантной дивизии.
Борис Ельцин находился весь день 18 августа в столице Казахстана Алма-Ате. Официальная часть визита уже завершилась, но неофициальная часть с обильными угощениями затянулась надолго, и вылет Президента России в Москву откладывался несколько раз. Визит в Казахстан готовился недолго, и Горбачев узнал о нем только утром 18 августа. Он был не на шутку встревожен, опасаясь, что Ельцин будет вести с лидерами Казахстана и Средней Азии сепаратные переговоры о каких-то новых условиях Союзного Договора. Но и Ельцин был недоволен задержками с отлетом, подозревая в чем-то Н. Назарбаева. Самолет с Ельциным приземлился во Внукове-2 уже поздно вечером, и, приехав на свою дачу в Архангельском, Ельцин лег спать. Его разбудила утром 19 августа дочь Татьяна: «Папа, вставай! Переворот!» И начала говорить о ГКЧП, о Янаеве и Крючкове. Ельцин не поверил: «Вы что, меня разыгрываете? Это же незаконно»[235]. Но уже через полчаса в Архангельское примчался начальник охраны Ельцина Александр Коржаков и начал расставлять вокруг дачи свои посты. Прибыли сюда же Руслан Хасбулатов, Сергей Шахрай, Михаил Полторанин, Геннадий Бурбулис, премьер российского правительства Иван Силаев, – именно эти люди составляли в августе 1991 г. ближайшее окружение Президента Российской Федерации. На даче нормально работал не только телевизор, но и все телефоны, а также факс. Составленное всеми вместе обращение российского руководства «К гражданам России» было передано по факсу по всем адресам, которые были под рукой на даче в Архангельском. Это обращение в 9 часов утра подписали Ельцин, Силаев и Хасбулатов. В нем выражалось требование немедленно созвать чрезвычайный Съезд народных депутатов СССР, вернуть власть Михаилу Горбачеву, отменить все постановления ГКЧП. Здесь же содержался призыв к всеобщей бессрочной забастовке. Факсы были приняты, и из разных учреждений звонили Ельцину с подтверждением. Да и сам Ельцин непрерывно звонил по всем своим телефонам, вызывал людей к себе или в Белый дом, отдавал распоряжения и сообщал о своем негодовании. От всех видов связи был в эти дни отключен Михаил Горбачев, но не Борис Ельцин, и это обстоятельство вызвало уже тогда у самого Ельцина немалое удивление. Позднее в своих мемуарах Ельцин относил эту свободу на счет «непредусмотрительности» председателя КГБ В. Крючкова. «Мне кажется, – писал он, – что пожилые гэкачеписты просто не могли себе представить весь объем и глубину этой новой для них информационной реальности. Перед ними была совершенно другая страна. Вместо по-партийному тихого и незаметного путча вдруг получился абсолютно публичный поединок»[236]. Но это было не так.
Вопрос о Ельцине обсуждался и в окружении Крючкова, и в Кремле не один раз и 18 августа, и в ночь на 19 августа на непрерывном заседании ГКЧП. Предлагалось посадить самолет Ельцина на военном аэродроме в Чкаловском и здесь же арестовать его. Предлагалось задержать его после высадки во Внукове-2 и временно изолировать на какой-либо даче в Завидове. И уж конечно, не представляло никакой трудности для КГБ СССР отключить все телефоны и факсы на даче Ельцина в Архангельском. Все передвижения, распоряжения и разговоры Ельцина прослеживались специальными группами КГБ. Под наблюдением находились и люди из его ближайшего окружения. Но никто из работников КГБ не имел и не получал приказа на осуществление каких-либо действий в отношении российского президента. Причины такой нерешительности были как политического, так и психологического характера. Люди из ГКЧП не ставили своей целью свержение законно избранного Президента СССР М. Горбачева, а также только что всенародно избранного Президента РСФСР Б. Ельцина. Эти люди не были готовы узурпировать всю власть в стране и установить в СССР свою диктатуру, которая по необходимости должна была бы прибегнуть к массовым репрессиям, даже к террору. Начиная свою рискованную акцию, и Крючков, и Язов, и Павлов, и Янаев надеялись в конце концов как-то договориться с Горбачевым и с Ельциным. На какие-либо насильственные действия в отношении Горбачева или Ельцина никогда бы не дал согласие и Анатолий Лукьянов, который оставался Председателем Верховного Совета СССР, т.е. занимал высший после Президента СССР пост в иерархии власти в стране. Никто не мог представить себе такой ситуации: один президент находится под домашним арестом в Форосе, другой президент под домашним арестом в Завидове. Было поэтому решено по крайней мере в течение суток воздержаться от изоляции Ельцина. Было известно, что Борис Ельцин крайне неохотно дал согласие на подписание последней версии Союзного Договора, торопился на этот счет прежде всего Горбачев. Поэтому лидеры ГКЧП планировали организовать в течение дня 19 августа какую-то встречу с Ельциным, чтобы попытаться найти какой-либо взаимно приемлемый компромисс. Ни одна из сторон развертывающегося политического конфликта не знала, как будет действовать другая сторона. Поэтому все старались воздержаться от необратимых по своим последствиям насильственных действий. В этом отдавал себе отчет и Ельцин, поведение которого в решающие моменты определялось не столько расчетами, сколько интуицией. «Интуиция подсказывала мне, – писал он позднее, – что судьба страны будет решаться не только на площади, не только путем открытых публичных выступлений. Главное происходило за кулисами событий»[237].
Танки и мотострелковые полки, а также части Тульской дивизии ВДВ вместе с некоторыми более мелкими подразделениями подошли к Московской кольцевой автомобильной дороге к 6 часам утра. Войсками ВДВ командовал лично генерал П. Грачев, его первым заместителем был генерал-майор Александр Лебедь. При этом генерал Грачев поддерживал телефонную связь как с Язовым, так и лично с Борисом Ельциным.
Еще в июле 1991 г. Борис Ельцин посетил образцовую Тульскую дивизию ВДВ, которую представлял российскому правительству молодой и, как показалось Ельцину, весьма «дерзкий генерал» Грачев. Повинуясь интуиции, Ельцин неожиданно спросил: «Павел Сергеевич, если случится какая-то исключительная ситуация и законно избранному российскому президенту будет угрожать опасность, заговор, террор, если его попытаются арестовать, можно положиться на военных, на вас?» И Грачев ответил: «Да, можно». Пришло время выполнять обещанное. Военные подразделения встречали у окружной кольцевой дороги офицеры ГАИ и затем сопровождали их к выделенным для охраны объектам в центре города. При этом автомобильное движение по маршруту следования войск не перекрывалось. Сотни танков, бронемашин и грузовых машин с солдатами двигались через весь город к важнейшим центрам столицы, соблюдая все правила уличного движения и останавливаясь на красный свет светофоров. Это крайне поразило наблюдавших за событиями в Москве иностранных корреспондентов. «Это совсем не похоже на военный переворот», – писали в свои газеты многие из них. «Это не переворот, а демонстрация силы», – сообщали в свои столицы и многие из дипломатов. Недоумевал и Ельцин. «Военная хунта так себя не ведет, – заявил он своим соратникам. – Надо брать инициативу на себя и ехать в Белый дом». Александр Коржаков пытался отговорить Ельцина. Потом он стал предлагать тайно провезти Ельцина на лодке по притокам Москвы-реки и по самой реке под видом рыбака. Ему предлагали также бежать из Москвы в Свердловск или в какой-либо другой город. Но Ельцин отмахнулся от этих предложений. В 9 часов утра он отправил «на разведку» Ивана Силаева. Когда тот позвонил уже из своего служебного кабинета, Ельцин сел в свой лимузин и поехал в Белый дом. Его машина обгоняла двигавшиеся по Минскому шоссе войска. А. Коржаков сидел рядом с президентом с автоматом на коленях. Но все прошло без осложнений. Командир специального подразделения КГБ «Альфа» генерал-майор Виктор Карпухин никакого приказа о задержании Ельцина не получил и поэтому пропустил все машины российского руководства в Москву. Конечно, «Альфа» сопровождала эти машины, получив приказ также двигаться в Москву и занять позиции близ Белого дома.
Когда Ельцин прибыл в Белый дом, здесь уже были почти все служащие, много народных депутатов РСФСР и СССР, десятки журналистов. Нормально работали все телефоны, телефаксы, а также аппараты специальной связи. По всей стране рассылалось обращение «К гражданам России». Немедленно был собран Президиум Верховного Совета РСФСР, который принял решение вызвать в Москву на специальную сессию всех народных депутатов РСФСР, находившихся в отпуске. Центральный телеграф не только принял на этот счет сотни телеграмм, подписанных Ельциным и Хасбулатовым, но и аккуратно разослал их с грифом «правительственная» по всей России. Как стало известно позже в ходе следствия, один из заместителей председателя КГБ составил «на всякий случай» список из 70 фамилий лиц, подлежащих интернированию в критической ситуации. В этом списке были имена Ельцина, Хасбулатова, Силаева, Бурбулиса и других. Но список не был превращен в приказ. За весь день 19 августа было арестовано всего два человека: это народный депутат СССР Тельман Гдлян и народный депутат РСФСР Виталий Уражцев – один из основателей союза защиты военнослужащих и их семей «Щит». На вопрос о причинах их ареста Павел Грачев ответил просто: «Они давно мутят воду».
Оказавшись в Белом доме, Ельцин и его соратники развили бурную деятельность. Одно выступление следовало за другим. К Белому дому спешили тысячи москвичей, которых никто не задерживал. В непосредственной близости от здания сооружали баррикады. Президент, вице-президент, премьер и спикер парламента работали в своих кабинетах, непрерывно обмениваясь информацией. Ельцин подписал указ об образовании Министерства обороны России и назначил генерала Константина Кобеца министром обороны – этот генерал возглавлял в Верховном Совете РСФСР комитет по военной реформе и был предельно лоялен к Ельцину. Кроме образованного в Белом доме штаба обороны, вице-президент Александр Руцкой, тогда еще полковник, создал небольшой отряд под своим командованием. Было принято секретное решение о создании параллельной штаб-квартиры российского руководства в Екатеринбурге (Свердловске). Министр иностранных дел России Андрей Козырев, находившийся за границей, получил также секретное поручение – создать в Париже в случае ареста Ельцина и Силаева российское правительство в изгнании.
Между тем со стороны ГКЧП не видно было почти никакой активности. Дело ограничивалось почти исключительно рассылкой документов и телефонными распоряжениями. Заявлений о поддержке было много, но почти никто не спешил оказывать новому органу власти какое-то реальное содействие. В 10 часов утра члены ГКЧП собрались в Кремле, чтобы подвести первые итоги. С удовлетворением было отмечено, что в стране сохраняется спокойная обстановка. Ни одно из предприятий и учреждений не бастовало. Призывам российского руководства к всеобщей забастовке почти никто, кроме отдельных людей, не последовал, но мало кто был готов следовать и призывам ГКЧП. На танки, стоявшие в центре Москвы, забирались дети. Жители Москвы спокойно разговаривали с офицерами и солдатами. Мало кто понимал существо происходящих событий, и уж никто не хотел насилия и пролития крови.
Секретариат ЦК КПСС собрался около 11 часов утра в неполном составе под председательством Олега Шенина. Заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС Владимир Иванович Ивашко был болен и находился в больнице. В Москве Ивашко работал недавно, и его не стали посвящать в детали происходящих событий. Секретариат ЦК одобрил задним числом создание ГКЧП и его решения. Во все руководящие партийные органы в республики и областные центры была направлена шифрограмма, в которой содержалось требование всемерно поддерживать деятельность ГКЧП. Однако было неясно, что конкретно нужно было делать.
Войска вводились только в столицу, их не вводили ни в Санкт-Петербург, ни в другие крупные города. В Москве к 11 часам утра танки, бронемашины и подразделения ВДВ заняли позиции на подступах к Белому дому. Но что делать дальше, офицеры не знали. Несколько танковых экипажей перешли на сторону защитников Белого дома. Борис Ельцин быстро оценил обстановку и, выйдя из здания к своим сторонникам, которые бурно его приветствовали, поднялся на танк. Было 12 часов 15 минут дня. Ельцин обратился к стоявшим вокруг москвичам с краткой речью и зачитал обращение «К гражданам России», которое было подписано утром и уже передано в эфир зарубежными СМИ. Еще через 15 минут в Белом доме Ельцин подписал свой знаменитый указ № 59, в котором говорилось: «Все решения, принимаемые от имени так называемого Комитета по чрезвычайному положению, считать незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР». Позднее Ельцин и его соратники были крайне удивлены, когда узнали, что эпизод с выступлением поднявшегося на танк российского президента был показан Центральным телевидением в самой популярной информационной программе «Время». Телевизоры в этот день были включены, вероятно, у всех граждан страны. По петербургскому телевидению, программы которого транслировались на значительную часть европейской территории Союза, с решительным протестом против создания ГКЧП выступил Анатолий Собчак.
В разных городах страны проводились митинги в поддержку Ельцина. Проводились митинги в поддержку ГКЧП, но их было меньше.
Во второй половине дня 19 августа один из батальонов Тульской воздушно-десантной дивизии по приказу П. Грачева перешел в распоряжение штаба обороны Белого дома. Операцией командовал генерал-майор А. Лебедь. Позднее он вспоминал: «Весть о переходе батальона на сторону восставших была встречена с огромным энтузиазмом. Эйфория достигла наивысших пределов: вопли, размахивание флагами, гиканье и мат – все слилось в какую-то неповторимую какофонию. Вот в такой обстановке батальон с приданной ему разведротой начал движение. Замысел был прост как две копейки: каждая из четырех рот прикрывает одну из сторон здания. Я шел впереди головной машины, вокруг бушевала восторженная толпа. Этот чрезмерный энтузиазм только мешал делу». Расставив роты ВДВ, Лебедь смог встретиться и познакомиться в Белом доме с Юрием Скоковым, возглавлявшим тогда российский Совет безопасности, с Александром Коржаковым и с самим Ельциным. «Как относятся к перевороту Вооруженные Силы?» – спросил Ельцин. «Никак, – ответил Лебедь, – они о нем просто ничего не знают»[238].
К середине дня 19 августа в Кремле среди организаторов и сторонников ГКЧП нарастала растерянность. Г. Янаев все еще надеялся на поддержку Горбачева. Он страшно нервничал, и пресс-конференцию, назначенную на 12 часов дня, пришлось перенести. «Меня могут расстрелять», – почти в истерике говорил Янаев Крючкову. Премьер В. Павлов, в руках которого были большой аппарат и немалая власть, также крайне нервничал. Он собрал в середине дня заседание Кабинета министров, которое стало последним в истории заседанием Советского правительства. Все были крайне озабочены, и хотя на этом заседании выступило более 20 человек, только пятеро из них высказались прямо в поддержку ГКЧП. Остальные говорили о конкретных мерах по стабилизации производства и сохранению внутрисоюзных хозяйственных связей. После заседания Павлову стало плохо, у него стремительно развивался гипертонический криз. Пришлось вызывать врачей и отправлять Павлова в больницу. Между тем именно Павлов, как предполагалось, мог бы встретиться в этот день с Ельциным, и в кругах ГКЧП на эту встречу возлагались немалые надежды. Маршал Язов обеспечил ввод войск в столицу, но у него не имелось ни желания, ни возможности проявлять политическую инициативу. В.А. Крючков был настроен более решительно и располагал самой полной информацией, но, как председатель КГБ, он старался держаться на втором плане. Анатолий Лукьянов еще в полночь покинул заседание ГКЧП и ночевал в своем кабинете в Кремле. Он держался в стороне от деятельности Янаева и Крючкова и поминутно записывал на листке бумаги все свои разговоры и встречи. Лишь в 5 часов вечера в пресс-центре МИД СССР состоялась пресс-конференция ГКЧП: телевидение передавало ее в прямом эфире на весь Союз. Вел эту пресс-конференцию Геннадий Янаев. Рядом с ним сидели Бакланов, Пуго, Тизяков и Стародубцев. Вместе с группой депутатов Верховного Совета СССР я наблюдал за ходом пресс-конференции в холле одного из санаториев Кисловодска. Среди других зрителей здесь был и Иван Полозков. В соседнем санатории за той же пресс-конференцией наблюдал Геннадий Зюганов, руководство РКП ничего не знало о подготовке к введению в стране чрезвычайного положения. Впечатление от пресс-конференции было крайне тяжелое. Никто из лидеров ГКЧП не вызывал доверия, а некоторых из них мы просто не знали. Янаев и Пуго держались неуверенно, у Янаева дрожали руки, и он хотел, но не мог унять эту дрожь. Ответы их были путаными и неубедительными. Тизяков говорил о неудаче перестройки, о необходимости двигаться к рыночным отношениям и улучшать управление экономикой. Янаев говорил о болезни Горбачева и о своей верности начатому Горбачевым курсу на перестройку. «Как только мой друг Горбачев поправится, он вернется к исполнению своих обязанностей», – заверял Янаев. «Мы готовы, – сказал Янаев, – сотрудничать с российским руководством», и он, Янаев, уже говорил об этом по телефону с Ельциным. В этот же вечер было объявлено о временном прекращении издания таких газет, как «Аргументы и факты», «Московские новости», «Независимая газета», «Комсомольская правда», «Куранты», «Литературная газета», и ряда других. Было объявлено также о созыве внеочередной сессии Верховного Совета СССР, но только на 26 августа, хотя имелась возможность собрать Верховный Совет 21 или 22 августа.
День 19 августа кончился, оставив у всех нас чувства неопределенности и тревоги. Почти никто не рвался к действию: почти все – и рядовые граждане, и руководящие работники – предпочитали выжидать.
Бывший советник Президента России считает, что угроза голода в 1990-х - это миф