Душа моя, признаюсь:
— Я люблю…
твою стабильность
высоты полета,
и что не ставишь
таксу
по рублю
за каждый взмах
весомее,
чем йота.

Не уступай, прошу…,
не уступай…
унынью
ты ни пяди дня
и ночи,
пусть даже тело,
словно шалопай,
кромсает
божий дар
да покороче!

Душа моя, признаюсь:
— Я люблю…
твой личный мир —
обитель
доброй воли,
где чистота —
тот кит
на чем стою,
где совесть жжет
почище
крепкой соли!

А сколько света!
сколько
в ней тепла,
что стоит окна
распахнуть пошире!…
И боль
не выдаст
крыльям
удила,
желая выжить
в страшном
внешнем тире.

Хитрее стали
быта западни,
не выпускают
без разлома кости,
и потому прошу,
не обмани,
впустив
под сень свою
всего лишь в гости.

Душа моя, признаюсь:
— Я люблю…
когда кипит
любовь
в тебе большая,
что ловишь пульс
того,
о ком молю,
причем
баланса сил
не нарушая!

Любить весь мир
и избранных
тобой —
весомей дырок
в верхнем,
райском сыре,
пусть даже миг,
подаренный
судьбой,
грозит пропиской
в огненной
квартире.

Ты поводырь
надежный,
верный мой,
сколь руку с плеч
невзгода не сбивала.
Так и идем
по жизни
мы с тобой
на дальний свет
последнего
причала.

Эфир и плоть…
их не разлить водой!
Как расставаться,
я не представляю…
Не рви, прошу,
цветок
гадальный свой!
Знать не хочу,
тот день,…
когда
растаю.


Irma