Выносила мусор, в луже возле помойки книги. Я книжный маньяк, я тащу домой все, что было напечатано, но здесь выбрать нечего. Сплошные стенограммы заседаний. Среди них спрятан конверт с шестью письмами «до востребования». Чужие письма читать нельзя, но эти письма ничьи. И я унесла их домой.

Он пишет письмо: «Милая Женечка, здравствуй». Пожелание здоровья, вопросы об учебе, рассказ о пансионате у моря, о ценах на черешню, о сильном ветре, что поднимает волны почти до неба и купаться опасно. Он пишет, что скучает, опять начал читать, просит поискать первый том Теккерея. Вспоминает, как ходили за грибами. И не было ничего вкуснее картошки из костра, хрустели угольки на зубах, и как он обжег губу, а Женечка приложила прохладные пальцы и тут же все прошло.

Он пишет: «Милая Женечка, после того, как мы распрощались, я несколько раз оглядывался на тебя. Ты шла в какой-то задумчивости, словно чем-то обижена и у меня в душе шевельнулась боль, что это я причинил тебе неприятности». И опять врачи рекомендуют поехать в Кисловодск, подлечить сердце. Но сам он ничего такого не замечает: «Несмотря на все, оно как билось у меня, так и бьется».

В третьем письме он пишет, что вовсе тогда не был пьян, это все сплетни. У него был жар, и он вел себя как дурак. Но это все от растерянности и смущения, а не из-за вина. А так все в порядке, только ноет в груди, и не хватает воздуха. Но он слушает врачей, много гуляет. Он пишет ей: «будь добра, пиши обо всем понемножку. Буду рад всему, любой весточке. Скоро я буду в Ленинграде 28−29 сентября, давай встретимся у гостиницы „Ростов“ в 14 часов».

Он пишет ей о погоде, что лето в этом году было жарким, а осень растянулась почти до Нового года. На улицах продают елки и висят гирлянды, а мы все еще в легких пиджаках. Дети гоняют на велосипедах, а урожай яблок такой, что люди просто вывозят мешки в парке и оставляют для тех, у кого нет сада. И даже не верится, что где-то в Ленинграде идут дожди, холодно и почти зима. Рассказывает, что в октябре был в Пятигорске на конференции, выступал с докладом.

В пятом письме расспрашивает ее об отпуске, о рождении дочки, хватает ли им денег. Он рад, что все устроилось с жильем. Пишет, что дырку в его груди залатали, и он больше не закрывает эту дырку рукой, а живет вполне сносно. По ночам он слушает свое сердце, и оно совсем не болит. Скоро он опять поедет в Кисловодск, а потом в Ленинград. И будет рад увидеть и ее и внучку.

Пять писем в период с 1981 по 1987. Отец из Ростова пишет дочери в Ленинград, где она живет с мамой. Пишет до востребования на главпочтамт. Спрашивает между строк о бывшей жене, просит не обижаться на маму, мама не злая, просто он очень перед ней виноват.

Шестое письмо напечатано на машинке. Чужая женщина пишет, что Николай Евгеньевич умер тихо во сне, остановилось сердце. Еще вечером он был весел, шутил, а утром врачи сказали, что все. Примите наши соболезнования. Ваш папа очень вас любил.

Шесть писем написанных до востребования. Чужая жизнь, найденная в свалке макулатуры возле помойки. Только почему мне так хочется плакать?

Это все, что я хотела сказать вам сегодня. Обнимаю.

© Елена Пастернак
ок.ру