Мусоргский

«„Бориса Годунова“ можно было бы озаглавить „Какофония в пяти актах и семи сценах“».

Николай Соловьев. «Биржевые ведомости», Санкт-Петербург, 1 февраля 1874 года

«Я изучил основательно „Бориса Годунова“...Мусоргскую музыку я от всей души посылаю к черту; это самая пошлая и подлая пародия на музыку».

Петр Ильич Чайковский. Из письма брату Модесту, 29 октября 1874 года

«„Ночь на Лысой Горе“ Мусоргского — самое отвратительное из всего, что мы когда-либо слышали. Оргия уродства, настоящая мерзость. Надеемся никогда не услышать ее вновь!»

Musical Times, Лондон, март 1898 года

 

 

---

Прокофьев

«Сочинения мистера Прокофьева принадлежат не искусству, а миру патологии и фармакологии. Здесь они определенно нежелательны, ведь одна лишь Германия, с тех пор как ее захлестнуло моральное и политическое вырождение, произвела больше музыкального гуано, чем может вынести цивилизованный мир. Да, это звучит прямолинейно, но кто-то же должен противостоять тенденции понравиться публике, сочиняя то, что мы не можем назвать иначе, как низкой и вульгарной музыкой. Сочинения же мистера Прокофьева для фортепиано, которые он сам и исполнил, заслуживают отдельных проклятий. В них нет ничего, что способно удержать внимание слушателя, они не стремятся ни к какому осмысленному идеалу, не несут эстетической нагрузки, не пытаются расширить выразительные средства музыки. Это просто извращение. Они умрут смертью выкидышей».

Кребиль Г. Э. New York Tribune, 12 декабря 1918 года

«Для новой музыки Прокофьева нужны какие-то новые уши. Его лирические темы вялы и безжизненны. Вторая соната не содержит никакого музыкального развития, финал напоминает бегство мамонтов по доисторической азиатской степи».

New York Times, 21 ноября 1918 года

 

Пуччини

«Большая часть „Тоски“, если не вся она, чрезвычайно уродлива, хотя и своеобразна и причудлива в своей уродливости. Композитор с дьявольской изобретательностью научился сталкивать резкие, болезненно звучащие тембры».

Boston Evening Transcript, 12 апреля 1901 года

Равель

«Прослушать целую программу сочинений Равеля — все равно что весь вечер наблюдать за карликом или пигмеем, выделывающим любопытные, но весьма скромные трюки в очень ограниченном диапазоне. Почти змеиное хладнокро­вие этой музыки, которое Равель, кажется, культивирует специально, в больших количествах способно вызвать только отвращение; даже красоты ее похожи на переливы чешуи у ящериц или змей».

Times, Лондон, 28 апреля 1924 года

Рахманинов

«Если бы в аду была консерватория... и было задано написать программную симфонию на тему семи египетских язв и если бы была написана она вроде симфонии Рахманинова… то он блестяще выполнил задачу и привел бы в восторг обитателей ада».

Цезарь Кюи. «Санкт-Петербургские новости», 16 марта 1897 года

Римский-Корсаков

«„Садко“ Римского-Корсакова — это программная музыка в самом ее бессовестном виде, варварство, сопряженное с крайним цинизмом. Нечасто нам приходилось встречать такую бедность музыкальной мысли и такое бесстыдство оркестровки. Герр фон Корсаков — молодой русский офицер и, как все русские гвардейцы, фанатичный поклонник Вагнера. Вероятно, в Москве и Санкт-Петербурге гордятся попыткой взрастить на родной почве что-то похожее на Вагнера — навроде русского шампанского, кисловатого, но куда более забористого, чем оригинал. Но здесь, в Вене, концертные организации ориентируются на приличную музыку, и мы имеем все поводы протестовать против столь дурно пахнущего дилетантизма».

Эдуард Ганслик. 1872 год

Сен-Санс

«Сен-Санс сочинил больше дряни, чем любой из известных композиторов. И это худший род дряни, самая дрянная дрянь на свете».

Saturday Review, Лондон, 19 февраля 1898 года

Скрябин

«Скрябин находится в плену иллюзии, свойственной всем невротичным дегенератам (неважно, гениям или обычным идиотам), что он расширяет границы искусства, усложняя его. Но нет, этого ему не удалось — напротив, он сделал шаг назад».

Musical Courier, Нью Йорк, 25 марта 1915 года

«„Прометей“ Скрябина — сочинение некогда приличного композитора, заболевшего умственным растройством».

Musical Quarterly, июль 1915 года

«Бесспорно, в музыке Скрябина есть некоторый смысл, но и он избыточен. У нас уже есть кокаин, героин, морфин и бесчисленное количество сходных препаратов, не говоря уж об алкоголе. Этого более чем достаточно! Зачем превращать еще и музыку в духовный наркотик? Восемь бренди и пять двойных виски ничем не хуже, чем восемь труб и пять тромбонов».

Сесил Грей. «A survey on contemporary music», 1924

Стравинский

«Стравинский совершенно неспособен к формулированию собственных музыкальных идей. Но он вполне способен на то, чтобы ритмично бить в барабан в своем варварском оркестре, — это единственная живая и реальная форма в его музыке; тот примитивный род повторения, который прекрасно удается птицам и малым детям».

Musical Times, Лондон, июнь 1929 года

«Представляется вполне вероятным, что большей части музыки Стравин­ского — если не всей — суждено скорое забвение. Громадное влияние „Весны священной“ уже выветрилось, и то, что на премьере казалось первыми отсве­тами вдохновляющего огня, быстро превратилось в тускло тлеющую золу».

New York Sun, 16 января 1937 года