Цитата сообщения ZeRu Русский Фолкнер и Марк Твен... абхазского происхождения

Умер Фазиль Искандер. Светлый, добрый, немного наивный человек. Он боролся со злом юмором, он не вступал в конфликты, он считал, что только совесть может объединить людей, потому что все религии обращены к совести. Вспомним несколько стихов большого писателя и поэта.

Он родился 87 лет назад в Сухуми. Его отец был персом, мать - абхазкой. В доме говорили по-абхазски, думали по-абхазски, рассказывали детям сказки на абхазском языке. Но - вот парадокс - Фазиль Искандер стал именно русским писателем. Он вошел в литературу повестью «Созвездие Козлотура», опубликованной в 1966 году в «Новом мире», в которой невероятно смело и современно написал о современности.

Для нашей литературы он стал кем-то вроде Фолкнера, который ввел в большую литературу не округ Йокнапатоф, а новый литературный материк - Абхазию. О ней мы узнали благодаря плутовскому роману «Сандро из Чегема». Но даже чаще, чем русским Фолкнером, зарубежные критики называли его русским Марком Твеном. Они действительно похожи. В текстах Твена и Искандера, рассказанных от первого лица, с особой доверительностью и юмором, на первый план выходит не «что» и даже не «как», а личность рассказчика: Гека Финна, или пьющего человека Сандро из Чегема, или, к примеру, мальчика Чика.

Мальчик Чик говорил, что, как сливки в молоке, любит юмор в языке. Умея смотреть на происходящее с большой долей отстраненности, Искандер подмечал неожиданное в обыденном. «Единственная особенность москвичей, которая до сих пор осталась мной неразгаданной, - это их постоянный, таинственный интерес к погоде» - эта цитата писателя стала мемом своего времени.

Литературные коллеги говорят об Искандере как о человеке не от мира сего. Из прочих человеческих качеств Искандер больше всего ценил совесть. "Я думаю, с обостренной совестью жить сложнее, но та же обостренная совесть облегчает жизнь и помогает выжить," - говорил писатель.

Писатель не умирает... Впорхнула в вечность бабочка, за которой гонялся щенок и впустую лязгал зубами. У Фазиля Искандера бабочка не летала и не порхала, она - мерцала! Навсегда запомнилось, например, чувство ожога, которое испытал подросток, прикоснувшись ногой к оголенному колену подружки своей старшей сестры... Ожог казался таким явным, что мальчик закатал штанину, чтобы посмотреть, нет ли там красного пятна... Красота мерцает в моей душе, и чувства тонко жгут.
ЕЖЕВИКА

С урочищем зеленым споря, Сквозь заросли, сквозь бурелом, Река выбрасывалась в море, Рыча, летела напролом. А над рекою камень дикий, Но даже камень не был пуст. В него вцепился ежевики Расплющенный зеленый куст.

Почти окованный камнями, Он молча не признал оков, Своими тонкими корнями Прожилья камня пропоров. …Не без опаски, осторожно Я ветку тонкую загнул И гроздья ягоды дорожной Тихонько на ладонь стряхнул.

На солнце ягоды горели, Голубоватые с боков, Они лоснились и чернели, Как лак на панцире жуков. …Ты человек. Но поживи-ка! И выживи. И много дней Живи, как эта ежевика, Жизнь выжимая из камней!

ЛЕТО

Першит от влажной соли в глотке. А ну, еще один рывок! Я пришвартовываю лодку, Я выхожу на старый док. Вокруг хохочущее лето. Мальчишек славная орда. От наслаждения, от света Лениво щурится вода. Над поплавками, свесив ноги, Усевшись поудобней в ряд, Пенсионеры, как йоги, Сомнамбулически молчат. А это что? На солнце нежась, Лежит девчонка над водой. Ее обветренная свежесть Прохладой дышит молодой.

Девчонка, золотая жилка, Отчаянная несудьба, Твоя монгольская ухмылка Еще по-девичьи груба. Другому нянчиться с тобою, На перекрестках сторожа. А я бросаюсь в голубое, Где стынет медленно душа. Ныряю. Скал подводных глыбы, Знакомый с детства тайный лаз. У глаз мелькнул какой-то рыбы Не очень удивленный глаз. Над сваей ржавой и зеленой Я гроздья мидий отыскал. Сдирая до крови ладони, Срываю мидии со скал.

Но вот, как бы огретый плеткой, Выныриваю по прямой, Швыряю раковины в лодку И отдыхаю за кормой. Огромный, добрый и соленый, Из голубых, из теплых вод Промытым взором освеженный Мир незахватанный встает. Глазами жадно обнимите Добычу мокрую ловца! Напоминает груда мидий Окаменевшие сердца. Но, створки жесткие раздвинув Прямым охотничьим ножом, Я, к небу голову закинув, Глотаю мидии живьем. Еще останется на ужин, На летний ужин у крыльца, В конце концов, не без жемчужин Окаменевшие сердца.

ДЕВУШКА С ВЕЛОСИПЕДОМ

О девчонка в красной майке, Душу не трави! Подмосковная лужайка Посреди Москвы. Прислонясь к велосипеду, Молча ты стоишь У Московского Совета, У цветных афиш. В красной майке, в черных брюках Молча ты стоишь Юной вестницею юга… Каплет с крыш…

И нахлынула такая Вдруг печаль, Неподатливо-тугая, Как педаль. Отливают лак и никель Новизной. Может, нужен тебе ниппель Запасной? Юность с кислыми дарами: Хлеб, война, кизил. Я любимую на раме, Понимаешь, не возил!

Но вопросы безответны У жар-птиц. У колес велосипедных Много спиц. В майской майке, огневая, На седло Ты садишься, понимаю, Не назло. Мчишь без памяти, Глотая холодок. Только рубчатый на памяти Следок…

АБХАЗСКАЯ ОСЕНЬ

Дай бог такой вам осени, друзья! Початки кукурузные грызя, Мы у огня сидим. Ленивый дым, Закручиваясь, лезет в дымоход, И, глядя на огонь, колдует кот. Дрова трещат, и сыплются у ног, Как с наковальни, яростные брызги. Замызганный, широкобокий, низкий, К огню придвинут черный чугунок. Мы слушаем, как в чугунке торопко, Уютно хлюпает пахучая похлебка. Золотозубая горою кукуруза Навалена почти до потолка, И наша кухня светится от груза Початков, бронзовеющих слегка.

А тыквы уродились - черт-те что! Таких, наверно, не видал никто: Как будто сгрудились кабаньи туши, Сюда на кухню забредя от стужи. Они лежат вповалку на полу, Глядишь - вот-вот захрюкают в углу. И прежде чем варить их над огнем, Те тыквы разрубают колуном. Нанизанные на сырой шпагат, На гвоздике у закопченной дверцы, Как ленты пулеметные, висят Три связки перца. Вот, до поры всю силу свою пряча, Блестит в графине розовая чача. А только рюмку опрокинешь в рот - Ударит в грудь. Дыханье оборвет. И на секунду горла поперек Стоит, как раскаленный уголек.

Над медленным огнем сидим. Глядим. Желтеет пламя. Голубеет дым. Мы не спешим. Мы пьем за чаркой чарку, Как мед густую, сладкую мачарку. Вдруг - настежь дверь. И прямо из тумана - Им хоть по снегу бегать босиком - Ребята входят. Ведрами каштаны Несут с собой. И следом - ветер в дом. Сейчас в лесу во всей осенней мощи Багряные каштановые рощи. …Огонь поленья лижет, языкат, А в кухне запахам от запахов тесно. Вином попахивает поздний виноград, И виноградом - раннее вино.