Иностранец

Владимир Познер, которого мы привыкли считать лицом нового отечественного телевидения, не менее популярен на Западе, и тем более в Америке, которую после Франции считает своей второй родиной. Россия, возможно, только на третьем месте в этой индивидуальной табели о рангах, хотя большая часть жизни прошла именно здесь. Насильно мил все равно не будешь, это понятно… И он не скрывает, что давно бы уже уехал в город детства, Париж, но дела не пускают.   Впрочем, некоторые утверждают, что родина там, где ты больше всего нужен...   — Владимир Владимирович, в свое время вы публично признались, будто так и не стали советским человеком. А откуда вообще пошла фамилия Познер?

Читать далее...

 

Hady Lamarr: Женщина, которая изобрела GPS и WiFi

Читать далее...

История Феликса Зандмана - это история о человеке необычайного мужества, который, будучи подростком, пережил Холокост, укрывшись в подземелье и проведя там полтора года. В своем укрытии Феликс изучал математику и по завершении войны стал одним из выдающихся ученных нашего времени.
Фильм повествует о человеке уникальной судьбы, сумевшем противостоять преследованиям нацистов и выжить в неравной схватке с ними. Это история о человеке, ставшем в последствии учредителе международного концерна VISHAY и внесшем неоценимый вклад в дело безопасности Израиля, о человеке, судьба которого является ярким свидетельством триумфа человеческого духа.

 

Не бедные евреи

Читать далее...

Как царь Пётр Первый полицию в России основал и кого
первым Генерал-полицмейстером Санкт-Петербурга
назначил.

Сколь на Петра не вешают собак
Историки,любители сенсаций,
Он остаётся тем примером для властей,
С которым всем им не по силам состязаться.

Пётр, как гроссмейстер в шахматной игре
Сторонник был ходов нетривиальных. -
Он юнг смышлёных не боялся возвышать
До графских титулов и званий генеральских.

И в День полиции России стоит помянуть,
Что, заведя полицию в России,
Он первым в шефы оной водворил
Смышлёного Антона де Вийера. -

Дав званье генерала-адъютанта,
Он юнгу бывшего с голландского корвета ,
подобранного за смышлёность в Амстердаме,
Назначил** первым Генералом-полицмейстером
Им возводимой на Неве столицы.

Лев Постолов



В День милиции (теперь уже полиции) в России по телевизору обычно показывают концерт с поднадоевшими эстрадными звездами, а полицейские дежурят в метро и на улицах в парадной форме. Но мало кто вспоминает о том, кто создавал полицию в Российской империи.

С корабля на бал

1697 год. В честь прибытия в Амстердам Великого посольства из России во главе с молодым царем Петром голландцы устраивают показательные маневры. В бухте Эй выстраивается несколько десятков парусников и начинается морская баталия. Петр, уже немного выучивший голландский, принимает командование голландской флотилией. Самым расторопным и понимающим юнгой на корабле оказывается юный Антуан Де Вийера. «А ты, яко обезьяна, взлетал по вантам, крепя и ослабляя паруса», — восхищается русский царь. Антуан с благодарностью принимает от Петра золотой талер и представляется: «Зовут меня Антон Дивьер. Я из Португалии. Иудейского рода».

Еврейское происхождение юнги ничуть не смущает Петра, который ценил в людях умение и смышленость и мало придавал значения их национальности. Антуан поступает на службу к государю. Пажом. Так начался путь еврейского мальчика Антуана де Вийеры к званию первого полицейского огромной страны.




Антон Мануилович Девиер (в исторических документах встречаются также другие варианты русского написания его фамилии - Дивьер, Дивиер, Девиэр, Девьер) родился в Голландии, в городе Амстердам, 22 февраля 1682 года.
От рождения его звали Антонио де Виейра (Antonio de Vieira) - имя и фамилия для голландца весьма странные, скорее подошли бы для португальца.
И действительно, семья де Виейра переехала в Голландию из Португалии в 1673 году. Только де Виейра были не португальцами (в смысле этнического происхождения), а евреями-сефардами.
Евреи-сефарды поселились на территории нынешней Португалии ещё в I веке до нашей эры, то есть тогда, когда не было там не то что Португалии, но даже и португальцев как народа ещё не появилось, и в горах жили полудикие племена лузитанцев, только недавно покорённых римлянами.
Завоеватели постоянно менялись - сначала римляне, затем вестготы, затем арабы, затем христиане, и королевство Португалия появилось только в XII веке, когда евреи жили на этой земле уже более тысячи лет.
Причём жили евреи в Португалии совсем неплохо - у них было своё общинное самоуправление, свой собственный суд, подчинялись они только королю, и никто, кроме короля, не мог приказывать евреям, или судить их. Среди евреев были министры финансов, королевские советники, придворные врачи.
Однако в 1497 году большинство евреев было изгнано из Португалии, причём по настоянию соседней Испании.
В 1492 году Испания закончила войну с мусульманским Гранадским эмиратом. Война закончилась испанской победой, но победители были разорены - все деньги ушли на войну, и королевская казна была пуста.
Тогда испанский король Фердинанд (который умер из-за того, что его насмерть заели вши) и его супруга, королева Изабелла (которая гордилась тем, что мылась всего два раза в жизни), решили пополнить казну за счёт испанских евреев.
"Их католические величества" издали указ, по которому евреи должны были или креститься, или покинуть страну, оставив государству всё своё имущество и деньги.
Некоторые люди, знающие евреев исключительно по анекдотам, ошибочно полагают, что деньги для евреев превыше всего, однако Фердинанд и Изабелла знали евреев не по анекдотам, а по реальной жизни, и всё рассчитали правильно - почти все испанские евреи предпочли нищими уйти из страны, но не отказаться от своей веры. Крестились только очень немногие.
Король с королевой получили на этой операции с изгнанием евреев довольно большое количество денег, но это был разовый выигрыш - деньги очень быстро истратили, а страна лишилась многих талантливых предпринимателей, которые, эмигрировав в другие страны, смогли "раскрутиться" там с нуля, и стали приносить пользу врагам Испании.
Турецкий султан Баязид II, предоставивший испанским евреям политическое убежище, высказался о решении Фердинанда такими словами:
"До сего дня я считал католического короля Фердинанда умным государем и хорошим политиком. Но разве это политик? Он опустошил свою страну и обогатил мои владения!".
И действительно, благодаря евреям Турецкая (Османская) империя стала сильнейшим государством Средиземноморья, и даже открытие Америки и американское золото не помогли Испании справиться с турками.
А причём здесь Португалия? Дело в том, что не все евреи эмигрировали в Турцию, очень многие поселились в Португалии. Это очень сильно обеспокоило Фердинанда с Изабеллой, и они, опасаясь будущего усиления Португалии, стали требовать от португальского короля Мануэла I изгнать евреев, пообещав за это ему в жёны свою дочь.
Наследников мужского пола в Испании не было, и король Португалии Мануэл, надеясь в будущем стать королём Испании, в 1497 году, в обмен на женитьбу на испанской принцессе, продублировал у себя в стране испанский указ от 1492 года об изгнании евреев.
Кстати, испанским королём Мануэлу стать так и не удалось. Выражаясь словами турецкого султана, он тоже "опустошил свою страну" и обогатил Османскую империю, ставшую главной страной проживания евреев-сефардов.
Абсолютное большинство евреев Португалии предпочло нищими покинуть страну, но не креститься, и только очень немногие согласились перейти в христианство. Среди этих немногих была и семья де Виейра.
Однако де Виейра крестились только для того, чтобы остаться, и продолжали тайно исповедовать иудаизм, и эта тайная религия передавалась в семье из поколения в поколение, на протяжении почти двух веков.
За тайными иудеями следила инквизиция, и когда де Виейра почувствовали угрозу разоблачения, они в 1673 году эмигрировали в Голландию.
Глава семьи, Мануэл де Виейра, был оружейником, но его сын Антонио, родившийся уже в Голландии (в 1682 году), отцовскому ремеслу научиться не успел, так как отец умер слишком рано, и подростку пришлось пойти юнгой на голландский военно-морской флот.
Итак,он служил с царю в качестве пажа, сначала те четыре с половиной месяца, которые Пётр провёл в Голландии, а затем, навсегда покинув Голландию, Антонио де Виейра отправился в дальнейшую длительную поездку с "Великим посольством" по Европе.
В конце августа 1698 года "Великое посольство" вернулось в Россию, а с ним и царский паж, которому уже исполнилось 16 лет, впервые попал в страну, ставшую его новой Родиной. В России юного пажа встретили доброжелательно. Особенно дамы — шестнадцатилетний Де Вийера был очень хорош собой. Карьера юноши стремительно идет в гору: из пажей — в денщики Петра, из денщиков — в генерал-адъютанты.
В российских документах Антонио, сын Мануэла, был записан как Антон Мануилович, а фамилию "де Виейра" записали как Девиер, при этом во многих документах, как уже говорилось, встречаются варианты написания Девиэр, Девьер, Дивиер и Дивьер.

А ещё через два года произошло столкновение Антона Девиера с другим царским приближённым, светлейшим князем Александром Даниловичем Меншиковым. Конфликт произошёл на любовной почве.
В 1710 году 28-летний Антон Девиер вознамерился жениться на младшей сестре светлейшего князя, Анне Даниловне Меншиковой. Невеста в прошлом была любовницей Петра Первого, но адъютант - эта такая должность, на которой брезгливые люди не служат, и даже у благороднейших дворян Европы не считалось позорным жениться на бывшей государевой любовнице (очень показательный пример - история Оленьего парка).
Бывшая любовница Петру надоела, и, кроме того, ей самой очень нравился Антон Девиер, и она была согласна выйти за него замуж, и царь против этого не возражал. Дело оставалось за малым - получить согласие от её старшего брата.
Но тут неожиданно возникли проблемы. Когда генерал-адъютант Антон Девиер явился в дом Александра Меншикова просить руки его сестры, светлейший князь так возмутился, на его взгляд, гнусным предложением, что бросился на Девиера с кулаками, и они стали драться.
На шум в комнату вбежали слуги Александра Даниловича в количестве десяти человек. Пользуясь численным превосходством, слуги Меншикова связали Девиера. После этого светлейший князь приказал слугам выпороть жениха, что и было исполнено, после чего его выбросили на улицу.
Почему Меншиков так возмутился намерением Девиера жениться на его младшей сестре, до сих пор историками не выяснено. Однако есть сведения, что на момент сватовства жених уже "обрюхатил" невесту, и вот это обстоятельство, предположительно, как раз и вызвало гнев её старшего брата.
Хотя на царя, уже давно "испортившего" Анну Даниловну, светлейший князь почему-то не гневался.
Выпоротый генерал-адъютант Антон Девиер пожаловался на Меншикова царю. На это Пётр ответил "Тебе он отказал, но мне отказать не посмеет", и вместе с Девиером отправился в дом светлейшего князя, где и попросил у Меншикова руки Анны Даниловны для своего генерал-адъютанта.
Как и предсказывал Пётр, отказать царю у Меншикова смелости не хватило, и в июле 1710 года Антон Мануилович Девиер наконец-таки женился на Анне Даниловне Меншиковой.
Молодожены перебираются в строящийся Петербург, который еще мало приспособлен для жизни. По улицам бродят волки, народ, силой свезенный в любимое детище Петра, разбойничает и пьет без устали. Время от времени деревянные постройки вспыхивают — и огонь быстро пожирает плоды трудов и чаяний царя. Как справляться со всем этим хаосом, Петр не знает. Все крупные конфликты всегда подавлялись силами военных, но солдаты обучены лишь воевать или, в крайнем случае, подавлять бунты. Заставить их следить за порядком в городе непросто. Петр поручает разобраться с царящим в городе хаосом Антуану, который к тому времени уже достаточно обрусел и зовется Антоном Дивьером.

Антон Девиер продолжал служить царским генерал-адъютантом, и считался одним из наиболее близких царю людей - он имел право входить к Петру без предварительного доклада в любое время суток, и ему было поручено руководить воспитанием царских дочерей.
В 1718 году в служебной карьере Антона Девиера произошли большие изменения - Пётр Первый учредил в России полицию, и первым руководителем российской полиции 27 мая 1718 года стал именно Девиер.
При этом необходимо уточнить, что первоначально полиция существовала только на территории Санкт-Петербурга, а в других городах она появилась значительно позднее, и должность Антона Девиера называлась "генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга".
Антон Девиер обеспечил в городе порядок, значительно уменьшил число преступлений, и даже впервые в истории начал борьбу с загрязнением окружающей среды - полицейские ловили тех людей, которые сваливали мусор в Неву, и били кнутом.
В Западной Европе в то время с загрязнением рек никто не боролся, и, например, воды протекающей через Лондон реки Темзы были настолько зловонными, что в британском парламенте даже в сильную жару боялись открывать окна, ибо от реки шло такое "амбре", что депутаты не выдерживали. Своего Девиера в Англии не нашлось.
Кроме того, генерал-полицмейстер Антон Девиер занялся борьбой с правонарушениями на потребительском рынке - за продажу некачественного товара и за необоснованное повышение цен (торговая наценка свыше 10%) торговцев били кнутом и даже отправляли на каторгу.
Кстати, губернатором Санкт-Петербурга был Александр Данилович Меншиков, и теперь они с Девиером стали конфликтовать не только на почве личных неприязненных отношений, но и по служебным делам - все недовольные Девиером бежали жаловаться к Меншикову, но царь в этих спорах всегда был на стороне Девиера.
При этом, когда Пётр находил у Девиера недостатки в работе, он и сам его наказывал, только не кнутом, а дубинкой.
Известен реальный исторический случай, когда Пётр Первый и Антон Девиер ехали вдвоём в коляске-двуколке и осматривали город, и, когда они проезжали по мостику через канал возле Новой Голландии, оказалось, что несколько досок были отодраны от мостика и украдены. Тогда Пётр самолично избил генерал-полицмейстера дубинкой за недостаточную борьбу с хищениями государственного имущества, после чего государь и побитый глава полиции поехали дальше.
Кстати, не исключено, что доски от мостика отодрали по приказу Меншикова, который заранее знал, куда поедут царь с Девиером, и хотел таким способом "подставить" своего недруга.
Однако, кроме избиения дубинкой, никаких других последствий происшествие на мосту для Антона Девиера не имело, и он остался на должности петербургского генерал-полицмейстера.
В 1721 году Антон Девиер распорядился установить в Санкт-Петербурге первые фонари и скамейки для отдыха.
Однако другие инициативы Девиера являются достаточно спорными и сомнительными.
Так, было запрещено проживание в городе без регистрации, все горожане должны были сообщать в полицию обо всех приезжающих и уезжающих, затем въезд и выезд в город и из города стал разрешаться только по паспортам, выдаваемым полицией, и на всех въездах в город стояли заставы и никого не впускали и не выпускали без паспорта.
Затем Девиер ужесточил контроль за передвижениями по Санкт-Петербургу, и установил нечто вроде комендантского часа: вечером все улицы перегораживались шлагбаумами, ставилась стража, и ходить по городу могли только военные, священники и повивальные бабки, а всех остальных петербуржцев, желавших прогуляться по улицам города белыми ночами, ловили и били кнутом. Убирали шлагбаумы только утром.
Пётр Первый был в восторге от деятельности девиеровской полиции, и даже написал, что "полиция споспешествует в правах и в правосудии, рождает добрые порядки и нравоучения, всем безопасность подает от разбойников, воров, насильников и обманщиков и сим подобных, непорядочное и непотребное житие отгоняет, и принуждает каждого к трудам и к честному промыслу, … препятствует дороговизне и приносит довольство во всем, потребном к жизни человеческой, предостерегает все приключившиеся болезни, производит чистоту по улицам; … воспитывает юных в целомудренной чистоте и честных науках; вкратце же над всеми сими полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальной подпор человеческой безопасности и удобности".
В 1725 году Пётр Первый умер, и на престол вступила его вдова Екатерина Первая, которая хорошо относилась к Девиеру, оставила его в должности генерал-полицмейстера, а в 1726 году присвоила ему графский титул.



Однако в апреле 1727 года, когда императрица тяжело заболела, и находилась при смерти, произошёл "банный скандал", роковым образом сказавшийся на дальнейшей судьбе Антона Девиера.
24 апреля 1727 года к тяжело больной императрице явился светлейший князь Меншиков, и сообщил, что "когда Ея Императорское величество изволит от сна восстать, тогда Антон Девиер возьмет девушек и спрашивает обо всем, чего было ему делать не надлежало, и один раз я ево в бани застал с некоторою девушкою, а с которою, он сам скажет, и говорил ему, зачем он в баню з девушкою запирается и что он с тою девушкою делает, то он меня просил, чтоб я Ея Императорскому величеству не доносил, и сказал мне, что он спрашивал все, что без его у Ея Императорского величества делается".
Императрица была так возмущена, что повелела Девиера арестовать!
В тот же день Антон Девиер был арестован в императорском дворце гвардейским караулом, причём во время ареста он попытался заколоть шпагой Меншикова, который непосредственно передал капитану караула приказ об аресте Девиера.
Что же так возмутило императрицу, и почему же генерал-полицмейстера арестовали только из-за того, что он "в баню з девушкою запирается и что он с тою девушкою делает"?
Дело в том, что те "девушки", с которыми так тесно общался Девиер, были фрейлинами императрицы, и расспрашивание их о том, "что без его у Ея Императорского величества делается", было воспринято как вторжение в частную жизнь государыни.
Чем ещё занимался Девиер с девушкой в бане, кроме разговоров, императрицу и Меншикова мало интересовало.
В отношении Антона Девиера было начато следствие, в ходе которого его три раза подвергали пыткам. Кроме того, было допрошено множество народу, в том числе высокопоставленные руководители армии и государства.
Также была установлена и допрошена та самая "некоторая девушка", с которой Девиер ходил в баню; в материалах уголовного дела в отношении Девиера её фамилия не упоминается, она там указана как "придворная девица Катерина".
Вероятнее всего, фамилию Катерины не указали из-за того, что она была родственницей какой-то особы, очень сильно приближённой к императрице, и эту особу не хотели компрометировать упоминанием фамилии в уголовном деле, да и Меншиков, если помните, тоже умолчал о её фамилии, намекнув, что пусть сам Девиер скажет, кто она ("а с которою, он сам скажет").
Эта придворная девица пояснила следствию, что "ее с Девиером в бани его светлость достал, а разговаривала с ним партикулярные собственные слова, а касающихся слов о обхождении при дворе он у ней не спрашивал, и она ему не сказывала".
Антон Девиер признался, что неоднократно с девушками в бане "сиживал и разговаривал", однако отрицал, что расспрашивал девушек об императрице.
В ходе следствия также выяснилось, что Девиер не проявлял печали по поводу болезни императрицы, и даже других уговаривал не печалиться, например, сказал за столом её дочери Анне Петровне: "Полно, государыня, печалитца", а затем какую-то "плачующуюся Софью Карлусовну вертел вместо танцов и говорил ей - "не надобно плакать".
Сам полицмейстер пояснил, что он просто утешал плачущих дам, но Меншиков с императрицей сочли это "предерзостными поступками".
Отметим также, что ни у Девиера, ни у девушки Катерины следователи не выясняли, занимались ли они в бане сексом, или, как тогда выражались, "блудом" - сексуальная сторона вопроса следствие не интересовала, хотели знать только то, о чём в бане разговаривали.
Все эти посиделки с девушками в бане и утешение плачущих можно было считать, даже при очень большом желании к чему-нибудь прикопаться, максимум дерзостью и неуважением к императрице, но Меншикову очень хотелось представить Девиера как заговорщика.
К делу подтянули генерал-аншефа Ивана Бутурлина, члена Правительствующего Сената и Верховного Тайного Совета Петра Толстого и обер-прокурора Правительствующего Сената Григория Скорнякова-Писарева.
Выяснилось, что в разговорах с ними Девиер высказывался, что было бы лучше, если бы императрица назначила своим наследником (о чём ходили слухи, но указа ещё не было) не внука Петра Первого от преданного смерти царевича Алексея, Петра Алексеевича-младшего, а одну из его дочерей - Елизавету Петровну или Анну Петровну (как мы помним, Девиер был их воспитателем).
Причём, что самое важное, инициатором разговоров был вовсе не Девиер! Скорняков-Писарев, Толстой и Бутурлин сами начинали такие разговоры с Девиером, и он только соглашался с собеседниками.
Дальше разговоров дело не шло, и вельможи даже не могли решить, кто из них пойдёт к императрице с предложением о кандидатуре престолонаследника, и всё так и осталось на уровне разговоров.
Нам сейчас трудно понять, что же такого крамольного в разговорах о том, кто станет следующим главой государства - для демократического общества обсуждение кандидатов вещь совершенно нормальная, но в условиях российской абсолютной монархии, когда наследник престола определялся не волей народа и даже не законом, а исключительно указом действующего императора, разговоры о личности возможного наследника считались сопротивлением воле государевой, и даже изменой.
Однако, обратите внимание, это очень важно - на тот момент престолонаследник ещё не был назначен, то есть воле императрицы никто не собирался противиться - по той причине, что государыня эту волю пока ещё никак не выразила, и так называемые "заговорщики" занимались гаданием о возможном будущем наследнике, по типу ромашки - "Пётр - Елизавета - Анна", и ничего конкретного они не знали и не планировали.
Меншиков, как несложно догадаться, был против того, чтобы наследницами стали Елизавета Петровна или Анна Петровна, и поддерживал кандидатуру Петра Алексеевича-внука, так как намеревался выдать за него замуж свою дочь Марию, и тем самым породниться с царствующей семьёй.
Здоровье императрицы тем временем ухудшалось, ей стало совсем плохо, и рано утром 6 мая 1727 года к ней явился Александр Меншиков и подсунул на подпись два документа. Подписав их, Екатерина Первая впала в беспамятство, и через несколько часов умерла.
Одним из двух подписанных перед смертью указов наследником престола объявлялся Пётр Алексеевич, а другим указом объявлялся приговор по делу Антона Девиера и его "подельников" - Бутурлина, Толстого, Скорнякова-Писарева, а также князя Ивана Долгорукого, который тоже "засветился" в одном из разговоров.
В приговоре было сказано, что они пытались "рассуждать и толковать, кольми же паче дерзать определять наследника монархии по своей воле, кто кому угоден, а не по высокой воле ее императорского величества", и постановлялось Девиера и Толстого "яко пущих в том преступников казнить смертию" (с лишением чинов и орденов); Бутурлина, лишив чинов, отправить в ссылку в дальние деревни; Долгорукого "отлучить от двора", понизить чином, и отправить служить в дальний гарнизон; Скорнякова-Писарева сослать в Сибирь.
В тот же день цесаревна Елизавета от имени матери (то есть подделав подпись уже умершей императрицы) подписала второй указ, по которому Толстому и Девиеру смертная казнь заменялась ссылкой: первому - в Соловецкий монастырь, а второму - в Сибирь, и этот указ в качестве императорского был передан на исполнение.
Большего для своего воспитателя она сделать не могла, так как сила была у Меншикова, да и за подделку подписи покойной императрицы она могла дорого поплатиться.
Кстати, с учётом того, что указ о престолонаследнике был подписан одновременно с приговором, а на момент разговоров Девиера с Толстым, Бутурлиным и прочими, наследник назначен ещё не был, даже с точки зрения тогдашних законов никакого преступления Девиер не совершал, и не противился "высокой воле ее императорского величества".
Таким образом, Меншиков фактически ввёл императрицу, женщину не шибко грамотную, в заблуждение, и, пользуясь её тяжёлой болезнью и неспособностью правильно воспринимать окружающую обстановку, подсунул ей на подпись заведомо неправосудный приговор, чтобы избавиться от давнего недруга.
А как отнеслась супруга Антона Девиера, Анна Даниловна, к посиделкам её мужа в бане с придворной девицей Катериной?
На мужа она за это не обиделась, тем более, что из материалов дела и всех имеющихся документов доказан только факт совместного нахождения Девиера и Катерины в бане и их разговора, а занимались они там сексом или нет, неизвестно.
Анна Даниловна даже попыталась заступиться перед братом за мужа, но светлейший князь отказался с сестрой разговаривать, и она была вынуждена обратиться к нему в письменном виде, причём называла его даже "отцом и "государем":
"Светлейший князь, милостивый отец и государь, приемляю я смелость от моей безмерной горести труднить вас, милостивого отца и государя, о моем муже, о заступлении и милостивом представительстве к ея императорскому величеству, всемилостивейшей нашей государыне, дабы гнев свой милостиво обратить изволили".
На это униженное письмо сестры Меншиков даже не ответил. Более того, он приказал выслать сестру с детьми из Санкт-Петербурга в деревню!
А самого Антона Девиера отправили отбывать ссылку в Жиганское зимовье в 800 верстах от Якутска. По политическим соображениям Меншиков не мог открыто уличить Елизавету в подделке императорского указа, отменяющего смертную казнь, и ссылка врага в район вечной мерзлоты его тоже устраивала - он надеялся, что Девиер там вскоре умрёт.
Однако светлейший князь Меншиков торжествовал недолго: молодой государь Пётр Второй передумал жениться на его дочери, и уже 6 сентября 1727 года лишил Меншикова всех титулов, должностей и званий, и отправил его в ссылку в Берёзов (нынешняя территория Ханты-Мансийского автономного округа), где бывший "светлейший" скончался через два года.
Зло было наказано, однако добро не восторжествовало: Девиера из ссылки так и не вернули.
Только в 1739 году из категории простых ссыльных его перевели в начальники - из Жиганского зимовья его этапировали в Охотск, и назначили начальником Охотского порта. С новыми силами взявшись за дело, Антуан Мануилович приводит порт в надлежащее состояние и даже создает там мореходную школу, которая впоследствии превратится в штурманское училище сибирской флотилии.Среди прочих дел Антона Девиера можно выделить снаряжение экспедиции Витуса Беринга.
В 1741 году на российский престол вступила дочь Петра Великого Елизавета Петровна, которая, как мы помним, была воспитанницей Антона Девиера, и подделала указ о замене смертной казни ссылкой.
1 декабря 1741 года Елизавета издала уже свой собственный императорский указ о снятии всех обвинений с Антона Девиера и его возвращении из ссылки.
Из-за того, что дорога из Петербурга в Охотск занимала тогда примерно полгода, пока туда добрался курьер с указом, пока Девиер добрался до столицы, наступил уже 1743 год.
Жена Антона Мануиловича к этому времени умерла, а что сталось с придворной девицей Катериной, с которой он ходил в баню, неизвестно.
Антону Девиеру были возвращены ордена и графский титул, в июле 1744 года он получил воинское звание генерал-аншеф, а в декабре 1744 Девиер был вновь назначен генерал-полицмейстером Санкт-Петербурга, однако его здоровье было уже ослаблено, и герой первого в истории России "банного скандала" умер 24 июня 1745 года, в возрасте 63 лет.

Недавно исполнилось 120 лет со дня рождения легендарного одесского налетчика и авантюриста, прототипа бабелевского Бени Крика — Мишки Япончика. Тело «короля» преступного ми­ра Одессы легендарного Миш­ки Япончика сброшено в яму под Вознесенском. Его жена Циля умерла во Франции. Три брата — Абрам, Григорий и Юда — остались лежать на полях войны. Брат Исаак похоронен в Нью-Йорке. Единственная дочь Адель похоронена на мусуль­манском кладбище в Баку... нo правнуки Мишки Япончика — Рада, Игорь и Лиля — живут в Израиле! ------------------------------------------------------------------------- …И вот зазвонил телефон. Молодой женский голос сказал: «С вами говорит правнучка Мишки Япончика — Рада. Мы — мой брат Игорь и сестра Лиля — живем в Израиле». Я записал номер телефона и вскоре встретился с Радой и Игорем. Но прежде, чем рассказать о нашей беседе, хотел бы напомнить читателям несколько фактов. 30 октября 1891 года в Одессе, на Молдаванке, на улице Госпитальной, 23, у еврейского мещанина, фургонщика Меера-Вольфа Мордковича Винницкого и его жены Добы (Доры) Зельмановны родился сын Мойше-Яков (в последующих документах Моисей Вольфович). Всего в семье было пять сыновей и дочь. Впервые Моисей (Мишка), прозванный Япончиком за узкий разрез глаз, берет в руки «шпалер» в 1905 году в еврейском отряде самообороны и больше уже никогда с ним не расстается. В 1906-м он вступает в молодежную организацию анархистов-террористов «Молодая воля». 2 апреля 1908 года Одесский окружной суд приговаривает его к 12 годам каторжных работ. В одесской тюрьме Моисей Винницкий некоторое время сидел в одной камере с Григорием Котовским. В 1917 году Моисей Винницкий возвращается в Одессу и становится легендарным до сих пор Мишкой Япончиком — «королем» одесского преступного мира. Он женился на красивой большеглазой девушке Циле Аверман. А еще через год у них родилась дочь Ада. Япончик руководил примерно четырьмя тысячами одесских бандитов, которые грабили всех подряд — власть в городе менялась каждые несколько месяцев. Решив пойти по пути старшего товарища, Григория Ивановича Котовского, он вступает в Красную армию и формирует из своих ребят 54-й стрелковый советский украинский полк. Но воевал полк недолго — ребята рвались назад, в Одессу. 4 августа 1919 года на станции Вознесенск командир кавалерийского дивизиона Урсулов по приказу командования без суда застрелил Мишку Япончика. Едва ли не в день гибели Япончика в одесской Еврейской больнице на 23-м году жизни умерла его единственная сестра Женя. Циля, оставив маленькую дочь Аду свекрови, уехала с мужем покойной Жени за границу. Позже она вышла за него замуж. Ада впоследствии оказалась в Баку. Там же и скончалась. Три брата Моисея Винницкого — Абрам, Григорий и Юда — погибли на фронте во время войны. Брат Исаак с семьей в 1970-х годах перебрался в Нью-Йорк. — У Мишки Япончика была единственная дочь — Адель, Ада, следовательно… — Это наша бабуля. Она умерла в Баку 29 ноября 1983 года. — Погодите, погодите… Я бы хотел начать беседу с того момента, когда Циля Аверман, жена Мишки Япончика, оставив Аделю свекрови, вместе с мужем его покойной сестры уехала за границу… — Это неправда! Циля очень хотела взять Аделю с собой, но свекровь не отдала ребенка. — Циля Аверман уехала во Францию… Игорь: Сперва она уехала в Индию. Вот посмотрите на эту фотографию, которую Циля прислала из Бомбея. Потом она перебралась во Францию и до 1927 года, пока окончательно не закрыли границу, присылала людей в СССР, чтобы те привезли ей ребенка. Это, сами понимаете, стоило больших денег. Но свекровь так и не отдала Аделю. Бабушка до конца жизни не могла ей и всем одесским родственникам этого простить. Она, кстати, после войны ни разу не приехала из Азербайджана в Одессу. Всех одесских родственников принимала в Баку. Мы знаем, что Циля Аверман была обеспеченным человеком — владела во Франции несколькими домами, небольшим заводом. Видимо, кое-какие ценности ей удалось вывезти за границу. Она должна была уехать, иначе ее убили бы, как мужа. В шестидесятых-семидесятых годах, когда за связь с родственниками-иностранцами уже не так преследовали, от еврейских организаций нам стали приходить посылки. Значит, Циля была еще жива и не забыла свою дочь. Рада: Кстати, в метрике о рождении бабули писалось не Адель, а «Удая Мойше-Яковлевна Винницкая, родилась 18 августа 1918 года». — Как сложилась жизнь вашей бабушки? — Она вышла замуж… — За кого? Рада: Мы не знаем. Бабуля никогда об этом не говорила. Это было семейное табу. Об этом никогда не говорили ни папа, ни мама, ни одесские родственники. Жизнь у нашей бабули сложилась нелегко… В 1937 году в Одессе у нее родился сын, наш отец, которого в честь дедушки назвали Михаилом. В нашей семье имена повторяются. Сына Игоря назвали Михаилом, а старшую дочь Лили, нашей сестры, — Аделью. Игорь: Во время войны бабуля с сыном, нашим папой, эвакуировалась в Азербайджан, в Гянджу. Потом они жили в Минчегауре. Там через много лет папа познакомился с мамой — она работала учительницей в школе. А после войны бабулю посадили… — За что? Игорь: Жить надо было, ребенка кормить… Она торговала на базаре в Гяндже маслом. Значит — спекуляция, значит — срок… Приехала ее двоюродная сестра Женя и забрала папу в Одессу. Папа потом всю жизнь не очень любил мужа тети Жени Милю. Тот заставлял его учиться, ходить в школу. А папе это было трудно, он практически не знал русского языка — в Гяндже все говорили только по-азербайджански. Рада: Бабушка наша была очень сильным человеком. Жила одна. Ни от кого не хотела зависеть. Работала завскладом на вокзале. Хорошо зарабатывала. Лихо командовала мужиками-рабочими. Жила отдельно, много готовила и любила угощать всех соседей. Когда по телевизору показывали фильмы о революции, она вздыхала и произносила одну и ту же фразу: «Как бы мы хорошо жили, если бы не они…» — Когда вы узнали о своем прадеде — Мишке Япончике? Рада: Мне было семнадцать лет. Выходила замуж Света, дочь наших одесских родственников. Я с мамой поехала в Одессу. Пошли в Театр оперетты. Там показывали спектакль «На рассвете» об Одессе времен революции. Мишку Япончика играл знаменитый актер Михаил Водяной. Когда спектакль окончился, дядя Филя, отец Светы, посмотрел на меня и спросил маму: «Сима, она знает?» «Нет, — ответила мама, — мы ей ничего не говорили». И дядя Филя мне все рассказал. О нашей семье, о прадеде… Я была в шоке. Циля АверманИгорь: Я родился в 1960 году. Старше Рады на десять лет. Узнал о Мишке Япончике еще пацаном. Мне бабуля все рассказала. У нас дома была фотография: Мишка Япончик в кожаной куртке, с большим маузером сидит на белом коне на площади перед Оперным театром. Этот снимок был сделан, когда его полк уезжал на фронт. Я гордился Япончиком. Но oтец строго предупредил — об этом нельзя рассказывать никому. Бабушка всегда говорила, что если бы ее отец вернулся живым (подлец Урсулов выстрелил ему в спину), то он бы стал, как Котовский, большим человеком… И еще бабушка рассказывала, что в четырнадцать лет Мишка участвовал в покушении на полицейского пристава. Вместе с ним в покушении принимала участие восемнадцатилетняя девушка. Бабушка называла ее имя, но я уже не помню… Эта женщина потом работала в Кремле, хотела изменить, если можно так сказать, сложившееся мнение о Моисее Винницком, оправдать его. Но ей заткнули рот. — А как сложилась жизнь вашего отца Mихаила — внука Мишки Япончика? Рада: Отец, как и бабуля, тоже прожил нелегкую жизнь. Уже когда семья жила в Баку, он взял фамилию жены. Наша мама — Сима Алахвердиева. (Еврейское имя Сима ей дали по просьбе еврея-врача, принимавшего роды.) Игорю и Лиле тоже сменили фамилии. А я уже родилась Алахвердиевой. Когда мы двенадцать лет назад стали собираться в Израиль, пришлось много побегать по архивам и ЗАГСам, чтобы доказать, что наш отец Михаил Алахвердиев, азербайджанец, на самом деле Михаил Винницкий, еврей. Бабуля, кстати, всю жизнь прожила с фамилией Винницкая. Игорь: Трудно сказать, почему отец сменил фамилию и национальность… Чтобы, наверное, жизнь стала полегче. Хотя Азербайджан интернациональная страна, но лучше там быть азербайджанцем. Отец работал шофером, возил министра соцобеспечения (может быть и это стало причиной смены фамилии, не знаю), занимался тем, что сейчас называется «бизнесом». У него в кармане нашли несколько долларов. Он был арестован, сидел четыре года. Как и бабушка, папа не любил советскую власть. Не любил ее и я, с детства, хотя и был пионером. Наверное, в нашей семье это фамильная черта. Отец умер молодым. Ему было пятьдесят лет. — Когда вы бывали в Одессе, приходили на Молдаванку? Заходили на Госпитальную — в дом, в котором родился Япончик? Рада: Я жила на Молдаванке, у родственников! Молдаванка мне очень понравилась. А как там люди разговаривали! «Ты хочешь чай? Да? Пей на здоровье, только не заваривай, я его заваривала вчера утром». Игорь: И я жил в этом доме, и на Госпитальную, 23, заходил. Одессу я знал, как Баку — бывал в ней много раз еще подростком. Люди знали, кто я такой, из какой семьи. Помню одного старого человека. Все его называли Мишка Жлоб. Жлоб знал моего прадеда, рассказывал мне о нем. Помню несколько его историй. Мишка ЯпончикНа Молдаванке жила бедная девушка. Она выходила замуж, но у нее не было никаких украшений. Тогда Япончик написал записку владельцу ювелирного магазина — попросил его подарить бедной девушке какое-нибудь украшение. Просьба была немедленно выполнена. Еще история. Бедный парень влюбился в девушку, и она его полюбила. Но ее отдали за человека из состоятельной семьи. Мишка Япончик пришел на свадьбу и сказал жениху: «Твой отец богатый, он тебе любую другую невесту найдет, а эта пусть выходит замуж по любви…» Мишка Жлоб рассказывал, как многие жители Молдаванки шли к моему прадеду за советом и защитой. Он, говоря сегодняшним языком, был «крестным отцом». Как мне кажется, Мишка Япончик заложил основы тех «понятий», по которым до сих пор живет уголовный мир бывшего Союза. Не могу только одного понять: почему он не уехал за границу? — У Мишки Япончика было четверо братьев и сестра, которая умерла в 1923 году в Одессе. Три брата, несколько племянников погибли во время войны. Многие погибли в Одесском гетто. Были ли вы знакомы с единственным оставшимся в живых братом — Исааком? Игорь: Да. Исаак жил в Одессе. Мы с ним встречались, разговаривали. Он всегда говорил: «Миша не был бандитом, он был налетчик». Исаак был человеком состоятельным, известным в деловом мире Одессы. Отсидел срок, как тогда говорили, «за экономические преступления». Когда евреям разрешили уезжать из СССР, он отправил своих дочерей с семьями в США, а потом и сам в 1979-м туда уехал. Как нам известно, русские мафиози в Нью-Йорке, думая, что у него есть большие ценности, сильно избили Исаака, требуя, чтобы он эти ценности отдал. Исаак ничего не сказал этим бандитам. Через два дня в больнице он скончался. Boт такая судьба… — Да уж… Бандиты из России — возможно из Одессы — убивают в Нью-Йорке брата легендарного короля одесского преступного мира! Почище любого сериала. Кстати, вы смотрели телесериал «Жизнь и приключения Мишки Япончика»? Вам он понравился? — Игорь: Не очень. Еще до того, как начались съемки фильма, в Интернете появилось объявление о том, что всех, кто знает что-нибудь из жизни Мишки Япончика, приглашают написать об этом. Я сперва хотел написать, а потом подумал: ну напишу, а они снимут об этом не так, как я написал. Мне будет неприятно. Да и зачем? Люди уже вложили в фильм большие деньги — зачем им правда? Им свои деньги нужно вернуть, да еще и заработать на фильме. Кто будет обращать внимание на то, что я написал? А потом я увидел фильм: сестру Мишки Япончика показали придурочной, его отца — пьяницей… Ужас! Бабушка рассказывала о них совсем иначе. Цилю, правда, играет очень красивая и — вот посмотрел фотографию — очень похожая на нее актриса. Рада: И мне фильм не понравился… — Где похоронена ваша бабушка — принцесса, дочь «короля»? Рада: В Баку, на мусульманском кладбище… — На мусульманском? Почему?! Игорь: Так захотела бабу­ля. Дело в том, что на еврейском кладбище, которое находилось далеко от нашего дома, у нас ник­то не лежит. А на мусульманском, близком от нас, были по­хоронены наши дедушка и бабуш­ка — родители мамы. Аделя ска­зала маме: «Сима, похорони ме­ня рядом с ними. Ты ведь будешь приходить их навешать — и мне положишь на могилу цветочек. А еврейское кладбище далеко. Ник­то ко мне не приедет». Мы выполнили волю бабушки. На ее памят­нике написано: «Адель-ханум». Без фамилии…

 

Загадочная история писателя Евгения Петрова
Мистическая переписка советского писателя и таинственного незнакомца, который предугадал его смерть.
У советского писателя Евгения Петрова — того, который совместно с Ильей Ильфом написал знаменитые «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» — было весьма любопытное хобби. Он собирал конверты — но не все подряд, а от собственных писем. Казалось бы, дело немыслимое, но Петров придумал прекрасный метод: писал письмо за границу и выдумывал весь адрес — и город, и улицу, и дом, и фамилию адресата. Естественно, через пару месяцев письмо возвращалось назад, разукрашенное красивыми штемпелями «Адресат неверный».
И вот весной в 1939 году Евгений Петров решил получить конверт со штемпелями Новой Зеландии. Выдумал город Хайдбервилль, в котором на улице Райтбич проживал в доме № 7 мифический Мерил Юджин Уизли. И, увлекшись игрой, вложил в конверт и письмо: «Дорогой мой Мерил! Я искренне соболезную тебе из-за кончины твоего дяди Пита. Держись, дружище! И прости, что я так долго не отвечал тебе. Как поживает Ингрид? Поцелуй дочку, она уже, наверное, совсем большая. Жду ответ, твой Евгений».
Прошел месяц, второй, третий — а письмо не возвращалось. Петров стал о нем забывать, но в конце лета неожиданно получил... ответ из Новой Зеландии. Прочитав обратный адрес, писатель получил настоящий шок — на конверте значилось: «Мерил Юджин Уизли, Райтбич, 7, Хайдбервилль, Новая Зеландия». Стоял и штемпель почтового отделения, подтверждающий отправителя. Но удивительнее всего оказалось содержимое конверта.
Текст полученного письма был такой: «Милый Евгений! Благодарю тебя за сочувствие! Дядя Пит погиб совершенно нелепо, и эта трагедия на целых полгода выбила из колеи всю нашу семью. Потому я и не писал столь долго, но мы с Ингрид не забыли тебя и те три дня, что ты провел с нами. Глория действительно подросла на полголовы, но все еще не расстается с российским мишкой, которого ей привез ты. Твой Мерил». Но и это было еще не все — из конверта Петров трясущимися руками достал фотографию, на которой был запечатлен он сам в обнимку с абсолютно незнакомым мужчиной! Увидев же дату на снимке, писатель схватился за сердце — именно в тот день, 9 октября прошлого года, он угодил в больницу с тяжелейшей формой воспаления легких, и несколько дней врачи буквально вытаскивали его с того света...
Ни в какую мистику Евгений Петров никогда не верил, а потому немедленно написал в Новую Зеландию еще раз. Но вот ответа не дождался — в Европе началась война, и Петров стал военным корреспондентом «Информбюро» с первых же ее дней. Кстати, его коллеги утверждали, что после получения странного письма этот вечный шутник стал мрачным и замкнутым, а шутить перестал вовсе...
Ну а закончилась эта история совсем уж не забавно. В 1942 году Евгений Петров летел на самолете из Севастополя в столицу, и этот самолет был сбит немцами в Ростовской области. Мистика — но в тот же день, когда стало известно о гибели самолета, домой к писателю пришло письмо из Новой Зеландии. В этом письме Мерил Уизли восхищался советскими воинами и беспокоился за жизнь Петрова. Среди прочего в письме были вот такие строчки: «Помнишь, Евгений, ты мне сказал после купания в озере, что утонуть тебе не суждено, а суждено разбиться на самолете. Очень прошу тебя — летай как можно меньше!».
По этой истории был снят короткометражный фильм «Конверт» с Кевином Спейси в главной роли, которую снял российский режисер Алексей Нужный по своему же сценарию.

11-летний скрипач вошёл в историю войны, не убив ни одного врага.Он не убил ни одного врага, не распространил ни одной листовки, ни разу не пускал под откос поезда с вражескими танками. Его борьба с фашизмом длилась всего несколько мгновений, а оружием его были скрипка и великое мужество…
Его практически никто и никогда не называл полным именем Абрам, все звали Мусей — так, как называла его мама. Позже из-за этого возникла путаница — некоторые считали, что полное его имя Моисей.
Но родные Муси Пинкензона, пережившие войну, рассказали, что мама мальчика, Феня Моисеевна, звала его «Абрамуся». А позже это уменьшительно-ласкательное имя укоротилось до просто «Муси».
Муся Пинкензон родился 5 декабря 1930 года в молдавском городе Бельцы, который на тот момент принадлежал Румынии.
Семья Муси была «классической еврейской семьёй» в полном смысле этого слова. Пинкензоны в Бельцах создали династию врачей, насчитывавшую несколько поколений, и отец Муси, Владимир Пинкензон, был её продолжателем. К доктору Пинкензону в Бельцах относились с большим уважением.
Неудивительно, что мальчику с момента рождения прочили медицинскую карьеру. Однако ещё во младенчестве у Муси проявилась тяга к музыке. Талант раскрылся очень рано: уже в 5-летнем возрасте вундеркинд настолько виртуозно играл на скрипке, что о юном даровании писали все городские газеты.
В 1940 году Бессарабия, а вместе с ней и город Бельцы, вошла в состав СССР. Но на обыденной жизни семьи Пинкензонов этот процесс сильно не сказался. Муся, ставший пионером, продолжал усердно заниматься музыкой, Владимир Пинкензон продолжал лечить людей.
В июне 1941 года Муся Пинкензон должен был участвовать в «1-ой республиканской олимпиаде художественной самодеятельности Молдавии», однако все планы рухнули с началом войны.
Семья Пинкензонов эвакуировалась на Восток и через несколько недель прибыла на Кубань, в станицу Усть-Лабинскую.
Здесь Владимир Пинкензон стал врачом военного госпиталя, а Муся пошёл в местную школу. По вечерам он приходил в госпиталь к отцу и играл на скрипке для раненых.
Летом 1942 года Кубань перестала быть глубоким тылом. Стремительное наступление гитлеровцев потребовало новой эвакуации, но ни раненых, ни врачей госпиталя из Усть-Лабинской вывезти не успели.
Врача Владимира Пинкензона, до последнего остававшегося со своими пациентами, арестовали гитлеровцы. Они потребовали, чтобы врач, успевший заработать авторитет и уважением у местных жителей, лечил немецких солдат. Доктор Пинкензон ответил отказом и оказался в тюрьме.
Спустя некоторое время за решётку бросили жену и сына Владимира Пинкензона. Нацисты вознамерились не просто ликвидировать проживавших в Усть-Лабинской евреев, но и устроить акцию устрашения для всех остальных.



К месту казни согнали всё население станицы. Когда люди увидели, что среди приговорённых ведут и 11-летнего Мусю Пинкензона, прижимающего к груди своё главное сокровище — скрипку, пробежал ропот:
– Ребёнка-то за что? Нелюди!
Владимир Пинкензон попытался обратиться к немецкому офицеру, чтобы попросить его пощадить сына, но был убит. Следом застрелили бросившуюся к мужу маму Муси, Феню Моисеевну.
Он остался совсем один, 11-летний мальчик, окружённый истинными арийцами, считающими его «недочеловеком». А за рядами немецких солдат стояли жители Усть-Лабинской, смотрящие на происходящее со страхом и отчаянием. Они ничем не могли помочь Мусе.
Внезапно сам Муся обратился к немецкому офицеру:
– Господин офицер, разрешите мне перед смертью сыграть на скрипке!
Офицер рассмеялся и разрешил. Очевидно, он подумал, что стоящий перед ним маленький еврей пытается ему угодить и таким образом вымолить себе жизнь.
Через мгновение над Усть-Лабинской зазвучала музыка. Несколько секунд ни немцы, ни жители станицы не могли понять, что играет Муся. Вернее, они понимали, но не могли поверить в реальность происходящего.
11-летний Муся Пинкензон, стоя перед гитлеровцами, играл «Интернационал» — гимн коммунистов, который в тот момент был гимном Советского Союза.
И вдруг кто-то в толпе сначала неуверенно, а затем громче подхватил песню. Затем ещё один человек, ещё…
Опомнившийся немецкий офицер заорал:
– Свинья, немедленно прекрати!
Зазвучали выстрелы. Первая пуля ранила Мусю, но он попытался продолжить играть. Новые залпы оборвали жизнь скрипача…
Гитлеровцы в бешенстве разгоняли толпу. Акция устрашения превратилась в акцию их унижения. 11-летний мальчик, стоя перед лицом смерти, проявил такую силу духа, против которой оказалась бессильна вся мощь нацистского оружия.
В этот день люди в Усть-Лабинской снова поверили в Победу. Эту веру им вернул маленький скрипач…
После войны на месте расстрела Муси Пинкензона в бывшей станице Усть-Лабинской, ставшей в 1958 году городом Усть-Лабинском, установили памятник.
Его борьба с фашизмом длилась всего несколько мгновений, а оружием его были скрипка и великое мужество…
Но разве этого мало?

Андрей Сидорчик

Когда этот старик умер в гериатрической палате дома престарелых в маленьком австралийском городке, все считали, что он ушел из жизни, не оставив в ней никакого ценного следа. Позже, когда медсестры разбирали его скудные пожитки, они обнаружили это стихотворение.



Его смысл и содержание настолько впечатлили сотрудников, что копии поэмы быстро разошлись по всем работникам больницы. Одна медсестра взяла копию в Мельбурн. Единственное завещание старика с тех пор появлялось в Рождественских журналах по всей стране а также в журналах для психологов. Также на основе его простого, но красноречивого стихотворения была сделана презентация. И этот старик, который нищим ушел из жизни в Богом забытом городке в Австралии теперь взрывает интернет глубиной своей души. (Привожу мой перевод на русский. В английском оригинале стих звучит очень поэтично и поражает глубиной мысли и красотой рифмы).
Вспомните об этом стихе в следующий раз, когда встретитесь со старым человеком! И подумайте о том, что рано или поздно вы тоже будете таким, как он или она! Самые лучшие и самые красивые вещи в этом мире нельзя увидеть или потрогать. Они должны чувствоваться сердцем!
Оригинал поэмы на английском (Обязательно прочтите ее!):
Cranky Old Man
What do you see nurses? . . .. . .What do you see?
What are you thinking .. . when you're looking at me?
A cranky old man, . . . . . .not very wise,
Uncertain of habit .. . . . . . . .. with faraway eyes?
Who dribbles his food .. . ... . . and makes no reply.
When you say in a loud voice . .'I do wish you'd try!'
Who seems not to notice . . .the things that you do.
And forever is losing . . . . . .. . . A sock or shoe?
Who, resisting or not . . . ... lets you do as you will,
With bathing and feeding . . . .The long day to fill?
Is that what you're thinking?. .Is that what you see?
Then open your eyes, nurse . you're not looking at me.
I'll tell you who I am . . . . .. As I sit here so still,
As I do at your bidding, .. . . . as I eat at your will.
I'm a small child of Ten . .with a father and mother,
Brothers and sisters .. . . .. . who love one another
A young boy of Sixteen . . . .. with wings on his feet
Dreaming that soon now . . .. . . a lover he'll meet.
A groom soon at Twenty . . . ..my heart gives a leap.
Remembering, the vows .. .. .that I promised to keep.
At Twenty-Five, now . . . . .I have young of my own.
Who need me to guide . . . And a secure happy home.
A man of Thirty . .. . . . . My young now grown fast,
Bound to each other . . .. With ties that should last.
At Forty, my young sons .. .have grown and are gone,
But my woman is beside me . . to see I don't mourn.
At Fifty, once more, .. ...Babies play 'round my knee,
Again, we know children . . . . My loved one and me.
Dark days are upon me . . . . My wife is now dead.
I look at the future ... . . . . I shudder with dread.
For my young are all rearing .. . . young of their own.
And I think of the years . . . And the love that I've known.
I'm now an old man . . . . . . .. and nature is cruel.
It's jest to make old age . . . . . . . look like a fool.
The body, it crumbles .. .. . grace and vigour, depart.
There is now a stone . . . where I once had a heart.
But inside this old carcass . A young man still dwells,
And now and again . . . . . my battered heart swells
I remember the joys . . . . .. . I remember the pain.
And I'm loving and living . . . . . . . life over again.
I think of the years, all too few . . .. gone too fast.
And accept the stark fact . . . that nothing can last.
So open your eyes, people .. . . . .. . . open and see.
Not a cranky old man . Look closer . . . . see .. .. . .. .... . ME!!

Я перевела ее для вас:

Что ты, сестра, видишь сейчас пред собой?
Что думаешь ты, стоя рядом со мной:
Капризный и чудаковатый старик
С невидящим взором, он еле сидит…
Что зря переводит он днями еду…
Сердито кричишь ты «Старайся!» ему.
Что я не увижу, что делаешь ты,
Теряю все время ботинки, носки…
День мой заполняют купанье с едой,
Тебе все позволено делать со мной…
Что ты, сестра, видишь сейчас пред собой?
Ты видишь мой призрак, тень жизни былой…
Хоть я и покорно и тихо сижу,
Безропотно правила эти сношу,
Сплю, где мне укажут, ем, что принесут,
Но кто я такой – я тебе расскажу…
Мне десять всего лишь, я в лоне семьи,
Мать, братья и сестры, отец мне близки,
А вот мне шестнадцать - на крыльях парю,
Любовь моей жизни я встретить хочу.
Вот двадцать: и сердце колотит в груди,
Я помню все клятвы, что мною даны.
Я сильный и статный, жених молодой.
Надежно невесте любимой со мной.
Вот мне двадцать пять, есть малыш у меня,
Ему нужен дом, и любовь, и семья…
Вот мне уже тридцать, и дети растут,
А годы уходят, а годы бегут…
Мне сорок – и дети покинули дом,
Но рядом родная, тепло нам вдвоем…
Вот вновь ребятишки играют у ног –
Любимые внуки, родимая кровь…
Вот ночь опустилась, накрыла меня:
Нет рядом любимой – жена умерла.
Я с дрожью и страхом взираю вперед,
И все вспоминаю былую любовь…
И вот я состарен… Жестока судьба:
Нас глупыми в старости явит она.
Ушла моя сила, утрачена стать,
Назначено телу дряхлеть, угасать…
Где страстное сердце стучало в груди –
Там камень тяжелый… Но внутрь загляни:
В моем дряблом теле я сам – молодой,
Я помню всю радость, я помню всю боль!
Пульсирует сердце, тепла моя кровь.
Хранит это сердце мечту и любовь.
Как быстро умчались часы и года!
Все смертны – и это упрямый, но факт.
Откройте глаза и увидьте, смотря:
Не старец капризный, ведь это же…. Я!

http://hv-life.ru/

Дочь великого русского поэта не стала принцессой, но прожила жизнь, которой хватило бы на сюжет не одного романа. После ее смерти не осталось ни креста, ни плиты. Будто и не было ни слез, ни жизни, ни любви…