На запад, на запад помчался бы я,

Где цветут моих предков поля...

Эти строки из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Желание», написанного им в 17 лет, - свидетельство безграничного стремления узнать как можно большего о своих предках. Он, родившийся в 8 колене, пытался восстановить справедливость, поскольку и Столыпины, и Е. А. Арсеньева считали род Лермонтовых захудалым.

Отец Михаила Юрьевича для определения сына на учебу в университетский пансион в 1829 году доказал своё дворянское достоинство и был внесен вместе с сыном в шестую родословную книгу, где числилась уже фамилия Столыпиных. А в Общем Гербовнике Дворянских родов Всероссийской империи приводится описание Герба рода Лермонтовых: «В щите, имеющем золотое поле, находится черное Стропило с тремя на нем золотыми четвероугольниками, а под Стропилом черный Цветок, Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нем Короною. Намет на щите золотой, подложенный красным, внизу щита Девиз: (в переводе) Жребий мой - Иисус». Этот герб красноречиво говорит о древности и величии рода. Существовало также предание о том, что фамилия Лермонтовых происходила от испанского герцога Лермы, который боролся с маврами. Эта история так захватила воображение Михаила Юрьевича, который долгое время подписывался под письмами и стихами: «Лерма», что однажды в доме на Молчановке в Москве (там сейчас музей) он увидел во сне портрет воображаемого предка, проснувшись, начертил его углем на стене, а потом уже нарисовал масляными красками на холсте и подарил его своему другу Лопухину. Во всей верхней части лица нетрудно заметить фамильное сходство с самим нашим поэтом. Впервые на это обратил внимание П.Висковатов, и это действительно так. Вглядитесь внимательно в лицо дюка Лерма. Однако испанское происхождение Лермонтова, к счастью, не доказано, а вот шотландская ветвь существует, и она стоит того, чтобы о ней узнали поподробнее.

Фамилия шотландских предков нашего поэта Лермонт восходит к XI веку и, сохраняется до сих пор в графстве Эдинбург. Уже после смерти Михаила Юрьевича Лермонтова был обнаружен документ по генеалогии Лермонтовых, из которого следует, «что в 11 веке за помощь королю Малькольму III в разгроме Макбета, их предку Лермонту дано в вотчину господинство Дарси (ныне это деревушка в 8 км от г. Сент-Андрус)». Член английского парламента А. Лермонт в 1873 году письменно подтвердил: «Мы некогда были владельцами поместья Dairsie... Моя фамилия происходит от Томаса Поэта». Мне удалось прочитать очень красивую шотландскую легенду о Томасе Рифмаче и балладу «Певец Фома», написанную Вальтером Скоттом, последнюю в пересказе лермонтоведа П. А. Висковатова. И там, и там говорится о шотландском барде Лермонте, жившем в XIII веке. Фома - это русский перевод шотландского имени Томас, а прозвали его так по названию местности Learmonth[1].

Предание гласит, что еще в юности будто бы Лермонт был унесен в страну фей. За семилетнюю верную службу он был награжден даром прорицания. Возвратившись, домой, Томас, или Фома, изумлял соотечественников своими предсказаниями, которые писал стихами и пел под лютню. Так он предсказал смерть шотландскому королю Александру III. В поэтической форме изложил Лермонт предсказания будущих исторических событий Шотландии. Пророчества его ценились и были изданы в Эдинбурге.

Большой известностью пользовался он и как поэт. Ему приписывается роман «Тристан и Изольда». П. Висковатов пытался опровергнуть этот факт, а писатель Овидий Горчаков, наоборот, считает великого барда Лермонта автором столь блистательного романа. Вопрос остается открытым, хотя мне ближе точка зрения О. Горчакова.

Для меня ясно другое. Благодаря  этому  великому  предку  и,  возможно,

поэту Джону Лермонту, жившему и творившему в 17-18 столетиях (о нем О. Горчаков подробно рассказывает в своем романе) в роду русских Лермонтовых родился не менее великий человек, одаренный способностями к искусствам, - поэт-прорицатель, музыкант, художник.

Всех подробностей шотландской ветви своего генеалогического древа М. Ю. Лермонтов, конечно, не знал, но история предков по отцовской линии была предметом гордости юного поэта и будила его творческое воображение:

Зачем я не птица, не ворон степной,

Пролетевший сейчас надо мной?

Зачем не могу в небесах я парить

И одну лишь свободу любить?

На запад, на запад помчался бы я,

Где цветут моих предков поля,       

Где в замке пустом, на туманных горах,

Их забвенный покоится прах.

На древней стене их наследственный щит

И заржавленный меч их висит.

Я стал бы летать над мечом и щитом -

И смахнул бы я пыль с них крылом.

И арфы шотландской струну бы задел -

И по сводам бы звук полетел;

Вниманием одним и одним пробужден,

Как раздался, так смолкнул бы он.

Но тщетны мечты, бесполезны мольбы

Против строгих законов судьбы,

- Меж мной и холмами отчизны моей

Расстилаются волны морей.

Последний потомок отважных бойцов

Увядает средь чуждых снегов;

Я здесь был рожден, но не здешний душой...

О, зачем я не ворон степной!..

Действительно, поэт предугадал: он был последним потомком шотландских «бойцов», ибо его ветвь не имела продолжения.

Основателем Лермонтовых в России стал Джордж Лермонт, который в 17 веке, во время смут покинул Шотландию, а затем из польского гарнизона перешел в ряды московского войска. Это был Юрий (Георгий) Андреевич Лермонт. Потомки его многие Российскому Престолу служили, причем 66 из них служили военными в вооруженных силах России и СССР, в белых и красных войсках. Этот список из родословной со всеми подробностями находим в конце исторического романа Овидия Горчакова о родоначальнике русского рода Лермонтовых «Если б мы не любили так нежно». Под номером 37 значится Михаил Юрьевич, поручик лейб-гвардии гусарского полка. Под № 30 записано: «Юрий Петрович, отец поэта (1787-1831 гг.). Окончил 1-й кадетский корпус, выпущен прапорщиком лейб-гвардии Кексгольмского полка в 1804 г. С 1805 г. - офицер-воспитатель в 1-м кадетском корпусе. В отставке с 4.9.1811 г. капитаном с мундиром. С 1812 г. вступил в Московское ополчение, но в боях не был, так как заболел и из госпиталя был отпущен домой, в имение Кропотово».

Предки поэта М. Ю. Лермонтова в здешних местах поселились в конце XVIII века. Дед Петр Юрьевич Лермонтов и его жена Анна Васильевна в 1791 году приобрели две усадьбы, находившиеся на берегу реки Любашевки. Деревню Кропотово они купили у генерал-майорши Прасковьи Михайловны Раевской, к которой имение перешло от ее родного брата, поручика Николая Михайловича Кропотова. Вторую усадьбу, Любашевку, находившуюся неподалеку от Кропотово, Лермонтовы приобрели у полковника Петра Сергеевича Беклемишева.

Усадьба  и  деревня   Кропотово   находилась   на   левом   берегу   речки

Любашевки.

Речка Любашевка

В усадьбе стоял деревянный господский дом с мезонином и балконом, состоявший из двенадцати комнат. Перед домом размещался широкий двор, окруженный хозяйственными постройками. За домом спускался к реке большой фруктовый сад, разделенный аллеей серебристых тополей[2].

Имение было довольно большим, но доходы приносило скромные, а семья у Петра Юрьевича (деда поэта) и Анны Васильевны была большая, шестеро детей: сын Юрий и дочери - Авдотья, Наталья, Александра, Екатерина и Елена. Расходы были большие, «и эта ветвь рода Лермонтовых, как и прочие, постепенно обеднела».

Сын П. Ю. Лермонтова Юрий Петрович, прослужив недолго на военной службе, вышел в отставку по состоянию здоровья в звании капитана. В тридцати верстах от Кропотово в селе Васильевское (ныне Краснинский район) находилась усадьба дворян Арсеньевых. Сюда, в родовое имение покойного мужа Михаила Васильевича, из села Тарханы Пензенской губернии приезжала Елизавета Алексеевна Арсеньева с дочерью Марией Михайловной.

Семьи Лермонтовых и Арсеньевых находились в дружеских отношениях. В Васильевском и произошло знакомство Юрия Петровича Лермонтова с Марией Михайловной Арсеньевой.

Вот почему свадьба Юрия Петровича Лермонтова и Марии Михайловны Арсеньевой состоялась почти против воли Е. А. Арсеньевой, с одной стороны - единственная дочь, богатая наследница, с другой - бедный капитан, без связей, без карьеры впереди.

В 1814 году в Москве у них родился сын, названный в честь деда по материнской линни Михаилом. Юрий Петрович пытался наладить хорошие отношения с тещей - он переехал в Тарханы, взялся за управление имением. Но семейная жизнь не складывалась. В чем же была главная причина несчастливой супружеской жизни? Почему погибла эта семья?

«По вине Юрия Петровича», - один за другим повторяли за Висковатовым биографы поэта и, анализируя имеющиеся воспоминания современников, местных старожилов, создали портрет, на мой взгляд, человека низкого и грубого. Отца Лермонтова обвиняли в неискренности чувств к Марии Михайловне (об их любви мы поговорим особо), о том, что он вскоре охладел к ней, увлекся компаньонкой жены, «был человек добрый и мягкий, но вспыльчивый, самодур и даже грубо обращался с женой». Его обвинили в жадности, когда после смерти Марии Михайловны он оставил трехлетнего сына на попечении Е. А. Арсеньевой, которая составила завещание в пользу внука, а от зятя откупилась.

Нужно отдать должное биографам А. Семченко и П. Фролову, которые, сопоставив все имеющиеся факты, реабилитировали доброе имя отца поэта. Они пришли к выводу, что все свидетели, на показания которых опирались биографы, лично Юрия Петровича не знали и выражали мнение Е. А. Арсеньевой, которая, как известно, зятя откровенно не любила, обвиняла его даже в том, что он якобы заразил чахоткой ее дочь и повинен в ее смерти. Причиной этой нелюбви могла быть, как считает, Висковатов, сначала материнская ревность, а затем «пристрастная любовь к внуку» (последнее выражение принадлежит самой Арсеньевой).

И далее А. Семченко и П. Фролов делают очень интересный вывод: «Юрий Петрович был человек, и, думаем, все человеческое было ему не чуждо. Но укоренившаяся привычка возводить на его счет все мыслимые грехи и, не задумываясь над причинами его поступков, бранить его, как нам кажется, ведет нас по неправильному пути. Мы убеждены, что оценивать его личность нужно не со слов Е. А. Арсеньевой, переданных через третьи руки, а прежде всего на основании того, что написал он сам и что написал о нем его сын».

Похоронив жену Юрий Петрович из Тархан уехал. Он уехал в свое маленькое неразделенное с сестрами родовое имение Кропотово и прожил там 15 лет, до самой своей смерти. Желанию забрать своего сына с собой Е. А. Арсеньева решительно воспрепятствовала и, чтобы закрепить власть над внуком, составила завещание, которое очень похоже на ультиматум: внук должен был оставаться с нею до совершеннолетия. Юрий Петрович не считал себя вправе обрекать сына на бедность, в коей сам находился. Скрепя свои чувства он уступил. «Отцовская любовь в нем оказалась сильнее отцовского эгоизма».

Елизавета Алексеевна не приветствовала их встречи. Только когда юный Михаил поступил в Благородный пансион при Московском университете, его отец смог, наконец, иногда видеться с ним. Несмотря на то, что отец и сын были вынуждены жить в разлуке, они относились друг к другу с любовью.

Ю. П. Лермонтов навещал сына в Москве, интересовался его воспитанием, читал его произведения и ценил их. Редкие встречи с «папенькой» неизменно радовали Мишу.

В Кропотово Миша Лермонтов впервые побывал в 1827 году. Он провел в имении отца целое лето. Давно уже не было в живых дедушки - Петра Юрьевича и бабушки - Анны Васильевны. Мальчика встретили отец и тетушки. Бесконечно любимый ими, он провел здесь незабываемые дни, возможно, самые счастливые, в его короткой земной жизни.        

В отцовском доме он увидел портреты прадеда и деда.

П. Ю. ЛЕРМОНТОВ, дед поэта

Теперь он был наследником славных традиций древнего рода. С любовью всматривался мальчик в портрет рано умершей матери. Отец бережно хранил, дорогие его сердцу, вещи Марии Михайловны. Среди них был девичий ее альбом в красном сафьяновом переплете с серебряной застежкой, страницы его были заполнены записями и рисунками Марии Михайловны и Юрия Петровича. Надо полагать, отцу и сыну, было, о чем поговорить. Иначе откуда бы знал Михаил Юрьевич о своих шотландских предках. Многое мог рассказать отец и о войне 1812 года, когда он сражался в рядах Тульского дворянского ополчения и был ранен. Возможно, поведал и о том, как впервые встретились они с его матушкой в соседнем селе Васильевском.

Здесь в Кропотове, 12-и летний Миша испытал одно из первых своих увлечений к юной сверстнице и кузине Анне Столыпиной, заехавшей вместе с ним сюда по дороге в Тарханы. Впечатление от пребывания в усадьбе отца нашли отражение в стихотворении «К гению», написанному 2 года спустя в первых юношеских драмах Лермонтова «Испанцы», «Люди и страсти», а также в стихотворении « Дерево».

В автографе к стихотворению «К гению», написанному в 1829 году, Лермонтов сделал приписку: «Напоминания о том, что было в ефремовской деревне в 1827 году – где я во второй раз полюбил 12 лет – и ныне люблю».

Но ты забыла, друг, когда порой ночной

Мы на балконе там сидели. Как немой

Смотрел я на, тебя с обычною печалью.

Без сомнения, воспоминания об этой, затерянной в полях усадьбе были для Лермонтова источником глубоких и серьезных переживаний и раздумий. Кропотово осталось навсегда в памяти поэта.

В дальнейшем, по мере возможности, Юрий Петрович, стремился участвовать в воспитании