Кого называли великой певицей немого кино? Упадшая звезда Инги Зайонц.

В истории искусства еще много неоткрытых страниц. Одна из них – это несбывшееся великое будущее томной дивы русского шансона Инги Зайонц.

Утонченная красавица, полячка по происхождению, она не была создана для жестокого мира закулисных интриг... Шляхетская гордость не позволяла ей взлететь на подмостки «через кушетку» в приемных продюсеров, а утонченные вкусы не пришлись новому хозяину жизни – пролетарию и гегемону, который хотел слушать «Левый марш» и «Кирпичики». Она пела под негромкий перебор арфы, ее песни на слова Аривара Нарихиры и Малларме не были созвучны железному пути героев со стальными руками и пламенными моторами вместо сердца...

Сохранилось немного свидетельств и воспоминаний современников о ее несостоявшейся карьере. Вот рассказ учительницы французского и хороших манер Эрнестины Иосифовны Пуанкаре:

 «... Была она такая... как бы это сказать, немного упадочного типа. То есть не гулящая какая, а говорили – утонченная и немного циничная, утомленная непонятно чем... Кавалеры вьются, журфиксы там всякие, маменька волнуется – замуж пора, а денег на приданое нет, фамилия благородная, но обветшалая... А настоящего жениха все нету. Ингуся переборчивая, как появляется кто посолидней, да побогаче, все фыр! фыр! глуп, недалек, в усах капуста! Моветон! Искусства не понимает! а время-то идет...

И тут появляется беззаветно влюбленный молодой и бравый дуболом и скалозуб, Коля Остен-Бакен. Служака, хохочет, шутит невпопад, громогласен и тривиален до вульгарности, но богат, как черт. Шоколад, букеты, бонбоньерки, ложа в опере, брильянтик, то да се... Инга глаза от его шуток закатывает, и благовонные палочки жжет – как у вас сапоги пахнут, право, невыносимо! – Деготь-с! Служба блеску требует! – И опять история: «а вот у нас в полку был случай»...

Николай Остен-Бакен

Поэты и подруги поэтов (Фима Собак, Хина Члек, Эллочка еще была такая нахальная, Инга ее не любила) переглядываются, рожи строят, но... богат, богат и влюблен до полного ослепления. Переглядываются, глазки горе воздевают, а потом, в передней, отзовут в уголок и – «не могли бы вы, дружище, до среды» – деньги занимали... 

Опять же род не из последних, баронский, Инга, не упусти – шипит маменька, – тебе уже 28, а капцаны твои поэтицкие разве женихи, пьяницы, кокаинисты. Этот же любить будет, на руках носить, а уж ты свой интерес соблюсти сумеешь потом...

 Инга уж было совсем собралась ему отказать, да тут судебные исполнители пришли – мебель описывать, да участковый привязался – давай справку с места работы, да почему вечерний рабфак не посещает. Мыслимое ли дело – Инга рядом с этими Дунями в душегрейках, с мастеровыми! Ну она и сдалась. Только одно себе выговорила у Николая: сцену не бросит.

 Красота и утонченный ум Инги, ее редкое дарование привлекали к ней многих известных людей того времени. Вот что вспоминает соседка по коммунальной кухне в Кривополенном переулке Аннушка Маслова: «Ходили к ней разные... Волосатые, патлатые, в кофтах каких-то желтых. Говорили, поэты. А какие там поэты – поэтишки, художники от слова «худо», актеришки погорелого театра – так и норовят отобедать, да выпить, да в углу прижать. Сама слышала: один, здоровенный такой, мордастый, кричал: – я, говорит, ассенизатор и водовоз! – ну? А я что говорила, что никакой он не поэт? Поэты разве такие бывают? Ухаживал, букеты носил, Коля стал ревновать. Ну, Инга ему от ворот поворот. И что вы думаете? – застрелился он. Уж она стала бояться, что и Коля застрелится.»

 Но самым примечательным, знаковым событием была дружба Инги со знаменитой Черубиной де Габриак. Инга даже пела романс на ее стихи:

 Я – в истомляющей ссылке

В этих проклятых стенах.

Синие, нежные жилки

Бьются на бледных руках.

Перебираю я четки;

Сердце – как горный миндаль.

За переплетом решетки

Дымчатый плачет хрусталь.

Даже Ронсара сонеты

Не разомкнули мне грусть.

Все, что сказали поэты,

Знаю давно наизусть.

Тьмы не отгонишь печальной

Знаком святого креста.

А у принцессы опальной

Отняли даже шута.

Черубина

 Черубина ценила дружбу с Ингой, ее тоже увлекал мир искусства и кинематографа. Подруги часто плакали, обнявшись... Но жизнь раскидала их – Черубина уехала в Коктебель... Дружба прервалась.

 Выйдя замуж, Инга продолжала выступать – на журфиксах в частных домах, в домах культуры. Ее репертуар становился все более гривуазным, фривольным и это не могло не настораживать. Однако публика буквально ревела от восторга! Снималась в фильме «Бешенство страсти, или сломленный цветок», где играла певицу, влюбленную в благородного разбойника. Партнером был знаменитый итальянский тенор Сапато Вьехо. 

Но бывший барон Остен-Бакен, пошедший при новой власти по суконному ведомству, не одобрял богемной жизни, поздних возвращений, поклонников – непременных атрибутов звезды экрана и сцены. С сокрушением сердца Инга оставила сцену и предалась радостям счастливой семейной жизни среди примусов на коммунальной кухне...

 Словно бы о ней написано пронзительно грустное стихотворение Рыбы Пумбрии:

Гулять ходила в Летний сад,

Любила горький шоколад,

Её позвать был всякий рад

В синематограф.

Теперь ей больше тридцати,

И в Пасху не к кому пойти,

У ней ребенок лет пяти,

И муж – фотограф.

К. Ю. Старохамская (Жаба в манжетах)

Все мы хотим того того, чего хотел добиться друг  детства Остапа-  Коля Остен-Бакен от подруги его же детства, польской красавицы Инги Зайонц. Он добивался любви. И я добиваюсь любви. Читателей и зрителей этого блога.