Судьба наследия и наследников Зинаиды Волконской


Неизвестный художник. Портрет Зинаиды Волконской. Масло. Рим, собрание С. Расковича

Начало. Русский клуб княгини Зинаиды Волконской
Судьба архива и коллекции произведений искусства из итальянского наследия Зинаиды Александровны Волконской довольно драматична. Богатейший архив Волконской, в котором находились автографы многих выдающихся деятелей русской культуры, был распродан. После кончины Волконской, кроме личного архива, осталось огромное количество картин и скульптур, разошедшихся в частные коллекции.

Наследником княгини был Александр Никитич (1811-1878), единственный сын князя Никиты Григорьевича и княгини Зинаиды Александровны. Он родился в Петербурге 18 ноября 1811 года.


Баттистели с оригинала К. Каневского. Портрет А.Н. Волконского. Литография. Рим, академия деи Линчеи

Был у княгини и приёмный сын. Зинаида Александровна усыновила мальчика-сироту, подобранного на улице в Лондоне, и дала ему имя Владимир Павей.
В 1817 году княгиня вернулась в Россию, чтобы дать сыновьям хорошее воспитание и основательное образование. Иезуит Доминик Шарль Николь, превосходный воспитатель, который с 1793 года постоянно жил в Петербурге, открыл свой знаменитый пансион, в котором получали образование отпрыски благородных семей, среди которых были и будущие декабристы. Но Зинаида хотела лично заниматься обучением сыновей под руководством лучших преподавателей. По просьбе княгини аббат Николь подготовил педагогический план, рассчитанный на 12 лет, в основе которого лежал спартанский стиль жизни: гимнастика, прогулки на открытом воздухе, молитва, помощь нуждающимся, обучение и простая пища.
Получив прекрасное домашнее воспитание, сын Зинаиды Александровны продолжил образование в Московском университете. Он сделал блестящую карьеру, был русским посланником в Дрездене, Неаполе и Мадриде, издал исторический труд "Рим и Италия средних и новейших времен", а также сочинения своей матери на русском и французском языках. По воспоминаниям современников, Александр Никитич, как и мать, любил искусство и литературу, его отличала редкая доброта, душевная деликатность в отношении с людьми. Он скончался в отставке, в Риме, 2 апреля 1878 года. Князь А.Н. Волконский всю жизнь оставался православным, но благодаря матери пользовался доверием в католических кругах, что помогало ему осуществлять дипломатические контакты между Россией и Папским престолом.


Неизвестный художник. Портрет А.Н. Волконского. Литография. Рим, академия деи Линчеи

Князь Александр Никитич был женат на баронессе Луизе Леопольдовне фон Лилиен, умершей ещё раньше - 1 февраля 1871 года. Оба похоронены вместе с их единственной дочерью Зинаидой, скончавшейся в малолетстве, в Риме на кладбище, называемом Кампо Верано, что при соборе св. Лаврентия Загородного, в фамильной часовне, освященной совместно отцом архимандритом Александром, настоятелем русской посольской церкви, и отцом Чезаре Кондини, духовником княгини Луизы. В этой часовне Волконских-Кампанари, быть может впервые, мирно сошлись благословения обеих церквей.


Неизвестный художник. Княгиня Луиза Леопольдовна Волконская, ур. фон Лилиен (1807—1871) с дочерью Зинаидой (1849-1853).

Рано потеряв дочь, всё своё состояние, как в России, так и в Италии, Александр Никитич оставил приёмной дочери Надежде (1855-1922), вышедшей замуж за итальянского маркиза Владимира Францевича Кампанари (ум. 1931). Маркиз оказался очень разгульным и ненадежным человеком, промотавшим богатства, вывезенные Волконскими из России в Италию.


Неизвестный художник. Портрет Надежды Васильевны Ильиной-Кампанари (1855-1923). Масло. Тула, Областной художественный музей

Итак, наследство вместе с архивом и художественной коллекцией Волконской после смерти Надежды перешло к маркизу Кампанари и четырём детям. Маркиз совсем не дорожил наследием Волконской. Римская вилла была продана итальянскому государству в 1922 году, т.е. в год смерти Надежды Васильевны Кампанари. Когда виллу выставили на продажу, каждый, кто приходил, брал себе на память картину, статуэтку или старинное кресло. Кое-что разошлось по рукам среди случайных людей, кое-что хранят потомки Надежды Васильевны, разбросанные по всему свету.


Тарелки с видами Павловска и Тульского имения Влоконских Урусово из сервиза А.Н. Волконского. Фарфор. Италия, собрание А. Кампанари

Многие антикварные вещи и картины, находившиеся в доме, пропали, а большая часть архива оказалось в руках перекупщика-антиквара Леммермана, который через несколько лет выгодно продал архив Волконской Гарвардскому университету в США. Автографы Пушкина, Гоголя, Глинки, Мицкевича, Тургенева, Григоровича, Александра I, а также самой З.А. Волконской целиком перешли в Гарвард. Вместе с ними в Гарварде теперь находятся сотни других реликвий русской и мировой культуры.




Предметы, оказавшиеся у Леммермана, почти полностью были распроданы с молотка римским отделением английской фирмы Кристи. После аукциона некоторые русские портреты из коллекции Волконской оказались у Саво Расковича - серба по происхождению, давно проживающего в Италии. У Расковича в 90-х годах были портреты работы художников русской и иностранной школ: Зинаиды Александровны и Никиты Григороьевича Волконских, сестры Зинаиды Александровны - Марии Александровны Власовой, свекрови - княгини Александры Николаевны Волконской, русских царей Петра I, Петра III, Екатерины II, Павла I, Александра I.
Среди живописных работ, перешедших к С. Расковичу, портет М.А. Власовой, рано овдовевшей и практически посвятившей всю жизнь блистательной сестре.


А.Ф. Ризенер. Портрет М.А. Власовой. Масло. Италия, собрание С. Расковича

На обратной стороне овального портрета маслом свекрови Зинаиды Александровны - А.Н. Волконской, перешедшего С. Расковичу, по металлу выцарапана надпись, сделанная кем-то из детей декабриста Г.С. Волконского, что портрет был в тюрьме и ссылке при отце.


Неизвестный художник. Портерт А.Н. Волконской. Масло. Рим, собрание С.Расковича

Манера Рокотова угадывается в живописи изображения Екатерины II из коллекции Расковича, которое в определённой мере повторяет известный коронационный портрет царицы кисти этого же художника в Третьяковской галерее.


Ф.С. Рокотов (?). Портрет Екатерины II. Масло. Рим, собрание С. Расковича

Следующий портрет был продан С. Расковичем в Англию, а в 1989 году вернулся к нам на родину. Он был передан в дар нашей стране лордом Гаури во время визита в Англию М.С. Горбачёва.


Ф.С. Рокотов (?). Портрет великого князя Петра Фёдоровича. Масло. Санкт-Петербург, ГРМ

Однако купленные Расковичем картины были лишь каплей в море среди огромного количества, оставленных Леммерманом и распроданных на римском аукционе. Римский аукцион был настоящим бедствием для русского историко-художественного наследия. Вот два парных портрета из другой частной коллекции.


Ф. Лидер. Портрет Н.Г. Волконского. Масло. Италия, частное собрание



Ф Лидер. Портрет З.А. Волконской. Масло. Италия. частное собрание

Один портрет, приписываемый кисти Кипренского, был куплен швейцарским коллекционером, и его следы затерялись. На портрете изображён приёмный сын З.А. Волконской - Владимир Павей. Его подобрали в 1815 году на мостовой в Лондоне, где тогда пребывала княгиня. Отсюда и его фамилия Павей (от французского pave, т.е. мостовая). Княгиня увидела в подкидыше будущего товарища по детским играм своего сына, поскольку они были одногодками. Мальчик рос и воспитывался в доме княгини.
Владимира Павея связывали дружеские отношения с Н.В. Гоголем. Павей продолжал, по-видимому, жить в доме Волконской и после отъезда в Александра Никитича в Россию в 1832. Он обладал практической сметкой и выполнял у Зинаиды Александровны роль своего рода управляющего делами, руководил в начале 30-х годов работами по перестройке виллы близ собора Сан Джванни ин Латерано, ездил несколько раз в Россию, чтобы привести в порядок имение княгини, переписанные на имя сына. Позднее приёмный сын Волконской был известен как кавалер Павей и служил в папской гвардии.
Судя по возрасту Владимира Павея на портрете Кипренского он позировал художнику незадолго до отъезда Александра Никитича из Италии, когда юноше было лет двадцать. Перед расставание сверстников княгиня могла заказать портреты с обоих сыновей...


О.А. Кипренский. Портрет Владимира Павея. Масло. Швейцария. Частное собрание

Судьба Палаццо Поли, где долгие годы жила княгиня такова. В конце XIX века, когда прокладывалась нынешняя римская улица дель Тритоне, Палаццо Поли был разрушен, и на его месте соорудили новый дом в стиле тогдашней эклектичной архитектуры. Сохранилась только одна стена палаццо, из которой вырывается колесница Нептуна - главная скульптурная группа фонтана Треви.




Вилла Волконской, в честь которой названа возникшая у её стен площадь, сохранилась до наших дней. После её продажи она стала резиденцией министра иностранных дел Италии, а позже резиденцией английского посла в Италии. В настоящее время вилла также используется для проведения семинаров, встреч и других мероприятий, таких как ежегодное празднование дня рождения королевы, национального праздника Великобритании. В год 225-летия со дня рождения русской княгини (2015 г.) на вилле Волконской появился Римский музей античности.



Это сообщение подготовлено по материалам книги "Итальянская Пушкиниана" историков И.Н. Бочарова и Ю.П. Глушаковой, в которой в частности рассказывается о поисках авторами утраченного наследия княгини Волконской в течение многих лет в Италии и в других странах. Авторы лично встречались с наследниками по линии Кампанари, со второй женой маркиза Пией, с колекционером сербом С. Расковичем, у которого оказались многие картины из коллекции Волконской, изучали материалы Гарвардской коллекции. Иллюстрации - из этой же книги.
Кроме того, использованы источники:
https://www.kommersant.ru/doc/1981894
На вилле княгини Зинаиды Волконской открыт музей античности
Зинаида Волконская. Неопубликованные материалы из итальянских архивов

https://galik-123.livejournal.com/349595.html

Русский клуб княгини Зинаиды Волконской



Несколько дней назад прочитала две замечательные публикации в дружественном журнале suomilarissa о русской итальянке Зинаиде Александровне Волконской и церкви Santi Vincenzo e Anastasio a Trevi. Поскольку темой "Русского клуба" у фонтана Треви я уже интересовалась раньше, вспомнила ещё некоторые факты о наследниках и наследстве княгини и решила вернуться к этой теме. Сначала - небольшая справка о том, что значит имя Волконской для русской культуры.
В нашем представлении площадь и фонтан Треви неразрывно связаны с историей русской культуры. Фонтан Треви пристроен к стене палаццо Поли, в котором долгие годы жила замечательная русская женщина - княгиня Зинаида Александровна Волконская.
В церкви св. Винченцо и Анастазио рядом с фонтаном упокоился прах княгини, её мужа, Никиты Григорьевича Волконского, и её сестры, Марии Александровны, по мужу Власовой.
Итальянцы боготворили Волконскую. Согласно легенде, она умерла, простудившись, потому что отдала тёплое пальто на улице какой-то бедной женщине. В Риме княгиня широко занималась благотворительностью, много жертвуя монастырям и церквам. В Италии помнят русскую княгиню, которую римская беднота называла Блаженной.




Зинаида Волконская жила не только в палаццо Поли у фонтана Треви, но также и по следующим адресам: c осени 1829 по лето 1832 на виа Монте Брианцо, д. 20; c осени 1832 по лето 1834 в гостинице Минерва, в которой часто бывал также Стендаль. Эта гостиница, расположенная на одноименной площади, в наши дни является роскошным отелем; c осени 1834 по весну 1845 на пьяцца Поли, д. 88; c осени 1845 в течение многих лет на виа дельи Авиньонези, д. 5, где она основала первый в истории приют семейного типа. Это здание после смерти княгини было выкуплено ее сыном Александром для монахинь согласно завещанию покойной. Кроме того, в некоторых документах римских архивов есть сведения о домах на виа дей Луккези, на виа Арачели и на виа Маронити, в том же районе Треви, где княгиня жила до самой смерти. Здесь она и скончалась. Дом не сохранился.
Память о княгине Волконской в Риме чтят до сих пор: площадь, на которой стоит ее загородная вилла, и сегодня называется piazza di Villa Wolkonsky.


Рим. Площадь виллы З.А. Волконской. Вход на виллу

Где бы не жила княгиня Волконская, ее дом посещали самые интересные люди ее времени. Московский салон княгини в 1824 году был центром культурной жизни Москвы. Здесь бывали А.С. Пушкин, Е.А. Баратынский, П.А. Вяземский и многие другие деятели культуры. Известна романтическая влюбленность в неё поэта Д.В. Веневитинова. Наделённая редкой красотой и необыкновенным обаянием, Зинаида Волконская обладала великолепным голосом, сочиняла музыку, писала стихи и прозу. На ее римской вилле бывали Н.В. Гоголь, М.П. Погодин, С.П. Шевырев и многие русские художники.


Ф. Берже. Портрет З.А. Волконской. Акварель. Италия, частное собрание

Зинаида Александровна Волконская родилась 14 декабря 1789 года в Дрездене, где ее отец князь Александр Михайлович Белосельский-Белозерский был русским посланником при Саксонском дворе. Зинаида рано потеряла мать, и ее воспитанием занимался отец, передавший дочери любовь к искусству. Его преждевременная кончина стала тяжелейшим ударом для юной княжны и ускорила ее брак с князем Никитой Григорьевичем Волконским. Благодаря знатности рода муж Зинаиды Александровны сделал блестящую карьеру (он был флигель-адъютантом императора Александра I). После поражения Наполеона она вместе с мужем в свите царя несколько лет провела за границей. К своей жене князь относился с большим почтением, всегда признавая её главенствующую роль в семье.
С 1820 года Зинаида Александровна жила в Риме. Её салон превратился в своеобразный русский клуб, где бывала вся русская колония, независимо от происхождения и титулов. В салоне княгини декламировали стихи, музицировали, пели, ставили русские пьесы.




Два года спустя княгиня вернулась в Россию и жила сначала в Петербурге, а затем в Москве, создав в своем доме на углу Тверской улицы и Козицкого переулка блестящий литературно-музыкальный салон, который посещали выдающиеся литераторы, художники, музыканты и ученые, среди которых были Пушкин, Жуковский, Мицкевич, Вяземский, Баратынский, Дельвиг, Денис Давыдов, Чаадаев. Дом, где находился московский салон Зинаиды Волконской, сохранился и в наши дни. Это дом № 14 на Тверской улице, сейчас в нём находится Елисеевский магазин..
По воспоминаниям современников, особняк Зинаиды Александровны на Тверской был украшен привезенными из Италии античными статуями и рельефами, оригиналами и копиями картин художников Возрождения. Но, несмотря на итальянскую атмосферу, именно в это время княгиня увлеклась изучением русской истории, русским языком и литературой и начала записывать народные песни, легенды и сказания.




В начале 1829 года, в возрасте сорока лет, Зинаида Александровна уехала в Италию окончательно. В этот период она приобрела виллу с сохранившимися аркадами акведука близ храма Сан Джованни ин Латерано. Второму отъезду в Италию Зинаиды Александровны предшествовал тяжелый период в ее жизни - смерть Александра I, с которым ее связывали близкие отношения (некоторые исследователи даже полагают, что это был единственный мужчина, которого она по-настоящему любила), ссылка в Сибирь принявшего участие в восстании на Сенатской площади брата ее мужа Сергея Григорьевича Волконского, ранняя смерть талантливого поэта Дмитрия Веневитинова, безответно влюбленного в княгиню. Сама она попала под наблюдение полиции после того, как устроила у себя дома проводы княгини Екатерины Трубецкой и своей невестки Марии Волконской к мужьям в Сибирь.


Сан Джованни ин Латерано

Поселившись в Риме Зинаида Александровна не порывала связей с Россией, и ее римский дом и приобретенная загородная вилла продолжали притягивать к себе многих представителей русской художественной колонии.


В.А. Жуковский. Вилла Зинаиды Волконской. Рим, 1839. Н.В. Гоголь беседует с З.А. Волконской на Алеее друзей. Перо. Ленинград, ИРЛИ

Волконская превратила виллу в настоящий музей под открытым небом, отсюда открывались впечатляющие виды на Рим. На вилле Зинаида Александровна устроила две аллеи - украшенная античными памятниками и тянувшаяся вдоль акведука Аллея друзей и Аллея воспоминаний, высаженная кипарисами. В Аллее воспоминаний княгиня установила памятники своим ушедшим друзьям и близким людям - Пушкину, на стеле которого позже были добавлены имена Баратынского и Жуковского, Веневитинову, Вальтеру Скотту, Байрону, Гете, Карамзину, Александру I, императрицам Елизавете Алексеевне и Марии Федоровне, а также родителям, бабушке и дедушке с материнской стороны и, что особенно характеризует душевные качества княгини, своей кормилице и слугам отца.


Im Park der Villa Wolkonsky in Rom, im Hintergrund S. Croce in Gerusalemme. Bleistift auf Papier. 11,2 x 17,8 cm. Betitelt und datiert "Villa Wolkonsky 1 Nov 66".

После кончины княгини сын Александр прибавил к этим памятникам ещё один - посвящённый матери. В продолжении - рассказ о печальной судьбе богатейшего наследия княгини Зинаиды Александровны Волконской...


Баттистелли с оригинала Э. Росси. Портрет Зинаиды Волконской. Литогафия. Италия, частное собрание

Источники информации
Википедия
Бочаров И.Н., Глушакова Ю.П. Итальянская Пушкиниана. - М.: Современник, 1991
Проект "Узнай Москву"
Зинаида Волконская. Неопубликованные материалы из итальянских архивов

https://galik-123.livejournal.com/349291.html

Княгиня Наталья Александровна Репнина,урождённая Куракина
 

Княгиня Наталья Александровна Репнина, урождённая Куракина

Княгиня Наталья Александровна Репнина, урождённая Куракина (7 (20) апреля 1737 — 22 ноября (5 декабря) 1798) — статс-дама, племянница графов Никиты и Петра Паниных, сестра княгини Е. А. Лобановой-Ростовской; с 1754 года жена генерал-фельдмаршала князя Н. В. Репнина.

Княгиня Наталья Александровна Репнина, урождённая Куракина

Художник Краффт Старший, 1767

Читать далее...

Графиня Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина, урождённая княжна Волконская

Графиня Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина, урождённая княжна Волконская

Графиня Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина, урождённая княжна Волконская (6 [19] октября 1754, — 17 [30] ноября 1829) — одна из «больших светских барынь» допожарной Москвы, хозяйка и главная устроительница усадеб Валуево и Иловна. Жена учёного сановника графа А. И. Мусина-Пушкина.

Екатерина Алексеевна Мусина-Пушкина,урожденная Волконская

Владимир Боровиковский

****

Читать далее...

Князь Алексей Никитич Волконский-генерал-майор русской императорской армии

Князь Алексей Никитич Волконский-генерал-майор русской императорской армии

Князь Алексей Никитич Волконский (1720-е — 21 апреля 1781) — генерал-майор русской императорской армии из рода Волконских, крупный землевладелец.

Князь Алексей Никитич Волконский (ум.1781), генерал-майор.

Читать далее...

Князь Михаил Никитич Волконский-главнокомандующий в Москве.

Князь Михаил Никитич Волконский-главнокомандующий в Москве.

Князь Михаи́л Ники́тич Волко́нский (9 [20] октября 1713—8 [19] декабря 1788) — русский государственный и военный деятель из рода Волконских, генерал-аншеф (1762), в 1771-1780 гг. главнокомандующий в Москве. Брат генерала А. Н. Волконского.

Неизвестный художник второй половины XVIII века. Портрет князя М.Н. Волконского.

Читать далее...

Князь Никита Фёдорович Волконский- шут императрицы Анны Иоанновны.

Князь Никита Фёдорович Волконский- шут императрицы Анны Иоанновны.

Князь Ники́та Фёдорович Волко́нский (скончался в 1740 году) — капитан русской императорской армии, шут императрицы Анны Иоанновны.

Никита Фёдорович Волконский

Парсуна из усадьбы Андреевское

Читать далее...

Светлейшая княгиня Софья Григорьевна Волконская

Светлейшая княгиня Софья Григорьевна Волконская

Светлейшая княгиня Софья Григорьевна Волконская (21 августа 1785 — 26 марта 1868) — статс-дама, кавалерственная дама; сестра декабриста С. Г. Волконского и малороссийского наместника Н. Г. Волконского. Знакомая А. С. Пушкина, который снимал квартиру в принадлежавшем ей доме на набережной Мойки.

Софья Григорьевна Волконская

Jean-Baptiste Isabey

****

Читать далее...

Светлейший князь Пётр Михайлович Волконский

Светлейший князь Пётр Михайлович Волконский

Светлейший князь Пётр Миха́йлович Волко́нский (25 апреля (6 мая) 1776, Санкт-Петербург — 27 августа (8 сентября) 1852, Санкт-Петербург) — русский военный и придворный деятель из рода Волконских, генерал-фельдмаршал (1843), министр императорского двора и уделов (1826—1852), владелец усадьбы Суханово.

****

Читать далее...

В дивнoм Фaллe пoд Рeвeлeм.

В дивнoм Фaллe пoд Рeвeлeм

Читать далее...

Князь Сергей Григорьевич Волконский-декабрист

Князь Сергей Григорьевич Волконский  -декабрист

Князь Серге́й Григо́рьевич Волко́нский 4-й (8 [19] декабря 1788 года — 28 ноября [10 декабря] 1865 года) — генерал-майор, бригадный командир 19 пехотной дивизии (1825); герой Отечественной войны 1812 года, декабрист.

Князь Сергей Григорьевич Волконский

Джордж Доу

*****

Читать далее...

Князь Николай Григорьевич Репнин-Волконский.

Князь Николай Григорьевич Репнин-Волконский.

Внук по матери фельдмаршала князя Н. В. Репнина, фамилия которого перешла к Николаю Григорьевичу по указу императора Александра I от 1 июля 1801 года. Старший брат декабриста С. Г. Волконского.

Портрет князя Николая Григорьевича Репнина-Волконского

Джордж Доу

Читать далее...

Князь Григорий Семёнович Волконский- генерал от кавалерии

Князь Григорий Семёнович Волконский- генерал от кавалерии

Князь Григорий Семёнович Волконский (1742—1824) — генерал от кавалерии из рода Волконских, один из «екатерининских орлов». Оренбургский военный губернатор в 1803—1817 годах.

 Портрет князя Григория Семёновича Волконского 

Боровиковский, Владимир Лукич 

Читать далее...

Княгиня Анна Михайловна Прозоровская,урождённая княжна Волконская.

Княгиня Анна Михайловна Прозоровская,урождённая княжна Волконская.

Княгиня Анна Михайловна Прозоровская (урождённая княжна Волконская; 9 июля 1749 — 11 октября 1824) — супруга генерал-фельдмаршала Александра Прозоровского, фрейлина, кавалерственная дама.

Княгиня Анна Михайловна Прозоровская,урождённая княжна Волконская.

Читать далее...

Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская-русская писательница и мемуаристка

Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская-русская писательница и мемуаристка 

Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская (псевдоним Лизверская; 31 июля 1808, Москва — 9 декабря 1891, Москва) — русская писательница и мемуаристка из рода Волконских. Знакомая Н. В. Гоголя, друг и «добрый ангел» украинского поэта Т. Г. Шевченко, ходатайствовала об его освобождении из ссылки.

Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская

Г. И. Псёл. 1839

Читать далее...

"Царица муз и красоты" - Княгиня Зинаида Александровна Волконская .

Читать далее...

Неизвестная история известного портрета.



П.Ф. Соколов. Портрет М.Н. Волконской с сыном. 1826 г.


14 декабря 1825 года больно отозвалось по всей России. Виселица с пятью повешенными стала мрачным символом николаевского правления. Десятки декабристов были сосланы в Сибирь. Одиннадцать жён разделили с ними изгнание, ошеломив русское общество своей стойкостью, самоотверженностью и несгибаемой волей.

Своим отъездом в Сибирь в конце 1826 г., вслед за осуждёнными мужьями, Мария Волконская и Екатерина Трубецкая устроили царю настоящую манифестацию. Вызов брошен...

Целью императора Николая I было лишить декабристов общественной поддержки. Но цель потерпела крах. Виной тому были жёны осуждённых, не пожелавшие смириться с тем, что их мужья заклеймены как преступники перед образованным человечеством.

Один из осуждённых братьев Бестужевых писал: "Каземат... через наших ангелов-спасителей, дам, соединил нас с тем миром, от которого навсегда мы были оторваны политической смертью, соединил нас с родными, дал нам охоту жить..."

Учёный-литературовед и искусствовед Илья Самойлович Зильберштейн, будучи в Париже в 1966 г., встретился с потомком декабриста Василия Львовича Давыдова - Денисом Дмитриевичем Давыдовым. У него находился альбом, некогда принадлежавший жене декабриста, Александре Ивановне Давыдовой.

Денис Дмитриевич был тяжко болен, и судьба альбома его очень тревожила. Хотелось сохранить его для потомков. И чтобы окончательно решить и обсудить, что предпринять для отправки альбома на родину, в Россию, он приглашает двух своих друзей. Одним из них был В.Н. Звегинцев - крупный знаток русской истории ХIХ века. Ему принадлежал 60-й том "Литературного наследства", посвящённый декабристам. На одной из страниц этого тома была напечатана фотография акварельного портрета Марии Николаевны Волконской и указано, что местонахождение оригинала неизвестно. Но, не успев пережить глубокое разочарование от этого сообщения, Илья Самойлович услышал следующее: "Так вот. Эта акварель находится у меня!" Сообщение Звегинцева было настолько неожиданно, что поверить в него было почти невозможно.

Что же это за акварель? Чем она примечательна?

Прежде всего о самой М.Н. Волконской (урождённой Раевской). Дочь прославленного героя Отечественной войны 1812 года, генерала Раевского, и Софьи Алексеевны Константиновой, внучки М.В. Ломоносова. Она вошла в жизнь и творчество Александра Сергеевича Пушкина как "утаённая любовь", та девушка, которая не ответила ему взаимностью.

Будучи на юге в ссылке, Пушкин часто посещал семью Раевских. Вот как он об этом пишет в своих воспоминаниях: "Счастливые минуты жизни моей провёл я посреди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нём героя, славу русского войска, я в нём любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою..."

А лирические стихи, посвященные юной Марии, говорят о его нежных чувствах:

Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!

В своих "Записках" Мария Николаевна пишет: "Как поэт он считал своим долгом быть влюблённым во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался... В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал всё, что видел":

В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья...

Марии Раевской едва исполнилось 19 лет, когда в начале 1825 г. в Киеве она венчалась с будущим декабристом Сергеем Григорьевичем Волконским.

Трудно объяснить этот брак. Волконский был старше её на 17 лет. За плечами была бурно прожитая жизнь. Возможно, его героическая биография привлекла девушку... За 10 лет его боевого пути Волконский участвовал в 58 сражениях, а в 24 года стал генерал-майором.

За неделю до ареста Сергея Григорьевича Мария Николаевна находилась у родных. 2 января 1826 г. она родила сына. Узнав, что произошло с мужем, она немедленно отправилась в Петербург, оставив младенца на попечение родных.

Потянулись долгие месяцы следствия, допросов, очных ставок. 10 июля 1826 г. император Николай I утвердил приговор по делу декабристов. Пятеро из них были повешены: П.И. Пестель, С.И. Муравьёв-Апостол, К.Ф. Рылеев, М.П. Бестужев-Рюмин, П.Г. Каховский. 121 человек был сослан на каторгу и на поселение в Сибирь.

Волконский был отнесён к категории "государственных преступников первого разряда, осуждаемых к смертной казни отсечением головы", но 11 июля, по "высочайшему повелению", приговор был смягчён: Волконский приговаривался к лишению чинов и ссылке на каторжные работы на 20 лет.

Узнав об окончательном приговоре, Мария Николаевна решает следовать за мужем на каторгу. Николай Первый категорически запретил жёнам декабристов брать с собой детей. Но это не остановило её. И вот в последние недели своего пребывания в Петербурге она заказывает знаменитому художнику-акварелисту П.Ф. Соколову портрет. На портрете художник изобразил Марию Николаевну с десятимесячным сыном Николаем на руках. Портрет был заказан в 2-х экземплярах: один для сестры Софьи Николаевны, а другой для мужа. Судьба первого неизвестна. Судьба же второго весьма примечательна. В архиве Волконских находятся два письма Марии Николаевны, в которых она упоминает о сеансах у Соколова. Одно к сестре, а другое - мужу: "Наш дорогой Николино чувствует себя хорошо, скоро ты получишь его и мой портрет работы Соколова".

В декабре 1826 г. М.Н. Волконская двинулась в дорогу, почти бесконечную. 26 декабря она приехала в Москву. Вот, что она пишет в своих воспоминаниях: "В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей невестки... Пушкин, наш великий поэт, тоже был здесь... Во время добровольного изгнания нас, жён сосланных в Сибирь, он был полон самого искреннего восхищения: он хотел передать мне своё "Послание к узникам" для вручения им, но я уехала в ту же ночь и он передал его А. Муравьёвой". Это была их последняя встреча. Путь её лежал на Благодатский рудник, где закованный в кандалы муж уже отбывал наказание. Портрет Мария Николаевна взяла с собой. Видимо, в первую же встречу она передала портрет мужу, так как в описи вещей портрет значился. Портрет стал реликвией для семьи Волконских, так как их сын, оставленный на попечение родных, умер в возрасте трёх лет.

Пушкин посвятил его памяти эпитафию:

В сияньи, и радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благословляет мать и молит за отца.

Тридцать лет провела Мария Николаевна Волконская в Сибири, но любовь и интерес к родной литературе не иссякали. В сибирской глуши "звуки лиры" Пушкина были отзвуком тех далёких лет.

В письмах родным и друзьям она не забывает упоминать поэта. Её интересуют его судьба, его жизнь и творчество. После выхода "Бориса Годунова", она пишет З.А. Волконской: "Борис Годунов" вызывает наше общее восхищение; по нему видно, что талант нашего великого поэта достиг зрелости; характеры обрисованы с такой силой, энергией, сцена летописца великолепна. Но, признаюсь, я не нахожу в этих стихах той поэзии, которая меня очаровывала прежде, той неподражаемой гармонии, как ни велика сила его нынешнего жанра". Видимо, лирика А.С. Пушкина была Марии Николаевне Волконской ближе.

Мария Николаевна не расставалась с акварелью, на которой П.Ф. Соколов изобразил её с сыном.

За 140 лет портрет этот проделал несколько десятков тысяч километров в разные концы света, пока не оказался во владении В.Н. Звегинцева. Описание этого пути заслуживает внимания. Итак, дорога от Петербурга до Благодатского рудника, затем Читинский острог, оттуда в 1830 г. путь в Петровский завод, в 1837 г. Волконские отбыли на поселение в село Урик Иркутской губернии; после смерти Николая I, в 1855 г., новый император Александр II подписал амнистию декабристам, и Волконские поселились в селе Вороньки Черниговской губернии.

В Сибири у Волконских родилась дочь Елена. В 1910-х годах портрет находился у неё, в имении Вайсбаховка Полтавской губернии.

От третьего брака у Елены Сергеевны была дочь, портрет перешёл к ней. Дочь Елены Сергеевны вышла замуж за русского офицера А.И. Джулиани, у них было два сына: Сергей и Михаил. В.Н. Звегинцев был их троюродным братом. Приобрёл он портрет у Сергея в 1925 г. Совершенно случайно он встретил Сергея Джулиани, своего родственника, на улице во Флоренции. Тот шёл к антиквару продавать акварель. Звегинцев её купил. И за это потомки должны быть ему благодарны.

Но портрету суждено было проделать своё последнее путешествие на родину.

30 ноября 1966 г. портрет был отправлен Владимиром Николаевичем Звегинцевым в Россию. К нему было приложено письмо, адресованное Илье Самойловичу Зильберштейну: "Конечно, вы правы, говоря, что место окончательного "упокоения" акварели на родине и что пора ей закончить своё долгое путешествие. К этому же заключению пришёл и я... Уже раз ей грозило закончить своё существование у какого-то флорентийского антиквара. В лучшем случае была бы она куплена любителем красивой акварели, но уже, наверное, никто бы со временем не знал, кого она изображает, и для потомства и для русских музеев она навсегда была бы потеряна. Уже несколько раз у меня были предложения её продать, но, каковы бы ни были "минуты жизни трудные", я никогда на это не согласился и не соглашусь... "

Русский художник и реставратор И.Э. Грабарь писал: "Если бы в послереволюционные годы за рубежом было больше настоящих любителей и ценителей русской живописи, то многие шедевры, попавшие за границу, не канули бы в Лету".

Многострадальный портрет декабристки Марии Николаевны Волконской заслуженно занимает положенное место в Государственном музее им. Пушкина в Москве.

Никита Кирсанов. "Декабрист Сергей Волконский".



Волконские принадлежали к высшим слоям русской аристократии, в которую они попали не потому, что их предок был царским фаворитом или брадобреем. Они вели своё происхождение от "святого" князя Михаила Черниговского. Дед декабриста, Семён Фёдорович, принимал участие во многочисленных войнах первой половины XVIII века. В Семилетнюю войну он был генерал-лейтенантом, командовал кирасирами и заведовал провиантмейстерской частью. Умер Семён Волконский в 1768 году и похоронен в своём селе Новоникольское Мышкинского уезда Ярославской губернии. Позже над его могилой жена и сын Григорий Семёнович (отец декабриста) построили церковь.

Карьера Григория Семёновича во многом сходна с карьерой своего отца. Его жизнь хорошо охарактеризована, хотя в несколько напыщенных фразах, в надписи на могильной плите в Александро-Невской лавре в Петербурге: "Генерал - от кавалерии князь Григорий Семёнович Волконский. Служил отечеству 66 лет. На поле брани Румянцева, Суворова, Репнина - сподвижник, на поприще гражданском - Оренбургский военный губернатор. Член Государственного Совета. Родился 25 января 1742 г., переселился в жизнь вечную 1824 г. июня 17 дня".

Сыновья Григория Семёновича тоже служили исправно и достигли высоких чинов. Старший сын Николай (с 1801 г. в память деда со стороны матери фельдмаршала Н.В. Репнина носил эту фамилию) - участник Аустерлицкого сражения, в котором командовал эскадроном кавалергардов, атаку которых описал Л.Н. Толстой в произведении "Война и мир". В 1810 году Николай был послом в Испании, а в 1813-1814 гг. - наместником Саксонии. После войны на протяжении почти 20 лет Николай Репнин занимал пост Малороссийского генерал-губернатора. Второй сын - Никита - дослужился до генерал-майора, с 1811 г. служил в 3-й армии. Радовался Оренбургский генерал-губернатор и успехам младшего сына, Сергея, которого в письмах называл не иначе, как "наш герой". Служба Сергея Волконского началась в 1796 году, когда ему было всего восемь лет. В этом же году он был зачислен (конечно, номинально) штабс-фурьером в штаб Суворова, с которым отец был знаком лично и которого обожествлял, усвоив себе некоторые странности характера великого полководца. Продвижение по службе недоросля Сергея Волконского шло быстро - в службу записан 6 июля, а в августе уже был адъютантом в Алексопольском пехотном полку, в сентябре - полковым квартирмейстером Староингерманландского полка, а в марте 1797 г. "переименован" ротмистром в Екатеринославский Кирасирский полк.

Пока "шла" служба, Волконский до 14 лет учился. Действительная служба началась только в декабре 1805 года, когда он был переведён поручиком в Кавалергардский полк. Принимал участие во всех крупных сражениях в войнах с Францией, Турцией. За храбрость, проявленную в бою под Прейсиш-Эйлау, получил золотую шпагу. Во время Отечественной войны получил чин полковника, а в 1813 году - генерал-майора. Ему было в это время 25 лет. Сергей Волконский принимал участие в 58 сражениях. После войны был назначен бригадным командиром. Подобно многим своим товарищам Сергей Григорьевич пережил увлечение масонством, был членом "Соединённых друзей", ложи "Сфинкс", сам основал ложу "Трёх добродетелей". Война оказала огромное влияние на будущего декабриста. Позже он писал: "Зародыш сознания обязанностей гражданина сильно уже начал высказываться в моих мыслях и чувствах, причиной чего были народные события 1814 и 1815 гг., которых я был свидетелем, вселившие в меня вместо слепого повиновения и отсутствия всякой самостоятельности мысль, что гражданину свойственны обязанности отечественные, идущие по крайней мере, наряду с верноподданическими".

После возвращения в Россию Волконский служил во второй армии, располагавшейся на Украине. Здесь он сближается с членом тайного общества Михаилом Орловым, с которым вместе учился, вместе начинал службу в Кавалергардском полку. Молодой генерал вращался в кругу людей, связанных с Союзом спасения, а затем Союзом благоденствия. Но членом Союза благоденствия Сергей Григорьевич стал только в 1820 г., заняв в нём сразу довольно значительное положение. Он сблизился с П.И. Пестелем. После образования Южного общества Волконский ещё больше внимания уделяет революционной деятельности. Он находится в курсе всех событий, касающихся Общества - на его квартире в Киеве проходили съезды членов Южного общества. Он выполнял поручения Пестеля, направленные на сближение Северного и Южного обществ, вёл переговоры с Польским обществом о совместном выступлении.

В 1824 г. Волконский решил просить руки дочери героя 1812 года Н.Н. Раевского, Марии. За содействием он обратился к своему товарищу Михаилу Орлову, который был женат на старшей дочери Раевского. Волконский предупредил Орлова, что если участие в тайном обществе явится препятствием к вступлению в брак, тогда он готов отказаться от личного счастья, "нежели решусь своим политическим убеждениям и своему долгу". На некоторое время Волконский уехал в отпуск на кавказские воды, "с намерением буде получу отказ, искать поступления на службу в Кавказскую армию и в боевой жизни развлечь горе от неудачи в личной жизни".

Но не только это привело Волконского на Кавказ. Он имел задание от Южного общества узнать подробности о тайном обществе, которое якобы существовало в кавказской армии. Если бы удалось установить с ним связь, то это привело бы к тому, что в день выступления можно было расчитывать на Кавказский корпус и даже на его командующего А.П. Ермолова.

Из разговора с А.И. Якубовичем у Волконского сложилось впечатление, что на Кавказе действительно существует тайное общество, которое готово поддержать восстание, а в случае неудачи будет тем зерном, "могущим возродить новую попытку". Окрылённый этими надеждами, Волконский возвратился с Кавказа, тем более что старик Раевский согласился выдать за него свою дочь. 11 января 1825 года в киевской церкви Спаса на Берестове состоялось венчание. Жена была на 17 лет моложе своего мужа и вышла замуж не по любви, а под влиянием отца, которого все Раевские обожествляли. В первый год совместной жизни супруги провели вместе только три месяца - после свадьбы Мария Николаевна заболела и должна была уехать на лечение в Одессу. Волконский остался со своей дивизией.

Для тайного общества настали тревожные дни - стало известно о доносах на его членов. Волконский встретился с женой только осенью, чтобы отвезти её в Умань, где стояла его дивизия, а сам затем уехал в Тульчин, где находился штаб второй армии. Здесь Волконский узнал о доносе Майбороды и о том, что Пестель арестован. Но всё же ему удалось повидаться с руководителем Южного общества, предупредить о доносе. На это Пестель ответил: "Смотри, ни в чём не сознавайся! Я же, хоть и жилы мне будут тянуть пыткой - ни в чём не сознаюсь! Одно только необходимо сделать - это уничтожить "Русскую правду", одна она может нас погубить".

Волконский возвратился в Умань. Мария Николаевна описывала это возвращение в следующих словах: "Он вернулся среди ночи; он меня будит, зовёт: "Вставай скорей", я встаю, дрожа от страха. Моя беременность приближалась к концу, и это возвращение, этот шум меня испугали. Он стал растапливать камин и сжигать какие-то бумаги. Я ему помогала, как умела, спрашивая, в чём дело? "Пестель арестован" - "За что?" - Нет ответа. Вся эта таинственность меня тревожила". Именно этой ночью Волконская впервые соприкоснулась с тайным обществом.

Сергей Григорьевич понимал, что рано или поздно, но он тоже будет арестован. Волконский отвёз жену в имение её отца с. Болтышка Чигиринского уезда и возвратился в Умань. Ещё раз он посетил Болтышку, когда пришло известие, что 7 января 1826 г. родился сын Николай. Волконский был арестован на своей квартире в Умани.

Теперь его увезли в столицу в сопровождении фельдъегеря. По дороге они обогнали несколько таких же саней, в которых везли его товарищей. Навстречу попадались флигель-адъютанты, ехавшие по "Высочайшему повелению" для расследования восстания Черниговского полка. Вся страна была возбуждена. Шло расследование, которым руководил лично император. Следовали бесконечные допросы - устные, письменные, перекрёстные. Делались очные ставки. На одном из допросов генерал-адъютант Чернышёв сказал: "Стыдитесь, генерал-майор князь Волконский, прапорщики больше вас показывают!"

Положение Волконского было тяжёлым - полная неизвестность о жене и ребёнке, разобщённость с матерью, братьями, сестрой, неизвестность в отношении будущего.
Мать С.Г. Волконского - Александра Николаевна - была обер-гофмейстерикой двора. Она не сразу посетила своего сына в крепости, утверждая, что это свидание убило бы её. Ещё когда следствие не закончилось, она уехала из Петербурга в Москву с императрицей, где начинались приготовления к коронации. В Петербурге она владела домом на Мойке, где сейчас находится музей-квартира А.С. Пушкина.

Нелёгким было положение и Марии Николаевны. После рождения сына она заболела и находилась в тяжёлом состоянии, когда же приходила в себя и спрашивала о муже, ей отвечали, что он находится в Молдавии по делам службы. Наконец, она узнала правду и решила ехать в столицу, чтобы повидаться с мужем. Оставив маленького сына у своей тётки графини Браницкой в Белой Церкви, она в апреле отправилась в дорогу. В Петербурге она остановилась у своей свекрови в доме на Мойке.

Мария Николаевна добилась свидания с мужем, которое произвело на неё тягостное впечатление. В эту тяжёлую минуту Волконская осталась одна. Её братья старались очернить Волконского. Особенно старался брат Александр. В семье мужа она тоже встретила только колкости и холодность.

Наконец приговор Верховного уголовного суда так определил состав преступления Волконского: "участвовал согласием в умысле на цареубийство и истребление всей императорской фамилии, имел умысел на заточении императорской фамилии, участвовал в управлении Южным обществом и старался о соединении его с Северным; действовал в умысле на отторжение областей от империи и употреблял поддельную печать полевого аудитора". Осуждён был по I разряду. Срок каторги был определён сначала в 20 лет, а затем сокращён до 15-ти.

Находясь в крепости, Волконский в мае 1826 г. составил духовное завещание, в котором дал распоряжение относительно своего имущества. Душеприказчиками Волконский назначил своего тестя Н.Н. Раевского и брата Николая Репнина. Вместе с Марией Николаевной они назначались также опекунами Николеньки. Свои имения Волконский разделял на благоприобретённые и родовые. К первым относились 10 тысяч десятин земли в Таврической губернии, хутор возле Одессы и дом в этом же городе; "родовое имение состоит: а) Нижегородской губернии Балахнинского уезда Кирюшинское имение, первоначально поступившее в числе 1498 душ, в котором в силу домового акта, в ноябре 1824 г. учинённого, полагаю причитается до 72 душ, а по сему всего в Кирюшинском имении 1560 душ; b) Ярославской губернии Угличского уезда Заозерское имение в числе 643 душ; с) переведённые из Томальского имения в Новорепьёвку 44 душ..."

По завещанию жена получала Новорепьёвку, хутор, дом в Одессе, седьмую часть из Нижегородского имения. Родовые имения, в том числе Заозерье, Волконский завещал сыну.

После составления завещания Волконский написал ещё записку, в которой дал пояснения относительно некоторых статей завещания. В этой записке он писал: "Заозерское имение весьма невыгодно, ужасно малоземельно и в общем владении с другими двумя владельцами. Продажа оного и покупка другого есть оборот несомнительно выгодный для пользы сына моего". Заозерского имения Волконский коснулся ещё раз в специальной "Записке по делам, матушке поручаемых". Он писал: "В Нижегородской вотчине оброк с души - 30 руб. Годового дохода 45 тыс. В Заозерье - 25 руб., посему 16075. Дробных по сим же имениям доходам может ещё будет до 2000..." С Заозерского имения в 1825 г. Волконский получил 6788 руб. В этой же записке Волконский указывал на возможность продажи имения: "Ежели приступить необходимо будет к продаже Заозерской вотчины, посему, полагаете, можно продать, считая цены по ревизской душе".

После приговора Волконский, Трубецкой, Оболенский, Давыдов, Артамон Муравьёв, Якубович, братья Борисовы закованными были отправлены в Иркутск, а оттуда - в Благодатский рудник. В октябре 1826 г. маркшейдер Черниговцев доносил начальнику Нерчинских заводов - "все означенные восемь человек размещены по принадлежности на Благодатском руднике, что все они ремесла никакого за собой не имеют, кроме российского языка, и прочих наук, входящих в курс благородного воспитания". От губернатора Цейдлера последовало распоряжение об использовании государственных преступников для работы в шахте. Декабристы работали на руднике до середины сентября 1827 года.

Именно сюда, в Благодатский рудник, приехала жена С.Г. Волконского. Ей пришлось приложить много усилий, чтобы опять увидеть своего мужа. Хоть царь в письме к Марии Николаевне после предупреждения об опасностях, которые ожидают княгиню в Сибири, и написал, что "предоставляю вполне вашему усмотрению избрать тот образ действий, который покажется вам наиболее соответствующим вашему настоящему положению", но избрать было нелегко. Братья и отец были против. Когда Н.Н. Раевский услышал из уст дочери о намерении ехать в Сибирь, он поднял кулаки над её головой и закричал: "Я тебя прокляну, если ты через год не вернёшься".

Но Волконская всё же поехала. На некоторое время она остановилась в Москве у Зинаиды Волконской, бывшей замужем за братом декабриста, Никитой Григорьевичем Волконским и которую Пушкин называл "царицей муз и красоты". Невестка устроила для Марии Николаевны как бы прощальный музыкальный вечер. На нём присутствовал и А.С. Пушкин.

После нескольких дней пребывания в Москве Волконская тронулась в путь по заснеженной России. В Иркутске губернатор всячески отговаривал Марию Николаевну от её намерений, но видя её решительность, предложил подписать условия, что теперь она будет считаться женой ссыльного каторжного, что "дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казённые заводские крестьяне", и ещё ряд пунктов, ограничивающих её свободу. Она подписала.

Вскоре произошла встреча с мужем. "Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом и его самого".

В 1827 г. декабристы из рудника переведены были в Читинский острог, где прожили три года. Здесь Волконские получили известие о смерти своего сына Николеньки, которому А.С. Пушкин составил проникновенную эпитафию:

"В сиянии и радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благославляет мать и молит за отца".

В сентябре 1830 года декабристов перевели в тюрьму Петровского завода. Жёны поначалу проживали в камерах своих мужей, а потом начали покупать или строить собственные дома. Такой дом имела и Волконская, а в 1835 г. перед самым выходом на поселение, в нём разрешили жить и Сергею Григорьевичу. В 1832 г. у них родился сын, Михаил, а через два года - дочь Елена. Теперь княгиня Волконская всецело посвятила себя заботам о своих детях, тем более, что она уже потеряла надежду вернуться в Россию.

Мать Волконского, умирая, просила Николая I вернуть сына из Сибири и разрешить ему жить в одном из своих имений. Царь не разрешил это, но жизнь Сергея Григорьевича была облегчена - в 1835 г. он вышел на поселение. Правительство долго решало, где поселить Волконских. Лучшим местом в Сибири считались Курган и Ялуторовск, но в первом уже жили 6 декабристов, а во втором - 3. Николай приказал поселить Волконского одного. Он соглашался даже на Ялуторовск, но потребовал перевести живших там декабристов в другое место. Наконец, решили спросить у Волконского, где он желает жить - в Петровском заводе или в Баргузине, где жил на поселении Михаил Кюхельбекер (в случае согласия Волконского на Баргузин, Кюхельбекера должны были перевести в другое место). Волконский остался жить в Петровском заводе, а в 1836 г. переселился в село Урик Иркутской губернии. Там жил врач - декабрист Ф.Б. Вольф, который всегда мог помочь часто болевшим детям, а также и Сергею Григорьевичу, страдавшему ревматизмом.

В Урике, кроме Вольфа, жили М.С. Лунин и Муравьёвы - Никита и Александр. В восьми верстах в Усть-Куде жили И.В. Поджио и П.А. Муханов, в 30 верстах в селении Оёк позднее были поселены - С.П. Трубецкой и Ф.Ф. Вадковский. Расстояния не мешали встречам друзей, но особенно близок Волконский был с М.С. Луниным.

В Урике Сергей Григорьевич с увлечением занялся любимым делом - земледелием, которому посвящал всё свободное время ещё в Петровском заводе. В Урике у него было 15 десятин.

О смягчении участи Волконских просили их высокопоставленные родственники. О переводе Волконского на Кавказ просил брат Марии Николаевны, генерал-лейтенант Н.Н. Раевский-младший. Об этом же ходатайствовал и новороссийский генерал-губернатор Воронцов. Но эти просьбы Бенкендорф даже не доводил до сведения императора. Надежды вернуться в Россию пропадали.

В 1846 г. Волконские переехали в Иркутск. Сергей Григорьевич хотел, чтобы его сын Михаил получил университетское образование. Ступенькой к диплому должна была быть гимназия. М.С. Волконский в 1849 г. окончил Иркутскую гимназию с золотой медалью. Высшего образования, которое дало бы ему возможность сделать "блестящую карьеру", он не получил. Но и без "диплома" он занимал впоследствии высокие административные посты и дослужился до товарища министра просвещения.

Мария Николаевна, очутившись в большом, по масштабам Сибири, городе, поставила свой дом на широкую ногу, стараясь вести светский образ жизни, который она едва вкусила до замужества. Визиты, балы - всё это мало интересовало стареющего декабриста. Большую часть времени он проводил в деревне, поближе к крестьянам, среди которых у него было много друзей.

Десять лет прожили Волконские в Иркутске. В июне 1855 г. дочь Сергея Григорьевича Елена обратилась с просьбой резрешить ей и матери, чьё здоровье всё ухудшалось, поехать в Москву для консультации с врачами. Разрешение было получено. Мать и дочь выехали в Москву 6 августа. Волконский проводил их до Красноярска и вернулся в свой опустевший дом. Ему предстояло прожить в нём ещё целый год.

26 августа 1856 г. последовал царский Манифест о помиловании декабристов. Волконскому возвращались "все права потомственного дворянина, только без почётного титула, прежде им носимого, и без прав на прежнее имущество, с дозволением возвратиться с семейством из Сибири и жить, где пожелает в пределах империи, за исключением С.-Петербурга и Москвы, под надзором". Этот Манифест был привезён в Сибирь из Москвы по личному распоряжению нового царя Александра II Михаилом Волконским.

Жить в Москве Волконскому запрещалось - формально он жил в деревне Зыково Московской губернии, а фактически - в Москве, сначала на Спиридоновке, а затем в собственном доме дочери Е.С. Молчановой.

В 1826 г. Сергей Григорьевич завещал свои родовые имения за исключением 7-й части, сыну Николаю. После его смерти они должны были вернуться обратно в род. Братья Волконского Никита и Николай после смерти первенца Сергея Григорьевича отказались от причитавшихся им наделов в пользу семьи декабриста. Братья также завещали своим сыновьям Александру Никитичу и Василию Николаевичу не пользоваться чужим достоянием, а передать их Сергею Григорьевичу.

Годы, проведённые в Сибири, сказывались на здоровье Марии Николаевны и Сергея Григорьевича. Волконская умерла в 1863 г. в возрасте 57 лет в селе Вороньки Козелецкого уезда Черниговской губернии, в имении второго мужа дочери, Н.А. Кочубея. Через два года там же умер и С.Г. Волконский.

В. Романов. "Я летаю на собственных крыльях".



Альманах «Факел», 1990 г.



Из письма княгини Марии Николаевны Волконской своему отцу, прославленному генералу 1812 г., Николаю Николаевичу Раевскому. 21 декабря 1826 г.:



«Мои добрый папа, вас должна удивить та решительность, с которой я пишу письма коронованным особам и министрам, но что вы хотите — нужда и беда вызвали смелость и в особенности терпение. Я из самолюбия отказалась от помощи других. Я летаю на собственных крыльях и чувствую себя прекрасно».

Оставалось несколько дней до отъезда Марии Николаевны в Сибирь, к мужу, декабристу Сергею Григорьевичу Волконскому. Что мы знаем о Марии Николаевне? Не той, некрасовской, поднятой на котуры, почти недосягаемой, а реальной, живой, поначалу худенькой, угловатой, а потом прекрасной и таинственной?! Как это все произошло? Можно ли проследить это преображение души, прочесть ее историю, хотя бы ее начало, кем она могла стать и кем не стала, и почему? И еще множество вопросов, порой незначительных, но в них и наши надежды.

Нам надо сейчас непременно знать, что это значит: «летать на собственных крыльях и чувствовать себя прекрасно». Знать, чтобы заново обрести это давно утерянное, позабытое нами чувство.

ДЕТСТВО

Эпоха началась с отцеубийства. В ночь с 11 на 12 марта 1801 г. Павел I был задушен в своей спальне. На трон взошел его сын Александр I, благословивший это злодеяние. И хотя многие в Петербурге и Москве встретили с радостью это известие, ожидая лучших перемен, но для всякого честного человека такая насильственная смена монархов прибавляла и привкус душевной горечи. На зле добра не построишь.

Для полковника Николая Николаевича Раевского Павел I был не более как самодур и тиран. 10 мая 1797 г он без всяких причин повелел исключить его со службы. И что делать 26-летнему полковнику, который в жизни ничего больше не умел? Посудите сами. В три года он уже был зачислен на военную службу в лейб-гвардию Преображенского полка в Петербурге, в шесть лет ему присвоено звание сержанта, а в пятнадцать — гвардии прапорщик Раевский уже в действующей армии под началом двоюродного дяди, знаменитого екатерининского вельможи, генерал-фельдмаршала Григория Александровича Потемкина. Еще через год Раевский участвует в русско-турецкой войне. Через два года он командует казачьим полком, а в двадцать три он уже полковник, командир Нижегородского полка драгун. В том же 1794 г. Раевский женится на дочери бывшего библиотекаря Екатерины II и внучке Ломоносова Софье Алексеевне Константиновой. Женится по естественной симпатии, увлекшись пылкой и темпераментной девицей, и вот после трех лет счастия такой форс-мажор: отставка! Какое же мнение мог иметь Раевский о Павле I? И ему ли не радоваться переменам?

Александр I, едва вступив на престол, тотчас Раевского облагодетельствовал. Он не только вернул его в армию, но и пожаловал чин генерал-майора. И что же Раевский?.. Он просит... отставку. Дерзость неслыханная, прошение равносильно отказу от благодеяния. И это в тот момент, когда Наполеон требует от России полного разрыва с англичанами, на что Александр, естественно, не пойдет, а это значит: война.

Что же заставило Раевского просить от ставки? Не устройство же семейных дел и имения, как он указывал в рапорте? Монарх мог и обидеться, но он только заступал на престол и, сделав вид, что обидного намека не усмотрел, отставку разрешил.

Сейчас приходится лишь гадать, что послужило действительным поводом к такому решению Раевского. То ли обида на Павла еще не прошла, то ли бравый офицер, прошедший хорошую выучку Потемкина, не привык принимать генеральские аксельбанты, как милостыню, да и не это главное для нас. Важен характер будущего героя 1812 г.— противоречивый, резкий, своевольный, в чем-то даже тиранический, и понимание этого характера очень существенно в рассказе о Марии Николаевне, ибо все в доме Раевских проходило под знаком этого характера, все решения принимались только с согласия главы семейства, да и дети, вольно или невольно, многое унаследовали от отца. Его не просто слушались, его боготворили в доме, и первого внука обязательно называли в честь отца и деда Николаем. Любовь к отцу у всех детей, даже у старшего, Александра, который, казалось, вообще мало кого любил в своей жизни, была той святыней, разрушить которую не могло ничто. Далее мне придется не раз говорить об этом, ибо искать разгадку многих поступков Марии Николаевны невозможно, не зная, сколь велико было влияние Раевского-старшего на дочь.

До сих пор существуют две даты рождения Марии Николаевны. Одна — 25 декабря 1805 г., другая — 1 апреля 1807 г. Обе даты имеют свои подтверждения. В научных изданиях последних лет указывается первая дата, мне же думается, наиболее вероятней все же — 1807 г. Об этом, во-первых, говорит сама Мария Николаевна. Рассказывая о муже в своих «Записках», она сообщает, что «он был старше меня лет на двадцать...» Сергей Григорьевич Волконский родился в 1788 г. и, следовательно, был старше Марии Николаевны на 19 лет, если исходить из того, что она родилась в 1807 г. Известно, что скончалась Мария Николаевна 10 августа 1863 г. на 56-м году жизни, что подтверждает именно 1807 г. Мы также знаем, что ее сестра Елена родилась в 1804 г. болезненной, со слабым здоровьем, и Раевские очень тревожились, выживет ли она. Вряд ли вслед за Еленой могла появиться сразу и Мария, ибо в 1806 г. родилась Софья, которая, по отзывам Марии Николаевны, была ее старше. Поэтому за год рождения мы берем 1807-й.

Мария Николаевна была младшей в семье Раевских, шестым ребенком, а младшая дочь исстари любимица отца. Подобно сверстницам своего круга, Мария получила блестящее домашнее образование. Она прекрасно играла на рояле и пела, знала несколько иностранных языков. Дочь известного драматурга той поры Василия Капниста Софья Васильевна Скалон, современница Марии Николаевны, в своих записках подробно описывает это домашнее воспитание и образование:

«Воспитание наше шло таким образом. Нас будили рано утром, а в зимнее время даже при свечах; дядька Петрушка с вечера приготовлял для нас длинный стол в столовой, положив каждому из нас на листе чистой бумаги книги, тетради, перья, карандаши и пр. После длинной молитвы, при которой все мы стояли рядом, один из нас читал ее громко, мы садились на свои места и спешили приготовить уроки к тому времени, когда мать наша проснется; тогда несли ей показывать что сделали, и если она оставалась довольна нами, то, заставив одного из нас прочесть у себя одну главу из евангелия или из священной истории, после чаю отпускала нас гулять...»

Надо сказать, что Мария Николаевна, как и Софья Васильевна, училась вместе со своими сестрами. Софья знала в подлиннике Байрона, а Елена больше тяготела к музицированию. Разучивание новых музыкальных пьес, арий, романсов и для Маши стало одним из страстных увлечений юности.

Гувернантки — француженки и англичанки, няньки и дядьки, учителя составляли во многих дворянских семьях солидный «воспитательский корпус». Но главной средой формирования личности оставалась все же семья. Влияние родителей, старших братьев и сестер было огромно. Софья Алексеевна Раевская росла в семье очень образованной, любовь к знаниям она прививала и детям. Все Раевские хорошо знали литературу и философию (отечественную и зарубежную), недаром многие сверстники высказывали восхищение Екатерине и Александру за их широчайшие знания и смелое неординарное мышление.

Особо хочется остановиться на фигуре Александра Раевского, старшего из сыновей, который, благодаря острому, ироничному уму, пользовался огромным авторитетом у сестер. Достаточно сказать, что под его влиянием находился молодой Пушкин, и, несмотря на последовавший позже разрыв между ними, поэт сохранил до конца своих дней уважение к этой незаурядной личности.

Можно смело сказать, что под влиянием старшего брата сформировался независимый ум Екатерины Раевской, испытала его влияние и Мария Николаевна.

Александр был старше Марии на двенадцать лет. В архиве Волконских сохранились два письма, посланных юной Машей брату, который служил адъютантом при графе Воронцове в Париже. Письма датированы мартом 1816 г Маше девять лет, и она с нетерпением ждет возвращения брата:

«Мой дорогой брат! ваше последнее письмо принесло нам большую радость, ибо мы узнали из него, что вы находитесь в добром здравии, а главное, предполагаете скоро вернуться, и нам предстоит снова обрести друг друга. Какая это будет радость вновь увидеть вас, ибо мы так долго были лишены вашего братского товарищества...» «Я с огромным нетерпением,— пишет Мария во втором письме,— жду этот миг, когда смогу вновь увидеть вас и самой высказать все то, что не могу выразить на бумаге. Знайте же, что мы уезжаем из Каменки во вторник после пасхи и поедем в Крым. Я заранее радуюсь и надеюсь, что, может быть, вы примете в этом участие, я хочу, чтобы обстоятельства позволили вам осуществить это мое пожелание, которое объединит нас, отчего наше путешествие будет самым приятным и самым веселым! До скорой встречи, мой прекрасный и дорогой брат. Софья и я целуем вас тысячу и тысячу раз».

Прочитав оба отрывка, трудно представить, что их отправитель находится в столь юном возрасте. Несмотря на некоторую наивность интонации, они выдают уже зрелую девушку, пылкую, романтичную, нежную, которая всю силу чувств переносит на брата и в то же время уже умеет изысканным слогом выразить эти чувства. Поневоле хочется спросить вслед за Пушкиным:
Кто ей внушал и эту нежность,
И слов любезную небрежность?
Кто ей внушал умильный вздор,
Безумный сердца разговор?


Оба письма, как и положено традициям того времени, написаны по-французски. Отдавая дань прекрасному домашнему образованию, все же нельзя не заметить не столько умение вести «безумный сердца разговор», этому вполне могли научить гувернантки, сколько готовность его вести. Душа уже пробудилась, живет, жадно впитывая все краски жизни. Важен не сам предмет обожания, важна сама жажда найти, открыть такой предмет, и фигура брата здесь самая уместная и достойная. Ореол героя венчает его, и именно герою она способна посвятить всю себя без остатка. Это чувство потом чуточку погаснет, потускнеет, жизнь найдет ему более тонкую оправу, но вот что удивительно: читая записки, письма Марии Николаевны перед отъездом в Сибирь («Я летаю на собственных крыльях»), угадываешь ту же интонацию, тот же сердечный пыл, ту же жажду нежности.

Мария — младшая в семье, и воспитание ее — насыщение магического кристалла души — идет кругами: отец, мать, братья, сестры, гувернантки. От старшей Екатерины она переняла резкость, категоричность суждений (Маша быстро выросла из романтических иллюзий, из байронизма, что позволило ей о первых опытах Пушкина отзываться весьма снисходительно), от Елены — мягкость, кротость, чувствительность, от Софьи — педантичность, обязательность и аккуратность, страсть к чтению. Нежная, чувствительная по природе, она тянется к Александру и Екатерине, которых объединяют острый ум, скептицизм, ирония. Вот Екатерина Николаевна пишет брату Александру: «Пушкин больше не корчит из себя жестокого, он очень часто приходит к нам курить свою трубку и рассуждает или болтает очень приятно...» И далее: «Его теперешний конек — вечный мир аббата Сен-Пьера. Он убежден, что правительства, совершенствуясь, постепенно водворят вечный и всеобщий мир и что тогда не будет проливаться иной крови, как только кровь людей с сильными характерами и страстями, с предприимчивым духом, которых мы теперь называем великими людьми, а тогда будут считать лишь нарушителями общественного спокойствия. Я хотела бы видеть, как бы ты сцепился с этими спорщиками...»

Здесь очень важно и то, о чем спорят люди, окружающие юную Марию, и та ирония, которая заключена в словах Екатерины Николаевны. Ни она, ни Александр Раевский не верят в будущее совершенство мира и общества, в их мыслях, суждениях, поступках больше от поколения Базаровых, жестких, прагматичных, нежели от романтиков начала XIX века. Мария Николаевна эту иронию целиком не усвоит, но трезвый и хладнокровный ум, категоричность в ее поступках обнаружить нетрудно. Обожая в детстве и отрочестве старшего брата (позднее ее привязанность постепенно перейдет к более пылкому и сердечному Николаю), она не могла не восхищаться язвительными и парадоксальными суждениями Александра Раевского.

Для полноты душевного здоровья скептицизм и ирония — вещи необходимые. С одними романтическими иллюзиями сибирскую каторгу одолеть было бы невозможно, и запас такого «строительного материала» души Марии Николаевне впоследствии очень пригодится.

Определенно можно сказать, что именно этот «запас прочности» дал ей силы совершить и первый дерзостный поступок: пойти против воли отца, мнения семьи и поехать вслед за мужем. Приветствуя подвиг жен декабристов, мы забываем подчас о причинах, его породивших. Ведь нужны были смелость, отвага, мужество, чтобы одной выступить против целого света, пренебречь запретами отца и брата, которых она так недавно беспрекословно слушалась. Откуда же взялись эти качества?

Как вообще становятся героями? Утверждение, что героем или героиней надо родиться, не только ничего не объясняет, но еще больше запутывает. В бою под Салтановкой в 1812 г., когда французы, превосходя во много раз численностью корпус генерала Раевского, стали теснить его и тень поражения уже, казалось, накрыла его полки, Николай Николаевич приказал семнадцатилетнему Александру взять знамя, схватил за руку одиннадцатилетнего Николку и с возгласом: «Солдаты! Я и мои дети откроем вам путь к славе! Вперед за царя и Отечество!» ринулся под град пуль. Одна из них продырявила Николке панталоны, осколок картечи сильно ударил генерала в грудь. Но этого мгновения было достаточно, чтобы вывести корпус из замешательства. Грянуло многоголосое «ура!», и солдаты вмиг выбили втрое превосходящего противника с Салтановской плотины, обратив его в бегство. Такого гренадеры Наполеона еще не видели. Раевский явил себя героем в этом эпизоде. Он как бы накапливал «энергию героизма» еще со времен Павла, когда без дела сидел у себя в имении, когда вместе с Багратионом терпел поражение под Фридландом. А под Салтановкой и Смоленском его геройские деяния воодушевляли всю армию.

Этот момент накопления шел в душе и Марии Николаевны. Начиная с самого детства, она словно готовила себя к взлету. Характер набирал силу, и это чувствовали многие. Недаром в 1820 г., путешествуя с семьей Раевских, Пушкин обратил внимание именно на Машу, задумчивую, тихую девочку, точно угадав в ней этот будущий бунт. Даже возникла легенда о безответной любви, и немало стихотворных строк поэта было ей посвящено. Недаром именно Мария Николаевна привлекла внимание и еще одного незаурядного человека, героя Отечественной войны 1812 г. князя Сергея Григорьевича Волконского.

НОВАЯ ЖИЗНЬ

«Я вышла замуж в 1825 году за князя Сергея Григорьевича Волконского, вашего отца, достойнейшего и благороднейшего из людей», — пишет в начале своих «Записок» Мария Николаевна и затем в конце их еще раз повторит этот эпитет — «благороднейший». И это не просто обязательная фраза. Декабристы (а уточняя, скажем, лучшая их часть) были действительно людьми исключительными, исключением из общего числа, ибо и в те времена достаточно было карьеристов, казнокрадов,взяточников, подлецов. И благороднейший человек, князь Сергей был все же фигурой скорее исключительной, а не типичной. Вот лишь несколько примеров:

В 1815 г. Волконский, будучи уже генерал-майором, командиром корпуса, вступается за своего обер-провиантмейстера Олова, которого губернатор Житомира, где квартировал корпус Волконского, поляк Гажицкий хотел переселить с лучшей квартиры в худшую. Жена Олова была на сносях, и последний, встретив князя Сергея Григорьевича, пожаловался ему. Волконский потребовал оставить Олова на прежней квартире, Гажицкий настаивал на своем. Вспыхнула ссора, Гажицкий вызвал Волконского на дуэль, причем губернатор считался в обществе стрелком первоклассным Волконский вызов принял, они стрелялись и, к счастью, оба не пострадали. Но сам факт говорит о многом.

Служа под началом генерала Винценгероде, Волконский вступился за офицера, которому генерал дал пощечину за то, что офицер притеснял немцев (дело происходило в Германии, когда шла война против Наполеона). Волконский отважился указать генералу на его проступок. «Но это не офицер, а простой рядовой!» — стал уверять генерал. «Да и в этом случае было бы ваше действие предосудительно, — горячился Волконский, — а вы нанесли такую обиду офицеру». «Неужели?» Тогда добрый старик... сказал: «Да, я невольно обидел офицера, но постараюсь это поправить; позовите мне этого офицера». Когда его привели, он ему сказал: «Я неумышленно пред вами виноват... мой... поступок не могу другим поправить, как предложить дать вам сатисфакцию поединком». «Но, к сожалению, — продолжает в своих «Записках» Волконский, — этот офицер не понял благородного поступка начальника и, к стыду моему, ответил: «Генерал! Не этого я от вас прошу, но чтоб, при случае, не забыли меня представлением». Тут уже я покраснел за соотечественника. Этот анекдот выставляю не в пользу свою, но чтоб выказать благородство чувств Винценгероде».

Оба этих факта рельефно очерчивают благородный лик князя Сергея, его по разительную честность и справедливость. Он всегда помнил, как должно поступать человеку, умел совладать с той животной природой, которая тянет человека вниз, призывает заботиться только о себе «Накануне Лаонского дела, — пишет он в «Записках», — я получил пакет на собственное мое имя, по содержанию которого я вызывался в главную квартиру. Тут был я в недоумении накануне ожидаемого сражения как мне удалиться, и я решился объявить о полученном мною вызове по окончании сражения, как я выше сказал, два дня кряду сражение продолжалось, и мне приходилось быть в довольно сильном огне, и хотя я без хвастовства скажу, что я не из трусливого десятка, но внутренне я себе говорил ну не дурак ли я, вчера мог бы выехать, объявив о вызове, мною полученном, а теперь того и смотри, что убьют или, что еще хуже, попаду в калеки на всю жизнь и уже поклялся самому себе, что едва кончится сражение, то доложу Винцен героде о полученном мною предписании и, не отлагая, в путь».

По прошествии многих десятков лет Волконский находит в себе мужество, не красуясь, описать естественные свои мысли, предназначенные только себе и никому другому, характеризующие его не как героя, а как обычного человека. Он делает это не для того, чтобы потрафить читателю вот посмотрите, я такой же, как вы, и так же боялся, когда приходилось быть под огнем. Он делает это ради самой правды чувств правды обстоятельств и своих поступков. Эта правда и являла собой высоту человеческого достоинства, высоту благородства князя Сергея. Эта правда и привела его в круг декабристов.

Таков был избранник Марии Николаевны. Свадьба состоялась в январе 1825 г. Они прожили год, а из него всего лишь несколько месяцев были вместе. Но даже за это время Мария Николаевна не могла не почувствовать, не ощутить всю красоту души своего избранника. Она быстро поняла, что не только ради «блестящей будущности» родители выдали ее за князя Волконского. Ее мужем стал один из лучших людей своего времени, и выбор отца в этом смысле был точен.

Безусловно, ей трудно было покидать родной дом, сестер и беззаботную счастливую жизнь, которая ее окружала. Оттого в первых письмах ее еще столько грусти, тоски по дому.

«13 июня 1825 года, Одесса. Дорогая Катенька! Ты пишешь о своих занятиях по хозяйству, что сказала бы ты, видя, как я хожу каждый день на кухню, чтобы наблюдать за порядком, заглядываю даже в конюшни, пробую еду прислуги, считаю, вычисляю, я только этим и занята с утра до вечера и нахожу, что нет ничего более невыносимого в мире.

Если папа в Киеве — умоляй его приехать к нам, я все приготовила к его приезду, велела повесить занавески и меблировать комнаты, так же, как в помещении Орловых и братьев. Приезд их для меня был бы праздник, особенно Александра. Как я была огорчена тем, что он отказался от этого путешествия. M-mе Башмакова все время восхваляет его и тебя. Она как нельзя более предупредительна и должна считать меня очень угрюмой, так как я вообще совсем не любезна от природы, а теперь меньше, чем когда-либо».

Варвара Аркадьевна Башмакова, жена полковника Башмакова, чиновника особых поручений при графе М. С. Воронцове, опекала молодую жену Волконского. Это письмо довольно подробно раскрывает состояние Марии Николаевны. От полной беззаботности, от жизни, которая, казалось бы, только в том и состояла, чтобы получать радости и удовольствия, восемнадцатилетняя девушка вдруг погрузилась в круг ежедневных забот. А вот письмо из Умани брату Николаю: «Дорогой Николай, приезжай к нам, как только сможешь, мы здесь очень одиноки (у М. Н. гостит ее сестра Софья. — В.Р.), погода отвратительная, нет возможности выходить, и мы заперты в трех маленьких комнатах, так как дом еще не готов...»

Волконского нет, он на учениях. И вся эта грусть и хандра вполне естественны. Но в письмах за чередой грустных ноток проскальзывает уже и некоторая гордость за свое новое положение хозяйки дома. Мария Николаевна об этом не забывает, сообщая сестре и о кухне, и о конюшне, и о прислуге, и о денежных счетах. Так что словам о невыносимости менее всего стоит доверять. И сообщение брату о новом доме — тоже черточка нового облика.

Меняется и стиль писем, их тональность, они становятся энергичней, напористей, ведь взрослеет, меняется сам автор этих писем. Рвется ниточка, связывавшая Марию Николаевну с родительским домом, что ж, это и трудно, и болезненно, но в письмах говорит уже наполовину княгиня Волконская. Но вот эта тоска по дому. эти, еще детские, слезы будут потом вытащены на свет сестрами и отцом, как доказательство нелюбви Маши к мужу. Так удобнее будет им оправдать в глазах света дочь, если они убедят ее не ехать вслед за Волконским в Сибирь. В какой-то миг старый генерал в это уверовал, ибо себя считал виновником всех несчастий дочери, ведь знал он о принадлежности Волконского к тайному обществу, знал и все-таки дал согласие на брак. Да и жена, и дочери уверяли его в том, что брак этот совершился не по любви. Здесь сказались отчасти и зависть сестер, и слепота материнской любви, нам ли судить их за это. Марии Николаевне же предстояло еще вступить в эту борьбу, борьбу неравную, изнурительную. И вот здесь-то и явились вдруг в ее характере все те качества, о которых уже говорилось: и достоинство, и честь, и мужество. Огромная энергетическая духовная сила всего рода Раевских, таившаяся до поры до времени, перелилась в хрупкую восемнадцатилетнюю женщину, которая, точно продолжив военную стезю Раевских, стала девой-воительницей. Ее «курганная высота», на которой отличился генерал Раевский в час Бородинской битвы, была еще впереди.

«Я ДОСТИГЛА ЦЕЛИ СВОЕЙ ЖИЗНИ»

В конце декабря князь Сергей привез жену в имение Раевских, Болтышку, под Киевом. Мария Николаевна ждала первенца. Он уже знал, что полковник П. И. Пестель арестован, но не знал о событиях 14 декабря 1825 г. Генерал Раевский поведал зятю о них и, предчувствуя, что арест может коснуться и князя, предложил ему эмигрировать. Волконский от этого предложения сразу же отказался, ибо бегство для героя Бородина было бы равносильно смерти.

В начале января 1826 г. Мария Николаевна родила первенца, которого, по семейной традиции, решено было назвать Николаем. Молодая мать заболевает родильной горячкой и о дальнейших событиях вплоть до апреля 1826 г. ничего не знает.

А события тем временем следуют одно за другим. Арестованы Орлов, Волконский, сыновья Раевского. Сам Николай Николаевич едет хлопотать за родственников в Петербург, но к его приезду сыновей отпускают, за ними ничего нет. Утешительно и положение Михаила Орлова, за него ежечасно хлопочет его брат Алексей, второй человек в новом правительстве Николая I. А положение Волконского осложняется еще и тем, что он не хочет давать показания на своих товарищей, и царь в сильном гневе, который обрушивает на голову старого генерала, попробовавшего похлопотать за зятя.

Лишь возвратившись в апреле в Болтышку, Раевский обо всем известил дочь, прибавив, что Волконский «запирается, срамится» и прочее. И конечно, отец сразу же объявил ей, что не осудит ее, если она решит расторгнуть брак с Волконским.

Можно лишь представить себе, каково было все это услышать молодой женщине, измученной долгой болезнью. Раевский, верно, и рассчитывал на то, что она снова покорится воле родителей, но произошло наоборот. Дочь взбунтовалась. Как ее ни отговаривают, она едет в Петербург, добивается свидания с мужем, наносит визиты родственникам мужа, утешая их и мужественно ожидая приговора.

До этого момента она ничего не знала ни о тайных обществах, ни о том, чем занимался Волконский, но узнав, не пришла в ужас, отчаяние, как ее родители. Она впервые начинала понимать своего мужа, осмысливать ту его деятельность, которая была от нее скрыта.

Александр Раевский, горячо любимый брат и кумир юности, насильно увозит ее из Петербурга, обрывая общение Марии Николаевны с семьей мужа. Он увозит ее к тетке, графине Браницкой, где она оставила своего сына.

Любопытны подробности изнурительной борьбы Александра Раевского с сестрой за то, чтобы лишить ее свиданий и всяких связей с мужем. Одновременно с хлопотами о свидании сестры с Волконским он пишет письмо Бенкендорфу с просьбой не допускать этого свидания, а если все-таки оно состоится, то прежде дать встречу с Волконским графу Алексею Орлову, который изложит условия, на которых это свидание должно состояться. Выставлялись следующие условия: утаить от Марии Николаевны степень своей виновности и употребить все свое влияние, чтобы заставить ее уехать из Петербурга к сыну и там ждать решения судьбы мужа.

Увы, Волконский вынужден был принять эти условия. Кроме того, Александр уведомил сестру Волконского Софью Григорьевну, что письма ее к Марии Николаевне им вскрываются и до адресата не доводятся.

Таким образом, решение Маши уехать из Петербурга продиктовано прежде всего просьбой мужа, князя Волконского. Но и ей она бы не подчинилась, понимая, что просьба эта — лишь забота о ней, но внезапно поднимается температура у сына Николино, о чем сообщает графиня Браницкая, и Александр использует этот случай — уговаривает Машу уехать из Петербурга.

Даже по этому небольшому эпизоду видно, сколь решительно Мария Николаевна была настроена находиться рядом с мужем и разделять все огорчения его незавидной участи и почему Александру пришлось прибегнуть к столь изощренным приемам, чтобы разлучить их.

А в имении Браницкой ее ждало заточение на несколько месяцев — с апреля по август. И все это время она была лишена известий о муже.

Но эти месяцы не прошли даром. В душевном одиночестве, думая о муже, Мария Николаевна как бы рождалась заново. Потребовалась огромная духовная работа, чтобы определить свое отношение к «преступлению» Сергея Григорьевича, понять его, прийти к единственному выводу: что бы его ни ожидало, быть рядом с ним. Это решение тем более ценно, что Мария Николаевна выстрадала его. Если А Г. Муравьева, Е И. Трубецкая и другие жены декабристов не были скованы столь жесткими домашними оковами, были вольны общаться друг с другом, находили поддержку друзей, родственников, всех сочувствующих бунту, то Волконская была вынуждена в одиночку бороться за свой смелый выбор, отстаивать его и даже пойти на конфликт с самыми близкими, любимыми ею людьми. Недаром декабрист М. Лунин назовет Раевских «трусливым семейством», имея в виду их решительное сопротивление отъезду Марии Николаевны.

А Раевские были уверены в том, что Машенька выполнит их волю. Они уже подыскивали ей место жительства с ребенком, о чем свидетельствует письмо Александра Раевского сестре Екатерине: «Не отнесись легко к вопросу о месте жительства Маши и о враче для ее ребенка. Помни, что в этом ребенке все ее будущее, помни о страшной ответственности, которая падет на нас, если мы не примем всех мер предосторожности, какие в нашей власти. Мы должны строго руководствоваться наиболее благоприятными вероятностями, а они все или за кн. Репнину, или за Одессу. Что касается ее самой, ее воли, то, когда она узнает о своем несчастье, у нее, конечно, не будет никаких желании. Она сделает и должна делать лишь то, что посоветуют ей отец и я...»

«Она сделает и должна делать лишь то, что посоветуют ей отец и я...» — это суждение характеризует не только Александра Раевского. Оно в немалой степени рисует нам и положение женщины в начале XIX века. И то, что сделали жены декабристов, и прежде всего Мария Волконская, явило для русского общества событие необычайное, возможно, не менее значительное, чем само восстание.

12 июля 1826 г. подследственным объявили приговор. Сергей Григорьевич Волконский был осужден по первому разряду на 20 лет каторги. 26 июля его отправили в Сибирь. И лишь через несколько недель Александр Раевский рассказал сестре о случившемся. Он собирался в Одессу и попросил Марию Николаевну ничего не предпринимать до его возвращения. Он уехал, оставив Волконскую на попечение сестре, Софье. Уехал, уверенный, что все будет так, как хочет он...

Но едва экипаж скрылся из виду, Волконская спешно стала укладываться, заявив, что поедет в Яготин, Полтавской губернии, в имение брата мужа князя Репина. Софи тотчас оповестила отца. До Яготина Марию Николаевну сопровождали мать и сестра. Вручив ее князю и его жене, они со слезами на глазах уехали.

Вместе с князем Николаем Григорьевичем Репниным и его женой Волконская отправилась в Петербург. Мария Николаевна забрала в столицу и сына. Остановилась она в доме свекрови, княгини Александры Николаевны Волконской, на Мойке (в квартире, где через одиннадцать лет умирал Пушкин).

Мария Николаевна приехала в Петербург 4 ноября. А за две недели до ее приезда в столицу прибыл ее отец, Николай Николаевич. Он встретился с царем, которому верноподданнически объявил, что будет удерживать дочь «от влияния эгоизма Волконских». С «бабами Волконскими» у генерала отношения весьма натянуты.

Мария Николаевна пишет прошение государю отпустить ее к мужу, ждет ответа почти месяц. Вечером 21 декабря получен благожелательный ответ Николая I, а уже в 4 часа утра 22 декабря 1826 г., оставив ребенка свекрови, она выезжает в Москву. Хочется отметить и этот факт: своего ребенка она оставляет не матери, а свекрови.

Настолько сильна вражда родного дома, сильно неприятие ее поступков, что Мария Николаевна оставляет своего первенца человеку, с которым она даже мало знакома. Что ж, она решилась и на это, уверенная в своей правоте. Какой силой души надо было обладать, чтобы вынести эту вражду и уехать, не простившись с близкими?!

Вспомним восторженную Машеньку, пишущую письма своему горячо любимому брату... Сколь разнятся поступки Марии Волконской от поступков Маши Раевской. А ей всего лишь девятнадцать лет.

В Москве она на несколько дней останавливается у княгини Зинаиды Волконской (дом З. Волконской дважды перестраивался, ныне там находится Елисеевский магазин - С.А.), давшей в честь ее знаменитый вечер, на котором были А. С. Пушкин, Д. В. Веневитинов и другие известные люди России. И в канун нового, 1827 г., когда в московских домах шли балы, звенели бокалы, она покидала Москву. Ей казалось — навсегда. Отцу она сказала, что на год, ибо он обещал проклясть ее, если она не вернется... Он чувствовал, что более не увидит ее.

Из всей семьи Раевских лишь три человека — отец, Екатерина и Елена — позже смогли понять, каждый по-своему, поступок Марии Николаевны. Отец 2 сентября 1826 г. писал дочери: «Муж твой виноват перед тобой, пред нами, пред своими родными, но он тебе муж, отец твоего сына, и чувства полного раскаяния, и чувства его к тебе, все сие заставляет меня душевно сожалеть о нем и не сохранять в моем сердце никакого негодования: я прощаю ему и писал ему прощение на сих днях...»

В апреле 1827 г. он пишет дочери Екатерине: «Неужто ты думаешь, мой друг Катенька, что в нашей семье нужно защищать Машеньку. Машеньку, которая, по моему мнению, поступила хотя неосновательно, потому что не по одному своему движению, а по постороннему влиянию действует, но не менее она в несчастии, какого в мире жесточе найти мудрено, мудрено и выдумать даже. Неужто ты думаешь, что могут сердца наши закрыться для нее? Но полно и говорить об этом. В письмах своих она все оправдывает свой поступок, что доказывает, что она не совсем уверена в доброте оного. Я сказал тебе, мой друг, один раз: ехать по любви к мужу в несчастии — почтенно. Не будем возвращаться к этому предмету. Дай бог, чтобы наша несчастная Машенька осталась в этом заблуждении, ибо опомниться было бы для нее еще большим несчастием».

И наконец, за несколько месяцев до смерти, 3 апреля 1829 г. Раевский отец сообщает Екатерине: «Машенька здорова, влюблена в своего мужа, видит и рассуждает по мнению Волконских и Раевского уже ничего не имеет, в подробности всего войти не могу и сил не станет».

5 мая 1829 г Екатерина пишет брату Александру:

«Он (князь Сергей — В.Р. ) в ее глазах то самое, что Михаил в моих, и не делает ли его для нее еще более дорогим его покорность и страдания Машенька сможет еще найти счастье в своей преданности к мужу, в выполнении своих обязанностей по от ношению к нему. Выходят замуж для того, чтобы разделять судьбу своего мужа в благополучии, несчастьи и унижении, если только муж не разорвал брачных уз тяжкими поступками в отношении к своей жене».

И неожиданно резким диссонансом звучит письмо матери Марии Николаевны, которая до 1829 г. не написала дочери ни строчки: «Вы говорите в письмах к сестрам, что я как будто умерла для вас. А чья вина? Вашего обожаемого мужа. Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда человек принадлежал к этому про клятому заговору. Не отвечайте мне, я вам приказываю». Словно сердце ее не выдержало всех несчастий, ожесточилось, умерло так и не поняв, не простив дочь.

Сибирская жизнь Марии Николаевны только начиналась. Пройдет еще целых тридцать лет, прежде чем придет Указ о помиловании и декабристам разрешат вы ехать. Из 121 ссыльного в живых не останется и двух десятков. Переменится и сама Мария Николаевна, изменится Сергей Григорьевич, произойдет много разных событий но это уже потом, позже.

Говорят, несчастья и страдания преображают человека. Что же касается Марии Николаевны — то эта истина вдвойне верна. Из всех несчастий она вышла зрелой и прекрасной женщиной, мужественной, влюбленной в своего мужа. Впрочем, если у кого то все же закрадется в душу сомнение по любви ли поехала Мария Николаевна вслед за мужем, хочу ответить со всей уверенностью — по любви. Именно любовь зрелое влечение сердца оформировала окончательно ее духовный облик. Еще 31 декабря 1825 г за несколько дней до ареста мужа, она писала ему:

«Не могу тебе передать, как мысль о том, что тебя нет здесь со мной, делает меня печальной и несчастной, ибо хоть ты и вселил в меня надежду обещанием вернуться к 11-му, я отлично понимаю что это было сказано тобой лишь для того, чтобы немного успокоить меня, тебе не разрешат отлучиться. Мой милый, мой обожаемый, мой кумир Серж! Заклинаю тебя всем, что у тебя есть самого дорогого, сделать все, чтобы я могла приехать к тебе если решено, что ты должен оставаться на своем посту».

Волконский сдержал слово, данное жене. Он приехал не к 11 му, а 5 января. Приехал самовольно, зная, что у него остаются считанные часы до ареста. Приехал, чтобы поздравить жену с рождением сына и при ласкать ее, успокоить. Посмотреть на любимые черты, может быть, в последний раз. Он пробыл в Болтышке всего несколько часов.

Именно Марии Николаевне Волконской принадлежат поразительные по своей точности и искренности слова, которые се годня звучат как завещание нам. «Если даже смотреть на убеждения декабристов как на безумие и политический бред, все же справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, может быть и преждевременно затеял дело свое ».

Новые времена подтвердили это.

Дар праправнучки декабриста

История декабристского движения пополнилась новым интересным свидетельством: княгиня Елена Вадимовна Волконская передала в дар Государственному Историческому музею альбом, принадлежащий ее знаменитому роду.

Княгиня Е.В. Волконская. Фото А. Юрова

Читать далее...