Посмотрел на удивление добротный фильм "Сюда не залетали чайки" Булата Мансурова 1978 года выпуска о навсегда моей реке Мане и реке навсегда мною любимого Виктора Астафьева. Всем, кто с интересом смотрел мой документальный цикл "Дом на реке" рекомендую, увидите знакомые пейзажи и полюбившуюся реку. Фильмы тогда снимали на реальной натуре.
"Сюда не залетали чайки" - это экранизация астафьевского "Перевала", я делал письменный разбор этой повести в своём дневнике, можно почитать по этой ссылке.
Но обязательно нужно почитать и саму повесть.
Единственное замечание - везде неудачные названия. Вот поэтому раньше в больших газетах был человек, который придумывал заголовки к статьям. Это тоже искусство. Астафьевское название повести "Перевал" не обобщает события. Даже если потуги на философию (перевал от жизни с мачехой в другую жизнь), то слабенько. Название фильма "Сюда не залетали чайки" искусственное, пафосное, безликое. Астафьев для фильма предлагал ещё более неудачные названия "Запах земляники" и "Сретенье". Особенно мне не нравится, как Астафьев в повести исковеркал Ману на Мару. В фильме это исправили и река называется Мана. Как и должно.
Мои названия и для повести и для фильма были бы такими: первое, что пришло на ум из разряда "простенько, но со вкусом"- "Река Мана" (почему нет?), далее: "Сибирская река Мана", "Плот на реке", "Плот на таёжной реке", "Последняя осень на Мане", "Люди реки Маны". Выбирайте, что больше нравится, или предлагайте свои варианты...

Посмотрел на удивление добротный фильм "Сюда не залетали чайки" Булата Мансурова 1978 года выпуска о навсегда моей реке Мане и реке навсегда мною любимого Виктора Астафьева. Всем, кто с интересом смотрел мой документальный цикл "Дом на реке" рекомендую, увидите знакомые пейзажи и полюбившуюся реку. Фильмы тогда снимали на реальной натуре.
"Сюда не залетали чайки" - это экранизация астафьевского "Перевала", я делал письменный разбор этой повести в своём дневнике, можно почитать по этой ссылке.
Но обязательно нужно почитать и саму повесть.
Единственное замечание - везде неудачные названия. Вот поэтому раньше в больших газетах был человек, который придумывал заголовки к статьям. Это тоже искусство. Астафьевское название повести "Перевал" не обобщает события. Даже если потуги на философию (перевал от жизни с мачехой в другую жизнь), то слабенько. Название фильма "Сюда не залетали чайки" искусственное, пафосное, безликое. Астафьев для фильма предлагал ещё более неудачные названия "Запах земляники" и "Сретенье". Особенно мне не нравится, как Астафьев в повести исковеркал Ману на Мару. В фильме это исправили и река называется Мана. Как и должно.
Мои названия и для повести и для фильма были бы такими: первое, что пришло на ум из разряда "простенько, но со вкусом"- "Река Мана" (почему нет?), далее: "Сибирская река Мана", "Плот на реке", "Плот на таёжной реке", "Последняя осень на Мане", "Люди реки Маны". Выбирайте, что больше нравится, или предлагайте свои варианты...

Что общего у повести "Звездопад" Астафьева и романа "Прощай, оружие!" Хемингуэя.
Астафьев нигде об этом не говорит, но повесть "Звездопад" - это вольная или невольная аллюзия на роман Э. Хемингуэя "Прощай, оружие!" Повесть написана в 1960-ом году, Виктор Петрович в то время учился в Москве на Высших литературных курсах. А за год до появления "Звездопада" - в 1959-ом в "Государственном издательстве художественной литературы" г. Москва вышел двухтомник Хемингуэя, включавший в себя роман "Прощай, оружие!". Появление книги в те времена было важным событием, а публикация знаменитого американского писателя в СССР - важным событием вдвойне. Поэтому, оно не могло пройти мимо учеников Высших литературных курсов, и мимо Астафьева в том числе. Черновик повести "Звездопад" был написан в студенческом общежитии за три дня. А вскоре произведение было напечатано в журнале "Молодая гвардия", в №9 за 1960 год. Я думаю, такой всплеск вдохновения мог быть связан с прочтением Хемигуэя, у которого Астафьев не то чтобы позаимствовал сюжет, а увидел схожесть со своей подлинной историей. В анализируемом нами собрании сочинений под "Звездопадом" указана дата 1960-1972. Это значит, что писатель в последствии (уже после первой публикации в "Молодой гвардии") двенадцать лет дорабатывал её. Мы в издании 1997 года читаем далеко не первоначальный вариант. Но, даже в этом доработанном и переделанном варианте едва уловимо чувствуется несуетливый шум курортных улочек Стрезы и прохладный ночной ветер над озером Лаго-Маджоре. И сколько бы ни старался Астафьев за последующие 12 лет вытравить влияние американского классика, оно всё равно присутствует: в интонации, в упрощённом слоге, в обширных диалогах...


продолжение тут

"Перевал". По Мане вслед за молевым лесом
Открывает второй том собрания сочинений Виктора Петровича Астафьева повесть "Перевал", написанная в 1958-1959 годах. Действие разворачивается на реке Мана, бесхитростно, а потому вполне узнаваемо, переименованной автором в неблагозвучную Мару. По признанию самого автора, все изменения имён собственных сделаны для того, чтобы "не быть связанным биографическим материалом". Ибо повесть воссоздаёт реальный эпизод из детства писателя, когда маленький Виктор, брошенный отцом на целую зиму, чуть не умер с голоду вместе с мачехой и маленьким братом на кордоне Сосновка, затерянном в саянской тайге в 50 верстах выше по течению от устья Маны и родной деревни писателя Овсянки. Сосновка в повести зовётся рабочим посёлком Шипичихой. В настоящее время кордон заброшен; но дотошный читатель может легко найти в интернете информацию, и даже любительское видео и проникнуться натурой. А вот прототип речки Шипичихи я на картах найти затрудняюсь, ибо в районе бывшего кордона в Ману впадают три притока Мурашиха, Сосновочка и Лиственка. Пусть это будет ласковая и созвучная с кордоном Сосновочка.
"Перевал" я перечитывал с особенным интересом, потому что, если от кордона Сосновка пронестись на моторке на сто пятьдесят вёрст вверх по течению, то не миновать моего столетнего почерневшего дома, доверчиво вышедшего из таёжных крепей к самому берегу Маны и заметного, как маяк, издалека. И хоть дом этот я купил лишь год назад, река полюбилась мне и стала почти родной. По той же причине я не воспринимаю в повести переиначенный гидроним Мара. Грубый он какой-то, канцелярский. В то время, как Мана - имя мягкое, в нём есть что-то зовущее, манящее: Мана - ма-а-нит, и в тоже время родное тёплое: Мана - мама...


продолжение тут

В эту весну (а она уже неуловимо летает в воздухе) я поставил себе амбициозную задачу - прочитать 11 томов Виктора Петровича Астафьева из довольно громоздкого 15-томного собрания сочинений, вышедшего в 1997 году в Красноярском издательстве "Офсет" тиражом 10 тысяч экземпляров. Только 11 томов попало ко мне на книжную полку, и они на фото перед вами. По какой-то причине тома 12-15 издавались отдельно, и, видимо, маленькими тиражами, поэтому стали библиографической редкостью. И у меня их нет. Утешает одно: в этих "редких" томах собрана в основном публицистика и письма - материалы документальные, суховатые, а потому малоинтересные для обывателя. Чужие письма вообще читать не особо прилично, а публицистика с руганью властей, людей, друзей поднадоела и в интернете.
Нас с вами интересует добротная художественная проза. Её и будем изучать.
Большинство вошедших в указанное собрание сочинений текстов мне хорошо известны: в 2005 и 2006 годах я перечитал всего Астафьева, имеющегося в центральной библиотеке г. Тында. Но, сейчас, спустя почти 15 лет мне хочется снова их вспомнить и обдумать. Я за это время немного вырос и (надеюсь) набрался житейской мудрости. И, забегая вперёд, скажу: уже не так восхищён каждой строчкой мэтра, как это было в начале XXI столетия...
Идея моей акции "Анализ собрания сочинений Виктора Астафьева" такова: я читаю том, привожу его содержание и высказываю своё мнение. Скорее всего, это будут беглые комментарии. Но, если мне захочется написать многословную рецензию по какому-то отдельному, особенно задевшему меня произведению, я не посмею отказать себе в удовольствии и напишу её.
Ну, а теперь, пожалуй, начнём, благословясь...


продолжение тут

I.
Возможность прикоснуться к творчеству Виктора Петровича Астафьева у меня была ещё в школе. Но тогда я этой возможностью не воспользовался. На то было много причин: старая, ворчливая, ненавидящая своих учеников, да и жизнь саму, а еще больше литературу, вдалбливаемую в наши юные головы, учительница; советские учебники – в виде «пароходов современности», с которых «сбрасывалось» всё «ненужное», а «нужное» завёртывалось в цветные фантики с надписью «Слава КПСС!»; и тому подобное…
Впрочем, я и сам не проявлял в те годы особого рвения к знаниям. Я, как и многие мои товарищи, выросшие на отшибе «города первопроходцев», в рабочем посёлке Мостострой-10, презрительно именуемом «городской» шпаной Мостострёмом, уже попал под жёсткое влияние уличного «кодекса чести» и спирта «Royal». И к концу одиннадцатого класса, под маршевые гимны перестройки, был благополучно отчислен из школы.
Спустя несколько лет я всё-таки доучился. Правда, уже в «вечерке». И там у меня были великолепные учителя. И я получил аттестат, где напротив 7 дисциплин из 10 стояла оценка «отлично». Но это было уже в другой жизни. В той жизни, позади которой навсегда остались «хаты», неверные подруги, множество сломанных судеб...
Читать далее...

Я люблю литературу; мой комфортный мир под картонными переплётами книг - в пространстве между форзацами, поэтому пройти мимо литературного музея я не мог. Дважды в нём побывал - прошлым летом и нынешней весной. И сегодня я в третий раз пойду в музей, но уже виртуально и в компании с вами.
Предчувствую, как вам стало скучно - судорожный зевок, нервная попытка закрыть вкладку. Не торопитесь. Не будет литературоведения. Ни одной биографии писателей. Ни одной цитаты из их целомудренных книг (а других в государственном музее и быть не может). Не буду отбирать хлеб у профессиональных экскурсоводов. Доверьтесь мне и протяните вашу тёплую, влажную, трепещущую ладошку, и я, взявшись за неё, проведу вас по безлюдным залам.
Но сначала остановимся и полюбуемся на фасад музея. Этот красивый дом построила в конце XIX века семья красноярских коммерсантов Цукерманов - владельцев кирпичного завода. Не доверяя, видимо, своему кирпичу, Цукерманы построили особняк из дерева. Изначально в доме не планировалось размещение литературного музея. Дом имел утилитарное значение - частное жильё и не более. Обратите внимание, что вкус у Цукерманов был своеобразный - дом, выполненный в стиле модерн с готическим уклоном, смотрится аляписто, вычурно, но колоритно, как пожилая купчиха в вязанном кружевном платке:


продолжение тут + 44 фото

"В любви и ненависти я середины не приемлю..."
В.П. Астафьев

Любимым писателем Виктор Астафьев стал для меня относительно недавно - каких-то 9 лет назад. В 2004 году я попал в серьёзную аварию и, лёжа в больнице, прочитал случайно подвернувшуюся под руки "Царь-рыбу". А потом ещё две повести "Печальный детектив" и "Пастух и пастушка". Впечатления от прочитанного оказались настолько глубоки, что я попросил знакомого принести из городской библиотеки все книги Астафьева, которые там только были. Впрочем, обо всём этом я впоследствии подробно написал в своём документальном рассказе "Читая Виктора Астафьева...", на который дам ссылку в конце этого поста.
Лучшее, на мой взгляд, произведение у Астафьева - повесть "Последний поклон". Повесть, где Астафьев с невероятной теплотой пишет о своём детстве, проведённом с селе Овсянка. Поэтому побывать в этих местах - моя давняя мечта. В августе 2013 года мечта осуществилась. Я погулял по Овсянке и окрестностям. Без всяких экскурсий и гидов. Смотрел, фотографировал, ходил по селу, сидел на берегу Енисея, пытался ощутить животворную энергетику этих мест. Сегодня я приглашаю вас составить мне компанию, и ещё раз, теперь уже виртуально, побывать в этом простом сибирском селе, давшем миру великого писателя.


продолжение тут + 38 фото