1 9 4 5  -  1 9 5 0

Послевоенные будни Церкви были напряженными. Народ радовался, и народ оплакивал жертвы, принесенные великому дню Победы. Душа народная в перенесении всех тягот и скорбей минувших военных лет вновь восчувствовала реальную помощь Божию.

Люди потянулись в храм. В Великий пост народу было великое множество. С раннего утра и до четырех часов дня все служба и служба, исповедь, требы. А в пять уже начиналась вечерняя служба. И только незадолго до ее начала, как вспоминал отец Иоанн, он входил в алтарь, задергивал завесу и, упав в кресло, отключался так, что себя не помнил. А к пяти часам, к службе, приходил в чувство, бодрый, Бог даровал силы для служения.

Военные, вернувшиеся домой, причащались без всякой подготовки. Дороги войны и все, пережитое в ней, давали им это право. Они шли к Отцу Небесному, они знали Его и шли в избытке благодарности за сохраненную жизнь, а главное - за обретение Его, Милостивого Отца, наказующего, но и милующего одновременно, шли со своим живым религиозным опытом, полученным в суровых испытаниях.

В воскресные дни крестилось от пятидесяти до ста пятидесяти человек. Во множестве венчались солдаты в своих порохом пропахших гимнастерках с невестами, одетыми в поношенные платьишки.

Священники стали непосредственными соучастниками этого небывалого подъема духа в народе. Им приходилось не только радоваться с радующимися, но и плакать с плачущими. Жизнь требовала напряжения всех сил, и духовных, и физических.

Молодой батюшка отец Иоанн остался служить на приходе в Измайлове, где его уже успели узнать. Проповедник и внимательный пастырь привлек к себе любовь прихожан, но это же принесло немало искушений и скорбей. Смирения батюшке уже в ту пору первых лет служения занимать не приходилось. Всего себя отец Иоанн отдавал людям, временами даже с излишней ревностью. Недаром духовный отец его, последний оптинский старец игумен Иоанн (Соколов) ^[1], которого батюшка называл «профессором небесной академии», частенько говорил ему: «Ванечка, будь посамолюбчивее». Но он же предостерегал его и от другого рода искушений: «Ванечка, не будь везде хозяином». И это «будь» и «не будь» трудно приживалось в энергичном и деятельном иерее. За желание празднично и благолепно украсить храм, за хорошие, но долгие проповеди, за духовнические беседы с людьми часто доставалось отцу Иоанну от собратий. Но самое ненужное, что это привлекало внимание тех, кто держал Церковь в поле зрения. Вероятно, доставалось от них и настоятелю за неугомонного иерея. Отец Иоанн не раз получал от него подзатыльники за «провинности», избегать которых ему не позволяла его пастырская совесть.

Подклоняя свою главу гневу и раздражению начальства, молодой иерей останавливался лишь на минуту в раздумье и бежал дальше. Ведь впереди его ждали дела более существенные и важные. А на вопрос: «Не обижался ли он?» - батюшка отвечал: «Да когда же обижаться-то? Мне на любовь времени не хватает, чтобы на обиды его тратить».

Но когда обстановка вокруг него накалилась особенно и от него потребовали уступок невозможных, он заколебался в своей правоте. И в этот момент ему пришла в голову благая мысль: проверить правильность своих внутренних установок опытом старших и, несомненно, духовно авторитетных людей. Случай представился скоро. Отцу Иоанну пришлось служить с Патриархом Алексием I, именно ему он задал свой вопрос. Через много лет батюшка вспоминал об этом так: «Из своей жизни должен привести на память патриаршее благословение мне, данное в момент глубокого смущения в душе моей. Святейший Патриарх Алексий I на мой вопрос, как поступать, когда внешние и внутренние смутьяны требуют хождения вослед их, ответил:
- Дорогой батюшка! Что дал я вам, когда рукополагал?
- Служебник.
- Так вот. Все, что там написано, исполняйте, а все, что затем находит, терпите».

С тех пор и на всю жизнь внутренний контролер - пастырская совесть, хождение пред Богом - были для отца Иоанна единственным критерием в исполнении своего священнического долга. Но и претерпеть пришлось немало. Внешняя сторона жизни была у всех на виду, а внутреннюю его жизнь зрел один Господь. Внимательный Его послушник уже тогда согласился на путь произвольных скорбей и нищеты. Он искал следы Промысла Божия и ежедневно, во всех жизненных ситуациях, задавал себе вопрос: «А что же хочет от меня Господь? К чему эта промыслительная встреча с человеком?»

Трудовой день молодого священника был заполнен до предела. После службы он безотказно и безропотно ходил на требы по домам прихожан, тогда это было еще возможно. Однажды он задержался в храме, а когда пришел на вызов - причастить болящую, оказалось, что она его не дождалась, умерла. Вместо Причащения он отслужил над ней первую заупокойную литию. Батюшка расстроился. Дочь старушки утешала его, ведь причащали ее ежедневно. Возвращаясь от усопшей, отец Иоанн углубился в размышления обо всем происшедшем: не виноват ли в чем он сам, что не успел застать ее в живых? Из глубокой задумчивости его вывела женщина, стоявшая у калитки своего домика. Она была наспех одета, в глазах ее стояли слезы. Батюшка, одетый в обычное пальто, под которое была подвернута ряса, выглядел как мирянин. Он подошел к женщине с живым участием: «Что случилось?» И она, сраженная горем, откровенно рассказала о своем молодом умирающем сыне. Главная печаль матери была о том, что он никогда не исповедовался и не причащался. Батюшка тут же выразил свою готовность войти в этот дом печали. Не раздеваясь, чтобы не обнаружить своего сана, он подсел к одру болящего и, познакомившись с ним, завел дружескую беседу, казалось бы не касающуюся юноши лично. Он говорил о радости веры, о тяжести нераскаянной души. Ни батюшка, ни больной не следили за временем. Они уже разговаривали как близкие люди. И откуда-то у юноши взялись силы, он стал задавать вопросы, он начал говорить о себе, о своих ошибках, заблуждениях, о своих грехах. На улице уже стемнело, и только лампада у образа освещала задушевную беседу двух молодых людей. Договорились до того, что больной одухотворился желанием причаститься. За перегородкой слышались легкие всхлипывания матери, но это уже были слезы утешения. Отец Иоанн распахнул пальто, сбросил его на стул и предстал перед болящим не простым собеседником, а священником в епитрахили, со Святыми Дарами на груди. Исповедь повторять не пришлось, она вся вылилась в беседе. Прочитав разрешительную молитву, отец Иоанн причастил больного.

Так вот в чем был Промысл Божий! Не к старушке, а к молодому человеку позвал его Господь со Святыми Дарами! И это был ответ на материнские слезы и мольбы. А на другой день, утром, в церкви подошла к отцу Иоанну мать вчерашнего больного и позвала батюшку ко гробу сына. Дивны дела Твои, Господи!

И еще об одном событии тех лет батюшка отец Иоанн вспоминал частенько и всегда с душевным волнением и трепетом. В 1946 году, вскоре после рукоположения, его благословили сопровождать мощи Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, возвращавшихся в Вильнюс, на место их мученического подвига. Батюшка летел с ними на самолете, неотступно молитвой желая проникнуть в суть творимого над ним Господом. Благоговейно принял он попечение о святых: готовил для них раку, облачал и устраивал на продолжение их благодатного служения на родине. А святые, усмотрев в нем доброго попечительного пастыря, вручили отцу Иоанну на всю его жизнь заботу о малом стаде - женской обители, что прижилась в Вильнюсском Свято-Духовом монастыре ^[2]. Всегда, когда только представлялась возможность, батюшка помогал сестрам и деньгами, и продуктами, и, конечно, молитвой и духовным советом. С детства богатый особым даром любви, отец Иоанн и сам полюбил любовь и не мог изменить любви даже тогда, когда она, казалось бы, была неуместна.

Батюшка рассказывал случай, как ему был преподан наглядный урок от Господа, заставивший его воочию увидеть и осмыслить любовь-слово и любовь-дело. Отец Иоанн вложил и это в память сердца, в копилку своего духовного опыта, чтобы уже никогда не повторять подобных ошибок.

С самого начала служения батюшка очень ответственно относился к слову, которое должно звучать с амвона. И вот, готовясь к проповеди о любви, он решил устранить все, что могло бы отвлечь его от этого важного занятия. Он заперся в своей комнате и не отвечал на стук, который периодически повторялся.

Проработав целый день, он поставил последнюю точку и, перечитав плод своих трудов, остался проповедью вполне доволен. А вечером, выйдя в коридор, увидел соседку, которая смущенно сказала: «Иван Михайлович, верно, вас не было дома, а мне не на что было хлеба купить, и я так вас ждала, чтобы занять копеечку». Эту свою проповедь отец Иоанн так и не произнес. Он не смог ее говорить. Совесть обличала несоответствие слова делам минувшего дня.

Немало хлопот, искушений и даже соблазнов пришлось перенести отцу Иоанну в первые пять лет служения в сане из-за его стремления стоять в любви и истине. Желая заблудшему человеку спасения, вымаливая для него это сокровище, он получал отмщение от врага рода человеческого и от людей.

Шла последняя неделя Великого поста. После выноса Плащаницы батюшка задержался, готовясь к чину Погребения. Он весь ушел в переживаемые Церковью события. И в этот момент жизнь грубо и беспощадно вернула его в земную реальность. К нему подошла незнакомая девушка и, отчаянно стыдясь и сбиваясь, рассказала, что идет сейчас же убить зачавшуюся в ней никому не нужную жизнь, то есть совершить грех детоубийства. Ее раненное обманом сердце, ее смятенный безжалостной неправдой ум не видели иного выхода.

Батюшка слушал ее, стоя у Плащаницы, предстоя гробу Спасителя, и иной гробик возник в этот момент в его сознании - гробик невинного младенца. Все запротестовало в нем, и он с таким жаром и так убедительно восстал на безжалостный, бесчеловечный грех! Только сатана мог так издеваться над людьми, смеяться Животворящему Гробу Господню.

И батюшка был услышан, его безгласной сердечной молит-ве внял Господь. Молодая женщина смягчилась. Сам Господь коснулся ее души. Отдав несчастной деньги, все, что имел при себе, он отпустил ее только тогда, когда понял, что она не исполнит своей безумной угрозы. И ребенок, мальчик, родился. Об этом отец Иоанн узнал от старосты, которая, поджав губы, с оскорбленным видом подошла поздравить его с рождением сына. Молодая мать, помня доброту священника, позвонила в церковь: ведь за ней некому было приехать в родильный дом. И опять батюшка не изменил себе. Он дал старосте деньги и ее же просил отправить за матерью и ребенком такси, чтобы отвезли их домой. Батюшка поскорбел было о возникшем соблазне, но иначе поступить не мог. А через какое-то время эта история получила продолжение. Молодая женщина пришла к отцу Иоанну, бросила на диван ребенка со словами: «Вот вам ваше благословение, мне оно не нужно». И опять молитва-вопль, самообладание священника и сердечная беседа вернули материнские чувства матери. Расплакавшись, она прижала к сердцу своего малыша.

Жилось в это послевоенное время очень скудно. А отец Иоанн, ежедневно соприкасаясь с бедствующими, незаметно для себя отдавал нуждающимся и то немногое, что имел сам. Всегда находились те, кому надо было помочь, кому деньги были нужнее, чем ему. Хрупкий, прозрачный от недоедания, он и этим обращал на себя внимание. Не раз, когда молодой священник попадал в поле зрения митрополита Николая (Ярушевича), тот посылал к нему «мироносиц» с хлебом и судочком, чтобы подкормить его.

Попечением владыки Николая появилось несколько фотографий молодого отца Иоанна. Владыка послал к нему фотографа и благословил подчиниться своему желанию.

В 1946 году Церкви возвратили Успенский собор и несколько жилых помещений в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре - уделе преподобного Сергия. Предстояло начать там службу и восстановить монашескую жизнь. Надо было срочно приступать к делу. Насельников прежнего монастыря почти не осталось в живых, да и те были рассеяны в безвестности. Священноначалие молилось Преподобному о даровании людей. Вернулся из Ташкента, где был сначала на поселении, а потом, с 1943 года, служил архимандрит Гурий (Егоров) ^[3]. Ему вручили жезл наместника. Приехали за ним его духовные чада: иеромонах Иоанн (Вендланд), будущий митрополит ^[4], Саша Хархаров, будущий архиепископ Михей ^[5], юноша Игорь Мальцев, будущий протоиерей ^[6]. Казначеем возрождающейся Лавры стал архимандрит Нектарий (Григорьев) ^[7].

На пасхальной седмице из Москвы прислали молодого священника Иоанна Крестьянкина и поручили ему ризницу. Отпуская отца Иоанна с прихода, митрополит Николай (Ярушевич) вдохновил его словами: «Не бойся ничего, но Духом Святым приими силу и надежду, веруй, что рука Божия с тобою».

Снова слетались к преподобному Сергию дарованные ему Богом птицы небесные, «дабы пророчеству не солгатися». Отец Иоанн был счастлив. Его мечты о монашестве, казалось, близки к осуществлению. Архимандрит Гурий оценил деятельного и неутомимого ризничего и поделился с ним помыслом: «Видеть в нем первого постриженника открывающейся Лавры». Даже и имя ему определил: «Быть тебе Сергием».

Но ин суд человеческий, а ин - Божий. Господь судил об отце Иоанне иначе. Через полгода, на праздник Успения Матери Божией, отец Иоанн был отозван из Лавры. Нерадостна была для него эта перемена. Из обетованной земли он возвратился в родной храм, как в место изгнания. Душа скорбела о монашестве, но надо было трудиться, а вера в Промысл Божий скоро помогла отцу Иоанну обуздать свои чувства. И положил он на сердце свое и ум одно: подчинить свою волю воле Божией и даже в помыслах не иметь преклонить волю Божию на свою волю и на свое желание. Он смирился вполне, и вслед за таким его душевным устроением неожиданно пришло утешение. Его благословили учиться на заочном секторе Московской Духовной Академии.

В старости батюшка писал: «Воспоминания о времени моего пребывания и в Московской Духовной Академии, и короткий срок моего жития в стенах Свято-Троицкой Сергиевой Лавры до сих пор живы и согревают душу всякий раз, как я достаю их из запасников своей памяти. Для нынешнего поколения большинства людей тех лет уже давно нет и в памяти, а для меня они - и живущие, и ушедшие - рядом той своей глубиной, которой вошли в мою жизнь тогда».

В 1947 году он начал учебу. И снова поездки к Преподобному, работа в лаврской библиотеке, одухотворенные религиозным подъемом занятия в Академии. Среди учащихся и насельников Лавры отец Иоанн нашел близких по духу людей - мудрых помощников и задушевных друзей: Костя Нечаев (будущий митрополит Питирим), с ним отец Иоанн сидел за одной партой, и близкие отношения сохранялись у них до конца дней митрополита, Анатолий Мельников (будущий митрополит Антоний) ^[8], Павел Голубцов (будущий архиепископ Сергий) ^[9], иерей Сергий Орлов ^[10]. Глубина их общения и светлая радость дружбы не омрачались всю жизнь никакими жизненными обстоятельствами.

Академические занятия и служение у престола Божия приносили молодому священнику такое богатство радования о благости Божией, что глубокой потребностью его сердца становилось желание неотступно идти вослед Христа, принимая все невзгоды предлежащего жизненного пути. А невз-год становилось все больше. Давление на Церковь, ослабевшее в военное время, неожиданно для многих начинало нарастать. Опять главной установкой государственной власти становилась борьба с Церковью. А Дух Божий, обильный в верных служителях Церкви, ощутимо возвещал о приближении духа вражия. Очень часто в этот период батюшка оказывался в таких ситуациях, что для него очевидна была помощь Божия, ведущая его сквозь обступавший мрак.

Церковь опять была под неусыпным надзором власть предержащих. И основное Таинство - Крещение, дарующее человеку рождение в жизнь вечную, для многих становилось недоступным. А священник-пастырь, видя горячее стремление человека к Богу, как мог не пойти на Божий зов? И не раз приходилось, забыв о себе, о возможных последствиях, делать дело Божие.

Так пришлось отцу Иоанну крестить шестилетнюю девочку, дочь высокопоставленных родителей. Как пришло к ней, малютке, это желание? Откуда она узнала о Таинстве Крещения? Это осталось тайной. Девочка добивалась Крещения с такой неотступностью и слезами, что родителям пришлось уступить и искать пути к его осуществлению. Отказать отец Иоанн не мог. Он пришел в их дом ночью и застал ребенка одетым в белое воздушное платьице, с большим белым бантом на русой головке. Она походила на небесное создание. Сонная истома подступала к ней, но девочка упорно отстраняла сон, вся обратившись во внимание и слух. Она ждала батюшку. И Таинство совершилось.

Происшедшее не могло обойтись без последствий. Очень уж безбожное было время. По какому беспроволочному телеграфу получили органы сведения о состоявшемся Крещении? Но сведения были получены, хотя и неполные. Почти все предстояло выяснять. Бесспорно было только одно: священник из Измайловской церкви. Но кто? Выручил незадолго до этого скончавшийся настоятель храма. К его еще свежей могиле подвели следователя, покойный священник безмолвно взял на себя «вину» собрата. И появившееся было дело закрыли.

«Мы были связаны по рукам и ногам, - вспоминал батюшка, - и каждое наше слово взвешивалось неправедными весами врагов Церкви. Но сила Божия в немощи совершается *, это я вижу реально всю жизнь, и сильны мы только силой Божией».

В тот же период батюшке пришлось провожать в путь всея земли* брата известного политического деятеля Кржижановского ^[11]. Последней волей покойного было непременно совершить над ним обряд христианского погребения. И эту волю не посмели нарушить даже те, кто считал себя безбожниками. В церковь последовал строгий звонок: приказ свыше, чтобы поздно вечером в храме находился священник. По телефону причину не объяснили. Выбор пал на отца Иоанна как на самого молодого.

В назначенное время к церкви подъехало несколько машин, и на руках внесли гроб с покойным. Группа сопровождавших: высокие, подтянутые, с суровыми непроницаемыми лицами. Один из пришедших распорядился наскоро отпеть умершего. Никто не крестился, но свечи, которые им предложил взять в руки батюшка, взяли все. Воцарилась тишина. Только лампады и свечи, поставленные священником, мерцали во тьме. Лица-маски. И самым живым в этом мраке вдруг стал покойный, верой своей пробивший мрак безбожия. Батюшка истово, ничего не сокращая, молился над усопшим, отдавая дань его мужеству и живой вере. Как восприняли собравшиеся это трогательное молитвенное предстояние, сказать трудно, но брат усопшего поблагодарил священника, пожав ему руку.

А когда батюшка, проводив траурное шествие, закрывал дверь храма, к нему тенью скользнул человек, один из сопровождавших, и горячим шепотом исповедал боль души своей: «Как замолить грех? Как снять тяжесть с души? Ведь я закрывал и разорял храмы?» Это была глубокая исповедь, за непроницаемой служебной маской билось живое сердце, и оно болело. А чтобы выплеснулась эта боль, нужен был церковный полумрак и живая молитва одного человека.

Также шепотом и кратко ответил батюшка: «Сохраните в тайниках души веру в Бога и веру в Его милосердие. И Господь оградит вас в будущем от подобной беды».

Человек исчез так же беззвучно и быстро, как появился. А отец Иоанн, не зная имени исповедника, сохранил образ его в памяти сердца, молясь о нем Господу, чтобы не погибла душа, «имя ея Господи, Ты сам веси».

Так младенец, только вступивший в жизнь, и уже прошедший сквозь ее бури человек свидетельствовали о жизни Духа, вопреки всем запретам и угрозам. А батюшка на всю жизнь сохранил в памяти сердца воспоминания об этих двух событиях как урок, преподанный ему свыше. «Истина крепка сама собой, и свет ее бессмертен», - любил повторять он.

Памятна была батюшке Пасха 1949 года.

Церковь готовилась к великому дню. И отец Иоанн в ожидании праздника обдумывал, как донести радость великой ночи до каждого человека, как тронуть сердца и тех, кто, может быть, еще далек от Церкви? Идея созрела: он решил осветить пасхальный крестный ход иллюминацией. В то послевоенное время немало появилось близких, родных по духу людей, прошедших дорогами войны. И вот мысль стала делом. Вокруг церкви закопошились вчерашние солдаты-пиротехники, ставя бочки, вбивая колышки. Их любовь и усердие к делу пошли дальше желаний молодого священника. Они вложили в подготовку к празднику все свое мастерство.

Началась пасхальная заутреня: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех...» - в церковных дверях показались хоругви. В тот же миг на небе появилось светящееся изображение Спасителя во весь рост. Небо засветилось множеством разноцветных огней, и образ Христа, вознесшийся над крестным ходом, возвещал о Его Воскресении. В Сталинском районе столицы такая дерзость, конечно, была непростительна. Отец Иоанн и сам не предполагал такого ошеломляющего эффекта. Он хотел только порадовать сердца исстрадавшихся в военное и послевоенное время людей. И порадовал! Сам же в тот момент понял, что судьба его решена. Сразу он почувствовал сугубый к себе «интерес». В считаные дни рядом с ним появились люди свободомыслящие и говорящие на запретные темы.

Да, неугомонного молодого священника, собиравшего вокруг себя народ своими проповедями и беседами, нельзя было упускать из поля зрения. Даже власть придержащие понимали, что его живая вера и самоотверженность в служении согревали сердца верующих живым примером. Получал отец Иоанн ощутимые порицания своему горению и от собратий. Однажды, и тоже на Святую Пасху, он достал большие великолепные восковые, витые золотой лентой, свечи и, радуясь своей удаче, благоговейно поставил их на семисвечник за престолом. Он порхал по храму, делая последние распоряжения перед службой, и душа его празднично ликовала. Зайдя в какой-то момент в алтарь, он застал настоятеля, в ярости ломавшего свечи с семисвечника. «Холодный душ» на какое-то время омрачил радость ожидания праздника.

Все, происходившее с ним в те годы, батюшка осмысливал так: «Живое рвение к служению ходатайствовало обо мне пред Богом и людьми как о духовнике. В то послевоенное время это было очень ответственно, серьезно и, скажу, опасно. Я отдавался служению этому. В Академии учился экстерном. И за полгода до ее окончания, когда была уже и дипломная работа написана, Господь переводит меня на другое послушание - в заключение, к новой пастве и новому руководству. Помышлял ли я о таком проявлении воли Божией? Конечно, нет. Но по опыту скажу, что чем скорее мы сердцем примем Богом данное, тем легче нам будет нести благое иго Божие и бремя Его легкое *. Тяжелым оно становится от нашего противления внутреннего».

---

• [1]       Игумен Иоанн (Соколов Иван Александрович) родился 8 сентября 1874 г. в Москве. В 1890 г. поступил в число братии Введенской Оптиной пустыни. Там был пострижен в мантию и рукоположен во иеромонаха, а затем возведен в сан игумена. После закрытия монастыря переехал в Москву и служил в храме мчч. Адриана и Наталии на Мещанской улице. В 1928 г. был арестован и приговорен к трем годам ссылки в Тюменский округ. В 1940 г. выслан на пять лет в город Кустанай. В 1950 г. вновь арестован и осужден по статье 58-10. Определен на принудительное лечение в тюремную психиатрическую больницу в Ленинграде. В 1953 г. отпущен на попечение духовной дочери, оформившей над ним опекунство. До своей кончины, 5 июля 1958 г., проживал в Москве. Похоронен на Армянском кладбище в Москве. Тщанием отца Иоанна (Крестьянкина) на могиле старца установлено мраморное надгробие.
• [2]       Вильнюсский Свято-Духов мужской монастырь основан в 1597 г. С 1826 г. в монастыре находились мощи Виленских мучеников Антония, Евстафия и Иоанна. Во время Первой мировой войны мощи мучеников были перевезены в Москву, в Донской монастырь. В 1920 г. мощи были кощунственно вскрыты, изъяты и помещены в музей Наркомздрава. После Великой Отечественной войны, 26 июля 1946 г.,  мощи Виленских мучеников были возвращены в Вильнюс. Сначала их поместили в Никольском храме, в котором они когда-то были погребены, а затем перенесли в Свято-Духов монастырь, где они почивают и доныне. В 1960-е гг. Свято-Духов монастырь принял под свой кров насельниц закрытого советской властью Виленского женского монастыря равноап. Марии Магдалины. В настоящее время женский монастырь возобновлен и его насельницы вернулись в родные стены.
• [3]       Архимандрит Гурий (Егоров Вячеслав Михайлович) родился 1 июля 1891 г. в селе Опеченский Посад Новгородской губернии. Рано осиротев, он воспитывался у дяди в Санкт-Петербурге. В 1911 г. с золотой медалью окончил Петровское коммерческое училище и поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. В 1914 г. ушел добровольцем на фронт. Был братом милосердия, но, заболев туберкулезом, демобилизовался и продолжил обучение. В апреле 1915 г. пострижен в монашество с именем Гурий. В том же году рукоположен во иеродиакона и во иеромонаха. По окончании Академии, в 1917 г., назначен казначеем Александро-Невской Лавры. В 1922 г. арестован и приговорен к двум годам ссылки в Архангельскую губернию, в 1923 г. отправлен на два года в Туркестан. По возвращении из ссылки служил в Ленинграде, возглавлял богословско-пастырские курсы. В 1927 г. опять арестован, через год освобожден, но ненадолго. В 1929 г. арестован и приговорен к пяти годам ИТЛ, срок отбывал в Карелии, Белбалтлаге. С 1934 г. проживал в Ташкенте с семьей Вендландов, будучи на покое по состоянию здоровья. В 1944 г. назначен настоятелем Покровского собора в Самарканде. А в 1945-1946 гг. наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. В августе 1946 г. хиротонисан во епископа Ташкентского и Среднеазиатского, в 1952 г. возведен в сан архиепископа. В 1953 г. перемещен на Саратовскую кафедру. Впоследствии владыку Гурия почти ежегодно переводили на новую кафедру. В 1959 г. возведен в сан митрополита, с 1961 г. постоянный член Священного Синода. Пытался сопротивляться хрущевской антицерковной политике. Митрополит Симферопольский и Крымский Гурий скончался 12 июля 1965 г. после праздничной литургии. Похоронен на Симферопольском Всехсвятском кладбище.
• [4]       Митрополит Иоанн (Вендланд Константин Николаевич) родился в 1909 г. в Петербурге. В 1925 г. окончил школу, а в 1930 г. - Ленинградский горный институт по специальности инженера-геолога. Переехал в Ташкент с сестрами Елисаветой и Евгенией, где они приобрели дом для освободившегося из лагеря о. Гурия (Егорова). От него в 1934 г., тайно, принял монашеский постриг. В 1936 г. тоже тайно рукоположен во иеродиакона, а вскоре - во иеромонаха. В 1946 г. стал одним из первых насельников Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. В последующие годы был секретарем владыки Гурия в Ташкенте, а при переводе владыки в 1953 г. на Саратовскую кафедру назначен настоятелем Саратовского кафедрального собора. В 1956 г. заочно окончил Ленинградскую Духовную Академию. В 1957-1958 учебном году - ректор Саратовской духовной семинарии. В 1958 г. назначен представителем Русской Православной Церкви в Дамаске и в декабре того же года хиротонисан во епископа Подольского. В 1960 г. - епископ Среднеевропейский, а в 1962 г. - переведен на Американскую кафедру с возведением в сан архиепископа. В 1963 г. возведен в сан митрополита, в октябре 1967 г. назначен на кафедру Ярославскую и Ростовскую. С 1984 г. на покое. Скончался 29 марта 1989 г. в Ярославле, похоронен около кафедрального собора, с северной стороны.                      
• [5]       Архиепископ Михей (Хархаров Александр Александрович) родился 6 марта 1921 г. в Петрограде, в семье рабочего. В начале 1930-х гг. прислуживал в Преображенском соборе в Петрограде. В это время познакомился с Константином Вендландом, а через него с о. Гурием (Егоровым). В 1939 г. переехал в Фергану, где окончил среднюю школу, а затем, в Ташкенте, первый курс медицинского института. Участник Великой Отечественной войны, офицер. В 1946 г. вслед за архимандритом Гурием переехал в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру и поступил в число ее насельников. Образование получил в Московской духовной семинарии. С назначением епископа Гурия (Егорова) на Ташкентскую кафедру переехал вместе с ним. 1 января 1947 г. был пострижен в монашество. Восприемником при постриге стал глинский старец схиархимандрит Серафим (Романцов), который в это время служил в кафедральном соборе Ташкента. Вскоре монах Михей был рукоположен в сан иеродиакона, а в 1949 г. - в сан иеромонаха. Проходил священническое служение в Ташкентской, затем в Саратовской епархиях. В 1955-1956 гг. состоял в братии Глинской Рождества-Богородицы пустыни. С 1963 по 1969 г. - наместник Успенского Жировицкого монастыря. С 1969 г. служил в Ярославской епархии. В 1993 г. хиротонисан во епископа Ярославского и Ростовского. В 1995 г. возведен в сан архиепископа. В октябре 2002 г. по состоянию здоровья уволен на покой. Скончался 22 октября 2005 г. в Ярославле, погребен рядом с митрополитом Иоанном (Вендландом)
  
  
• [6]       Протоиерей Игорь Мальцев родился 23 июля 1925 г., до войны несколько лет жил в Загорске. Участник Великой Отечественной войны. В 1945 г. познакомился с архимандритом Гурием (Егоровым), стал одним из первых послушников открывшейся Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Последовал за владыкой Гурием (Егоровым) в Ташкентскую епархию, а оттуда в 1953 г. - в Саратов. 19 августа 1951 г. Игорь Мальцев был рукоположен в сан диакона, а 7 января 1952 г. - в сан иерея. В 1955 г. епископом Саратовским Вениамином (Миловым) был направлен для служения в город Энгельс. Впоследствии клирик Ярославской епархии. Скончался на праздник Успения в 2000 г. в Ярославле.
  
  
• [7]       Архимандрит Нектарий (Григорьев Николай Константинович) родился в 1902 г. в селе Хохлове Казанской епархии. Окончил два курса историко-филологического факультета Казанского университета и Высший богословский институт. В октябре 1923 г. пострижен в монашество и рукоположен во иеродиакона. В феврале 1924 г. рукоположен во иеромонаха. С 1929 г. служил в разных храмах Москвы и Московской области. В мае 1941 г. переведен в Почаевскую Лавру и до 1944 г. служил на Украине. Затем настоятель Вознесенского храма в подмосковном Павлово-Посаде. В 1946 г. состоял в числе братии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Оттуда назначен наместником Псково-Печерского монастыря. В июне 1947 г. хиротонисан во епископа Петрозаводского и Олонецкого. С июня 1948 г. - епископ Тираспольский, а с 1949 г. - Кишиневский и Молдавский. В 1956 г. возведен в сан архиепископа, а в 1963 г. - митрополита. Скончался 9 марта 1969 г. в Москве, погребен на Калитниковском кладбище.                          
• [8]       Митрополит Антоний (Мельников Анатолий Сергеевич) родился в 1924 г. в Москве. С 1944 г. иподиакон будущего Патриарха митрополита Алексия (Симанского). В 1945-1950 гг. обучался в Московской духовной семинарии и Академии. В 1950 г., вступив в число братии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, был пострижен в монашество и рукоположен во иеродиакона, а вскоре и во иеромонаха. В последующие годы преподавал в Одесской и Саратовской духовных семинариях. В 1956 г. возведен в сан архимандрита, назначен наместником Жировицкого монастыря и ректором Минской духовной семинарии. В 1963 г. переведен в Одессу, наместником Свято-Успенского монастыря и ректором семинарии. В 1964 г. хиротонисан во епископа Белгород-Днестровского, викария Одесской епархии. С 1965 г. - епископ Минский и Белорусский, в том же году возведен в сан архиепископа. В 1975 г. возведен в сан митрополита, в 1978 г. назначен на Ленинградскую кафедру, постоянный член Священного Синода. Скончался 29 мая 1986 г. в Ленинграде, погребен в Александро-Невской Лавре.         
• [9]       Архиепископ Сергий (Голубцов Павел Александрович) родился 29 апреля 1906 г. в семье профессора Московской Духовной Академии. Детство и юность Павла прошли в Сергиевом Посаде. В 1923 г. он окончил среднюю школу и начал учиться живописи. Специализировался в области древнерусской живописи и до войны работал в разных музеях художником-реставратором. Участник Великой Отечественной войны. В 1945 г. и поступил на второй курс Московской духовной семинарии, продолжил обучение в Академии, по окончании которой, в 1951 г., оставлен преподавателем церковной археологии. В 1950 г. зачислен в число братии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, пострижен в монашество и рукоположен во иеродиакона, а затем во иеромонаха. Исполнял послушание духовника и занимался реставрационными работами. В 1955 г. хиротонисан во епископа Старорусского, викария Ленинградской епархии, с 1956 г. епископ Новгородский и Старорусский, в 1963 г. возведен в сан архиепископа. С 1967 г. проживал на покое в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, писал иконы, занимался научной деятельностью. Скончался в 1982 г., погребен на территории Лавры.       
• [10]       Иерей Сергий Васильевич Орлов родился 29 июня 1890 г. в селе Акулово Московской губернии, в семье священника. Его дед и отец служили в храме Покрова Божией Матери села Акулово. Сергей Васильевич окончил духовное училище при Донском монастыре, затем Московскую духовную семинарию, Варшавский университет и Киевский Политехнический институт. Вскоре после вступления в брак овдовел. Работал в колхозах Крыма, Украины, Сибири, занимал ответственные посты. Преподавал в школах Москвы и Московской области. Схиигумения Фамарь (Марджанова) с сестрами, епископ Арсений (Жадановский), епископ Стефан (Никитин) в разные годы скрывались в доме Сергея Васильевича. Часто бывал у него и отец Иоанн Крестьянкин. В 1946 г. епископом Макарием (Даевым) С.В. Орлов был рукоположен  во диакона, а вскоре - во иерея, служил в храме родного села. В 1950 г. окончил Московскую Духовную Академию, в 1965-1970 гг. нештатный сотрудник редакции «Журнала Московской Патриархии». По благословению Святейшего Патриарха Алексия I протоиерей Сергий Орлов был келейно пострижен в монашество с именем Серафим, в честь преподобного Серафима Саровского. В 1974 г. по болезни ушел за штат, но по возможности продолжал совершать Литургию. Скончался 7 февраля 1975 г., погребен возле Покровской церкви села Акулово.
• [11]       Кржижановский Глеб Максимилианович (1872-1959) - деятель революционного движения в России. Советский государственный, партийный и политический деятель. Ученый-энергетик, академик.

                                            Продолжение следует...