Тихоновна распахнула дверь в столовую и пропустила Варю вперед себя. Варя, умирая от страха, внешне старалась не выдавать своего испуга, медленно подошла к столу, ориентируясь на то место, где стоял пустой прибор. Присев, оглянулась. За сервированным фарфором и серебром столом, застланном белой накрахмаленной скатертью сидели два ребенка. Белокурый мальчик лет восьми хмуро копался в содержимом тарелки и пятилетняя девочка со светлыми кудряшками, уплетающая пышную булку с маслом. Дети не проявляли к ней никакого любопытства, а ведь предположительно, «фантазийная» Анна Николаевна была их матерью.
 
Продолжая рассматривать «собственных» детей, Варя оглядела то, что лежало перед ней на столе. На большой тарелке расположилась яичница из двух яиц, рядом мостилась горка кусков вареной телятины и свежих, явно только испеченных булок с корицей. Тихоновна отодвинула стоявшую рядом, судя по ее ворчливым возгласам «бестолковую» горничную и налила Варе чашку горячего, пахучего чая с молоком. Варя не торопясь стала поглощать ужин, удивляясь тому, насколько поданные на стол простые продукты были отменного качества и чрезвычайно выраженного вкуса. Дети ели молча, сзади них стояла надменного вида, сухопарая дама, видимо их гувернантка. Они называли ее леди Пикфорд, она же давала им указания на хорошем английском, попутно обучая их хорошим манерам. «Явно англичанка!» - подумалось Варе и она стала прислушиваться к из неспешному разговору.
Читать далее

Варя поспешила за прислугой, перебирая в голове возможные варианты развития событий. Сразу после того, как дверь гостиной захлопнулась у нее за спиной, на ее грудь буквально прыгнула пышная, колоритная брюнетка с непокорными, кокетливо выбивающимися локонами и нелепо взбитыми кружевами по подолу и вырезу декольте. «Милая, Аннушка, дорогая, ведь это ж страсть какая, какой позор на нашу семью! Как ты, милая? Как ты, дорогая?» - залепетала пышногрудая, видимо, Катерина Дмитриевна. «Так-с…Ну, с женскими истериками-то я справляться умею, не даром девять лет в рекламе, там таких экзальтированных – пруд пруди. Мне, именно «Анне» должно быть плохо, а истерит эта пухлощекая Катя. А кстати, почему мне, «Анне» должно быть плохо? Надо уточнить!» - спокойно обдумывала Варя, попутно сделав слегка горестное и немного томное лицо. Ей казалось, что именно такое лицо должно быть у дурехи Анны Николавны. «Катюша, что ты хочешь сказать мне, милая? О чем ты, не сочти за труд, скажи!» - прошептала Варя.
Читать далее

До бала оставалось два дня и Варя после завтрака поехала к своей мадам для того, чтобы та сняла новые мерки и немного ушила платье. Как уже было сказано, Варя довольно серьезно уменьшила свои объемы, поэтому тот размер наряда, который был исполнен согласно старым меркам, не мог бы превосходно сидеть на ее постройневшей фигурке, требовал существенного корректирования. Мадам была просто в шоке, что-то лепетала на своем французском, а Варя с удовольствием примеряла новенький шедевр, предвкушая эффект, который она произведет на всех окружающих.
 
Вернулась она немногим позже одиннадцати, купила по дороге пастилы для Вареньки, пакет засахаренных орешков Мите и бутылку отменного шампанского на «всякий случай». «Случай» мог быть в любое время, поскольку зеленые глаза Николя разгорались все больше и больше, глядя на диковинные изменения в доме, а королевское спокойствие Вари только добавляло искры в это разгоравшееся потихоньку пламя.
Читать далее

Основной причиной для возникновения легкого и приятного шока у Вари был стол и его сервировка. Ну, разумеется, Варя имела представления о том, что такое соусники, вилки-ложки и прочие прелести, которыми принято украшать торжество. Это потом, в голодные двадцатые, энергичные, но противоречивые тридцатые, страшные сороковые, мятежные шестидесятые было принято подавать селедку во всех вариантах, шпроты и отварную картошку. А вот в девятнадцатом веке еда была не способом насытить организм «веществами» и разными «микроэлементами» и не культом, а скорее, искусством и, наверное, поводом для общения. Надо сказать, что у Вари и без того, от переживания и постоянной борьбы с обстоятельствами практически не было аппетита. Утоляла она его, в последнее время, кондитерскими изысками, кофе и фруктами. А теперь на стол было подано большое разнообразие вин, наливок, сложных и богато украшенных блюд от вида которых возникало два основных вопроса – что это такое и как это пробовать?
 
У каждой тарелочки и бокала стояла карточка с пометкой – кто именно должен сидеть за каждым прибором. Николя и Варю разделил один из хозяев дома – старший из братьев Ростопчиных, а вот известный нам Андрей Палыч состоявший в приятельских отношениях с этой семьей, находился тут же, рядом с «эпицентром» событий. «Эпицентр» представляла Варя, в полной мере вкусившая прелесть общения со своим «обожателем». Андрей Палыч был похож, скорее, на чиновника «средней руки», нежели на представителя высшего петербургского общества, с его короткой стрижкой, темными усиками и остреньким взглядом светло-карих глаз. Он был немного суетлив, периодически старался пожимать Варину ручку и напирал под столом своей коленкой. Видимо, он старался вызвать у нее смущение, но подобная галантность побуждала дать граненым графином по его наглой физиономии, а не вздыхать в «амурной неге» или как там они вздыхают в своем веке.
 Читать далее

Был поздний вечер. Супруги вернулись домой, не дожидаясь окончания бала. После короткого диалога с незнакомцем, Варя почувствовала необходимость все обдумать, а после обсудить с Николаем. Слишком дороги были эти часы, чтобы проводить их в кружении, пустой болтовне и светских развлечениях. Конечно, если кому и рассказать – где и как она проводила один из своих вечеров, большинство современных людей были бы потрясены этим рассказом и, наверное, позавидовали бы Вариным возможностям «себя показать» и «людей посмотреть». Николя она сказала, что плохо себя чувствует, тем более, она обещала дочери вернуться до того, как та уснет. Он без колебаний согласился, тем более, у него была своя корысть побыстрее уехать от большого скопления народа.
 
Стоял густой осенний туман, Варя смотрела в окно спальни, кутаясь в большой пуховый платок, связанный для нее Тихоновной. Нянька была с ней почти с рождения, как выяснилось в течение непродолжительного времени пребывания Вари в 19 веке, любила ее нежно и беззаветно, поскольку была бездетной.
Читать далее