В семнадцатом веке главным доказательством вины в инквизиционном уголовном процессе было признание подсудимого.
Судя по делу бывшего министра обороны Анатолия С. и его лиричной шушлайки, теперь показания подозреваемого стали главным доказательством невиновности.
Гуманизм цветет и роняет с ветвей душистые дурианы.

"Жадная тварь. Вы гляньте кто-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире! Вор с медной мордой".
(М.А. Булгаков, "Собачье сердце")

"Вора, обокравшего Кремль, конокрада, изменника и поджигателя в живых не оставлять".
(Псковская судная грамота, 1467 г.)

У ректора МГУ Садовничего в последнее время должны были несколько пожелтеть зубы. Потому что когда сделанные из говна слова лезут изо рта, это неизбежно сказывается на белизне улыбки.

Не так давно Президент РФ повелел повысить зарплаты преподам до 200% от средней по региону. У Президента постоянно над головой загорается лампочка какой-нибудь новой идеи, и хорошо бы, чтобы кто-нибудь наконец забил эту лампочку молотком ему обратно в голову. "Повысить зарплаты преподам" у нас неизбежно должно было выглядеть как поднесенное на твой день рождения фу-гра из вырванной у тебя же печени. Вопрос был только в формах изъебства, и формы нашлись. Преподам уменьшили статистические нормативы нагрузки. То есть стали отводить на, скажем, работу с дипломной не двадцать пять часов, а двадцать или пятнадцать, и так во всех видах работ. В результате в Академии правосудия, например, у меня вместо прошлогодних 0,7 ставки объявились из волшебного черного цилиндра 0,4. Потом второго преподавателя по моей специальности, совместителя, уволили, а его работу сложили на меня. "Ты будешь визжать как сучка, когда я повышу тебе зарплату".

Когда летом это делалось по всей стране, ни один помойный журналистский вылупок не обеспокоился. Но когда дело дошло до преподавателей МГУ, то появился знатный информационный повод, потому что это тебе не всякая неразличимая как китайцы замкадная сволочь. Сто преподавателей МГУ написали Президенту РФ о массовых увольнениях и прочем глумеже. Министр образования Ливанов тут же подбежал и наблевал словами, что эта сотня подзаборников не может никого представлять и вообще ничего не знает о жизни МГУ - откуда им, в самом деле. Ректор же Главнеюшшего Оневерстета Страны на свинство подчиненных ответил, что никаких увольнений работников, "занимающихся своей основной деятельностью", нет. Проявив отменное владение новоязом и элегантно выведя из разговора совместителей, про которых и упоминать-то смехотворно, и которых в высшем образовании - каждый первый, потому что на одну зарплату можно прокормить только кота-вегетарианца.

И, в общем-то, все это нормально. Заставлять людей работать до тех пор, пока человек не закончится – понятная логика любого работодателя. Но, только, если вы насилуете девочку в подворотне, не нужно уверять ее в добрых последствиях разминки тазобедренной области. Если вы целуете Президента в попу в момент дефекации, не нужно рассказывать об оздоровлении полости рта.

Совесть у ректора МГУ Садовничего пожелтеть не могла, она и так уже сделана из говна.

Люди, которые уверены, что русские - суть азиаты, должны познакомиться с моими тувинцами. Тувинцев в Томске в последние годы стало так много, как будто в 2007-м прекратил действовать незапамятный запрет Чингизхана на выезд за пределы Степи. При этом умных по-прежнему не выпускают, чтобы республика не утратила интеллектуальной мощи. А те, что выбрались, все поголовно постановили стать юристами. И теперь я, как Евпатий Коловрат, в гибельном упорстве бьюсь против нового монгольского ига в сплошном окружении врага, по девять раз принимая пересдачи экзаменов.

Не то чтобы тувинцы были тупы, нет. Просто они сначала учат, переводя для себя с русского на родной, а потом излагают, мысленно переводя обратно со своего шаманско-горлового. И поэтому получается изнурительно медленно и с серьезной утратой изначального смысла.

При этом, на мой шовинистский взгляд, у тувинцев беда с мимикой. За прошедшие годы я немало поднаторел в том, чтобы отличать их по лицам, но уловить на этих лицах эмоций не умею до сих пор. Поэтому когда отставший от своих воин Бату-хана сидит перед тобой на экзамене, - приземистый, неподвижный, не балующий зряшной болтовней, - то он выглядит как вросший в землю, битый ветрами, заросший мхом древний камень. Молчание его бесконечно, как Степь, взгляд из-под полуопущенных век тяжел, как двухсотлетний ордынский выход. И во взгляде этом – раздумье о том, как лучше с тобой поступить: угнать в рабство в Каракорум, или сделать из твоего черепа чашу для питья кумыса. И это неуютно, вот что.

Тувинцы полны удручающей азиатской хитрости. Они упорно пытаются списать, даже когда после пятого раза становится ясно, что я буду спрашивать дополнительно. Они списывают на четыре страницы идеальных сложносочиненных предложений, а потом с вынутым из рук листком не вяжут лыка и напрочь выключаются от любого нехитрого вопроса.

Кроме мимики и научного интеллекта, тувинцы лишены мук совести. Учить они отказываются даже перед угрозой отчисления, но зато почти все клянчат тройки, с готовностью врут, давят на жалость и повествуют о тяжело больных бабушках. Лично мой любимый ход - это сообщение о том, что очередная кызыльская царевна не может прийти на пересдачу, так как у нее на завтра уже куплен билет домой и поэтому я должен поставить тройку сегодня. Видимо, в благодарность за несожженный Новгород.

Во всем этом разорении юридических факультетов тувинцами, безусловно, есть светлые моменты. В конце концов, сколько теплой сердечной радости приносят новости в стиле: "в центре города Кызыла местный житель зарезал охотничьим ножом двух дагестанцев, еще двух не догнал". Самобытные люди с сильным национальным духом, но вот не нужно им учиться на русскоязычных гуманитарных специальностях. В аудитории бывают замечательно смышленые тувинцы, дай им бог Тэнгри жирных овечек и диплом без троек. Но их ты видишь один раз на первой сдаче и потому не запоминаешь.

А запоминаешь тех, которые приходят прямиком из тринадцатого века, солидно, обстоятельно заваливают экзамен десять раз, и уходят обратно, унося в тороках твои нервы и веру в людей.

A furore tuvinorum libera nos, Domine.

Когда большой человек горюет по ушедшему Учителю, то его исполинское страдание вмещает только полностью расчищенный от людишек Кондратьевский проспект города СПб.

Когда (если) помрет мой профессор, то, как человек, родившийся на покосе и до шестнадцати лет утиравший сопли пробегающим мимо поросенком, я не смогу даже расчистить от тараканов свой сортир. Чтобы погадить там с подобающей скорбью. Мое неказистое страдание свободно поместится под раковиной или в углу рядом с ершиком, а печальное мание руки вызовет у тараканов разве что секундное недоумение. Я уже не говорю о том, чтобы просить моего соседа Василия, человека с пятнадцатью годами отсидки, ораторствовать за стенкой чуть тише - Василий за такое может и отказать мне в своей лояльности. Как человек, оставленный на второй год в первом классе и во младенчестве пощаженный моряковскими курами из милости, я явно лишен должного масштаба личности.

По той же причине, когда мне хочется спортивных достижений, я метаю пивные пробки в мусорное ведро и проигрываю в карты на раздевание.

Когда большому человеку благоугодно спортивных забав, он устраивает Олимпийские игры в Сочи. На которые вынимаются деньги Роснефти, Газпрома и всех остальных главных кошельков. На которые они планировали заказы по речным грузоперевозкам этим летом. И без которых теперь стоят корабли в Стрежевом, Александровском, Каргаске, Нижневартовске. А их команды сидят без зарплаты. И будут сидеть всю зиму, потому что речник живет зиму на летние деньги. И на том же цугундере будут сидеть их семьи, жены и дети, и уже сидят. А грузы лежат вот они, на берегу, а вода стоит так высоко, как не стояла уже лет десять. А флотским всерьез предлагают, как вариант, до заказов лететь пока домой, 15 тысяч в одну сторону от Стрежевого до Томска. И, понятно, главное - всем этим женам и детям, всему этому плебсу заунывному, шушере плоскоумной, дотерпеть до января, а там, в сиянии рекордов и триумфов, на празднике чьей-то очень немногочисленной жизни, можно будет праздновать и веселиться на играх вместе с Путинианом Августом. Потому что как его горе выжигает проспекты, так и радость его озаряет подданных.

С фотографии
http://fotki.yandex.ru/users/nata-crem/tags/июль/view/613297?page=44

В другое время я посвятил бы свои дни поиску ответа на вопрос - отчего это у актрис японской порнухи в ходе исполнения трудовых обязанностей такие страдальческие, искаженные мукой лица, - как будто в эту самую минуту их посещает видение коммодора Перри верхом на линкоре Миссури на фоне острова Итуруп. С таким лицом я вычищаю слив раковины в ванной, а японские тетки вместо этих нелепостей явно предпочли бы тянуть сети с крабами в Олюторском заливе.

Но лето, последний приют усталого доцента, избавляет от необходимости думать о всякой дряни. Господь, который, как известно, разговаривает напрямую только с ирландцами и моряковцами, вспомнил наконец про свой избранный народ и отдал нам лето насовсем, а не отобрал взад, как бессовестно делал последние полтора месяца. Когда уже казалось, что пора доставать валенки, подвязывать тулуп и идти в лес за елкой, оно все же пришло, лето, и сразу от края до края, в силах тяжких и в сиянии славы, в черных пятках от скошенной травы и детском гвалте, в щавеле и зеленом луке с грядки, квасе и комариных расчесах, в андрюшкиной браге и закатах вдоль Оби. Солнце палит сразу за все долги, в деревне в день речника река сплошь в лодках на посрамление венециашкам, вода до сих пор не сошла и от того рыба почти не берется, но зато все прет из земли так, будто и не закапывали в середине июня картошку в метровые сугробы, плача и рассчитывая перебедовать только тем, что станем отбирать у кошки пойманных мышей. Мотоциклы японские для ударов о строгую моряковскую землю оказались не предназначены совершенно и трескаются как пасхальные яйца, от тополиного пуха чешется нос, от мошки чешется все, а от хрустящей малиновой обгорелости не то что почесать ничего нельзя, а в парилку не зайдешь. Пресвятые портянки господни, лето!

"Легенда № 17" заставила меня сидеть последние полчаса, имея в горле трагический комок размером с хоккейную шайбу. Не заплакать удалось разве что от удивления такой своей нездоровой сентиментальности, хотя без швыркания толстым носом и не обошлось. В течение следующих полутора месяцев с очевидной тоской было понятно, что - все, приехали, пора паковать чемоданы, Транссиб уперся в Тихий океан. Ибо слезливость не просто отвратительна, она - знак скорого конца. За ней по нарастающей придут старость, возрастная деменция, дебаты в очереди в собесе, проповеди в трамвае, пробежки нагишом под окнами у соседей и, венцом всего, голосование за "Единую Россию". Поймав себя на слезах в кино, самурай не ждет второго сигнала, он встает и идет мыть живот с мылом, чтобы не занести инфекцию в кишки.

Так я думал все полтора месяца, пока старый добрый Веллер не расставил все по местам и не назвал это: "эмоциональное обеспечение внутривидовой межгрупповой конкуренции". Что означает, что боление за наших против ненаших - штука биологическая, нормальная химия, механизм в деле выживания вида. А тут страна так уже истосковалась по гордости и достоинству, что уверенно срабатывает любой повод - будь то напоминание о хоккеисте Харламове или история с городом Пугачевым.

Что не отменяет того факта, что кино было отличное.
Хотя как быть с межвидовой конкуренцией в битве человека против судьбы - не уверен.

В Томске купируют юридическое образование. Дело это полезное, нужное. Юристов в городе уже не просто как говна за баней, их столько, что плюнь на остановке в двери трамвая и попадешь в трех юристов и еще пятерых забрызгаешь. Юристов можно солить кадками, можно формировать из них корпуса и отправлять захватывать Китай. Юридические конференции и круглые столы можно проводить в подсобках Центрального рынка, в асиновской электричке и на вечерних проспектах Степановки.

Но в государстве духовных скреп все не могло быть по-людски, и в ящике апельсинов под верхним слоем обязательно объявится чье-то волосатое тело. И не нужно надеяться, что это неизвестный науке зверь Чебурашка сейчас протрет большие добрые глаза, вылезет и отправится строить с пионерами домик для друзей. Нет, как и положено в волотькиной державе, это будет подохший от старости, блох и собственного уродства жирный боливийский муравьед.

Юридическое образование взялись кромсать с самого здорового края - с Юридического института ТГУ. Где, по слухам, количество кафедр уменьшают с одиннадцати до семи, а также сокращают количество мест для студентов. ЮИ ТГУ не безупречен, но сегодня это единственное в городе приличное специальное образование (не зря меня не взяли туда работать). Всё остальное - суть беззазорная злокачественная квазиюридическая шелупонь. Но их как раз никто не беспокоит, как бы благословляя и дальше не останавливаться в сеянии безмозглого, злобного, преходящего. Все они с успехом проходят государственные аккредитации и счастливо выводятся из списков неэффективных вузов. Например, из прошлогоднего федерального списка смертников уже убраны Сельскохозяйственный институт и Пед. А там, между прочим, глубины и красоты.

В Педе, например, чтобы снять проблему с непрофильным образованием и не произносить вслух слово "Юриспруденция", специальность конфузливо назвали "Правовое образование". Ее целиком обеспечивает одна кафедра гражданского права. На которой нет ни одного кандидата-цивилиста. И вообще нет ни одного штатного кандидата юридических наук. А тех, что были когда-то, руководство годами выдавливало, за невосторженный образ мысли. И выдавило. А когда нужна статистическая остепененность, то вместо них - ап! - есть кандидаты педагогических наук. А лекционные курсы читают собственные вчерашние выпускники - чисто бурса у Помяловского. И все читают всё, без смехотворных оглядок на профессиональную специализацию. Да не примут эти слова в обиду люди, которые там работают - ибо это хорошие люди и хорошие преподаватели, и вина в этой мгле ада не их, но руководства, которое однажды сделало свой выбор между любовью к деньгам и порядочностью.

В Томском сельскохозяйственном институте тоже готовят юристов. Силами двух кафедр. Одна из которых носит название кафедры гражданского права и филологии. Почему не гражданского права и парикмахерского дела - бог весть. Зачем единственному томскому институту, готовящему жизненно нужных ветеринаров, зоотехников, агроинженеров, было лезть в эту свалку и выдавать убогие дипломы юристов самым непоправимым пэтэушникам - тоже бог весть. В остальном - та же история, что и в Педе, и та же беда - отсутствие финансирования привело людей на панель, а потом руководство вошло во вкус этой веселой торговли задницей.

Таким же не своим делом занялись в ТУСУРе, где невозбранным промышленным потоком штрямкают заочников и дистанционников, которые в оснвоной массе (не все, нет) способны только убивать Гражданским кодексом тараканов.

А есть еще филиал Российской академии правосудия, тихо превращающийся в центр тувинской культуры.

А еще - Томский экономико-юридический институт, где на четвертом курсе сдают экзамены за первый семестр.

Кроме названных, согрешивших тем, что несколько увлеклись сладким делом баблопокоса, есть и третий эшелон. Где царит уже совершенный и беспримесный цирк Барнума, и дипломами торгуют в придачу к карамелькам. Например, ВЭГУ, где со студента берут (брали) за обучение 15 тысяч рублей в семестр, а на сессию выдают компакт диск (странно, что не дискету) с тестами, которые нужно заполнить и сдать. Или филиал Современной гуманитарной академии, у которого нет даже сайта, а помещение расположено в здании с полусотней офисов. Или Томский заочный финансово-юридический институт. Или финансово-юридический техникум. И бог знает кто еще, чьих названий не помнят и собственные их выпускники.

Брейгелевский хоровод, путеводитель Босха по Припяти. Безмятежность крыс на провиантском складе.
Но рецепт, слава богу, найден - сокращение юрфака ТГУ. Стабильность не стоит на месте.

И когда после этого благодатного сокращения тысячей цветов расцветет томское юридическое образование, пускай будет стыдно всякому злопыхательскому отребью, нечистыми устами своими изрыгавшему антистабильщину и антипутинщину. Прими Путина в сердце своём, и церковь Его - Россию Единую, и снизойдет на тебя благодать, и счастлив будешь! Путинь!

Лобковые наполеоны, заправляющие образованием Родины по глобусу, мало интересуются всякими скучными приземленными штуками. Понимание безэффектных мелочей приходит обычно в окопах, вместе с мокрыми портянками и песком в каше, а на картах болонских наступательных операций технические нюансы, понятно, не видны. Правда, потом именно эти дерюжные повседневности берут и еще на пару лопат углубляют могилу высшей школы. Ибо дьявол - в мелочах.

Например, наша учеба в первой четверти двадцать первого века всецело стоит на студенческом рукоблудии. То бишь на конспектировании. На отпетой мракобесной писанине, на скребучем средневековом корпении над манускриптом, который после сдачи экзамена никому не упирался. Лингва латина нон пенис канина. Время пробавляй в делах благочестных, а празден и без дела отнюдь не бывай.

Через это доценты и профессоры, иногда все-таки чуть-чуть совсем редко почти никогда способные рассказать что-то небесполезное, употребляются в аудитории самым похабным образом, будучи вынуждены спотыкливо диктовать, как учителя начальных классов.

Что развращает и самих доцентов, потому что если сейчас заставить его все полтора часа занятия, все сто часов курса излагать материал глаза в глаза, то выяснится, что ему, мозгляку, столько времени и занять нечем.

А какие бездны потом открываются в конспектах - сетчатка глаза при чтении отслаивается, и это у псевдорусскоязычных, а есть же еще тувинцы с бурятами, которые вообще на русском говорят наугад, в порядке звукоподражания.

Решить эту незадачу есть несколько способов. Например, учебники. Например, электронные. А хоть бы и бумажные, не суть. Но учебники детишкам придется читать до занятий. На паре, сплошным потоком и на слух выдавать новую информацию нельзя - мозги пружинками начнут выстреливать. А так, если читать до пары, то и писать не надо будет, и разговор сделается осмысленный. Вместо того, чтобы перьями скрипеть, уравнивая скорость каравана со скоростью самого медленного лупня.

И тут, разумеется, нужен стимул - детишки нормальные, сами читать не станут. И стимул не в виде шоколадки, врученной за то, что съел мороженку, выданную за то, что съел бананчик, преподнесенный за то, что славно спал, слатко бзделъ и ударно дрочил. Нет, нужен негативный стимул, одновременно бодрящий и веселый, как пять минут до закрытия винной лавки, императивный и отчетливый, как надпись на заборе, несгибаемый и авторитетный, как наведенный прямо в лицо ствол гаубицы "Мста-С" - да, именно они, восхитительные и лучезарные пиздюли.

Самым простым средством от зряшного рукописания было бы издание методичек с тезисами лекций. Методичек строго личных, преподавательских. Общие, по предмету, у нас нельзя, потому что каждый препод втайне уверен, что он Перельман, а все остальные - сброд эмбрионально поврежденных цыганских подкидышей с тягой к половым перверсиям уголовно наказуемого толка. Методички, стало быть, авторские. Но тут обнаруживается другая метафизическая анальная пробка. У нас ротация кадров - как на операционном столе у хирурга Пирогова в осажденном Севастополе. Народ приходит, уходит, переводится, меняет дисциплины, переезжает, рожает, а то и попросту посылает наше высокое служение в лоно праматери. И учебное заведение не может издавать каждому дуралею собственные метод. пособия, которые через полтора года нужно будет выкинуть. Так что сначала нужно совладать с текучестью спецов, и тут корень всех корней известный - "И, кроме того, я считаю, что зарплаты должны быть повышены, а Владимир Владимирович - повешен".

А так лекция у нас занимает в три раза больше времени, чем нужно, сама из лекции превращается в кретинский диктант, а добрая четверть образовательного КПД уходит на поддержку канцелярской промышленности. Мы писали, мы писали, здравый смысл потеряли.

Зарплаты преподам, отчисление дуракам, шибеница господину ПуЖэ сотоварищи, и все пойдет на лад.

"Любовь - телесная испарина, шелушинки на голых локтях, натоптыши, морщины, катышки шерсти, оплевышки подсолнушков, седой волосок в багровой родинке на углу рта, под мышками опарыши, вросшие ногти, потертость и сыпь в промежности, пролежни и недержание.
Вот она Любовь".

Ф. Максимов, "Духов день"


"– Здорово, – сказал Жихарь. – Ты, что ли, Смерть будешь?"

Моар фоток!

Полина Агуреева - Колечко

"Всякий русский человек занят чем-то великим, а любую работу воспринимает как отвлечение, почему и ненавидит ее. Что он делает, глядя в пустоту? Мыслит мир. Этой молчаливой задумчивостью держится все. Врач не любит отвлекаться на пациентов, водопроводчик — на водопровод, учитель — на учеников; даже менты мутузят задержанного с явной брезгливостью, особенно злясь на то, что он отрывает их от главного".

Д. Быков, "Списанные"

Как скрытый метафизик, я убежден, что сегодняшняя моя страна – суть увеличенная Моряковка. В 16-м веке Россия была похожа на строгановские заводы, в 18-м – на демидовский Урал, в 20-м на Магнитку, Самотлор и Воркутинские лагеря, а вот сейчас она похожа на Моряковку.

В деревне, например, есть державный мэр, Алексей Владимирович Костин, по случайному совпадению единоросс. На недавних выборах он соштрямкал чудо-листовку, где приписал своему попечению кучу посторонних вещей вроде увеличения количества магазинов и поголовья коровок. Каково участие городничего в коровьей демографии – пусть останется его личной тайной: "...увеличил глуповское народонаселение почти вдвое. Умер от истощения сил". Туда же, к его ироическим свершениям, отнесен ремонт скольких-то муниципальных домов, поддержание дорог и прочее в том же духе. За все это добрым глуповцам, по совести, не худо бы отныне ежеутренне собираться у воеводских палат и в умилительном ликовании петь "Многая лета". Ведь не украл бюджетные деньги, не сложил на свою работу, а мог, мог бы, отец родной. Такова высшая власть, с которой эпигонски копируют в Москве.

В аппарате моряковской администрации нынче заседает добрых десятка два народу, но толку от них порой добиться – что дохлую кошку преферансу учить. В заповедные советские времена во всей ратуше числилось ровно три тетки, справлявшихся со всеми заботами при том же населении, двух работающих заводах, клубах, детских садах, стадионах, социальном жилье и бог знает чем еще. Что до нынешних земских подъячих, то у них последние невеликие силы отняли, когда вручили по компьютеру и тем обрекли на борьбу с вражеской машинерией.

Кстати, о компьютерах: в моряковскую больницу не так давно завезли сорок штук. Вместо зарплат, штатных ставок, жилья для работников – к черту эти нелепости, эй, кто там, срочно везите им компьютеры, лавовые лампы и чучела пингвинов! Moar компьютеров! Это что касается здравоохранения.

Полиция в деревне, как и полагается, один воплощенный архетип. Предыдущий участковый, Костя Филькин, взял однажды в магазине несколько бутылок водки в долг, пышно заявил: "Слово офицера!", но денег потом не отдал, сколько ни просили. Теперь офицер, вместо того, чтобы пустить себе пулю в висок, руководит участковыми Томского района. Нынешний витязь уездного правопорядка Женя Куклин не проявляет себя вообще никак, произрастает бестревожно, яко вьюн полевой или зяблик малый.

Директора в школе меняются, как в холерные годы, кажется, уже и имен никто не запоминает. Зато ремонт добрый, говорят, сделали с год назад. Правда, строгие моряковские дети растленного буржуинства этого не снесли и тут же покрушили, что смогли.

Что до национального хозяйства, то половина всех взрослых мужиков, чуть меньше тысячи человек, работают на северных вахтах. Потому что все производство в деревне – две частные лесопилки, да и те весь лес в округе уже повыбрали, оставив после себя сплошь похабные многолетне гниющие буреломы. Вот и экология заодно.

Градообразующее предприятие – ремонтно-эксплуатационная база флота – развалена давно и надежно. Последнее руководство собрало по территории и по цехам цветной металл, сдало его и сделало неожиданный антикризисный ход: купило себе на все деньги джип. В этом смысле большая лично моя надежда на купчину божьей милостью Владимира Антоновича Кноля: в позапрошлом году на развалины рембазы флота пришла "Томская судоходная компания". Назначили нового директора, обещали заняться училищем, прошедшей осенью восстановили один цех. Правда, по окончании работ выяснилось, что в цехе забыли устроить туалет, что опять являет сугубый символ. Ну да сортир дело наживное, совладают.

На нынешние весенние холода жаловаться не приходится – у нас, слава богу, март всегда был зимним месяцем. Снегу, конечно, многовато, но, значит, летом вода будет, навигация не встанет в июле, куча народу без работы не останется. А хипстеры в кедиках, мяукающие: "март, ты в курсе, что ты веснааа?", отправляются дуть в несгибаемый флотский прибор.

Светланка Миронова, песня моей души, два месяца назад в Австрии стала чемпионкой мира в юниорской эстафете по биатлону, а в спринте взяла бронзу. Чемпионкой, на секунду, мира. Ой-вэй, чтоб мне не дойти туда, куда я иду, ребенок еще поедет на Олимпийские игры и пустит там всех соперников на набивку для плюшевых медведей! "Все дела, улыбнувшись, ты скажешь", All hail Svetlanka. Правда, моряковское чудо уехало на жительство и тренировки в Екатеринбург - будет, наверное, через несколько лет, как уроженка Северска Любовь Егорова, говорить в интервью: "О, я коренная екатеринбурженка..".

Еще есть у меня в деревне поп - большого сердца и большой скромности человек, прямо подвижник. Сугубо своим упорством церковь поставил, о болезных заботится, еще и о вере умудряется не забывать. Видит их бог, если и живо православие, то это не золоченое угробище патриарх Кирилл, гроб повапленный, и не столичные говномесы на гелендвагенах, а вот этот мой поп за рулем разбитой больнички и с пятью детьми, включая приемных.

Да и вообще вся Моряковка – это не спивающийся мэр Костин и не участковый Женя Куклин. А поп отец Александр, тетка чемпионки мира с ее хозяйством и отличнейшим сыром, тренер Николай Николаевич Лосев, Ольга Петровна Елисеенко с шикарным цветником, мой учитель литературы Ольга Александровна Конева, и еще огромное множество народу при уме, совести и при деле, а не при должностях и деньгах. Да и со страной все то же самое.

Говорю же, Россия – она как Моряковка, разве что чуть больше.



Еще десяток фотографий Моряковколэнда

Посмотрел кино "Самый пьяный округ" и впечатлился британским актером Томом Харди. "А губастый далеко пойдет!", - даже вскричал я, не ведая еще, что после "Бэтмена" на счет актера Харди уже разразился и успел поутихнуть целый межпланетный ожыаташ. Крики восторгателей доносились сквозь стенки раковины, но такие рекомендации всегда виделись мне указателем объезда десятой дорогой. "Guarda e passa", как говорил суровый Дант, "Смывай и не разглядывай". Так, немногим ранее подобное же промышленных масштабов омокрение промежностей было развернуто вокруг фекалоида из сумерков, да простят мне добрые фекалоиды всего мира. Несколько позже прогрессивной общественностью экстатически воспевался актерский гений парня с сантиметром свинцовых белил на лице и ртом Гуинплена. Словом, в "Бэтмене" талант актера Харди я не разглядел – из-за паропанковского респиратора видна была в основном лысина, да и трудно всерьез воспринимать типа в точно таком тулупе, в каком я в декабре колю свинью у себя во дворе.

Теперь же немедленно просмотрел "Бронсона", "Прикуп", "Воина", "Оливера Твиста", "Стюарта" и "Грозовой перевал", и открыл, что актер Том Харди - фигура серьезного, незаурядного дарования, что профессиональный рост его несомненен, и что он еще немало порадует ценителей прекрасного, то есть, иными словами, что Эдвард Томас Харди всесторонне охуенен.

Джек Николсон, Гари Олдман, Энтони Хопкинс, Кристофер Уокен и другие отцы старой школы могут облегченно утереть брызги крови с лиц: дело отображения патологических выродков со сложной судьбой, леденящими глазами и тягой к немотивированному насилию переходит в надежные руки.