Стихиру

авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере сделать стартовой / добавить в закладки

Газета ПОэзия 4 Мера Гомера

Константин Кедров

http://video.mail.ru/mail/kedrov42/6/
КОНСТАНТИН КЕДРОВ

РИМ-ОМИР
А НЕ ЛЕНЬ ЕЛЕНА
Я ОР ТРОЯ
ПАРИС И РАП
АХ И ЛЕС
АХИЛЕС
СЕЛ И ХА АХИЛЕС
ИЛИАДА АДА ИЛИ
АДА ИЛИ ИЛИАДА
ИЛИ ОН
ИЛИОН
ЙЕС И ДО ОДИСЕЙ
А ПО ЛЕНЕ ПЕНЕЛОПА
О СПИ ЛАК КАЛИПСО
СИРЕНЫ НЕ РИС
ПОЛКИ ЦИКЛОП
ТЕЛЕМАК А МЕЛЕТ

© Copyright: Константин Кедров, 2008
Свидетельство о публикации №1803082900

Список читателей Версия для печати Заявить о нарушении правил

Рецензии

Написать рецензию

Другие произведения автора Константин Кедров

Все объявления

ЯндексДирект

Дать объявление

Настоящие "Диваны и кресла". Уникальная акция! Скидки до 60% !!! Адрес и телефон · www.divano.ru

Ищете кровать? Одно- и двухспальные надувные кровати INTEX! Удобно и дешево! Новые модели! www.intex.tv · Москва

Фабрика "Орматек" (Россия) Производство ортопедических матрасов, наматрасников. Кровати, решётки. www.ormatek-in-net.ru

Кровати из массива! Кровати на любой вкус.Любые размеры и нестандарты!Долго ждать не придется! dobraya-mebel.ru · Москва

Стихиру

авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере сделать стартовой / добавить в закладки

Эволюция

66-й сонет Шекспира


стремится пуля к своему полету
стремится гром к началу тишины
стремится смерть к рожденью
и рожденья к смерти
я не стремлюсь ни к смерти ни к рожденью
но я стремлюсь к тебе
к тебе стремлюсь

Стихиру

авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере сделать стартовой / добавить в закладки

Зеркальный паровоз

Книги Константина Кедрова

	Константин Кедров "Энциклопедия метаметафоры"М., “ДООС”;Издание Елены Пахомовой, 2000. Метаметафора стала главным поэтическим событием конца ХХ века. Автор этого явления поэт и философ Константин Кедров долгое время оставался в тени своей поэтической школы. Андрей Вознесенский назвал его “Иоанном Предтечей новой волны в поэзии”. Сегодня поэзия К.Кедрова переведена на все основные языки мира. Его монография “Поэтический космос” удостоена докторской степени. “Энциклопедия метаметафоры” – авторский философско-поэтический труд, итог многолетней философской и поэтической деятельности, жанр, который мог появиться только в 2000 году на пороге между веками и тысячелетиями. Иллюстрации Галины Мальцевой.
	Константин Кедров "ИНСАЙДАУТ"Новый Альмагест М.,Мысль,2001. Серия “Новая философская библиотека”. В книге философа и поэта Константина Кедрова дается принципиально новая космологическая модель мира в свете важнейших открытий ХХ века – теории относительности и квантовой физики – через поэтическую призму метаметафоры и момент инсайдаута.
	Константин Кедров "МЕТАМЕТАФОРА"М., “ДООС”;Издание Елены Пахомовой, 1999. В оформлении представлены картины Павла Челищева в компьютерной обработке М.Герцовской. Рисунки и схемы внутри текста: А.Бондаренко.
	Константин Кедров "Параллельные миры"М., ООО “АиФ-Принт”, 2001. Серия “Кто мы?” Тайны человеческого бытия, Земли и Вселенной; бессмертие глазами ученых, пророков и великих людей; личность и космос; параллельные миры – неизученные и непознанные… Доктор философских наук, член ПЕН-клуба Константин Кедров в своей книге обобщает взгляды и теории на эти глобальные темы и дает ответ на вопрос: “Есть ли жизнь после смерти?” Иллюстрации: Г.Мальцева, А.Золотарев.
	Константин Кедров "Гамма тел Гамлета"Поэма М., Издание Елены Пахомовой, 1994. Серия “Классики ХХI века”.
	Константин Кедров "Компьютер любви"Стихотворения и поэмы М., 1990. Художественное оформление и макет: Андрей Бондаренко и Дмитрий Шевионков.
	Константин Кедров "Или он, или Ада, или Илион, Или Илиада"Поэмы М., Издание музея Сидура, 1995. Серия “Вечера в музее Сидура”.
	Константин Кедров "Улисс и Навсикая"Стихи М., Издание Елены Пахомовой, 1997. Иероглифическая графика к текстам: Михаил Парфенов.
	Константин Кедров "Поэтический космос". М., "Сов.писатель", 1989. От страницы к странице автор перелистывает "Звездную книгу" литературы. Здесь тайнопись созвездий , проступающая в сюжете сказки, "звездная азбука" Велимира Хлебникова перекликается с космической вязью алфавита в "Ключах Марии" С.Есенина, здесь - выходы в поэтическое мироздание А.Блока и Андрея Белого. Даже загадочная космология "черных дыр" нашла свое отражение в литературе. В книге излагается теория метакода и рассказано о возникновении метаметафоры в современной поэзии.
	Кедров К.А. "ИЛИ". Полное собрание сочинений. Поэзия. - М., "Мысль", 2002. - 504 с. В книге впервые в полном объеме представлены стихотворные произведения одного из самых ярких поэтов современности, автора термина "метаметафора" Константина Кедрова. Обсуждение «Или» вна заседании ученого совета Института философии РАН «Исповедь метаметафориста». Время МН, 4 дек. 2002 г. Презентация “ИЛИ” в русском ПЕН-центре 29 ноября 2002 г. Видео: телеканал «Культура» о презентации «Или»
	Кедров К.А. "Сам ist дат".М., ЛИА Р.Элинина, 2003. (Серия Литературного салона «Классики XXI века)
	Кедров К.А. "Ангелическая по-этика". Учебное пособие для студентов.М., Университет Натальи Нестеровой, 2002.
	Константин Кедров Утверждения отрицания. Стихи.М., Объединение "Всесоюзный молодежный книжный центр", 1991.
	Константин Кедров.За чертой Апокалипсиса. М., "АиФ-Принт", 2002. Исследуя тексты Евангелий и сравнивая их с Апокалипсисом, автор цришел к неожиданному для многих выводу: Иисус сам написал поэму о своем рождении, гибели на кресте и воскресении. Поэма была создана по образцу сказаний о Великом Учителе, убитом нечестивым жрецом. Чудо заключается в том, что в дальнейшем все, что предсказал великий поэт, полностью осуществилось. Поэт и философ Константин Кедров - автор книг "Поэтический космос", "Инсайдаут" и "Параллельные миры". В новой книге он сообщает о самых главных своих открытиях. Иллюстрации Галины Мальцевой и Александра Золотарева.
	Константин Кедров.Метакод.«Метакод» – своеобразный итог многолетних поисков автора. На рубеже нового тысячелетия, совместив взгляд философа и поэта, он выводит гениальную по прозорливости формулу: "Человек – это изнанка неба, Небо – это изнанка человека". В оформлении обложки использована картина художника Павла Челищева (двоюродного деда автора), друга Гертруды Стайн, оформителя балетов Стравинского в труппе Дягилева в Париже и Берлине.

Стихиру

авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере сделать стартовой / добавить в закладки

Путник

Человек оглянулся и увидел себя в себе.
Это было давно, в очень прошлом было давно.
Человек был другой, и другой был тоже другой,
Так они оглянулись, спрашивая друг друга.
Кто-то спрашивал, но ему отвечал другой,
И слушал уже другой,
И никто не мог понять,
Кто прошлый кто настоящий.
Человек оглянулся и увидел себя в себе...
Я вышел к себе
Через — навстречу — от
И ушел под, воздвигая над.
(1963)


© Copyright: Константин Кедров, 2009
Свидетельство о публикации №1906123177

НИВ РАДИ ДАРВИН
МЕНДЕЛЬ ЛЕД НЕМ
И ЛЫСЕНКО РОК НЕС ИЛИ
ВОЛИ ВАВИЛОВ
НИ ЛАТ СТАЛИН
И НЕГ ГЕНЫ
РОБОТ ОТБОР
ЯИЦ ЮЛ ОВОЛЮЦИЯ
А СПИТ ОН ГЕН НЕГ НОТ И ПСА
А ГЕНОТИП СПИТ О НЕГА




© Copyright: Константин Кедров, 2009
Свидетельство о публикации №1906090660

Однажды осенью я вышел в цирк
был впереди своих последних лет
и улетела вдруг гремящим светом
лучеобразная лавина зла
полупрозрачный ангел стал прозрачным
сквозь ангела окно
я увидал тот свет
он был как я
отнюдь не бесконечен
а здание возводилось
из громоздкого вакуума
из заатмосферных сфер
во дни где нас не было
к дням где нас не будет
но я и сам не знаю
где нас не было больше
или где я больше был
Я люблю твою царскую пустоту
состоящую в основном из птиц
корабли
которым имена Грусть и Паноптикум
память - это аптечный склад
где будущее - аптека.

1987

15 Jul 2008 14:04 " Прощенье больше, чем отмщенье. " Прощенье больше, чем отмщенье. Прощенье - это превращенье: прощая близких и врагов, мы превращаемся в богов . " Константин Кедров	tanya_69
Комментировать

}
}
<
и
Cвободен тот, кто занят!

.

Записи с меткой: кедров

Стихиру

авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере сделать стартовой / добавить в закладки

Константин Кедров Рожденье Метаметафоры

КОНСТАНТИН КЕДРОВА
(Из книги "Поэтический космос"М.Советский Писатель 1989г.)

Константин Кедров


РОЖДЕНИЕ МЕТАМЕТАФОРЫ


Мы – метаметафористы


Данте опускается в глубины ада, и вдруг словно перекручиваются круги схождения, образуя все ту же ленту Мёбиуса, и ослепительный свет в лицо.

Я увидал, объят высоким светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равномерных круга, разных цветом.
Один другим, казалось, отражен.

Время как бы свернулось в единое бесконечное мгновение, как в первый миг «сотворения» нашего мира из не раз¬личимого взором сгущения света.

Единый миг мне большей бездной стал,
Чем двадцать пять веков…

Это был момент – инсайдаут. Внутреннее и внешнее поменялись местами:

Как геометр, напрягший все старанья,
Чтобы измерить круг, схватить умом...
Таков был я при новом диве том:
Хотел постичь, как сочетанны были
Лицо и круг в слиянии споем...

Геометрическое диво, которое видит Данте, сочетание лица и круга, невозможно в обычной евклидовой геомет¬рии. О неевклидовом зрении Данте много раз говорил Павел Флоренский. И неудивительно. Ведь П. Флорен¬ский открыл внутреннюю сферическую перспективу в византийской архитектуре и древнерусской живописи.
При проекции на сферу точка перспективы не в глубине картины, а опрокидывается внутрь глаза. Изображение как бы обнимает вас справа и слева — вы оказываетесь внутри иконы. Такой же сферой нас охватывают округлые стены и купола соборов, и именно так же видит человек небо. Это сфера внутри — гиперсфера, где верны законы геометрии Н. Лобачевского, — мир специальной теории относительности. Если же выйти из храма и взглянуть на те же купола извне, мы увидим сферическую перспективу общей теории относительности.
Человеческий глаз изнутри — гиперсфера, снаружи — сфера, совместив две проекции, мы смогли бы получить внутренне-внешнее изображение мира. Нечто подобное и видит Данте в финале «Божественной комедии». Лик внутри трех огненных кругов одновременно находится снаружи, а сами круги переплетены. Это значит, что постоянно меняется кривизна сияющей сферы — она дышит. Вдох — сфера Римана, выдох — гиперсфера Лобачевского и обратная перспектива Флоренского.
Представьте себе дышащий зеркальный царь и свое отражение в нем – вот что увидел Данте. Вот вам и сфера, «где центр везде, а окружность нигде», и еще точка Алеф из рассказа Борхеса: «В диаметре Алеф имел два-три сантиметра, но было в нем пространство вселенной, причем ничуть не уменьшенное. Каждый предмет, например стеклянное зеркало, был бесконечным множеством предметов, потому что я его ясно видел со всех точек вселенной».
Внутренне-внешняя перспектива появилась в живописи начала века. Вот картина А. Лентулова «Иверская часовня». Художник вывернул пространство часовни наружу, а внешний вид ее поместил внутри наружного изображения. По законам обратной перспективы вас обнимает внутреннее пространство Иверской часовни, вы внутри него, хотя стоите перед картиной, а там, в глубине картины видите ту же часовню извне с входом и куполами.
Метаметафора дает нам такое зрение!
Она еще только рождается, вызревает в нас, как зерно, но первые ростки начали появляться.

Дети стоят, их мускулы напряжены,
Их уши в отечных дежках.
Из мешка вываливаются игрушки...
Вылезай на свет из угла мешка...
Заводная ворона, разинув клюв,
Таким треугольником ловит сферу земную,
Но сфера удваивается, и — ворона летит врассыпную.
Корабль меньше сабли, сабля больше города,
Все меньше, чем я,— куда там Свифт!..
Мир делится на человека, а умножается на все остальное.
(А. Парщиков)

В старинной космографии Козьмы Индикоплова земля изображена как гора внутри хрустального сундука небес. Выйти из этого хрустального сундука — значит обрести пространство иной вселенной. С героем Хармса это происходит по законам геометрии многих измерений.

«Человек с тонкой шеей забрался в сундук и начал задыхаться. Вот,— говорил, задыхаясь, человек с тонкой шеей. — Я задыхаюсь в сундуке, потому что у меня тонкая шея.
Крышка сундука закрыта и не пускает ко мне воздуха. Я буду задыхаться, но крышку сундука все равно не открою. Постепенно я буду умирать. Я увижу борьбу жизни и смерти. Бой произойдет неестественный, при равных шансах, потому что естественно побеждает смерть, а жизнь, обреченная на смерть, только тщетно борется с врагом до последней минуты не теряя напрасно надежды. В этой же борьбе, которая произойдет сейчас, жизнь будет знать способ своей победы: для этого жизни надо заставить мои руки открыть крышку сундука.
Посмотрим: кто кого? Только вот ужасно пахнет нафталином.
Если победит жизнь, я буду вещи в сундуке пересыпать махоркой...
Вот началось: я больше не могу дышать. Я погиб, это ясно! Мне уже нет спасения! И ничего возвышенного нет в моей голове. Я задыхаюсь!
Ой! Что же это такое? Сейчас что-то произошло, я не могу понять, что именно. Я что-то видел или что-то слышал...
Ой! Опять что-то произошло! Боже мой! Мне нечем дышать. Я, кажется, умираю... А это еще что такое? Почему пою?
Кажется, у меня болит шея...
Но где же сундук?
Почему я вижу все, что находится у меня в комнате?
Да никак я лежу на полу!
А где же сундук?
Человек с тонкой шеей сказал:
— Значит, жизнь победит смерть неизвестным для меня способом».

Такое выворачивание вполне возможно при соприкосновении нашего пространства трех измерений с пространством четырехмерным. Объясню это по аналогии перехода от двухмерности к трехмерности. Начертим плоский двухмерный сундук и поместим в него, вырезав из бумаги, плоского двухмерного героя. Разумеется, на плоскости ему не выйти из замкнутого контура; но нам с вами ничего не стоит вынести плоскатика из плоского сундука, а затем положить его рядом с тем сундуком на той же плоскости. Двухмерный человек так и не поймет, что случилось. Ведь он не видит третье, объемное измерение, как мы не видим четвертого измерения.
Всякое описание антропной инверсии в поэзии от Низами до Данте, от Аввакума до В. Хлебникова, от В. Хлебникова до Д. Хармса с поэтической точки зрения есть движение к метаметафоре.
И все же метаметафора — детище XX века.
Рождение метаметафоры — это выход из трехмерной бочки Гвидона в океан тысячи измерений.
Надо было сделать какой-то шаг, от чего-то освободиться. может быть, преодолеть психологический барьер, чтобы найти слова, хотя бы для себя, четко очерчивающие новую реальность.
Однажды я сделал этот мысленный шаг и ощутил себя в том пространстве:

Человек оглянулся и увидел себя в себе.
Это было давно, в очень прошлом было давно.
Человек был другой, и другой был тоже другой,
Так они оглянулись, спрашивая друг друга.
Кто-то спрашивал, но ему отвечал другой,
И слушал уже другой,
И никто не мог понять,
Кто прошлый кто настоящий.
Человек оглянулся и увидел себя в себе...
Я вышел к себе
Через — навстречу — от
И ушел под, воздвигая над.
(К. К. 1963)

Эти слова никто не мог в то время услышать. Передо мной распахнулась горизонтальная бездна непонимания, и только в 1975 году я встретил единомышленников среди молодых поэтов нового, тогда еще никому не известного поколения. Алексей Парщиков, Александр Еременко, Иван Жданов не примыкали ни к каким литературным группировкам и стойбищам. Я сразу узнал в них граждан поэтического «государства времени», где Велимир Хлебников был председателем Земного шара. Хотя стихи их были ближе к раннему Заболоцкому, Пастернаку и Мандельштаму периода гениальных восьмистиший.

Еще до взрыва свечи сожжены
И в полплеча развернуто пространство;
Там не было спины, как у луны,
Лишь на губах собачье постоянство.
(А. Парщиков)

Это разворачивалось снова пространство Н. Лобачевского и А. Эйнштейна, казалось бы, навсегда упрятанное в кондовый, отнюдь не хрустальный сундук закалдыченного стихосложения: «Я загляделся в тридевять зеркал. Несовпаденье лиц и совпаденье...»
Еще слышались знакомые поэтические интонации, но «тридевять зеркал» будущей метаметафоры приоткрывали свои прозрачные перспективы. «Несовпаденье лиц и совпаденье» словно вернуло меня к исходной точке 1963 года, когда «человек оглянулся и увидел себя в себе». Все началось как бы заново. Не знаю, где я больше читал лекций в то время: в Литературном институте или у себя за столом, где размещалась метаметафорическая троица. Содержание тех домашних семинаров станет известно каждому, кто прочтет эту книгу.
Чтобы передать атмосферу этих бесед, приведу такой эпизод.
Как-то мы обсуждали статью психолога, утверждавшего, что человек видит мир объемно, трехмерно благодаря тому, что у него два глаза. Если бы глаз был один, мир предстал бы перед нами в плоском изображении.
Вскоре после этого разговора Александр Еременко уехал в Саратов. Затем оттуда пришло письмо. Еременко писал, что он завязал один глаз и заткнул одно ухо, дабы видеть и слышать мир двухмерно — плоско, чтобы потом внезапно скинуть повязку, прозреть, перейдя от двухмерного мира к объему. Так по аналогии с переходом от плоскости к объему поэт хотел почувствовать, что такое четырехмерность.
Разумеется, все это шутки, но сама проблема, конечно, была серьезной. Переход от плоского двухмерного видения к объему был грандиозным взрывом в искусстве. Об этом писал еще кинорежиссер С. Эйзенштейн в книге «Неравнодушная природа». Плоскостное изображение древнеегипетских фресок, где люди подобно плоскатикам повернуты к нам птичьим профилем, вдруг обрели бездонную даль объема в фресках Микеланджело и Леонардо. Понадобилось две тысячи лет, чтобы от плоскости перейти к объему. Сколько же понадобится для перехода к четырехмерию?
Я написал в то время два стиха, где переход от плоскости к объему проигрывается как некая репетиция перед выходом в четвертое измерение.

ПУТНИК

О сиреневый путник
это ты это я
о плоский сиреневый странник
это я ему отвечаю
он китайская тень на стене горизонта заката
он в объем вырастает
разрастается мне навстречу
весь сиреневый мир заполняет
сквозь меня он проходит
я в нем заблудился
идя к горизонту
а он разрастаясь
давно позади остался
и вот он идет мне навстречу
Вдруг я понял что мне не догнать ни себя ни его
надо в плоскость уйти безвозвратно
раствориться в себе и остаться внутри горизонта
О сиреневый странник ты мне бесконечно знаком —
как весы пара глупых ключиц между правым и левым
для бумажных теней чтобы взвешивать плоский закат.
(К. К. 1976)

Снова и снова прокручивалась идея: можно ли, оставаясь существом трехмерным, отразить в себе четвертое измерение? Задача была поставлена еще А. Эйнштейном и Велимиром Хлебниковым. А. Эйнштейн считал, как мы помним, что человек не может преодолеть барьер. В. Хлебников еще до Эйнштейна рванулся к «доломерию Лобачевского».
Так возникла в моем сознании двухмерная плоскость, вмещающая в себя весь бесконечный объем, — это зеркало. Я шел за Хлебниковым, пытаясь проникнуть в космическое нутро звука. И вот первое, может быть, даже чисто экспериментальное решение, где звук вывернулся вместе с отражением до горловины зеркальной чаши у ноты «ре» и дал симметричное отражение. Таким образом, текст читается одинаково и от начала по направлению к центру — горловине зеркальной чаши света до ноты «ре». Интересно, что нотный провал между верхней и нижней «ре» отражает реальный перепад в звуковом спектре, там нет диезов и бемолей.

ЗЕРКАЛО

Зеркало
Лекало
Звука
Ввысь
|застынь
стань
тон
нег тебя
ты весь
высь
вынь себя
сам собой бейся босой
осой
ссс — ззз
Озеро разреза
лекало лика
о плоскость лица
разбейся
;то пол потолка
без зрака
а мрак
мерк
и рек
ре
до
си
ля
соль
фа
ми
ре
и рек
мерк
а мрак
беэ зрака
то пол потолка
разбейся
о плоскость лица
лекало лика
озеро разреза
ссс — ззз
осой
Сам собой бейся босой
вынь себя
высь
ты весь
нет тебя
тон
стань
застынь
ввысь
звука
лекало
зеркало.
(К. К. 1977)


Яблоко, вместившее в себя весь Млечный Путь, вселенная, окруженная оскоминой, срывающей кольцо со зрачка. и уже знакомая нам воронка взгляда, конусом восходящая к опрокинутому муравью, ощупывающему лапками неведомую ему бесконечность,— все это образы антропной инверсии — метаметафора.
Так, проходя по всем кругам метаметафорического мышления от чистого рацио до прозрачно-интуитивного, я словно входил в лабораторию метаметафоры, стремясь быть — в меру моих возможностей — ее объективным исследователем, совмещая в себе «актера» и «зрителя». Разумеется, не мне, а читателю судить о том, что воплотилось в поэзию, а что осталось в области чистой филологии. Но для меня это единое целое, позволяющее выверить точность моих космологических интуиции.
Вернусь снова к образу человека внутри мироздания. Вспомним здесь державинское «я червь — я раб — я бог». Если весь космос — яблоко, а человек внутри... А что если червь, вывернувшись наизнанку, вместит изнутри все яблоко? Ведь ползает гусеница по листу, а потом закуклится, вывернется, станет бабочкой. Слова «червь» и «чрево» анаграммно вывернулись друг в друга. Так появился анаграммный образ антропной инверсии человека и космоса.

Червь,
вывернувшись наизнанку чревом,
в себя вмещает яблоко и древо.
(К. К.)

Так возник соответствующий по форме метаметафоре анаграммный стих. В анаграммном стихе ключевые слова «червь — чрево» разворачивают свою семантику по всему пространству, становятся блуждающим центром хрустального глобуса.
Ключевое слово можно уподобить точке Альфа, восходящей при выворачивании к точке Омега. Естественно, что такой стих даже внешне больше похож на световой конус мировых событий, нежели на кирпичики.

Не на той ли горе находился тогда и Александр Еременко, когда в поэме «Иерониму Босху, изобретателю прожектора» написал: «Я сидел на горе, нарисованной там, где гора». От этого образа веет новой реальностью «расслоенных пространств», открытых современной космологией. Сидеть на горе, нарисованной там, где гора, значит пребывать во вселенной, находящейся там, где в расслоенном виде другая вселенная. Так в японских гравюрах таится объем, преображенный в плоскость.
У Александра Еременко выворачивание есть некое движение вспять, поперек космологической оси времени к изначальному нулю, откуда 19 миллиардов лет назад спроецировалась вселенная. Для того чтобы туда войти, надо много раз умереть, пережив все предшествующие смерти, углубившись в недра материи глубже самой могилы.

Я смотрю на тебя из настолько глубоких могил,
Что мой взгляд, прежде чем добежать до тебя, раздвоится,
Мы сейчас, как всегда, разыграем комедию в лицах.
Тебя не было вовсе, и значит, я тоже не был.

Надо сказать, что освоение нулевого пространства сингулярности, весьма популярное среди молодежи, для европейской культуры, не говоря уже о восточной, совсем не ново. Нирвана, дзэн- буддизм, отрицательное богословие, философия Нагаруджаны, экзистенциальный мир Сартра, Камю... Однако там все зиждется на мировоззрении, не преображенного зрения.
Нулевое пространство вздимопоглощаемых перспектив в поэзии Александра Еременко — это не мировоззрение, а иное видение. Нуль — весьма осязаемая реальность. Есть частицы с массой покоя, равной нулю,— это фотон, то есть свет. Масса вселенной в среднем тоже равна нулю. В геометрическом нуле таятся вселенные «расслоенных пространств», неудивительно, что поэтическое зрение, выворачиваясь сквозь нуль, проникает к новой реальности.

Я, конечно, найду, в этом хламе, летящем в глаза,
Надлежащий конфликт, отвечающий заданной схеме,
Так, всплывая со дна, треугольник к своей теореме
Прилипает навечно. Тебя надо еще доказать.
(А. Еременко)

Тут очень важен ход поэтического «доказательства» новой реальности, когда метаметафора, дойдя до расслоенных пространств зрительной перспективы, находит уже знакомую нам по началу главы расслоенную семантику в слове «форма». Сначала, вывернувшись наизнанку, корень слова «морфема» дает корень для слова «форма»: морф — форм, а затем на их стыке возникает некая замораживающая привычную боль семантика слова «морфий».

Тебя надо увешать каким-то набором морфем
(В ослепительной форме осы заблудившийся морфий),
Чтоб узнали тебя, каждый раз в соответственной форме,
Обладатели тел. Взгляд вернулся к начальной строке.

Интересно, что и у А. Парщикова анаграммное выворачивание появляется в момент взрыва от небытия, нуля, «вакуума» до наивысшей точки кипения жизни — «Аввакума»:

Трепетал воздух,
Примиряя нас с вакуумом,
Аввакума с Никоном.

«Аввакум» — «вакуум» — две вывернутые взаимопротивоположные реальности, как Никон и Аввакум.
Анаграммная семантика значительно раздвинула горизонты поэтического слова.

Метаметафористы видят землю иначе.

Земля конусообразна
И поставлена на острие,
Острие скользит по змее,
Надежда напрасна.
Товарняки, словно скорость набирая,
На месте приплясывали в тупике,
А две молекулярных двойных спирали
В людей играли невдалеке.
(А. Парщиков)

Честно говоря, я понимаю, что все эти конусы, двойные спирали, восьмерки выворачивания уже примелькались в глазах читателя. Но это архетипы реальности мироздания.
Интуитивное осмысление этого и привело меня к созданию неожиданного на первый взгляд текста:

Невеста, лохматая светом,
невесомые лестницы скачут,
она плавную дрожь удочеряет,
она петли дверные вяжет
стругает свое отраженье,
голос, сорванный с древа,
держит горлом — вкушает
либо белую плаху глотает,
на червивом батуте пляшет,
ширеет ширмой, мерцает медом
под бедром топора ночцого,
она пальчики человечит,
рубит скорбную скрипку,
тонет в дыре деревянной.
Саркофаг, щебечущий вихрем
хор, бедреющий саркофагом,
дивным ладаном захлебнется
голодающий жернов «восемь»,
перемалывающий храмы
Что ты, дочь, обнаженная, или ты ничья?
Или, звеня сосками, месит сирень
турбобур непролазного света?
В холеный футляр двоебедрой секиры
можно вкладывать только себя.
(К. К.)

Я писал это в 1978 году, когда не было теории метаметафоры, но уже зарождалась метаметафора.
«Двоебедрая секира» — месяц умирающий и воскресающий; невеста, лохматая светом,— комета, она же звезда Венера и Богородица — «невестна не невестная». В акафисте поется: «Радуйся, лестница от земли к небу»,— вот почему «невесомые лестницы скачут».
«Дыра деревянная» — в середине вывернутой скрипки Пикассо — черная дыра во вселенной; холеный футляр двоебедрой секиры — все мироздание; скрипка — образ вечной женственности, пляска на червивом батуте — попрание смерти. Вязать дверные петли можно только вывернув наизнанку «микромир» вязальных петель до «макромира» петель дверных. Сама дверь — тоже каноническое обращение к богородице — «Небесная дверь».
Метаметафора не гомункулус, выращенный в лабораторной колбе. Вся теория метакода и метаметафоры возникла из стихов, а не наоборот. В поэзии антропная космическая инверсия сама собой порождает метаметафорический взрыв. Трудно судить, насколько осуществилась моя мечта передать словами миг обретения космоса.
Нам кажется, что человек неизмеримо мал, если глядеть с высоты вселенной, а что если наоборот, как раз оттуда-то он и велик. Ведь знаем же мы, что одно и то же мгновение времени может растягиваться в бесконечность, если мчаться с релятивистской скоростью. Вся вселенная может сжаться в игольное ушко, а человек окажется при инверсии больше мироздания. Метаметафора, конечно, условный термин — важны новые духовные реальности, обозначенные этим словом, открываемые современной физикой, космологией и... поэзией.
Может быть, прежде всего поэзией. Метаметафора как-то одновременно в разных точках пространства возникла в поэзии. Парщиков жил в Донецке, Иван Жданов в Барнауле, в сибирской деревне А. Еременко, а я преподавал в Москве. Есть какое-то информационное поле, связующее творческих единомышленников, незримое звездное братство. Не о нем ли думал Александр Еременко, когда с улыбкой писал:

Пролетишь, простой московский парень,
Полностью, как Будда, просветленный.
На тебя посмотрят изумленно Рамакришна, Кедров и Гагарин...
Потому что в толчее дурацкой,
Там, где тень наводят на плетень,
На подвижной лестнице Блаватской
Я займу последнюю ступень.
Кали-Юга — это центрифуга,
Потому что с круга не сойти.
Мы стоим, цепляясь друг за друга,
На отшибе Млечного Пути.

В «Дне поэзии» — 1983, где напечатано это стихотворение, мою фамилию заменили на Келдыша, поскольку КГБ уже начало операцию «Лесник». В 1991 году в тайниках КГБ обнаружен документ, датированный 1984 г. «Предотвращено поступление Лесника в Союз писателей». В 1986 году по требованию КГБ меня отстранили от преподавания в Литинституте по статье «Антисоветская пропаганда и агитация». Кличка «Лесник» вероятно связана с моей фамилией «Кедров».
Однажды Альберт Эйнштейн сказал: «По-моему, математика – это простейший способ водить самого себя за нос». Любой поэт и читатель, лишенный чувства юмора, окажется таким незадачливым математиком.
Смеялся Осип Мандельштам, смеялся Хлебников, смеялись обэриуты. Метаметафора порой иронична.
Можно, конечно, вспомнить наши опыты в конце 70-х годов с двухмерным пространством, чтобы почувствовать новый ироничный облик метаметафоры в таком тексте Алексея Парщикова:

Когда я шел по каменному мосту,
Играя видением звездных воен,
Я вдруг почувствовал, что воздух
Стал шелестящ и многослоен...
В махровом рое умножения,
Где нету изначального нуля,
На Каменном мосту открылась точка зрения,
Откуда я шагнул в купюру «три рубля».
У нас есть интуиция — избыток
Самих себя. Астральный род фигур,
Сгорая, оставляющий улиток...
О них написано в «Алмазной сутре»,
Они лишь тень души, но заостренной чуть.
Пока мы нежимся в опальном перламутре
Безволия, они мостят нам путь...
Дензнаки пахнут кожей и бензином,
И если спать с открытым ртом, вползают в рот.
Я шел по их владеньям как Озирис,
Чтоб обмануть их, шел спиной вперед.

Переход в двухмерное пространство трехрублевки и блуждание по «астральным» водяным знакам и фигурам интуиции с воспоминанием о мистериях Озириса — образ антинеба. Здесь деньги как противоположность небу вгоняют в плоскость, в теневой мир. Попросту говоря, это смерть, своего рода антивыворачивание, антивоскресение. Мистерия Озириса «задом наперед».
По-своему обживает новое пространство тангенциальной сферы Елена Кацюба. Она, как Парщиков и А. Еременко, ближе к ироничным обэриутам. Ее «Крот» чем-то напоминает «Безумного волка» Н. Заболоцкого.

Герой геодезии карт,
он ландшафт исправляет,
он Эсхера ученик —
выходит вверх, уходя вниз.
Математик живота,
он матрицу себя переводит в грунт.
Земля изнутри — это крот внутри.
Внутри крота карта
всех лабиринтов и катакомб.

В начале 80-х Елена Кацюба создает новый анаграммно-комбинационный стих.
В стихотворении «Заводное яблоко» слово «яблоко» претерпевает 12 анаграммных инверсий, выворачиваясь, то в «око», то в «блок», то в «боль» пока, пройдя сквозь 12 знаков зодиака, не вывернется из нутра мироздания.

ЯБЛОКО — в нем два языка:
ЛЯ — музыка
и КОБОЛ — электроника.
Это ЛОБ и ОКО БЛОКа,
моделирующего БЛОКаду
на дисплее окон.
Так тупо топает мяч-БОЛ.
БОЛь, не смягченная мягким знаком,
потому что казнь несмягченная
есть знак —
КОЛ, пронзающий БОК,
в кругу славян, танцующих КОЛО.
Я выхожу из яблока,
оставляя провал — ОБОЛ,
плату за мое неучастие
в программе
под кодовым названием
«ЯБЛОКО».

Такой отказ от яблока Евы на самых потаенных глубинах языка заставляет вспомнить труды французского психоаналитика Лакана. Лакан считает, что на уровне подсознания каждое слово, как бы выворачиваясь через ленту Мёбиуса, порождает массу значений. В стихотворении Е. Кацюбы лента как бы прокручивается обратно из подсознания в сознание, стирая все 12 зодиакальных значений слова «яблоко».
Спектр метаметафоры ныне доходит до не различимых взором инфракрасных и ультрафиолетовых областей, от космических инверсий пространства к инверсиям звука и самой семантики слова.
У поэзии есть свои внутренние законы поступательного движения. Где-то в 30-х годах замолкли обэриуты, позднее забыли Хлебникова. Ныне движение началось с той самой точки, на которой остановились тогда. Первый мах небесного поршня, вышедший из мертвой точки,— поэзия А. Вознесенского. Ныне зеркальный паровоз метаметафоры двинулся дальше.
Зеркальный паровоз
шел с четырех сторон
из четырех прозрачных перспектив
он. преломлялся в пятой перспективе
шел к неба к небу
от земли к земле
шел из себя к себе
из света в свет
По рельсам света вдоль
По лунным шпалам вдаль
шел раздвигая даль прохладного лекала
входя в туннель зрачка Ивана Ильича
увидевшего свет в конце начала
он вез весь свет
и вместе с ним себя
вез паровоз весь воздух весь вокзал
все небо до последнего луча
он вез
всю высь
из звезд
он огибал край света
краями света
и мерцал как Гектор перед битвой
доспехами зеркальными сквозь небо...
(К. К. 1980.)

h1>Кедров, Константин Александрович

Нобелевская премия по литературе - тоже политика

Максим РЕДИН, 02 октября, 11:15

Lenty.ru: Германия против строительства "Северного... REGNUM: "Россия признала свою ошибку" - радары США могут быть установлены в Армавире

Сегодня в мире высокой словесности должно произойти весьма важное событие: в Стокгольме будет назван лауреат Нобелевской премии по литературе.

Столь почетное звание вписывает автора в анналы мировой литературы, и поэтому решения Шведской академии все ждут с нетерпением.

Обычно свой вердикт 18 пожизненных членов Академии, занимающейся вопросами словесности, выносят на одном из своих заседаний. По традиции дата объявления имени лауреата обнародуется ими лишь за два дня, и, как правило, она приходится на четвертый день недели.

Нобелевскую премию 2002 г. по литературе получил венгерский писатель Имре Кертес, отразивший в произведениях судьбу личности в условиях нацистских лагерей.

По мнению большинства литературных критиков, главным претендентом на получение премии в этом году является сирийский поэт Али Ахмад Саид, известный широкой публике под именем Адонис. "Данная номинация всегда предполагает политический контекст, - отмечает аналитик El Pais Хавьер Родригес Маркос, - в этом году в центре внимания арабские культуры".

В России к этому событию всегда относились с особым вниманием, и российские литераторы не теряют надежду, что в этом году премия может быть присуждена нашему соотечественнику. Среди номинантов этого года - поэт Константин Кедров. Лауреатами Нобелевской премии по литературе в свое время становились Иван Бунин, Борис Пастернак и Михаил Шолохов. В последний раз Нобелевская премия по литературе была присуждена российскому литератору в 1987 г.,

Константин
Кедров
 

Дело "Лесник" Компьютер любви Бесконечная Знаки Сон Квадрат Малевича  Дирижер Поэтический космос

Это сгусток  поэтической  энергии  новой России Андрей Вознесенский

Константин Кедров (1942 г.р.) - поэт, автор термина МЕТАМЕТАФОРА и основатель поэтической школы этого направления. В 1984 г. образовал поэтическую группу ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз). Девиз: "Ты все пела - это дело".       Кедров - участник фестивалей международного поэтического авангарда: Иматра, Финляндия 1988 г., Тараскон, Франция 1989 г., Лозанна, Швейцария 1990 г., Париж, Франция 1991 г.       В 1989 г. вышла монография "Поэтический космос" М., Сов. писатель.       В 1994 г. эта же книга вышла на японском языке в издательстве "Иванэм секэм".       Главные сборники: "Верфьлием" 1990 г., "Вруцелет" 1993 г. "Гамма тел Гамлета"1994       1996 - Доктор философских наук, Российской Академии наук. Главный образ:  "Человек - это изнанка неба   Небо -.это изнанка человека"  Главная мелодия:   "Ми-нот-авр  Ре-нот-авр  Си-нот-авр  Ля-нот-авр  Донотавр"  Первая 'метаметафора:  "Я вышел к себе  Через-навстречу-от  И ушел под  Воздвигая над"  (Поэма <Бесконечная>, 1959 г.)

 

---

 

Дело "Лесник"

В 1986 г. по требованию КГБ отстранен от преподавания в Литературном институте СП СССР; В сентябре 1990 г. после отмены пресловутой статьи 74' "антисоветская пропаганда и агитация" на Лубянке сожжено заведенное на поэта дело № 35867 под кодовым наименованием "Лесник".         В книге Урусадзе "Выборные места из переписки с врагами" М.1995 г. приводится документ, обнаруженный в КГБ после путча 1991 г. Неизвестный агент сообщает в 1984 г., что проведена успешно операция по предотвращению проникновения "Лесника" в Союз писателей.         Тем не менее "Лесник"-Кедров все же проник в Союз писате лей после раскола этой организации в 1989 г.

---

 

Computer of  Love   Небо - это ширина взгляда  Бесконечная (поэма)  Знаки  Konstantin Kedroff  Квадрат Малевича  Дирижер

---

 

Небо - это ширина взгляда  взгляд - это глубина неба  боль - это прикосновенье Бога  Бог - это прикосновенье боли  сон - это ширина души  душа - это глубина сна  выдох - это высота вдоха  свет - это голос тишины  тишина - это голос света  тьма - это крик сияния  сияние - это тишина тьмы  радуга - это радость света  мысль - это немота души  душа - это нагота мысли  нагота - это мысль души  свет - это глубина знания  знание - это высота свети  конь - это зверь пространства  кошка - это зверь времени  время - пространство, свернувшееся в клубок  пространство - это развернутый конь  кошки - это коты пространства  пространство - это время котов  солнце - это тело луны  тело - это луна любви  пароход - это железная волна  вода - это пароход волны  печаль - это пустота пространства  радость - это полнота времени  время - это печаль пространства  пространство - это полнота времени  человек - это изнанка неба  небо - это изнанка человека  мужчина - это изнанка женщины  женщина - это нутро мужчины  прикосновение - это граница поцелуя  женщина - это нутро неба  мужчина - это небо нутра  женщина - это пространство мужчины  любовь - это прикосновение бесконечности  вечная жизнь - это миг любви  корабль - это компьютер памяти  память - это корабль компьютера  поэзия Пушкина - это время вора  Пушкин - это вор времени  море - это пространство луны  пространство - это море луны  луна - это время солнца  время - это луна пространства  звезды - это голоса ночи  голоса - это звезды дня  корабль - это пристань всего океана  океан - это пристань всего корабля  кожа - это рисунок созвездий  созвездие - это рисунок кожи  Христос - это солнце Будды  Будда - это Луна Христа  время солнца измеряется луной пространства  пространство луны - это время солнца  горизонт - это ширина взгляда  взгляд - это ширина горизонта  высота - это граница зрения  ладонь - это лодочка для невесты  невеста - это лодочки для ладони  верблюд - это корабль пустыни  пустыня - это корабль верблюда  красота - это ненависть к смерти  созвездие Ориона - это меч любви  любовь - это меч созвездия Ориона  Малая Медведица - это пространство Большой Медведицы  Большая Медведица - это время Малой Медведицы  Полярная звезда - это точка взгляда  взгляд - это ширина неба  небо - это высота взгляда  мысль - это глубина ночи  ночь - это ширина мысли  Млечный Путь - это путь к луне  луна - это развернутый Млечный Путь  каждая звезда - это наслаждение  наслаждение - это каждая звезда  пространство между звездами - это время без любви  любовь - это набитое звездами время  время - это сплошная звезда любви  люди - это межзвездные мосты  мосты - это межзвездные люди  стрясть к слиянию - это перелет  полет - это продолженное слияние  слияние - это толчок к полету  голос - это бросок друг к другу  страх - это граница линии жизни в конце ладони  непонимание - это плач о друге  друг - это понимание плача  расстояние между людьми заполняют звезды  рясстояние между звездами заполняют люди  любовь - это скорость света,                обратно пропорциональная                              расстоянию между нами,  расстояние между нами,                обратно пропорциональное скорости света, -  это любовь.

---

 

БЕСКОНЕЧНАЯ (Поэма)

Ежедневно слышу тебя  как-то странно звучат слова  Закрываю глаза  и всюду передо мной  эти крики рожденные тишиной  эти краски рожденные темнотой  Вот сижу оставленный всеми  в глубине понятий и слов  исчезает видимый мир  Но я могу говорить  и мир рождается снова  На обнаженный нерв нанизывая звуки  все глубже чувствую великий диссонанс  и радость возвышения над миром -  Поэзия - вершина бытия  И вагоны, стиснутые  в железном рукопожатьи  и деревья, и станция, и тишина  И ты в тишине уходящей ночи  и все, что связывает с тобой  И миллионы, которые спят рабами  ничего не понимая в такой любви  Нуль миров вращается в небе звезд  это взгляд возвращается к своему истоку  Листопад ягуаров  полусолнечный бред весны  И синий день  и красная волна  зеленый луч упал на попугая  и попугай заговорил стихами:  и синий день и красная волна  И я бегу бросаясь под трамваи  И синий день и красная волна  Где голубой укрылся папоротник  и в пору рек века остановились  мы были встречей ящериц на камне  Около окон пролет полета  И этот стон  среди серых стен  Какой-то прохожий шагнул в  пространство  и рухнул замертво сквозь столетья  Я вышел к себе  через-навстречу-от  и ушел под  воздвигая  над  Двое нас - это очень много  это больше чем можно  больше чем я могу  Никогда не приближусь к тебе  ближе чем цветок приближается к солнцу  никогда не назову тебя именем  которым хочу назвать  Всюду, где чувствуется несовершенство  ты возникаешь как тоска по стройному миру  На черном озере белый лебедь  на белом озере черный лебедь  Белый лебедь плывет  и черный лебедь плывет  но если взглянуть в отраженье  все будет наоборот  На белом озере черный лебедь  на черном белый плывет  Человек оглянулся  и увидел себя в себе  это было давно  в очень прошлом  было давно  человек был другой  и другой был тоже другой  так они оглянулись спрашивая друг друга  и никто не мог понять,  кто прошлый кто настоящий  Кто-то спрашивал,  но ему отвечал другой  и слушал уже другой  потому в сознаньи был хаос  прошлое перепуталось с настоящим  Человек оглянулся  и увидел себя в себе  Одногорбый верблюд и двугорбый верблюд  и двуногий  идет одногорбый верблюд глотая пески и туманы  идет одноногий верблюд  все в память и в сон превращая  а в городе пляшет луна  над городом плачет луна  слезами домов и людей  очень маленьких и нереальных  но гордых собой до конца  И молча идем мы сквозь песчаную бурю дождя  немного аисты немного верблюды  и тоскливо бредут мне навстречу  одногорбый верблюд одноногий верблюд  и двуногий  идет одногорбый верблюд глотая пески и туманы  идет одноногий верблюд  все в память и в сон превращая  Казань - Москва 1961 - 1963

---

 

Знаки

Я изредка припоминаю жизнь  где не было меня и никогда не будет  там четырехконечное пространство  замкнуто в пространстве пятиконечном  Никейский символ опадает пятиугольно  Он никому не нужен  как Ника Самофракийская  оплодотворенная никейским семенем  Так протягивают руки друг другу  Самара и Вавилон - два города-побратима  Валюта Самары - 2 рубля 64 копейки  валюта Вавилона - 2 рубля + рабыня  обозначаемая символом:  рассеченный треугольник уголком вниз   Для обозначения воды и жизни  китайцы прибегали к волнистой линии  она волнуется и волнует в сочетании с рабыней  Итак:  рассеченный треугольник уголком вниз  на волнистой линии - это любовь  или флотилия парусных джонок отплывающая куда-то  Каска это каска  танк это танк  наслаждение это не наслаждение  а нечто совершенно обратное  затерянное в зените лазури  Вопрошая я только попрошайничаю  потому что любая молитва  это лишь мимолетное веяние  парфюмерной волны от Большой Медведицы  Но я чувствую неодолимое влечение к небу  которое есть еще более отдаленная область  чем селезенка. 1985

---

 

KOHSTANTIN KEDROFF (Сон)

О ноченька, пожалей моих плеч уключинки   о Лермонтов, огради мя от смерти  на что мне эти неуклюжие длани  не умеющие влачить даже плечи.  Как неумело отгородило время:  справа стремя, а слева бремя  позади племя, а впереди знамя  наверху темя, а внизу вымя  на плечах бремя, а в груди пламя.  В неразделенную грусть  отправляется флагман капустный  в нем леса, огороды, дома  степи, линии, псевдоволокно  хруст суставов, треск составов  и кал полковника.  - Аминь, - скажем мы, опережая себя,  - Ам, - скажет гость грусти.  Вселедяная даль левреток нежных  ньюнаступанток на ню света  и некоюея  лю-лю-кларнетка или                       ни-коль-судьбинушка.  Группа прощающихся товарищей                       выросла на причале  одного облобызал я в уста златые  другой облобызал меня в уста немые  так мы прощались и лобызались  пока товарищи отплывали  в дальний путь они отправлялись  оставляя на причале мою могилу  Это был корабль, но не бесконечный  было там начертано                       "Konstantin Kedroff"  это и есть корабль надгробный  это вот и есть для меня могила  значит смерть - корабль, плывущий по                       суше  значит я себя проводил до смерти  берег мой - вода, а могила - суша  вот какой корабль -                       "Konstantin Kedroff" 1984

---

 

КВАДРАТ МАЛЕВИЧА

Оброненная фольга  в мертвом воздухе звенит  свой затейливый повтор  повторяет сладкий звук  свет ночной намолочен  резко сдвинута ночь как комод  и от пыльного лунного света  остался квадрат под комодом  манит теплою лунною пылью  квадрат не смываемый никем и ничем  не вмещая обтекает тебя комод  как рог изобилия сыплет квадрат вещами   в отсутствующей вещи  намного больше вещей  из него выпадает ночь  и прозрачная пыльная луна  извлечена  как корень  сладко ноет корень молочных зубов                              луны  вот и вылетел пыльный мотылек  осыпая пол пылью  квадрат приподнялся вспорхнул                              и улетел  оставляя тень квадрата.                              1984

---

---

---

 

ДИРИЖЕР

Дирижер бабочки  тянет ввысь нити.  Он то отражается, то пылает.  Бабочка зеркальная,  и он зеркален:  кто кого поймает,  никто не знает.  Дирижер бабочки  стал как кокон:  в каждой паутинке его сиянье.  Бабочка то падает, то летает,  дирижер то тянется, то сияет.  Дирижер бабочки стал округлым,  он теряет тень  между средней Вегой,  он роняет пульт  посредине бездны,  он исходит светом, исходит тенью.  Будущее будет посередине  в бабочке сияющей, среброликой,  в падающем  дальше,  чем можно падать,  в ищущем полете,  в середине птицы.

 
 

---

Поэтический
Космос
 

Очевидно, что земля плоская, но она круглая. Очевидно, что небо вверху, но небо и внизу, ибо земля в космосе. Очевидно, что мы внутри вселенной, но мы и над и вовне мироздания, ибо внутреннее и внешнее - понятия относительные. Очевидно, что вселенная окружает нас, но и мы окружаем собой вселенную. Очевидно, что после прошлого будет будущее, но это лишь условность нашего восприятия. Можно прошлое считать будущим: физически ничего не изменится, а психологически изменится очень многое. Очевидно, что человек меньше мироздания, но он и больше мира, ибо понятия <меньше> и <больше> во вселенских масштабах относительны. Очевидно, что человеческая жизнь меньше вечности, но во вселенских масштабах могут быть обратные отношения: вечность окажется меньше жизни.

 

---

 

---

 

---

---

Write to
Konstantin Kedrov
 

О компании · Статистика · Реклама

Архив : №19. 15.05.2009
ЭТО БЫЛО В ТАМБОВЕ

Константин Кедров и Сергей Бирюков знакомы не менее двух десятков лет. Когда-то Бирюков вошёл в основанную Константином Кедровым поэтическую группу ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз). Кедров же, в свою очередь, удачно вписался в созданную Бирюковым Академию Зауми. Сегодня два поэта пытаются понять, каковы перспективы постмодернизма.



Кон­стан­тин Ке­д­ров. Ну я-то знаю, что та­кое Ака­де­мия За­уми, а чи­та­те­ли, ве­ро­ят­но, ещё не все зна­ют, по­это­му сто­ит по­яс­нить. А кто луч­ше те­бя это мо­жет сде­лать!

Сер­гей Би­рю­ков. Это бы­ло в Там­бо­ве, са­мом зна­ме­ни­том го­ро­де рус­ской ли­те­ра­ту­ры. В 1981 го­ду я ор­га­ни­зо­вал сту­дию «Сло­во» при об­ла­ст­ном До­ме учи­те­ля, где со­бра­лись не­стан­дарт­ные и не­при­ка­ян­ные ли­те­ра­то­ры. В 1990 го­ду мы объ­я­ви­ли о со­зда­нии меж­ду­на­род­ной Ака­де­мии За­уми – не­за­ви­си­мо­го на­уч­но-твор­че­с­ко­го объ­е­ди­не­ния. В ака­де­мию тог­да во­шли круп­ней­шие рос­сий­ские ав­то­ры, дей­ст­ву­ю­щие на по­ле аван­гар­да, а так­же ис­сле­до­ва­те­ли, из­да­те­ли, а за­тем и пе­ре­вод­чи­ки на дру­гие язы­ки.
Константин Кедров
Константин Кедров

К.К. И ка­ко­вы бы­ли пер­вые дей­ст­вия, ко­то­рые за­ста­ви­ли го­во­рить об Ака­де­мии?

С.Б. Это бы­ла се­рия му­зы­каль­но-по­эти­че­с­ких пред­став­ле­ний «Из ис­то­рии рус­ско­го и ми­ро­во­го аван­гар­да», ко­то­рые я по­ста­вил со сту­дий­ца­ми в об­ла­ст­ной биб­ли­о­те­ке им. Пуш­ки­на. А уже в 93-м го­ду мы со­зре­ли до Меж­ду­на­род­ной на­уч­но-прак­ти­че­с­кой кон­фе­рен­ции «По­эти­ка рус­ско­го аван­гар­да», ко­то­рую мы про­ве­ли сов­ме­ст­но с ка­фе­д­рой рус­ско­го язы­ка тог­даш­не­го Там­бов­ско­го пе­дин­сти­ту­та. В кон­фе­рен­ции уча­ст­во­вал вы­да­ю­щий­ся фи­ло­лог-хлеб­ни­ко­вед Вик­тор Гри­го­рь­ев, спе­ци­а­лист по «Ли­а­но­зов­ской шко­ле» Вла­ди­слав Ку­ла­ков, ряд по­этов – яр­кая аван­гард­ная по­этес­са Ры Ни­ко­но­ва из Ей­ска, Алек­сандр Оче­ре­тян­ский, при­ехав­ший спе­ци­аль­но из Аме­ри­ки, толь­ко вхо­див­ший в из­ве­ст­ность Гер­ман Лу­ком­ни­ков.

К.К. А уже в сле­ду­ю­щем, 94-м го­ду вы­шла твоя кни­га «Зевгма. Рус­ская по­эзия от ма­нь­е­риз­ма до пост­мо­дер­низ­ма», ко­то­рая, как я по­ни­маю, ста­ла ре­зуль­та­том тво­их бо­лее чем де­ся­ти­лет­них изы­с­ка­ний и од­ним из пер­вых ре­аль­ных пло­дов Ака­де­мии За­уми. Я тог­да на­пе­ча­тал в «Из­ве­с­ти­ях» ста­тью под на­зва­ни­ем «Ни­кто не ве­рил, что это мо­жет быть на­пе­ча­та­но».

С.Б. Да-да! Я сам не очень ве­рил, что кни­га о рус­ской по­эзии за все че­ты­ре ве­ка её су­ще­ст­во­ва­ния, но в не­сколь­ко не­о­быч­ном ра­кур­се, смо­жет вый­ти. Но тут мне не­о­жи­дан­но по­вез­ло, ин­сти­тут «От­кры­тое об­ще­ст­во», па­тро­ни­ру­е­мый фон­дом Со­ро­са, объ­я­вил об­ще­рос­сий­ский кон­курс на ин­но­ва­ци­он­ные учеб­ные кни­ги, и моя кни­га во­шла в чис­ло по­бе­ди­те­лей. То есть по­бе­ди­те­лем ста­ла рус­ская по­эзия, ведь в кни­ге бы­ли пред­став­ле­ны та­кие по­эты, как Си­ме­он По­лоц­кий, Га­в­ри­ла Дер­жа­вин, Ве­ли­мир Хлеб­ни­ков, а так­же пле­я­да но­вей­ших по­этов, в то вре­мя ещё не так из­ве­ст­ных, но за­ме­ча­тель­ных. На­при­мер, Игорь Хо­лин, Ге­н­рих Сап­гир, Ген­на­дий Ай­ги, Ели­за­ве­та Мна­ца­ка­но­ва, Еле­на Ка­цю­ба...

К.К. Да, это был гран­ди­оз­ный про­рыв. Я сам, ког­да уви­дел там свои тек­с­ты, был оше­лом­лён. И кни­га ведь сра­зу по­ш­ла в шко­лы и ву­зы, рас­про­ст­ра­ня­лась она бес­плат­но. Ты по­пал в са­мую точ­ку, толь­ко на­ча­ли ак­ти­ви­зи­ро­вать­ся раз­лич­ные фор­мы по­эзии, по­яви­лись пуб­ли­ка­ции ана­грамм, па­лин­д­ро­ми­че­с­кой по­эзии, – и сра­зу вы­шла кни­га, где бы­ла па­но­ра­ма по­эти­че­с­ких форм.
Сергей БИРЮКОВ
Сергей БИРЮКОВ

С.Б. Ну да, мы же долж­ны бы­ли под­дер­жи­вать ста­тус Ака­де­мии За­уми! То есть, по Хлеб­ни­ко­ву, – сверх­Ума! И са­мо по­ни­ма­ние зна­че­ния ака­де­мии на­до бы­ло ре­а­ни­ми­ро­вать. Ибо ака­де­мия – это не по­след­няя ин­стан­ция в на­уч­ном дви­же­нии, а пер­вая, пе­ре­до­вая, она ве­дёт раз­вед­ку и про­кла­ды­ва­ет пу­ти, а за ней дви­жут­ся уни­вер­си­те­ты и дру­гие об­ра­зо­ва­тель­ные струк­ту­ры.

К.К. Боль­шин­ст­во имён я знаю, не­ко­то­рые пе­ча­та­лись у нас в «Жур­на­ле По­этов», дру­гие зна­ко­мы по пуб­ли­ка­ци­ям в «Де­тях Ра», «Фу­ту­ру­ме». Ну а Ев­ге­ний Сте­па­нов – вы­да­ю­щий­ся из­да­тель жур­на­лов но­во­го ти­па – во­об­ще сверх­из­ве­с­тен!

С.Б. Да, Ев­ге­ний у нас в сту­дии был с 17 лет, и сей­час это один из круп­ней­ших про­мо­уте­ров по­эзии и сам яр­кий ав­тор и ис­сле­до­ва­тель – за­щи­тил кан­ди­дат­скую, ра­бо­та­ет над док­тор­ской.

К.К. Это, кста­ти, ка­жет­ся, не­кая тра­ди­ция в Ака­де­мии За­уми, я знаю, что не­сколь­ко че­ло­век уже об­за­ве­лись сте­пе­ня­ми, в том чис­ле да­же та­кой анар­хи­ст­ву­ю­щий ав­тор, как Алек­сей Ше­пе­лёв...

С.Б. Ну ака­де­мия же, по­ло­же­ние обя­зы­ва­ет!.. Дей­ст­ви­тель­но, Алё­ша Ше­пе­лёв, ав­тор весь­ма рез­ких сти­хов и на­шу­мев­ше­го ро­ма­на «Eho», за­щи­тил не­про­стую дис­сер­та­цию о ним­фо­ма­нии в про­из­ве­де­ни­ях До­сто­ев­ско­го и На­бо­ко­ва. Дис­сер­та­ция Ле­ны Ча­сов­ских по­свя­ще­на твор­че­ст­ву Да­ни­и­ла Ан­д­ре­е­ва. Ле­на Бо­ро­да за­ни­ма­ет­ся фан­та­с­ти­че­с­кой ли­те­ра­ту­рой, в осо­бен­но­с­ти Стру­гац­ки­ми. То есть спектр ин­те­ре­сов до­воль­но ши­ро­кий.

К.К. Но мы слиш­ком со­сре­до­то­чи­лись на Там­бо­ве. Ака­де­мия, меж­ду про­чим, меж­ду­на­род­ная, а сам ты сей­час по боль­шей ча­с­ти в Гер­ма­нии, в уни­вер­си­те­те. Как Гер­ма­ния под­да­ёт­ся оза­ум­ли­ва­нию?

С.Б. К изум­ле­нию, всё-та­ки под­да­ёт­ся. При не­ко­то­ром мо­ём уча­с­тии там то­же за­щи­ще­ны дис­сер­та­ции, при­чём уже на­пря­мую свя­зан­ные с аван­гар­дом. Со­вер­шен­но за­ме­ча­тель­ную дис­сер­та­цию на­пи­са­ла Эн­ри­ка Шмидт об ин­тер­ме­ди­аль­но­с­ти в рус­ской по­эзии. Сю­жет был до­ста­точ­но фан­та­с­ти­че­с­кий. Она про­чи­та­ла «Зевгму», на­шла мой те­ле­фон и по­зво­ни­ла мне тог­да ещё в Там­бов, по­про­си­ла раз­ре­ше­ния при­ехать. Мы об­ща­лись по­том не­сколь­ко лет, в ре­зуль­та­те по­яви­лась не толь­ко дис­сер­та­ция, а так­же пе­ре­вод кни­ги сти­хов рус­ской за­ум­ни­цы 20-х го­дов Ни­ны Обо­лен­ской-Ха­би­ас, два го­да на­зад кни­га вы­шла на двух язы­ках в Лейп­ци­ге с мо­им пре­дис­ло­ви­ем. За­тем я кон­суль­ти­ро­вал ещё од­но­го док­то­ран­та, То­ма­са Кай­та, ко­то­рый за­ни­мал­ся срав­ни­тель­ным ана­ли­зом рус­ско­го и не­мец­ко­го аван­гар­да. Мой сту­дент по уни­вер­си­те­ту в го­ро­де Гал­ле Бер­на­хард За­мес на­столь­ко вдох­но­вил­ся иде­я­ми AЗ, что спе­ци­аль­но ез­дил в Там­бов, встре­чал­ся со сту­дий­ца­ми и на­пи­сал пер­вую в ми­ре книж­ку об Ака­де­мии За­уми, она вы­шла в 2004 го­ду в Гам­бур­ге.

К.К. Ну Берн­хар­да мы зна­ем, он у нас бы­вал до­ма не раз, мы пе­ча­та­ли его пе­ре­во­ды, а так­же сти­хи его же­ны – рус­ской по­этес­сы Еле­ны Са­зи­ной, ко­то­рая то­же ведь вхо­дит в AЗ.

С.Б. Да, Ле­на поч­ти моя зем­ляч­ка, она из Во­ро­не­жа. Бы­ло при­ят­но встре­тить её на пе­ре­крё­ст­ках Ев­ро­пы.

К.К. И об­ра­тить в за­умие...

С.Б. Она бы­ла к это­му го­то­ва. То есть уже пи­са­ла что-то близ­кое, ис­поль­зуя наш чер­но­зем­ный фоль­к­лор. Ну и Берн­хард уже у ме­ня за­ни­мал­ся. В об­щем, они ув­лек­лись твор­че­ст­вом АЗа, ДО­ОСа.

К.К. Ну а по­том мы за­те­я­ли рус­ско-не­мец­кую ан­то­ло­гию со­вре­мен­ной по­эзии, в ко­то­рой твои по­до­печ­ные сы­г­ра­ли вид­ную роль.

С.Б. Да-да, стран­ным об­ра­зом на сче­ту у са­мой от­вяз­ной и бес­хоз­ной ака­де­мии в ми­ре не­ма­ло прак­ти­че­с­ких дел. В том чис­ле эта ан­то­ло­гия «Ди­а­па­зон», в ко­то­рой как раз Ле­на и Берн­хард сде­ла­ли льви­ную до­лю пе­ре­во­дов в обе сто­ро­ны.

К.К. Бе­зус­лов­но, ан­то­ло­гия край­не не­о­быч­ная, и не­слу­чай­но она вы­зва­ла та­кое ак­тив­ное об­суж­де­ние в рос­сий­ской ли­те­ра­тур­ной прес­се. Рас­ска­жи хо­тя бы в об­щем о дру­гих «прак­ти­че­с­ких дей­ст­ви­ях».

С.Б. В Там­бо­ве это бы­ла се­рия на­уч­но-прак­ти­че­с­ких кон­фе­рен­ций-фе­с­ти­ва­лей с вы­пу­с­ком сбор­ни­ков тру­дов. В Моск­ве AЗ вы­сту­пи­ла со­ор­га­ни­за­то­ром круп­ней­шей кон­фе­рен­ции-фе­с­ти­ва­ля в Ин­сти­ту­те рус­ско­го язы­ка Ака­де­мии на­ук в 2003 го­ду. У нас тес­ный кон­такт с этим ин­сти­ту­том, как ты зна­ешь, и я рад, что ДО­ОС при­ни­мал в этой ак­ции ак­тив­ное уча­с­тие.

К.К. Од­но из прак­ти­че­с­ких дей­ст­вий ты не упо­мя­нул. Это Меж­ду­на­род­ная От­ме­ти­на име­ни «от­ца рус­ско­го фу­ту­риз­ма» Да­ви­да Бур­лю­ка, ко­то­рая уч­реж­де­на в том же 1990 го­ду. И сей­час ока­за­лось, что она вхо­дит в спи­сок пре­стиж­ных меж­ду­на­род­ных лит­пре­мий ми­ра! Я, на­при­мер, гор­жусь, что От­ме­ти­ной уже дав­но от­ме­чен.

С.Б. Этот спи­сок мне не так дав­но по­ка­за­ли. Он от­кры­ва­ет­ся но­бе­лев­кой и за­кры­ва­ет­ся бур­лю­ков­кой. Хо­тя, ра­зу­ме­ет­ся, на­ша От­ме­ти­на рас­кру­че­на не так силь­но, как но­бе­лев­ка, и к то­му же не име­ет де­неж­но­го под­креп­ле­ния. Но я знаю аб­со­лют­но точ­но, что От­ме­ти­на в ря­де слу­ча­ев ока­за­лась под­держ­кой для рос­сий­ских ав­то­ров и зна­ком бла­го­дар­но­с­ти для за­ру­беж­ных ис­сле­до­ва­те­лей и пе­ре­вод­чи­ков.
О компании · Статистика · Реклама

"Наше всё" у каждого своё
Константин Кедров
Я начал считать, сколько в России Пушкиных, и сбился со счета. Есть Пушкин самого Пушкина. Но их тоже великое множество. То гуляка праздный за пуншем и жженкой. То борец с тиранией, воспевший вольность. И все же Александр Блок справедливо заметил в своей предсмертной, так и не произнесенной речи, что мы знаем разного Пушкина.

Пушкин - революционер и республиканец, Пушкин-монархист, Пушкин - борец против крепостного права и Пушкин-крепостник. Пушкин-атеист (афей) и Пушкин, написавший "Пророка" и "Мирскую власть". Но все это лишь оттенило главное: Пушкин-поэт.

А "поэт в России больше, чем поэт". Еще жестче высказался Некрасов: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан". Нет, Пушкин такого бы вовек не сказал. "Подите прочь, какое дело / Поэту мирному до вас".

Дерзкий прорыв совершила Марина Цветаева. Взяла да и начертала: "Мой Пушкин". Чтобы не придирались: мол, на самом деле он не такой. Пушкин Цветаевой, будучи потомком арапа, был черен, как памятник на площади. Она его в этом облике и воспела. Поэт - он всегда негр среди белых. Цветаева здесь продолжает самого Пушкина, написавшего своего "Арапа Петра Великого" и обронившего неожиданную фразу: "Под небом Африки моей". Моя Африка - мой Пушкин. Явная перекличка. Если вспомнить, что гадалка предсказала поэту гибель от "белого человека", оказавшегося блондином Дантесом, выстраивается целый каскад феерических аналогий.

Цветаева первая заметила, что Пушкин подарил нам двух Петров Великих и двух Пугачевых. Петр-полубог из "Полтавы" - прямая противоположность Петру из "Исторических записок" поэта. А сказочный Пугачев из "Капитанской дочки" - явный антипод свирепого самозванца, сдиравшего с людей кожу и смазывающего ружья человеческим салом. И то, и другое написал Пушкин. Контрастный черно-белый Пушкин Цветаевой ничуть не похож на гармоничного, уравновешенного Пушкина Ахматовой. Треуголка и растрепанный томик "Парни в тенистых аллеях Лицея", где позднее училась и сама Ахматова, - это настрой на всю жизнь. И этот поэт не выдумка. Памятник Пушкину напротив "Известий" своим изяществом и стройностью похож на камертон. Он был и останется нотой. "Не для житейского волненья, / Не для корысти, не для битв, / Мы рождены для вдохновенья, / Для звуков сладких и молитв". К такому Пушкину прильнул Блок, провозгласивший: "Поэт - сын гармонии". А под пером Брюсова Пушкин превратился в футуриста. Он нашел в стихах поэта множество скрытых анаграмм и ассонансных рифм. Банальную рифму "розы - морозы" Пушкин превратил в изысканную: "морозы - мы розы". "И вот уже трещат морозы / И серебрятся средь полей... / (Читатель ждет уж рифмы розы; / На, вот возьми ее скорей)".

Оставался один шаг, чтобы признать футуристов истинными правопреемниками Пушкина, что и сделал Маяковский в стихотворении "Юбилейное". Однако эгофутурист Северянин остался тверд: "Да, Пушкин мертв для современия, / Но Пушкин пушкински велик".

Есть еще Пушкин Лотмана и Пушкин Набокова. Читая их многотомные пояснения, вспоминаешь известное высказывание: важен не Шекспир, а примечания к нему. Есть еще Пушкин Вересаева, погрязший в долгах царю, да так и не расплатившийся. Я-то думаю, что сполна расплатился, хотя бы "Маленькими трагедиями", так и не напечатанными при жизни.

Сегодня под пером Андрея Битова вдруг объявился Пушкин-постмодернист. Слова этого Битов не произносит. Но его играющий веселый Пушкин, скачущий за зайцем, перебежавшим дорогу, - типичный постмодернист. Началось с ночной дуэли в "Пушкинском доме" среди множества гипсовых посмертных масок поэта, а завершается проектом памятника зайцу, спасшему Пушкина. Ибо, по версии самого Пушкина, он не успел к моменту трагедии на Сенатской площади именно из-за зайца. Но ведь и этот Пушкин не выдумка Битова. Поэт действительно любил игру.

В "Борисе Годунове" он явно играет в пьесы Шекспира вплоть до прямой реминисценции "народ безмолвствует". А "Пир во время чумы" - игра с драмой Вильсона "Чумной город". Даже самый популярный бренд "Я помню чудное мгновенье" - игра с текстом Жуковского, где - чуть не сказал "тоже" - есть "гений чистой красоты". Похоже, что кроме шоколадного Пушкина Петра Мамонова и бронзового - на мой взгляд, гениального - памятника Опекушина, есть еще и резиновый Пушкин.

А не прервать ли дурную традицию? Гений всегда безмерен, и каждая эпоха узнает в нем себя. Восторженный возглас "Пушкин - наше всё" не следует понимать буквально. Ведь в ответ раздалось контрастное эхо Андрея Белого: "Пушкин - наше ничто". Правда, согласно диалектике Гегеля всё и ничто - это единство и борьба противоположностей. Тезис и антитезис. Может быть, точнее всех оказался Тютчев: "Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет". И все же Белинский явно придавил Пушкина своей "энциклопедией русской жизни". Полно! Какая энциклопедия у Моцарта? А Пушкин - Моцарт русской поэзии. И в этом проблема. Легче и мелодичнее музыки Моцарта не было и не будет. Но в музыкальных кругах и об этой гениальной, сверхпопулярной музыке говорят: попса. Потому что художники, поэты и музыканты не могут скользить по наезженной колее. Миф о разрушительном авангарде родился в застоявшихся мозгах обывателей и закисших в кабинетах чиновников от литературы.

После площади Пушкина идет площадь Маяковского, как ни переименовывай ее в Триумфальную. Поэзия не терпит повторений. Второго Пушкина нет, и не надо. Перефразируя Маяковского, скажем: "Не делайте под Пушкина. / Делайте под себя".

Не случайно зек Синявский в книге "Прогулки с Пушкиным" заметил: "Гулять с ним можно". Что-что, а гулять мы любим. От шоколадного Пушкина до бронзового дистанция огромного размера. Но крайности сходятся. Бронзовый Пушкин обязательно становится шоколадным, а шоколадный - так или иначе, бронзовым.