Восторг!
   Абсолютный, чистый восторг - вот что я испытал вчера, когда курьер доставил мне заказ из Америки - первое отдельное издание сказки Рэя Брэдбери The Homecoming с его автографом, проиллюстрированное Дэйвом МакКином. Как же давно я желал этой книги - и вот, она у меня. Еще одна реликвия в мою пещеру Аладдина)
   Брэдбери всегда был первым среди равных для меня из всех волшебников от Искусства. Он как дельфин среди рыб - такой же грациозный, умный и добрый, а его Творчество - подобное мыслечувственному океану, сметающему всевозможные жанровые барьеры - опьяняет душу своей красотой и зажигает мысль силой безграничного воображения. Чего только нет в его сочинениях: фантастика и мистика, жизненные драмы и философские иносказания, детективы и социальные панорамы, истории о далеком будущем и недавнем прошлом, о жизни, дружбе, любви и смерти, и о чем-то таком, что таится на перепутье всех этих тем. Он - прозаик с душой поэта, поэт с умом философа и просто удивительный Художник слова.
   Сказка "Возвращение домой" (или "Прибытие", как она еще называется в русскоязычных изданиях) была написана Брэдбери на заре его творческого пути и стала заглавной в серии произведений о волшебном семействе Эллиотов, аллегорической семейной хронике автора, созданной под вдохновением от комиксов Чарльза Аддамса, с которым Брэдбери дружил, а тот рисовал иллюстрации к его рассказам. Венцом этой дружбы и творческого сотрудничества явился роман Рэя Брэдбери "Из праха восставшие", опубликованный в 2001 году, с великолепным рисунком Чарльза Аддамса на обложке.

 

 

 

 

   Это - моя личная Брэдбериана. Здесь еще не всё, просто больше не уместилось))

 

   В качестве приложения - сканы The Homecoming:

 

 

 

 

 

 

 

 

   А теперь - для самых любознательных читателей - мой рассказ "Калейдоскоп", посвященный Рэю Брэдбери, из новой книги, которая уже написана и намечена к публикации на октябрь этого года.

 

 

КАЛЕЙДОСКОП

 

Посвящается Рэю Брэдбери

 

Эдди сошел с поезда на сорок третьем километре и огляделся по сторонам. Был летний вечер, всё кругом утопало в зелени, и кажется, пассажиры не особенно возражали против этой вынужденной высадки, позволившей им немного размяться и подышать свежим воздухом после душного вагона, в ожидании следующего поезда. Наверно, давно на этой платформе не собиралось так много народу, но машинист объявил, что поезд дальше не пойдет и попросил освободить вагоны. И вот они все здесь, под мягко синеющим небом Среднего Запада, топчутся и переговариваются.

Солнце только начинало клониться к закату, все ниже опускаясь расплавленным золотым яблоком в розовеющие облака на горизонте за бескрайними полями, и Эдди залюбовался его многозначительной неспешностью. Он любил такие моменты и умел ценить их, так что в душе он был благодарен этой внезапной остановке, оттянувшей для него возвращение в большой и шумный город. В это время суток, когда смолкали дневные звуки, начинало отчетливей вырисовываться своеобразие природы, и можно было без труда различить шорохи в травах и кустах, и услышать стрекотание цикад в ближайших деревьях.

Минуты шли за минутами, поезд, оставивший их, уже давно стоял на боковом пути, а новый все никак не шел, и люди понемногу притихли, как будто завороженные окружавшим их спокойствием. Эдди смотрел на поле в мягком свете заходящего солнца, на это море трав, слегка колыхавшееся под вечерним ветром, и безмятежность разливалась у него в душе; внезапно он услышал девичий смех откуда-то издалека, и мысли его перенеслись к событиям прошлогоднего лета, когда с ним была Джейн. Как будто этот звонкий, чистый голос, словно пароль, открыл  некий отсек в его душе, который он старался не тревожить. Он еще немного постоял на платформе, глядя вдаль, а потом решил спуститься и пройтись по окрестностям.

Эти  места были ему знакомы, в детстве он часто бывал здесь в гостях у бабушки, и теперь ноги будто сами вели его по знакомой дорожке, а из подсознания всплывали давно позабытые детские ощущения, и они смешивались с воспоминаниями о девушке. Прошлое лето – их лето – промелькнуло подобно комете, осветив его жизнь радостью и волшебством, и навсегда унесло с собой частичку его самого, более чистую, склонную к вере в добро. Особенно ему вспоминался один день.

Это был их день. Как бывает день хорошего настроения, приятных совпадений или солнечной погоды. А в тот день было все это, и еще были они, и их сердца словно бились в унисон с сердцем мира. С самого утра они вышли из его дома, держась за руки и почти пританцовывая от переполнявшей их энергии, прошли пешком несколько кварталов и взяли в прокате автомобилей старинный фургон-вуди марки Форд. Они заехали в местный супермаркет, оказавшийся почти пустым в тот сезон отпусков, и купили там всё необходимое для пикника, шутливо поддразнивая друг друга и перебрасываясь товарами, а по дороге к кассе она удобно устроилась в коляске, закинув за борт тонкие стройные ноги, и он катил ее по проходу между витринами радостно и трепетно, как свое главное сокровище.

Он миновал каменистую дорожку и пошел через поле, углубляясь в прошлое и совсем позабыв о поезде, который должен увезти его обратно в город. Небо тем временем все больше наливалось синевой, и появлялись первые звезды. Отсюда было не видать человеческого жилья, но он знал, что там, за деревьями, в получасе ходьбы, начинается городок его детства, и оттого ему было спокойно.

Потом они ехали по главному шоссе за город, оставляя позади знойные городские улицы и тысячи всевозможных шумов. Вскоре поток машин стал редеть, и вдоль дороги потянулись ряды зеленых деревьев, и солнечный свет перемигивался с ними через их кроны. Фургон набирал скорость, летний ветер ерошил их волосы, а они всматривались вдаль, до самого горизонта, и он что-то напевал, а она откинулась на спинку и положила голову ему на плечо.

Он взъерошил волосы, словно снимая накипь прошлого, и достал из портфеля начатую бутылку джина. Платформа осталась далеко позади, а где-то на дереве пропела птица, протяжно и печально. Он сделал глоток, и воспоминания захлестнули его с новой силой.

Они доехали до места, определенного по раскидистому дереву в поле, оставили фургон у дороги, чуть отведя его на обочину, словно причалив на лодке к берегу высоких трав, и отправились вброд через это зеленое пахучее море, неся с собой корзинки с едой. Там, в зеленом поле, вдали от дороги, где земля начинала идти под уклон к реке, они устроились на траве и разложили провизию на белой скатерти. Они ели сэндвичи и салаты из морепродуктов, пили вино и смотрели на речку и в глаза друг другу. А потом, когда они попробовали почти все, что было на скатерти, заботливо передавая еду друг другу, он приблизился к ней, и, ни слова не говоря, они легли в траву, слыша шуршание стебельков, стрекот насекомых и свое горячее дыхание, и он зарылся лицом в ее волосы, и аромат их, густой и пряный, смешался с ароматом поля, словно она была его феей.

 Он перешел поле и вышел к шоссе, и единственный автомобиль показался из-за поворота – сначала был звук двигателя, потом свет двух фар, поигравший для начала с деревьями на той стороне и лизнувший траву на этой, и затем возник сам виновник этих явлений, светло-малиновый Шевроле-универсал давней модели, и, проехав мимо Эдди, стоявшего в придорожной траве, покатил дальше, забирая с собой звук двигателя и красный свет габаритных огней.

А потом они сидели рядом и смотрели на горизонт за рекой, и как солнце клонилось все ближе и ближе к воде, а где-то позади, вдалеке у дороги, вырисовывался в травах силуэт фургона, который поджидал их, чтобы отвезти назад в город. И где-то на краю сознания они помнили об этом, и оттого их души полнились особенной нежностью друг к другу и к этому дню на природе, так внезапно подаренному им судьбой. И когда солнце коснулось своим трепещущим краем глади реки, и повеяло вечерней прохладой, он взял ее на руки и отнес через море трав назад, к одиноко стоящему фургону. На обратном пути она спала у него на плече, а он вел машину и иногда прижимался щекой к ее теплой макушке.

За поворотом, в нескольких минутах ходьбы, был мост через речку, и он захотел постоять на нем, облокотившись о перила, глядя в бегущую воду и вспоминая былое, и, перейдя дорогу, пошел к нему. Джина в бутылке осталось совсем на донышке, его лимонное послевкусие щекотало Эдди гортань, и при ходьбе его слегка шатало. Он преодолел подъем дороги на повороте и увидел мост, совсем не изменившийся с тех пор, как он бегал здесь еще мальчишкой.

Она жила в другом городе, и тем вечером она должна была ехать домой, к своим родителям, поэтому он довез ее, спящую у него на плече, до автовокзала и разбудил осторожным поцелуем. Они постояли, обнявшись, перед дверью автобуса, а потом поцеловались на прощанье, и она поднялась по ступенькам в салон, и помахала ему рукой из окна. И он стоял у дороги до тех пор, пока автобус не скрылся на горизонте в клубах пыли.

Он стоял на мосту, облокотившись о перила, глядел на бегущую вдаль воду и думал о том, какая жизнь странная штука, она играет нами словно щепками в реке, порой забрасывая в недобрые водовороты, откуда нам приходится выбираться, напрягая все силы, а порой внезапно даря нам что-то хорошее и такое необходимое, чтобы затем также внезапно отобрать, оставив с ощущением пустоты и болезненным желанием цепляться за призраки прошлого.

Лето кончилось, Джейн вернулась к своей учебе, и у нее началась затяжная депрессия, из которой он пытался вывести ее своей заботой и нежностью, но лишь вызывал у нее истерики. А потом она сделалась холодной и отстраненной, и однажды призналась ему, что, несмотря на все хорошее, что в нем есть, несмотря на все, что было между ними, она так и не смогла по-настоящему полюбить его. Зато она поняла, что не может жить без одного типа, которого безответно любит уже много лет, несмотря на мимолетные романы с другими парнями. И это показалось ему так глупо, жестоко и несправедливо. Так они и расстались.

В воде показалась луна, и Эдди поднял взгляд в небо. Прошлое должно остаться в прошлом, как бы больно нам ни было. Нужно двигаться дальше – а зачем, почему, на это у нас нет ответа. Просто жизнь так устроена. Он распрямился и положил ладони на перила, чувствуя, как ветер овевает его лицо, норовя смахнуть слезы с глаз, но он не позволил ему этого, сложив гримасу боли в жесткую улыбку, и развернулся спиной к перилам. И вдруг впереди, за деревьями, он различил огонек.

«Не может быть», - подумал он. Раньше в том самом месте стоял магазинчик, в котором, помимо бакалеи и полуфабрикатов продавались всякие полезные в хозяйстве вещи, а летом там наливали прохладный сок. Эдди вспомнил, что там работала бабушка его подруги детства, которую тоже звали Джейн. Как давно это было…

Неужели магазинчик все еще работает в такой поздний час? Он решил обязательно выяснить это, и, перейдя через мост, стал пробираться между деревьями, на этот свет. Он двигался от ствола к стволу, стараясь не споткнуться, под ногами хрустели веточки и сосновые иголки, а свет впереди обретал очертания хорошо знакомого окна.

И вот, он вышел из-за деревьев и остановился на пороге магазинчика, в котором был последний раз так давно, что сейчас это казалось нереальным. Он подошел к двери с матовыми стеклами, приоткрыл одну створку и заглянул внутрь. Обстановка почти не изменилась, разве что прежние лампы сменились на флуоресцентные, добавился автомат с напитками и пара рекламных плакатов. За конторкой стояла женщина средних лет и недоуменно смотрела на вошедшего.

- Добрый вечер, - сказал Эдди. – Смотрю, вы работаете допоздна?

- Я уже закрываюсь, - сказала женщина.

- Я не был здесь много лет. А в детстве часто бывал.

- Ну что ж, с возвращением.

- Спасибо.

Он медленно прошел вдоль витрины, глядя на бакалею и товары народного потребления, удивляясь, насколько неизменными могут быть некоторые вещи. Мы живем день за днем, узнаем что-то новое, меняемся, а между тем где-то внутри нас остается комната, независимая от времени и внешних перемен, любовно обставленная нашими мечтами, из окна которой открывается вид на летний сад. И в этот самый момент он увидел калейдоскоп, детскую игрушку, в которой из разноцветных стекляшек складывались самые удивительные узоры, всегда разные и всегда поразительные. Когда-то у него был такой, а потом он куда-то подевался, но в глубине души Эдди всегда мечтал найти его.

- У вас продается калейдоскоп, - сказал он. – Я уже давно нигде их не видел.

- Да вот, пожалуйста, - сказала женщина. – Этот последний остался.

- Я возьму его.

- Два доллара, семьдесят два цента.

Он набрал нужную сумму без сдачи и получил в обмен на нее удивительную трубку, обклеенную изображениями старинных карт с латинскими надписями. Где-то вдалеке прозвучал гудок поезда.

- Спасибо, - сказал он. – Спокойной ночи.

- Пожалуйста, - сказала женщина. – Заходите еще.

Он вышел из магазинчика словно окутанный волшебством, и не спеша пошел по дороге к платформе. Этот калейдоскоп оказался не таким, как он думал – в нем не было наконечника с разноцветными стекляшками, которые бы образовывали узоры, вместо этого трубку венчала выпуклая линза, при взгляде сквозь которую окружающий мир дробился на правильные многогранники, причудливо перемещавшиеся вокруг друг друга, стоило смотрящему повернуть трубку. На что бы ты ни посмотрел, ты видел всё новые чудеса и диковины, словно танцующие вальс перед твоими глазами. Эдди дошел до платформы, на которой уже не было ни одного человека, успев налюбоваться таким образом на освещенные окна домов и луну.

«Интересно, как там поживает Джейн, с которой мы дружили в детстве?» - подумал он, улегшись на скамейку, положив под голову портфель и направив калейдоскоп на звездное небо.

 

 

 

 

  

 

     Два предыдущие дня писатель Нил Гейман, живой классик готической субкультуры, провел в Москве, общаясь со своими поклонниками, и я смог пообщаться с ним. Это было чудесно! Знаете, как бывает: тебе нравится какой-то автор, ты находишь близким его творчество, при этом нельзя сказать, чтобы оно вызывало в тебе безумный восторг, просто тебе это по-человечески близко, и, читая, ты думаешь: «вот же прикольный чувак, а хорошо бы с ним вот так пообщаться за жизнь и вообще». И вдруг ты узнаешь, что у тебя есть такой шанс. Но ты, как человек, изведавший по жизни немало разочарований из-за крушения своих возвышенных иллюзий, не возлагаешь на эту встречу особых надежд, просто думаешь, что это будет прикольно. И вот, настает момент – и с первых минут общения этот человек совершенно очаровывает тебя, и вскоре ты понимаешь, что по жизни он еще замечательней, чем его творчество. А творчество его и вправду замечательно: несколько романов – как для взрослых, так и для подростков, сказки для любого возраста, сборники рассказов и стихов, совместный роман с великим Терри Пратчеттом («Добрые знамения», невероятно остроумная и залихватская история о грядущем конце света), огромное количество комиксов о загадочном Песочном человеке и плюс сценарий для нового сезона сериала "Доктор Кто». Нил Гейман воистину полифоническая личность. Представьте же себе всё удивление и восторг его поклонников, когда он раскрывается в общении как потрясающе искренний, остроумный и неподдельно харизматический человек!

 

  

 

 

     Стивен Кинг как-то заметил о таких встречах с читателями: "Все смотрят на тебя как на мессию и ждут каких-то немыслимых откровений, а ты, понятное дело, напускаешь на себя заумный вид и вообще ведешь себя так, будто ты и штаны надеваешь не как все". Так вот, с Нилом Гейманом всё совсем по-другому.

     За каждый из двух дней он провел две встречи, и я побывал на каждой второй – в кафе «Пятница» и в книжном магазине «Додо». Еще до его прибытия в «Пятницу», куда я приехал примерно за час, в течение которого помещение непрестанно заполнялось прибывающими поклонниками и людьми с кинокамерами, организаторы нам объявили, что Нил Гейман простужен и неважно чувствует себя, поэтому он сможет уделить нам не больше двадцати минут. При этих словах все приуныли, а когда к назначенному времени Нил Гейман не появился, и нам сказали, что он задержится примерно на полчаса, было заметно, как все нервно заерзали на своих местах и стали переминаться еще более нетерпеливо. Я стоял с приятелем у барной стойки, потягивал пиво и рассуждал о творчестве и об искусстве в целом, пытаясь сохранять непринужденный вид. Потом с нами заговорила какая-то девушка, решившая на всякий случай уточнить, чем же собственно знаменит ожидаемый человек. Мы начали просвещать ее, причем я не сразу заметил, что говорю по-английски. И тут, - музыка чуть смолкла, и голос из динамиков объявил: «Товарищи, Нил Гейман прибыл»! Вслед за тем стали раздаваться фанатические вопли от самого входа, постепенно приближаясь к нам, и я увидел, как толпа расступается, давая дорогу человеку в черной кожаной куртке, с поэтической шевелюрой, торчавшей во все стороны, и заразительной улыбкой.

     Он прошел мимо меня, по пути обнимая девушек, ловко забрался с ногами на высокий стул с низкой спинкой и уселся там как мудрый ворон, осматривая публику, почтительно обступившую его. Последовали восторженные приветствия, и он отвечал, кивая, как он рад впервые оказаться в России и узнать, что его здесь так любят. По обеим сторонам от него встали переводчик и репортер, зачитывавший бумажки с вопросами от поклонников. И началось общение!

     Его спрашивали о жизни, о творчестве, о книгах, комиксах и фильмах по их мотивам, а также о его отношении к другим писателям в жанрах мистики, фэнтази и магического реализма. А он увлеченно рассказывал обо всех этих темах, вспоминал случаи из жизни, цитировал великих мастеров и непринужденно шутил. Он вел себя как одаренный лектор перед благодарной аудиторией, а мы внимали ему. В итоге, двадцатиминутная беседа растянулась на полтора часа.

     Особенно мне запомнились следующие вопросы и ответы:

     -     Верите ли вы в Бога или в богов, и если да, то в каких?

     -     Я верю в то, о чем пишу. Это обязательное творческое правило. Когда я писал «Американских богов», я верил в каждого из них – в египетских, греческих, северных и даже – наверно, я был первым человеком за несколько тысячелетий, поверившим в славянских богов. [Восторженные крики и аплодисменты].

     -      Читали ли вы кого-нибудь из российских фантастов, например братьев Стругацких?

     -    Да, я читал их в детстве, например "Пикник на обочине", и мне это очень понравилось. Еще мне нравится "Мастер и Маргарита". [Одобрительные возгласы].

     -    Кто вам ближе - собаки или кошки?

     -    Вообще-то я всю жизнь был заядлым кошатником, хотя с некоторых пор у меня в доме живет и собака... Дело в том, что кошки стимулируют меня на творчество. То есть, если собака смотрит на тебя, она как бы хочет сказать: я не представляю, что ты сейчас делаешь, но это должно быть что-то очень умное. А кошка может усесться перед тобой и так посмотреть, словно видит тебя насквозь, и как будто спрашивает: а ты уверен, что эту запятую нужно ставить именно сюда?

     -    Верите ли вы в существование души и в загробную жизнь?

     -    Я верю, что лет этак через сорок я буду знать точный ответ на этот вопрос.

     -    Как вы себе представляете вашего идеального читателя?

     -    Ну... это такой Нил Гейман из параллельной реальности, который в силу каких-то причин живет другой жизнью - это может быть даже девушка с синими волосами, если она чувствует все так же, как и я.

     -    Что вы думаете об эскапизме фантастической литературы?

     -    Знаете, Гилберт Кит Честертон как-то сказал по этому поводу, что люди, которых беспокоит проблема эскапизма должны считать себя тюремщиками.

     -    Как вы успеваете писать книги, путешествовать и вести переписку со своими читателями?

     -    Очень дельный вопрос. Раньше я, бывало, садился утром проверять свою почту, и заканчивал примерно через час. Но теперь я могу взяться за почту с утра, а потом услышать, как меня спрашивает моя дочь, вернувшись из школы в три часа дня: пап, чем ты занят? А я говорю: отвечаю на письма.

     -    Многие отмечают, что вы берете сюжеты известных произведений и как-то перерабатываете их в в своем творчестве. Вам это не кажется немного неэтичным?

     -    Есть произведения искусства и есть подделки. И это не имеет отношения к сюжетным заимствованиям. Здесь важно ощущение, которое пробуждают эти произведения. Я как бы предлагаю читателям своеобразную культурно-интеллектуальную игру. Это, своего рода, моя дань уважения великим произведениям.

     - Какую бы книгу вы дали инопланетянам из далекого космоса, чтобы они по ней узнали землян?

     - ...Интересный вопрос. Пожалуй, это была бы книга Дугласа Адамса "Автостопом по галактике.

 

 

 

 

     Отдельное уважение вызвало высказывание Нила Геймана о любви русских читателей к хорошей фантастической литературе:

     - Мне с детства нравились какие-то авторы-фантасты, которые, почему-то, не были особенно популярны в мире, но вот в России их всегда любили и ценили по достоинству. 

     И его высказывание о творчестве:

     - Нередко издатели предлагают мне: Нил, напиши-ка нам продолжение своих "Американских богов" или еще какой-нибудь успешной книги. Но я всегда отказываюсь, потому что мне это не интересно. Я скорее выберу какой-то новый, неизвестный мне замысел, о котором никто не знает и которого никто не ждет, и приложу все старания, чтобы сделать хорошую книгу. Я всегда стремлюсь к чему-то новому в творчестве.

     И конечно, все с удовольствием послушали его рассказ о сотрудничестве с Терри Пратчеттом:

     - Это случилось в конце 80-х. Я был тогда совсем неизвестным писателем, и начал разрабатывать сюжет о приближении конца света, и как герой находит всякие знамения об этом, и пытается придумать, как ему теперь быть, и это был юмористический замысел. И вдруг, ко мне обращается Терри Пратчетт: "До меня тут дошли слухи о твоем проекте, и я всерьез заинтересовался им. Я бы и сам написал об этом, но ты меня опередил. Давай сделаем так: ты можешь продать мне права на эту вещь или, если хочешь, напишем ее вместе". Это было как будто к маленькому мальчику, который рисует каляки-маляки, обратился Рафаэль или Микельанджело с предложением нарисовать картину вместе. Я был совсем не дурак, и поэтому сказал: "Конечно, давайте напишем книгу вместе". И мы написали ее, это было невероятно увлекательное занятие, мы все время по-хорошему подкалывали друг друга и старались творить на пределе своих возможностей.

     А под конец встречи я попросил Нила Геймана прочитать свое стихотворение Fairy Reel, и передал ему распечатку, и он с удовольствием сделал это. Нужно ли говорить, что все были в восторге =D

   

 

     P.S. Следующим вечером, в книжном магазине "Додо" было все так же замечательно и оригинально, Нил Гейман продолжал очаровывать нас (смотрите предпоследнее фото), и даже прочитал еще одно стихотворение - Instructions. А завершилась встреча, разумеется, раздачей автографов)

   Книга, как литературное произведение, какой бы замечательной она ни была, пребывает большую часть своей жизни, как бы, в спячке, и оживает только тогда, когда кто-то читает ее. И жизнь эта от раза к разу не равнозначна, поскольку каждый читатель оживляет книгу по-своему. Можно сказать, что книга всегда живет "правильно" в сознании автора, но ведь искусство невозможно без общения с публикой, и потому любая публикация для автора - это, своего рода, божественная авантюра, исход которой неизвестен заранее. В любом случае, у каждого автора есть некая модель идеального восприятия его творчества, у меня тоже есть такая модель, и я иногда развлекаюсь, воображая себе ее в действии.

   Итак, представляю вашему вниманию фотоподборку на тему

 

Женщина с книгой.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   Мне сегодня вдруг подумалось - вот если бы пришлось так сразу взять и сняться с места, капитально, и отправиться в далекие дали, или вообще бродить по свету, какие бы книги я обязательно взял с собой из своей домашней библиотеки примерно на семьсот томов?
   Минуту-другую я скользил взглядом по знакомым напересчет корешкам, и отмечал, иногда с приятной уверенностью, а иногда с удивлением - словно некий голос во мне говорил за меня, какие книги я бы должен был взять обязательно, чтобы они грели мне душу под незнакомым небом и наполняли паруса моей души.
   Для усиления драматического эффекта я решил, во что бы то ни стало, выбирать не больше одного тома каждого автора, чтобы полнее ощутить его особенную значимость (однако, это не распространялось на издания из нескольких томов).
   Вскоре я выудил все эти книги с полок, и расположил их в ряд на ковре, добавив снизу один сборник рассказов и три не художественные книги.
   Пробежав по ним взглядом, я с удивлением обнаружил, что среди них не оказалось некоторых из тех, что я привык считать своими любимыми - здесь и сейчас, в данной точке пространства и времени, зато я обнаружил несколько таких, которым почему-то до сих пор не уделял первостепенного внимания.
   Не оказалось среди них ни "Двенадцати стульев", ни "Гаргантюа и Пантагрюэля", ни добрых притч Коэльо, зато я ощутил непреодолимое желание читать в долготрудном пути Вильяма нашего Шекспира в оригинале, алхимическую мистерию о приключениях Христиана Розенкрейца и антологию христианской ангелологии.
   Итак, вот эти книги:

 

Валентин Андрэ - "Химическая свадьба Христиана Розенкрейца в году 1459", раритетное издание с комментариями и приложениями.
Рэй Брэдбери - колоссальный сборник издательства "Книжная палата" (отличный пример условности понятия "один том"), включающий основной объем его сочинений, примерно, до 1990 года.
Ивлин Во - "Возвращение в Брайдсхед". Герой этой книги - мое альтер эго - путешествует по планете своих воспоминаний, словно лирический Индиана Джонс.
Герман Гессе - издательский сборник "Сидтхартха", который дорог мне, прежде всего, проникновенными эссе об искусстве, культуре и жизни.
Ширли Джексон - "Мы живем в замке". Казалось бы, что может быть менее уместно в дороге, чем витиеватое повествование от лица шизоидной девочки-подростка, обитающей в пределах старой усадьбы, а вот поди ж ты - сердце запросило.
Исаак Башевис Зингер - "Шоша". В принципе, та же тема.
Анджела Картер - "Кровавая комната". Этот сборник сюрреалистических сказок-коллажей способен расцветить любые будни.
Джон Краули - "Парламент фейри". Вот уж действительно - книга на все времена, по крайней мере, для меня.
Милан Кундера - "Нарушенные завещания". Считая Кундеру прирожденным эссеистом, я предпочел этот авторский сборник эссе его художественным сочинениям.
Говард Лавкрафт - издательский сборник в двух томах "Притаившийся ужас", представляющий основное художественное наследие нежно любимого мной Лавкрафта.
Биография Лавкрафта, написанная мэтром фантастической литературы Спрэгом Де Кампом. Как ни странно, это единственная биография из нескольких десятков, по которой я ощутил настоящее душевное томление.
Айра Левин - "Ребенок Розмари". Эта самая трогательная и душераздирающая история повсюду напоминала бы мне о недостатке справедливости в этом мире.
Чарльз Де Линт - авторский сборник рассказов "Блуждающие огни" из серии "Городские легенды". Чтобы никогда не забыть о простых и волшебных человеческих историях из жизни больших городов.
Роберт Маккаммон - "Жизнь мальчишки". Если бы я мог вернуться в детство, я хотел бы прожить его как герой этой книги.
Герман Мелвилл - "Моби Дик". Морская эпопея библейского размаха с чисто человеческой жизненной иронией.
Харуки Мураками - "Норвежский лес". Истории из жизни мальчишек и девчонок, которые всегда остаются сами собой и нигде не бывают дома.
Владимир Набоков - издательский сборник из двух вещей: "Лолита" и "Приглашение на казнь". Каждая из них бесконечно дорога мне - как и самому Набокову.
Джойс Кэрол Оутс - авторский сборник рассказов "Одержимые". Из прозы Оутс я сразу ощутил особую симпатию к рассказам, а из всех сборников - особую теплоту именно к этому.
Милорад Павич - "Ящик для письменных принадлежностей". Именно эта его книжица запала мне в душу глубже других, и что самое странное - даже глубже "Пейзажа, нарисованного чаем" и "Хазарского словаря".
Орхан Памук - "Новая жизнь". Жизнь в пути похожа на жизнь внутри книги, в этом сходстве есть определенная притягательность.
Edgar Allan Poe - полное собрание рассказов, "Повесть о приключениях Артура Гордона Пима" и избранные стихотворения. Без одержимого Эдгара - никуда.
Терри Пратчетт - "Роковая музыка". Среди его многообразных и равно неподражаемых сочинений, именно это тронуло меня сильнее всего - наверно, своей особенной "музыкальной" проникновенностью, проступающей сквозь традиционный бронебойный юмор.
Марио Пьюзо - "Дураки умирают". Это самое личное произведение Пьюзо, самое жизненное и, пожалуй, самое остроумное - о жизни писателя, о его творчестве, об отношениях с женщинами, о семье и о дружбе.
Anne Rice - "Interview with the Vampire". В своем роде, безупречное повествование о странствовании сквозь лабиринт страстей и испытаний - к подлинной свободе.
Джоан Роулинг - "Гарри Поттер и узник Азкабана". Из всех моих любимых сказок, только эта угнездилась в моей душе не по детски.
Мигель Де Сервантес - "Дон Кихот". Что наша жизнь, как не игра в героев?
Bram Stoker - "Dracula". Это классика мистического квеста, история на все времена.
Братья Стругацкие - авторский сборник повестей, из которых мне всего дороже "Трудно быть Богом". Три дня из жизни человека духа, обремененного дилеммой между чувствами и долгом, среди людей плоти - с прологом и эпилогом.
Jerome D. Salinger - "The Catcher in the Rye". Для меня это эталон исповеди, когда автор напрямую общается с читателем, минуя всевозможные культурные препоны и неизменно оставаясь на самой настоящей частоте, когда простыми словами сказано всё.
Амос Тутуола - издательский сборник из двух замечательных повестей: "Путешествие в город мертвых" и "Моя жизнь в лесу духов". Вот она, мощь африканского фольклора во всей своей страшной красе.
Джон Фаулз - авторский сборник повестей, заглавная из которых, "Башня из черного дерева" полюбилась мне еще с тех времен, когда ее не было в русском переводе, и до сих пор она мне дороже всего из творчества Фаулза. Здесь есть все, что волнует художника в самом широком смысле этого слова - жизнь, любовь, искусство.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд - издательский сборник, в котором представлен и мой любимый "Великий Гэтсби" и замечательные рассказы. Творчество Фицджеральда - это самый меткий и трогательный портрет Америки эпохи джаза: прекрасной, наивной, зыбкой, брутальной и просто общечеловеческой.
Билл Флэш - две повести по сценариям одноименных фильмов Тима Бартона: "Бэтмен" и "Бэтмен возвращается". Эти повести бесконечно дороги мне своим мрачноватым шармом, своими неподражаемыми героями, воплощающими всевозможные парадоксы человеческой психики, и своей городской мифологией.
William Shakespeare - The Tragedies. Сборник трагедий Шекспира, представляющих все богатство человеческих страстей, чувств и мыслей, поданных под соусом неподражаемого авторского видения.
Ким Эдвардс - "Дочь хранителя тайны". Трогательная и таинственная история одной семьи: о том, как нас подводят лучшие чувства, о том как прошлое лепит будущее, о жизни и любви, о самопознании и примирении.
Умберто Эко - "Маятник Фуко". История мистических похождений двух интеллектуалов-фантазеров, стремящихся раскрыть мировой заговор и заодно постичь смысл жизни; нелегко же мне было предпочесть эту книгу Эко его иллюстрированной "Истории красоты".

Сборник рассказов англоязычных авторов, по большей части не известных мне, "Лучшее за год" в жанрах мистики, фэнтези и магического реализма. Я смакую эти маленькие сокровища от случая к случаю (на сегодня дойдя примерно до половины), и каждое из них буквально изумляет меня и приводит в восторг - далеко не каждый авторский сборник способен на такое.

"Ответы непосвященному" Зора Алефа. Беседы мистического философа и целителя Зора Алефа со своим отцом, по материалам лекций и семинаров, о самых различных вопросах человеческого бытия.

"Ностальгия по истокам" Мирчи Элиаде. Оригинальные культорологические исследования о многообразных связях между древностью и современностью, о неисчерпаемости подсознательного в наших душах, и о важности мифотворчества для человеческого развития.

"Книга ангелов" издательства "Амфора". Замечательная антология ангелической литературы в христианской традиции - от древности до современности.

   Кажется, эти книги способны облегчить любой путь, особенно тот, что мы проходим изо днгя в день, и они вызывают желание - по крайней мере во мне - рассказать о них встречным путникам: вдруг кто-то узнает в них себя?

   Я тут поутру задался идеей выбрать из своей библиотеки книги о самых счастливых людях. Причем чтобы это были такие люди, с которыми я мог бы хоть немного ассоциировать себя. И чтобы действие произведений происходило в мире хотя бы относительно реалистическом.

   После примерно десятиминутного фланирования вдоль стеллажей, мной оказались отобраны следующие книги:

   «Вино из одуванчиков» и разные рассказы Рэя Брэдбери,

   «Алые паруса» Александра Грина,

   «Маленький, большой» Джона Краули,

   «Лезвие бритвы» Ивана Ефремова,

   «Другое тело» Милорада Павича,

   «Форрест Гамп» Уинстона Грума,

   «Рубашка» Евгения Гришковца,

   «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» Лоуренса Стерна,

   «Дураки умирают» Марио Пьюзо,

   Эротические рассказы Анаис Нин,

   А также сборник историй о Дживсе и Вустере Пэлема Вудхауза.

 

 

   Особенно мне разбередил душу один некстати вспомнившийся отрывок из «Дураков» Пьюзо:

   «В женщинах я видел святилище, пусть и для индивидуального пользования, само существование которого позволяло вынести всё, что угодно. Как я или любой другой мужчина мог выдержать тяготы повседневной жизни без такого вот святилища? Я приходил домой, ненавидя день, который пришлось положить на безразличную мне работу, волнуясь из-за денег, потеряв последнюю надежду на то, что я стану знаменитым писателем. Но душевная боль исчезала, потому что я ужинал с семьей, рассказывал на ночь сказки детям, а потом занимался любовью с верящей в меня женой. Происходило чудо. Не только для меня и Валери, но и для бесчисленных миллионов мужчин и их жен и детей. На протяжении тысяч лет. Что еще могло удержать человека от самоуничтожения? Только любовь и, возможно, чуть-чуть ненависти».

 

   А еще я завидую школьникам до подросткового возраста, у которых сейчас начались каникулы.

   Я всегда любил книги. Начиная с позднего детства и до тех пор, пока я сам ни стал отцом, они играли весьма важную роль в моей жизни (то есть, я и сейчас не прочь перелистать книжку-другую на сон грядущий, но тогда это было совсем другое дело). Когда-то книги были моим флагом, моим прибежищем, моим наваждением... Они спасали меня от кошмара повседневного существования, привносили видимость смысла в мою жизнь и помогали мириться с неизбежным. Но вместе с тем, они словно вымывали меня из реальной жизни, и я сам не заметил, как окружающий мир перестал волновать меня сам по себе и стал восприниматься исключительно через призму прочитанного. Это было добровольное и очень заманчивое "не-бытие", которое как бы освобождало меня от ответственности за все, происходящее вокруг. Так или иначе, судьба должна была как следует потрудиться, чтобы извлечь меня наружу из этого кабинетного рая и заставить самому принимать решения и действовать вовне. (К тому времени у меня был накоплен колоссальный багаж теоретических знаний о человеческой жизни, но на практике они распознавались только после того, как я наступал на очередные грабли: "а, так вот о чем это было!"). Вот уже пару лет как мои отношения с книгами можно назвать непринужденным компанейством, взамен религиозного паломничества или бурного романа, как это было раньше. И мне это нравится - теперь я могу видеть жизнь во всей ее полноте и быть героем своей собственной пьесы, сюжет которой сочиняется по ходу действия и при моем участии. К слову сказать, моя склонность к писательству никак не нарушает достигнутого компромисса между мной и книгами, даже напротив, помогает поддерживать его, ведь чтобы было о чем писать, нужно по-настоящему жить.

   Так или иначе, книг из моей домашней библиотеки вполне хватило для того, чтобы сложить такую вот забавную горку:

         Не так давно мне на ум пришла идея - разместить здесь фотографии моих любимых писателей: собрать их, так сказать, в одной компании и порадоваться вместе с вами на эти дорогие мне лица. Поначалу мысль показалась мне забавной. Но стоило приняться за дело - т. е. отбор фотографий - как я столкнулся с непредвиденными сложностями: во-первых, я собирался отобрать только самых любимых писателей, а не просто тех, которые мне нравятся, и здесь возникла такая загвоздка - почему я считаю любимым своим писателем, например, Льюиса Кэрролла, хотя из всего им написанного я читал только лишь две его сказки про Алису; с другой стороны, что-то смутно сознаваемое мешало мне причислить к любимым, например, Стивена Кинга, хотя я прочитал не меньше полудюжины его романов... Потом я с удивлением ощутил различие между любимым писателем и любимым произведением: то есть, я не чувствовал в себе решимости причислить к любимым писателям, например, Джоан Роулинг, хотя я очень люблю сказки о Гарри Поттере; а вот Энн Райс я безоговорочно причисляю к любимым, только за четыре ее романа (из более, чем двадцати): "Интервью с вампиром", "Вампир Лестат", "Скрипка" и "Христос Господь: исход из Египта". В итоге - по не до конца понятным мне критериям - за бортом остались такие писатели как Дюма, Бальзак, Гюго, Флобер (надо же, сколько французов!), Чехов, Достоевский, Бабель, Грин, Веллер (русских не меньше :-))), Кнут Гамсун, Герман Гессе, Кен Кизи, Энтони Берджес, Макс Фриш, Гарсия Маркес и некоторые другие. И наконец, сам отбор фотографий: понятное дело, что творческий человек - сколь бы одаренным он ни был - не может сохранять на лице печать гениальности 24 часа в сутки 365 дней в году - они, как и прочие смертные, тоже подвержены приступам меланхолии, творческой апатии, безверия в себя и прочим душевным комплексам, а мне хотелось найти именно такие фотографии, на которых наиболее ясно проступала бы их вдохновенная натура, и это - скажу я вам - оказалось непростой задачей. И всё же, несмотря на все подводные рифы, этот замысел оказался не безнадежным.

         И так: добро пожаловать в компанию моих любимых писателей (в алфавитном порядке):

 

 
 Айзек Азимов, в чьих романах роботы куда как интереснее и явно человечнее, чем многие люди.

 

 

Рюноске Акутагава, утонченный психологизм которого словно препарирует легчайшие движения души его героев.

 

Роберт Блох, чье изысканное безумие способно превратить в поэзию даже отчет патологоанатома.

 

Рэй Брэдбери, который повенчал фантазию с реальностью, и создал новый вид литературы.

 

Михаил Булгаков, который сумел привнести магию в цитадель материализма и воспел бессмертную Любовь.

 

Ивлин Во, подаривший нам таких бесподобно трогательных и обреченных героев.

 

Курт Воннегут, беспощадный сарказм которого может сравниться только с его человечностью.

 

Николай Гоголь, заваривший вкуснейшую кашу из прикарпатского фольклора и всевозможных человеческих пороков.

 

Натаниэл Готорн, утонченная поэтичность которого способна озарить даже самые глубокие каверны пуританского мракобесия.

 

Ширли Джексон, которая сплетает психологичность с готической традицией, создавая покров небывалой красоты и своеобразия.

 

Чарлз Дикенс, чья вера в Человека непостижимым образом сосуществует с убежденностью в самых низких свойствах его натуры.

 

Исаак Башевис Зингер, который рассказал нам простые истории о самом главном, сумев затронуть в нас что-то сокровенное.

 

Уильям Батлер Йейтс, подаривший нам богатство кельской мифологии и показавший, что сон и явь не так различны, как принято считать.

 

Трумэн Капотэ, который играл музыку человеческих будней, даря нам пронзительное ощущение жизни  - здесь и сейчас.

 

Анджела Картер, чье сумбурное воображение повергает нас в шок и трепет, и приближает к волшебству.

Франц Кафка, творчество которого - отчасти вопреки его воле - открыло нам бескрайний лабиринт подсознательного.

 

Артур Конан-Дойл, создавший самого стильного сыщика на свете и нарисовавший удивительную панораму викторианского Лондона.

 

Пауло Коэльо, который знает, что жизнь удивительней любой сказки, и возвращает нам первозданную радость бытия.

 

Джон Кроули, ткущий полотно повествования, словно персидский ковер, сочетая жизнь, грезы, любовь, и привнося ощущение Таинства.

 

Милан Кундера, ведущий с нами задушевные беседы о жизни, небрежно присовокупляя к ним весь сонм мировой культуры.

 

Льюис Кэрролл, поделившийся с нами своими трогательными и прекрасными фантасмагориями.

 

Говард Лавкрайт, непревзойденный провозвестник Неведомого, чей слог изыскан, богат и филигранен. 

 

Густав Майринк, визионер оккультных откровений, проза которого подобна снам наяву.

 

Роберт МакКаммон, прижизненный классик мистического романа, в котором благородство стиля помножено на виртуозную интригу.

 

Сомерсет Моэм, открывший глубокое в повседневном и показавший, что главное произведение искусства - это жизнь.

 

Харуки Мураками, печальный лирик, умеющий дарить улыбки.

 

Владимир Набоков, показавший нам жизнь изнутри и открывший, что все богатства мира - в твоей душе.

 

Анаис Нин, прожившая жизнь как искусство и поделившаяся ею с целым миром. 

 

Джойс Кэрол Оутс, рассказавшая нам прекрасные и жуткие истории о повседневной небывальщине языком своеобразным как полет бабочки.

 

Милорад Павич, повествующий о сокровенном в повседневном, сочетая из слов витражи, и дарящий радость жизни.

 

Орхан Памук, по-восточному изыскан, по-западному интеллектуален, и по-своему человечен.

 

Виктор Пелевин, романтик городских будней и эзотерик масскультуры.

 

Эдгар По, первый среди равных, поэт потусторонних миражей и теоретик элегической печали.

 

Франсуа Рабле, непревзойденный извлекатель квинтэссенции из чего угодно, чье жизнелюбие даже мертвых заставит плясать.

 

Энн Райс, озарившая мир новой верой в Прекрасное, повенчавшая искусство, любовь и религию.

 

Мигель Сервантес, подаривший нам самого трогательного рыцаря на свете и восславивший любовь к приключениям.

 

Братья Стругацкие, неутомимые выдумщики, остроумные шутники и тонкие знатоки человека.

 

Джером Дэвид Сэлинджер, который рассказал о том, как невинность отягощается горьким опытом, но не теряет своего достоинства.

 

Джон Рональд Руэл Толкин, создавший сказочный мир, живописный как летний день в заповеднике и наполненный эпическими приключениями.

 

Джон Фаулз, подлинный художник слова, для которого полотно - человеческая жизнь во всем ее многообразии.

 

Фрэнсис Скотт Фицджеральд, рыцарь эпохи джаза, показавший нам великосветскую Америку 20-х годов с изнанки и изнутри.

 

Эрнест Хемингуэй, рассказавший нам о том, что значит быть героем под давлением.

 

Рэймонд Чандлер, создавший один из наиболее живых портретов городской Америки 30-х годов - в характерах, образах и ситуациях.

 

Артур Шницлер, виртуоз психологического романа, играющий симфонии человеческих взаимоотношений.

 

Умберто Эко, интеллектуал-романтик и гурман в искусстве, романы которого подобны средневековым соборам.

 

Мирча Элиаде, творчество которого подобно исповеди длиною в жизнь, в которой древность реальнее современности, а эзотерика - что хлеб насущный.

 

Вот, кажется, и все.

 

И всё же...

 

Джоан Кэтлин Роулинг, автор самой трогательной, таинственной и захватывающей сказки из всех, что я читал.