1995-1996 гг.

Итак, с июля 1995 г. я безработный, и теперь у меня появилась возможность жить у себя дома в Гиват Ольге и чувствовать себя нормальным человеком. Здесь хорошо, все прелести курортной жизни, море, пляж, знакомые. Рая посещает кружок домохозяек в клубе ВИЦО (международная сионистская женская организация), который находится у нас прямо рядом с домом.

Прочитал в какой-то газете, что Джоб-клуб в Натании организует бесплатный курс по поиску работы, и даже оплачивает проезд. Этот клуб в свое время создали евреи - репатрианты из Англии, и они финансируют его функционирование. Я решил принять участие в этом курсе, решил, что он мне никак не помешает. Курс был рассчитан на 3 недели, и был хорошо организован. Изучали, как искать работу, как грамотно написать трудовую биографию и сопроводительное письмо. Много времени было отведено тому, как следует проходить интервью, как суметь продать себя наилучшим образом. Интересно, что занятия сопровождались видеосъемкой, и потом можно было увидеть себя на экране, как я отвечаю на вопросы. У меня всегда было чувство уверенности в себе при прохождении интервью, а этот курс еще более его укрепил.

Тем временем регулярно отмечался в службе трудоустройства, посылал свои трудовые биографии по мере поступления соответствующих объявлений и не терял надежду найти работу.

Начал работать над составлением корневого англо-русского словаря, взяв за основу англо-русский словарь под редакцией О.С. Ахмановой и Е.А. Уилсон (20000 слов). На данном этапе просто пытался понять, как устроен этот язык, и что такое корень в этом языке. Понял, что это совсем не просто, по сравнению с ивритом, но, тем не менее, кое-что стало проясняться.

В октябре 1995 г. в службе трудоустройства получил объявление, что требуется кандидат технических наук по моей специальности. Позвонил, и оказалось, что речь идет о фирме Тан Керамика, расположенной в Мигдапь а-Эмек. Связался с Розой Кечер, и она сказала, что там работает Шломо Бам. Поехал на интервью, и Шломо Бам подвез меня на фирму. Там встретился с Анатолием Агулянским, научным руководителем этой фирмы. Тот ознакомился с моей трудовой биографией и выразил свое одобрение. Потом он отвез меня на фирму ЛГ питуах [развитие, разработки], где первые две буквы означают Лев Губенко (название этой головной фирмы на английском языке LG development), и там познакомил меня с административным директором фирмы Мироном Лахат. Тот прочел мою трудовую биографию и попросил переписать ее на русском языке. Затем он созвонился с Тель-Авивом, где размещалось управление компании, и договорился о моем визите.
На следующий день я поехал в Тель-Авив и там сначала полчаса беседовал на иврите с Довом Шторх, генеральным директором фирмы ЛГ питуах, а затем с ним же на русском. Потом он представил меня хозяину фирмы Льву Губенко. Тот принял окончательной решение взять меня на работу, на должность заместителя генерального директора фирмы по техническим вопросам.


Рая Позина, Люся Кофман, Геня Краснер, Леня Позин и Люсина мама, 31 декабря 1995 г., у нас в квартире, Гиват Ольга


Рая и Леня Позины, Рома и Люся Кофман, 5 января 1996 г., Гиват Ольга


Рая и Леня Позины, апрель 1996 г., Гиват Ольга


Леня и Рая Позины, 1996 г., (экскурсия), Негев

Дима, 1995, Иерусалим, стена плача

Итак, с начала января 1996 г. я начал работать в этой крупной компании. Созвонился с Геннадием Чувиловым, и попросил его подыскать мне комнату. Леня Рагинский отвез меня в Мигдаль а-Эмек к Чувиловым. Это была приятная встреча через 5 лет после отъезда из Москвы. Они купили большую квартиру с участком, и неплохо устроились. Его супруга нашла работу в отделе контроля на заводе по производству полупроводников, а он трудился в Еврейском национальном фонде, который занимался посадкой лесов в Израиле. После я довольно часто бывал у них. Они сняли мне хорошую комнату в новом коттедже, который купили новые репатрианты. Там все было неплохо, кроме жары, т.к. это было солнечное и непродуваемое место. Как-то случайно я встретился с Александром Ойгенбликом, который купил дуплекс недалеко от того места, где я снимал комнату. Он работал в лаборатории института ТАМИ, о чем я написал в главе 33. Теперь в Мигдаль а-Эмек мы довольно часто встречались по вечерам и много беседовали. Он рассказывал, что преуспевает на работе. Я же обрисовал ему свою деятельность в Израиле. Он высоко оценил мою жизнестойкость в условиях непростого существования в Израиле.

Теперь о работе в ЛГ питуах.
Самое интересное то, что на этой фирме было запрещено говорить и писать на иврите, а только на русском и английском языке. Почти весь персонал составлял русский коллектив, но в руководстве компании были буквально несколько человек, которые говорили только на иврите. Среди них был и инженер-технолог по качеству, возможно, поэтому меня сюда и взяли. Он приехал из Тель-Авива в Тан Керамика, и поставил передо мной задачу: подробно описать технологию процесса. Я понял, что речь идет о регламенте будущего производства.

Теперь следует сказать пару слов, о чем собственно идет речь. Научный руководитель Тан Керамика - Анатолий Агулянский и его жена (оба обладатели 3-й степени) занимались проблемой получения тантала высокой чистоты, это металл из группы редкоземельных, применяемый в оптике и космической аппаратуре. Поэтому создание производства высокочистого продукта являлось более чем актуальным. Приехав в Израиль, они сумели организовать технологическую теплицу, дав ей имя «Тан Керамика», и получив финансирование. Затем они стали искать спонсора, и нашли в США Льва Губенко, который являлся одним из десятка крупнейших торговцев цветных металлов в мире. Это был еврей (внешне похожий на Леонида Утесова), принадлежащий к группе «новых русских». Он прекрасно знал английский, неоднократно сидел за решеткой, но сумел накопить большой капитал. Агулянским удалось уговорить Льва Губенко примкнуть к их делу. Не являясь специалистом, он поверил им, и создал компанию ЛГ питуах (LG development, позднее выяснилось, что фирма с таким названием уже существует, поэтому нашу фирму переименовали в LGG development). Лев Губенко купил себе большую квартиру в центре Тель-Авива (на ул. Фришман, рядом с мэрией) и превратил ее в правление компании. В Мигдаль а-Эмек, он приобрел крупное здание в промзоне, где создал цех по изготовлению специальной аппаратуры и начал создавать цех по производству тантала высокой чистоты. Еще до моего приезда Лев Губенко взял на работу главного инженера завода по производству никеля и несколько его рабочих из России, это были специалисты высокого класса по изготовлению экстракторов из оргстекла без единой металлической детали. Кроме того, он же принял на работу доктора технических наук, профессора Вольфсона (который ранее работал в МИТХТ). Главному инженеру и д.т.н, профессору Вольфсону Лев Губенко платил зарплату в 3000 долларов. Вольфсон работал в Тан Керамика. Главный инженер (как его звали, не помню) и я находились на территории ЛГ питуах. Я очень обрадовался тому, что я и Шломо Бам сидели в одной комнате. Он работал в должности главного инженера проекта. Хотя много чего еще было неизвестно о процессе, было решено проектировать те его части, которые в любом случае должны быть на таком заводе, и не только проектировать, но и закупать оборудование и вести его монтаж. Так что такие работы уже велись полным ходом.

Я сразу же приступил к работе по написанию регламента, для чего связался со знакомыми химиками, и они перечислили мне перечень глав, которые должны быть включены в регламент. Главное, что нужно знать, это технологию производства. Знать ее могут только разработчики. Обратился к ним, и понял, что у них ничего нет. Т.е., кроме альбома с фотографиями лабораторных приборов и краткого упоминания их назначения - ничего. Более того, выяснилось, что самим производством тантала из содержащей его руды, они вообще не занимались. То, что они научились делать в своей лаборатории - это очищать поверхность деталей из тантала от окисной пленки. Итак, это был «голый король». К этому же мнению пришел и Шломо Бам. Такое же мнение высказал и профессор Вольфсон. Я понял, что Льва Губенко просто подставили, и уже не мог молчать. Написал подробную записку генеральному директору, и Шломо Бам также решил ее подписать. Несколько слов о Шломо Баме. Это исключительно порядочный человек, глубоко верующий еврей с густой черной бородой, регулярно посещающий синагогу, строго соблюдающий субботу, кандидат наук, серьезный ученый и организатор науки. В свое время он основал и руководил большой химической лабораторией в Казахстане, он был моложе меня примерно лет на 10. Наша докладная записка была как гром среди ясного неба для хозяина фирмы. Он вызвал Агулянских в Тель-Авив, и после недельной попойки они уговорили его, что они на правильном пути. Лев Губенко обладал 98 % капитала фирмы, а Агулянские 2 %, но в развитие завода было вложено уже несколько миллионов долларов.

Через неделю Лев Губенко приехал в Мигдаль а-Эмек, вызвал на ковер Шломо Бама и уволил его. Шломо вскоре устроился на завод по производству полупроводников в Мигдаль а-Эмек с еще большей зарплатой. Затем Лев вызвал и меня и спросил, смог бы я продолжить проект, который начал Шломо Бам. Хотя на самом деле я, возможно, и мог бы выполнить эту работу, я сказал, что мне жаль его денег, и я принципиально отказываюсь это делать. Тогда он уволил и меня. По-видимому, наш общий отказ как-то повлиял на Льва, и он начал сомневаться в своем начинании. К вечеру того же дня меня вызвал к себе Мирон Лахат (административный директор фирмы) и сказал: Леонид оставайся, будешь работать у меня, т.к. у меня нет ни одного технолога, но я немного снижу твою зарплату. Я с радостью согласился. Мирон назначил меня начальником технического отдела, конечно согласовав свое решение с Львом Губенко, который достойно оценил мою принципиальность и отношению к делу. Хочу отметить, что Мирон Лахат прекрасно знал 3 языка: русский, иврит и английский. Он когда-то начинал токарем, а потом служил в Цахале и дошел до звания полковника. Это был служака, но неплохой человек. С этого момента профиль моей деятельности круто изменился. Теперь в мои обязанности входила организация регулярных совещаний с участием Льва Губенко, ведение протоколов, прослеживание исполнения принятых решений, помощь Мирону Лахату по техническим вопросам, оформление заказов на изготовление оборудования вне нашего завода, работа с подрядчиками по монтажу оборудования и КИПиА (контрольно-измерительные приборы и автоматизация), и другое. Так я познакомился с Юрием Гончаровым, возглавлявшим свою фирму Гонкур (КИПиА), и со многими другими людьми. Кроме того, я познакомился с инженерной группой нашей фирмы. Это были отличные специалисты во многих областях, в том числе и по программированию. Среди них хочу упомянуть следующих: конструкторы - Геннадий Басов, Леонид Давыдов, Игорь Шаер и программист - Виктор Гехман. Особые отношения у меня установились с Геннадием Басовым, талантливым инженером-конструктором и прекрасным человеком. Он, кстати, жил в Хадере, и у него была машина, так что у меня появился отличный тремп. В будущем мы неоднократно встречались с ним на берегу моря в Гиват Ольге.

После увольнения Шломо Бама я связался с Борисом Вайнштейном, с которым познакомился еще на курсе «1000 инженеров», и сказал ему, что он может попробовать найти работу в моей фирме. Он как раз в это время сидел без работы. Борис был опытным проектировщиком, проработав десятки лет главным инженером проекта в Институте Гипрогазоочистка в Ленинграде (если я не ошибаюсь в названии). Он успешно прошел интервью и занял место Шломо Бама. Я посвятил его во все превратности нашей ситуации, но он хорошо состыковался с Анатолием Агулянским и делал то, что от него хотели, используя свой производственный опыт. Хозяин фирмы Лев Губенко пошел на огромный риск, начав создание пилотной установки, не имея в руках лабораторной проработки процесса. В Советском Союзе, да я думаю и нигде в мире, это было невозможным. Но, как говорится, хозяин - барин.

Я занимался своими обязанностями. Совещания, которые я проводил регулярно, я, наверное, никогда не забуду. Лев Губенко поносил всех и вся, причем его мат был исключительно богатым. Все его боялись, особенно Агулянские и директор Тан Керамика Сергей Ростросса, которому доставалось больше всех.

У меня оставалось много свободного времени, и я посвятил его научным основам процесса, над которым работала наша фирма. Здесь я работал, как свободный художник, никому об этом не докладывая, т.к. вряд ли мои изыскания на данном этапе могли быть полезны и понятны. Мои работы нашли отражение в рукописях: (4) по оценке скорости осаждения частиц танталита в расплаве бифторида аммония, (5) по расчету плотности концентрированного раствора плавиковой кислоты, (6-7) по испарению бифторида аммония в процессе вскрытия танталита и (8-9) по численному анализу кинетической модели процесса вскрытия танталита.

Где-то в сентябре 1996 г. в нашей фирме появился новый сотрудник канд. наук Анатолий Фурманов, который занимался составлением регламента по получению высокочистой аммиачной воды, будучи профессионалом в этой области. Он сидел со мной и Борисом Вайнштейном в одной комнате. Мы много общались и нашли много общих знакомых. Встретился мне и еще один интересный человек - канд. наук Алекс Баркан, который занимался исследованиями плазмы, и его лаборатория ЛГ Плазма была составной частью ЛГ питуах.

В конце октября 1996 г. Лев Губенко понял бесполезность своего детища и начал сокращать сотрудников фирмы. В течение месяца все были уволены. Как позже рассказывали, он особенно жестко расквитался с Агулянскими, забрав все, что они имели, включая автомобили и уставной капитал. Сам Губенко в итоге потерял около 8 миллионов долларов. Кстати отделение ЛГ Плазма он сохранил, и оно успешно работает до сих пор. Замечу, что главный инженер завода по производству никеля перенес инфаркт, и его спасли, сделав ему в Израиле центур. Профессор Вольфсон вернулся в Россию.

Так закончился еще один этап моей трудовой деятельности в Израиле. Все же я проработал целый год и сумел заработать неплохое пособие по безработице.

Теперь можно добавить несколько слов о моей жизни во время пребывания в Мигдаль а-Эмек. Я нашел там комнату получше и поудобнее. Очень тихое место, на краю леса. Стоят лавочки, и на них сидят по вечерам новые репатрианты. Есть с кем и о чем поболтать. До места работы 15 мин. ходу пешком через лес. Чистейший воздух. Выходные, как правило, проводил дома. Как я уже писал выше, в Мигдаль а-Эмек по вечерам иногда заходил в гости к знакомым, а именно, к Геннадию Чувилову и Александру Ойгенблику. Иногда встречались со Шломо Бамом. Изредка после работы заходил в местный дом культуры, там бывали интересные лекции, концерты самодеятельности, особо стоит отметить хор, которым руководил профессиональный хормейстер.

В свободное время на работе я скопировал «Словарь иврита (Современная лексика)» И. Палхана и проделал с ним такую же работу, как и с иврит-русским словарем Михаила Дрора под редакцией Шломо Эвэн-Шушан и Иехезкеля Керена (см. раздел 34). Т.е., я разрезал его и собрал слова в корневые группы, вынеся внекорневые слова между корневыми сборками. Потом наклеенные на бумагу я скопировал их, и так получилась вторая версия корневого иврит-русского словаря. Мой отец переплел его в отдельную книгу, которая по формату была меньше и удобнее первой версии словаря.


Дима, 1996 г., Мертвое море

Конец 1996 г. я снова жил в Гиват Ольге. Рая получила временную работу ухаживать со старушкой. Я, наконец, решил сделать операцию по удалению полипов. Прооперировал их в Медицинском центре Герцлии, это частное заведение. Врач смогла удалить полипы только с одной стороны, сказав, что с другой стороны это очень опасно, т.к. близко расположен нерв.




Женя, Павлик и Саша, 1996 г., Подмосковье


Павлик и Женя, 1996 г., Москва

Перейти к оглавлению