Летнее солнце с каждым днем ярче! Боюсь, что оно выжжет мою любимую рубашку.
Творение Б-га, или Ворота Вселенной, и мы – как мешок горчичных семян небрежно высыпанные на эти извилистые дороги со всеми их траками и трейлерами снующими между каньонами, шахтами, заводами фабриками.
Вы говорите, что в этом городе было бы не плохо иметь на своей стороне Господа Б-га. Почему же тогда вы не застраховали нас от всех наших ошибок? И я был интеллигентный северный мальчик и не имел в виду ничего плохого.
Вы удивлены, почему эта цивилизация летит к чертям собачьим. Я же в свою очередь не удивляюсь тому, что в аду не дают бесплатных патентов.
Да, я великий лидер, которому некому завязать шнурки. Свобода, не может быть вожделенной, простите….
Возьмите мои 30 серебряников себе. Я оставляю свое миротворчество.

Шабат шалом!

Ой-ой! Берегите мои уши от Ваших предупреждений. И давайте цдаку пожирнее, и выполняйте построже мицву. И не думайте, что мы из вашего стада, в 60-х из этого все равно ничего не выйдет. Даже если бы мы постарались.
Ну, а сейчас, пожалуй, возможно. Разве, что если Вы нас к себе пригласите.
Хотя в любом случае я и Дилан относимся к вам благосклонно.

Проповедь ирландца

Оставьте цензуру парней с воротничками у которых свои взгляды на целибат.
Не верте им, если в воскресенье, они скажут, что Дилан – Бог! Тем более не верте, если вам это скажут в Cубботу.
Бог не ездит на мотоциклах, и тем более и духу его (Духу Его) не было на американских дорогах. Да и выглядит Он совсем иначе! Хотя Он тоже пишет песни, в этом они с Диланом, пожалуй. сойдутся. Впрочем, как не крути, у Бога все равно получается лучше. И нее отпирайтесь заранее, если мы еще ни разу не слышали!

Мне сказали: Парень, твой герой умер. Разбился еще в начале 60-х. И следа не осталось! Или может быть это его распяли?!
Я сказал: Да что вы?! Вот же он! И я уверен доживет до ста!
Представьте себе, стоит обеими ногами на Алькатрасе, и кидает в воду камни. Вслушивается и считает круги.
А мне смешно от осознания его нерпивязанности, и я думаю: где-то я это уже видел!
Я видел его беснующимся, видел его молящимся, видел как он пьет из горла. Видел как он напустив на себя загадочный вид хлещет кофе на заднем сиденье. Видел как он подмигивал девушкам. Я множество раз видел, как он становится тем, кем захочет.
И пока за ним по всей стране таскается молодежь всех направлений, со всеми своими чемоданами и странностями, он может целый божий день делать вид, что слушает о том кто продает и кто покупает, хотя ему никогда не было дела до того растут ли цены на биржах. Когда идет дождь, отключившись от телефонной связи, он может спорить о чем угодно а может не говорить ни слова.

Неимущая святость сердца, нагота искупления, оголенные провода звериных инстинктов, колючая проволока кармических взаимосвязей и ослепляющий страх в глазах совершающих...
Я вас уверяю, ненависть - вещь интернациональная. Люди стали жадны к Творению Господа Б-га. Люди возжелали безмерной власти, и не вмещаются уже бок-о-бок со своей жадностью на такой огромной планете. Никаких конфликтов государств, наций, религий, идеологий - не существует, если вычесть от этого всего элементарную человеческую жадность.
Нас обогащали, забрав у нас лишнее. Нас обогащали, забрав у нас все. Нас обогатили, забрав у нас то, что нам не принадлежало.

(с) Алекс Айзенхайм

Импульс к жизни безнадежно мал, но желание наслаждаться слишком велико, плюс нитевидный пульс и где же мы окажемся, Доктор? Никакой музыки. Тишина.
Ну, давай, попытайся меня чему-нибудь научить.
Этот жалкий трип – путешествие от ямы к яме, от тьмы к свету и от света к тьме, прохождение Ворот Ада и переживание собственного рождения, появления на свет и отчасти смерти.
Однажды утром я проснулся на мусорной свалке. Там сновали крысы и рабочие люди в комбинезонах и кепках, с голыми спинами. Парни таскали баки и ковыряли мусор, они смеялись и веселились, они были уверенны в том, что заняты чем-то важным, но на самом деле - тошнотворно флиртовали друг перед другом.
Я сжал свою ампулу. На моих зубах захрустело стекло и по венам забегал злостный яд. Мое тело вздрогнуло в конвульсиях и я остался лежать под небом в этой мусорной яме.
Я проснулся дома в своей белой и теплой постели, на кануне Субботы. И не нашел ответа на вопрос: Зачем должен я расширять собственное сознание?

(с) Айзенхайм

Мы сидели близко к огню. Я задумчиво ковырял консерву, в то самое время как кто-то копал могилы для сотен моих сверстников. Я думал о том как солдаты роют окопы. Меня среди них не было.
Всех их растили, как «будущее страны». Стоило нам вырасти, и нам предложили пожертвовать своим будущим.
Поколение требовало свободы, и прав человека, - оно не ощущало себя будущим нации. Поколение было живыми людьми, со своими переживаниями и судьбами, но как бы мы не отрицали войну, нас в нее все же втянули. И кто-то шел воевать, потому что хотел славы, кто-то верил в идею, кого-то лишили выбора. Я не хотел, я не верил, и я бежал от этой предопределенности.
Мы одевались в хаки, но не взяли в руки оружия. Мы стали темой для спора для тех кто хотел нас спасти и тех, кто хотел нас надоумить. И фотографии святых американских корреспондентов не были для нас ни обвинением, ни весомым доказательством. Мы ощущали, как нам лгали со всех вышестоящих постов.
Мы не взрослели, а скорей огрубели. Мы не были свободны, но не чувствовали себя статистическими единицами, мы не чувствовал себя неполноценными, или худшим из людей, не чувствовали себя подчиненными Богу. Бунт и общество сделали все, чтобы мы перестали чувствовать.

(с) Айзенхайм

Проснувшись однажды запоздалым февральским утром ты идешь на кухню и давишься лишенным каких-либо качеств завтраком. И ты включаешь радио и даже не крутишь ручку. И радио обогащает тебя совсем не тем, что тебе нужно. Ты живешь, не понимая, зачем ты здесь. Ты как будто бы родился, будучи одной ногой в прошлом, одной ногой в будущем. Тебя как бы - нет здесь.
Тебя не колышат сплетни и передряги соседей. Но ты не подозреваешь о том, что когда-нибудь твое настоящее станет для тебя самого прошлым. И кому-то новому будет совсем невдомек те реалии, в которых сейчас ты «давишься» своим бутербродом.
Мир, стоящий на пороге очередных перемен ты воспринимаешь обыденно. Ты ходишь в кино. И тебе душно от привычной кому-то реальности. От того, что многие назвали бы тихим уютным домом. Не зря ты любишь бунтарские песни.
Тебя манят и привлекают стихии, тебя поражает новая музыка. Но ты тоннами слушаешь старую.
Ты словно паук набрасываешься на книги. Ты бродишь и мечтаешь о том, что прошло и том, что когда-нибудь будет.
Ты знаешь, что ты кочевник, и не только в крови и генах, ты знаешь - этим пропитан воздух, и старые песни, и страницы желтой книжки торчащей из твоего кармана. И в общем, мало что ново.
Я уберегу себя от патетики. Я уберегу себя от ностальгии и сантиментов. Я еще ничего о тебе не знаю. Я сам поедаю свой завтрак и кручу такую же ручку, точно такого же радио в надежде поймать хоть что-то, хоть какой-нибудь знак или признак, что скажет, что со мной будет дальше. Но все будет – как будет.
И пусть никто, никогда не посмеет ставить себя на твое место. Ты никогда не стоял на месте.
Поэт, и ленивый завтрак, и будущие странные встречи, и кофе и бутерброды, и бунтари и революционеры и пьяные драки в какой-то момент сжимается в точку, где-то на дне времени. Гринвич-виледж - всего лишь пятно на карте. Ты яркая красная точка. Ты постоянно в движении.



(с) Айзенхайм

Борщ – не великое дело. Не считайте его наибольшим достоянием России. Достояний России не передают по нашим частотам.
Походный набор: дорожная сумка из плотной, потертой ткани, и главное – чтобы было чем бриться. Хотя бриться Бобби, ты конечно не будешь.
Колесатые путешественники. Хотят убедить всех, что они бесстрашны. А сколько из них в ближайшее время проверит на собственном опыте вероятность теории о бессмертии души? (напишите мне письмо, если эксперимент удастся) Засыплет осколками метала выдающиеся хайвэйские дороги Великой Америки.
Рулите отсюда братья, вам здесь больше не рады.
Любит ли мать-Америка гордых? Способна ли она вытерпеть такую конкуренцию? Для тех кто любит, поставьте что-нибудь патриотичное, а я на своем месте, и у меня к Дилану есть дела.


(с) Айзенхайм

Каково? Каково это, Джон?
Не знать что такое дом
Быть вообще - без имен
Таков перекати-поля сон


Старшему поколению нравится думать, что мы умираем за их идеалы. (хотя у них нет своих идеалов).
Мораль это - марля. Милое правительство обворачивает в нее наших парней. В наше время каждый самоутверждается как может.
Он часто таскает с собой блокнот, все думают, что он - великий лидер. У него свои представления о лидерстве и величии. Он никогда не тормозит на поворотах и паркуется где-попало.
Я не воевал во Вьетнаме. Провинциальные девушки смотрят на меня с укором. Они ходят на мессы и верят тому, что говорит телевизор. Их учили, что Апокалипсис – не за горами. Им невдомек – кто такой Боб Дилан. И они не знают, что ангелы селятся по соседству.
А мои братья и сестры, как раз, задумывают Вудсток. Они шальные и пьяные, их стихи не вмещает грамматика, они верят в спасение человечества. Для того чтобы чувствовать счастье, им не нужна материальная цивилизация. Даже если они вдыхают всякую гадость, они выдыхают музыку. Они чувствуют свою индивидуальность и стремятся к объединению.
Давайте, назовем это-все Америкой.



(с) Алекс Азенхайм

Цивилизация запада, обладатель великой дурной привычки получать все по дешевке изобретать что-то что давно знают уже и без них, либо то чего вовсе – нет. И думать, что могут самостоятельно создать, добавить или найти что-то в песчинке творческой энергии Бога, порожденной одним лишь Его дыханием – вселенной, существующей только по Его свободной воле. Библия содержит законы для людей, а не законы для Бога.
Кто же поставляет на Запад тайны восточных учений по цене распродажи 10$ в час?
В детстве нас пугали вечностью. Но Тимоти Лири учит ребят есть небо, слушать звезды в собственном пузе – это называется Брахман. Вы – Бог, Вы - Будда.
Я слышал о 10-ти богах поющих Ом. Все они родились в Америке и были – идолы в белых одеждах.
Дилан говорит: Музыка небесных сфер и молитвенные экстазы. Никто не знает – где остановится ваш подъемник-экспресс, где вас попросят выйти. По частям, или полностью дьявол – ночной таксист, заберет вас обратно. Война с самим собой, против собственных укоренившихся в сознании предрассудков, оставленных нацией, обществом, цивилизацией, родителями и телевидением, школой и протестантами. Порождает новые бракоразводные процессы, для Бога – сущая мелочь. Хотя права Бога, конечно, существенно зависят от законов Штата.
А мода, не является ли посягательством на наше исконное право выбора? Конечно, единство – это прекрасно, но, что касается меня, у меня не бывало сомнений по поводу формы и содержания.



(с) Айзенхайм

Кажется, это называется потоком сознания?
Ну, так хорошо, я напишу все как есть: соприкосновение ума и рисунка материальной энергии – всего-то?! Вот он я – весь!
Если 60-е, прошли, то...
К чему бы я это?
Сейчас я в этом сомневаюсь.
Я даже не думаю об этом, я не думаю так.
Оставьте другим эти философские категории, (пусть потом пишут романы, о том как Дилан работал богом).
60-е – это, как ехать бы мне на машине, по американским равнинам на юг. По бокам – щебень или кактусы и поэтика Дилана.
Солнце всходит и солнце садится.
Если бы я жил в Израиле, Америке и Индии, я бы в совершенстве знал корни этой поэтики, поэтики Боба Дилана.
С одной стороны – все так обычно, эта реальность, как будто куртка приросла к спине и стала второй кожей, с другой – это явление Вселенского Масштаба. И я не увеличиваю.
Хотел бы я честно знать, за что мне любить Боба Дилана? Обосновать это логически…
Я часто забываю, что у них этикет и благостные правила. А я бываю разный. Уважение к Дилану ничего от меня не требует и никому, на самом деле не помешает. Молясь о благе Вселенной, я вполне мог бы упомянуть и его. Но разве такие вещи можно планировать?!
Белые люди. Часть мира. А мир – чей? Недостатки – это изъяны нашего восприятия. Святые не видят недостатков, они их не ищут.
Я бы не стал селить в своем уме ничего больше, сложнее, чем это. Защитить Миссию от самих себя. Что может быть более сложным?

(с) Айзенхайм

Шуты нажираются. (Говорящие закуски смотрят на них с укором) Но они говорят: «Едите ли вы во Флориду?» Наносят пробный удар...
И больше всего на свете боятся, что из американского языка кто-то вынет ругательства, боятся, что нечего будет сказать, нечего оставить потомкам. Им видимо, просто не хватало женской ласки. Наверное, их матери работали на заводах. Им следовало сгинуть с лица земли еще пять лет назад, ведь они совсем не меняются.
Сборище проклятых Богом поэтов, пречастныех ко всем новоорлеанским тайнам. Мигранты с Аляски в умонастроении искателей кладов, критики – гробокопатели, театральные зрители и присяжные граждане. Старый ирландец нервно шнурует ботинки, когда новоявленные марксисты жадно спорят о том, спасет ли человечество улучшение жилищных условий. Ближе к концу читают стихи о том как бить праведников. Не понимающий ни единого слова русский - сострадательно крестится. Все это глушат светлые мотивы минесотского фолька.
Я спасаюсь бегством от созерцания финала попойки и всегда засыпаю на их собраниях, а мой брат выносит меня на руках. Я вырос в приличной семье.
Мои современники рождаются и умирают, женятся и размножаются и всячески прелюбодействуют, и все это происходит в дороге. Защитник истин, достойный парень, слоняется в своей непреклонности. Но доверяет.
Я все равно видел все только самое лучшее. Мне ни в пору заношенные ботинки ни одного из моих предшественников, бейб.

Алекс Айзенхайм (с) 2007

Мы искали блаженство
В отраженьях кривых зеркал
Мы взрывали пространство
Смехом
Когда кто-то аскал
И нам не было больно
Боль за радостью в душу спешит
Радость бытия перемешана с болью
В основании
Вселенской Души

БоБ и дИЛа


Свобода танцевала в опьяненных счастьем телах. Свобода искрилась в каждом, кто раскрепостил сознание музыкой, наркотиками, восточной философией, мистицизмом...
Адама и Еву 60-х тайком впустили обратно в рай, предварительно напоив Охранника с Огненным Мечом шотландским виски.
Ветви деревьев райского сада гнулись под тяжестью соком налитых плодов. Адам и Ева, наевшись досыта, пустились в пляс по райским кущам, увлекая в хоровод Купидонов.
Шум и смех достигли апогея и доставили большое беспокойство Богу Отцу, который, как известно, соблюдал Шаббат, и на Седьмой День творения мира устроил себе выходной.
Итак: у Господа Бога заслуженный отдых, Мир еще не разрушился, и делать по большому счету нечего. Но Его вдруг побеспокоили, и не откуда-нибудь с Земли, а тут, под самым носом, прямо в Раю.
Бог-Отец послал разобраться в ситуации Своего Сына Единородного: кто шумит, почему не молятся?
А Бог-Сын уже один раз отдувался за разрешенную Богом-Отцом Адаму и Еве свободу. Иисус был распят на древе Познания правнуки Каина. И у Него был горький опыт общения с людьми, поэтому Он вежливо попросил Хиппи "из Рая удалиться". Адам и Ева сказали: "хорошо". И прихватив с собой Купидона, Огненный Меч и мешок райских яблок, спустились на Землю, в сопровождение нескольких Небесных Музыкантов.
Но люди, - так ни чему и не научились. Свобода оказалась вседозволенностью, и ёе тут же запретили. Откровение перевели в разряд чувственных удовольствий и стали торговать Им из-под полы. Коллапс расширенного сознания в точку, был огромным как зрачок у наркомана. Из плодов Познания выдавили концентрат мескалина и ЛСД. Небесные Музыканты, окончив мировые турне разошлись играть по барам и клубам. Купидон стал работать сутенером на рекламных страницах газет и журналов, а Огненным Мечом стали карать праведников за неучастие в дозволенных обществом оргиях.
Весеннее настроение 60-х сменилось холодом 90-х. И уже на экранах 21 века штормовым предупреждением вышел фильм «Послезавтра». Успеем ли мы что-то понять до того момента, когда Бог-Отец проснется?

Айзенхайм и Поднебесный (с) 2007

Нью-Йорк надиктованный гулкий, выверенный, монотонный стиль, заунывные молитвы ночных сов, от которых здесь только тени, все остальное – реклама. С вечным запахом карьеризма и тухлятины души. Ангелы обходят такие места стороной.
Чуждый город – от макушки до пят, как пасть пластиковой витрины супермаркета, с суицидального вида вершинами. Люди давно отучились слышать духовный мир.
Все это как и раньше пытается «просто жить своей жизнью».
Но нижнему городу нет дела до того, что он нарушает чьи-то представления о порядке и достойной жизни. Целыми днями они как индийские коровы валяются на газонах выдающихся парков основанных в память о их собственных свободоборных, амбициозных предках. Они ни к чему не хотят иметь отношения.
В центральном парке реинкарнация Моисея сидит прямо в центре фонтана. Я уверен, здесь найдется и тот, кто возомнил себя Буддой. Прощай сансара!
Лидеров здесь больше чем ушей. Все эти потомки заселенцев обетованной Америки, ждущие грядущей манны небесной – благодатная почва, как для безумия, так и для религиозных экстазов, способная породить, как и маньяков, так и великих философов современности. Все это русская рулетка, но одно решено точно – они не смогут быть такими как все, они не смогут быть такими, как прежде.


Алекс Айзенхайм "Музыка Подсознания" (с) 2007