Шуты нажираются. (Говорящие закуски смотрят на них с укором) Но они говорят: «Едите ли вы во Флориду?» Наносят пробный удар...
И больше всего на свете боятся, что из американского языка кто-то вынет ругательства, боятся, что нечего будет сказать, нечего оставить потомкам. Им видимо, просто не хватало женской ласки. Наверное, их матери работали на заводах. Им следовало сгинуть с лица земли еще пять лет назад, ведь они совсем не меняются.
Сборище проклятых Богом поэтов, пречастныех ко всем новоорлеанским тайнам. Мигранты с Аляски в умонастроении искателей кладов, критики – гробокопатели, театральные зрители и присяжные граждане. Старый ирландец нервно шнурует ботинки, когда новоявленные марксисты жадно спорят о том, спасет ли человечество улучшение жилищных условий. Ближе к концу читают стихи о том как бить праведников. Не понимающий ни единого слова русский - сострадательно крестится. Все это глушат светлые мотивы минесотского фолька.
Я спасаюсь бегством от созерцания финала попойки и всегда засыпаю на их собраниях, а мой брат выносит меня на руках. Я вырос в приличной семье.
Мои современники рождаются и умирают, женятся и размножаются и всячески прелюбодействуют, и все это происходит в дороге. Защитник истин, достойный парень, слоняется в своей непреклонности. Но доверяет.
Я все равно видел все только самое лучшее. Мне ни в пору заношенные ботинки ни одного из моих предшественников, бейб.

Алекс Айзенхайм (с) 2007