Проснувшись однажды запоздалым февральским утром ты идешь на кухню и давишься лишенным каких-либо качеств завтраком. И ты включаешь радио и даже не крутишь ручку. И радио обогащает тебя совсем не тем, что тебе нужно. Ты живешь, не понимая, зачем ты здесь. Ты как будто бы родился, будучи одной ногой в прошлом, одной ногой в будущем. Тебя как бы - нет здесь.
Тебя не колышат сплетни и передряги соседей. Но ты не подозреваешь о том, что когда-нибудь твое настоящее станет для тебя самого прошлым. И кому-то новому будет совсем невдомек те реалии, в которых сейчас ты «давишься» своим бутербродом.
Мир, стоящий на пороге очередных перемен ты воспринимаешь обыденно. Ты ходишь в кино. И тебе душно от привычной кому-то реальности. От того, что многие назвали бы тихим уютным домом. Не зря ты любишь бунтарские песни.
Тебя манят и привлекают стихии, тебя поражает новая музыка. Но ты тоннами слушаешь старую.
Ты словно паук набрасываешься на книги. Ты бродишь и мечтаешь о том, что прошло и том, что когда-нибудь будет.
Ты знаешь, что ты кочевник, и не только в крови и генах, ты знаешь - этим пропитан воздух, и старые песни, и страницы желтой книжки торчащей из твоего кармана. И в общем, мало что ново.
Я уберегу себя от патетики. Я уберегу себя от ностальгии и сантиментов. Я еще ничего о тебе не знаю. Я сам поедаю свой завтрак и кручу такую же ручку, точно такого же радио в надежде поймать хоть что-то, хоть какой-нибудь знак или признак, что скажет, что со мной будет дальше. Но все будет – как будет.
И пусть никто, никогда не посмеет ставить себя на твое место. Ты никогда не стоял на месте.
Поэт, и ленивый завтрак, и будущие странные встречи, и кофе и бутерброды, и бунтари и революционеры и пьяные драки в какой-то момент сжимается в точку, где-то на дне времени. Гринвич-виледж - всего лишь пятно на карте. Ты яркая красная точка. Ты постоянно в движении.



(с) Айзенхайм