ЧТО ТАКОЕ ЛИБЕРАЛЬНОЕ БОГОСЛОВИЕ?

 Человек может притворяться христианином,  не будучи им на самом деле. И пока он пребывает в таком состоянии, он вполне удовлетворен тем, что знает христианское учение лишь в общих чертах. Все, что сверх того, говорит он, — для пасторов и богословов. Понимать сколь возможно ясно все, открытое Богом, — к этому нехристианин не испытывает интереса. Однако в тот миг, когда человек становится христианином, в нем пробуждается острая жажда учения Христова. Даже самый неотесанный крестьянин, который все еще не обращен, неожиданно пробуждается в момент своего обращения и начинает размышлять о Боге и небесах, о спасении и осуждении и т. п. Его начинают занимать высочайшие загадки человеческой жизни.

Примером тому могут служить иудеи, которые толпами стекались к Христу, а также апостолы. Эти толпы слушали Христа с великой радостью и поражались тому, что Он проповедовал, как власть имеющий, а не как книжники. Однако большинство этих слушателей так и не поднялось выше некоторого чувства удовлетворения и восхищения. Апостолы тоже были людьми неучеными, однако они поступали иначе. Они не остановились на том, на чем остановились все остальные, но задавали Христу всевозможные вопросы. Услышав одну из Его притч, они сказали: «Изъясни нам притчу» (Мф. 13:36). Аналогично повели себя и верийцы, которые ежедневно исследовали Писание (Деян. 17:11).

— C.F.W. Walther, Law and Gospel, Second Evening Lecture (September 19, 1884)

Мне не хватает слов, чтобы выразить, насколько важно сохранять в нашей Церкви подлинное учение о крови Христа. Одна из язв нашего времени — широко распространившееся отвращение к тому, что люди предпочитают называть догматическим богословием. Вместо него идолом современности стало христианство, чем-то напоминающее медузу, — христианство без костей, мышц и сухожилий, т. е. без какого-либо отчетливого учения об искуплении, или действии Святого Духа, или оправдании, или примирении с Богом, — расплывчатое, туманное, мутное христианство, единственным девизом которого, похоже, является такой: «Ты должен быть искренним, истовым, истинным, смелым, ревностным, щедрым и добрым. Ты не должен осуждать ничьи богословские представления. Ты должен исходить из того, что все правы, и никто не ошибается». И нам говорят, что эта религия, лишенная символа веры, должна принести умиротворение нашей совести! А неудовлетворенность ею в полном скорбей умирающем мире — это признак узости мышления! Но предлагать грешным, умирающим людям, в венах которых течет кровь отца нашего Адама, удовлетвориться ею — это насмешка над здравым смыслом и издевательство над нашим бедственным положением. Нам нужно нечто лучшее. Нам нужна кровь Христа.

—J. C. Ryle. One Blood

Если я говорю языками Реформаторов и профессиональных богословов, но личной веры во Христа не имею, мое богословие — лишь медь звенящая и кимвал звучащий. И если я обладаю аналитическими способностями и даром складывать богословские понятия в связную систему, чтобы опровергнуть возражения либералов, но сам не уповаю на Бога, то я ничто. И если я без остатка посвящу себя разрешению спора между супра- и инфралапсарианами и защите непогрешимости Писания и выучу наизусть Вестминстерский Катехизис, пусть даже Большой, так что смогу цитировать его по памяти вдоль и поперек, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

— Кевин Ванхузер

В том, что касается его существенных свойств, современное богословие представляет собой нечто совершенно иное по сравнению с богословием прежних времен. Оно не стремится быть системой верований, но хочет быть системой научной. Современные богословы полагают, что, отталкиваясь от принципов человеческого знания, они могут доказать как абсолютную истину то, во что обычные люди просто верят.

Может показаться смешным говорить в "такое время, как наше" о том, что надо проповедовать учение Халкидонского собора. И однако именно это учение - та реальность, о которой это учение свидетельствует - может изменить весь духовный облик современного человека. Оно несет ему истинную свободу. В этом мире человек не один, Бог лично заинтересован в событиях человеческой истории. Это то, что непосредственно вытекает из целостного восприятия Боговоплощения.

В древней Церкви проповедь была подчеркнуто богословской. Это не было бесплодное рассуждение. Сам Новый Завет есть книга богословская. Пренебрежение богословием в обучении мирян породило как упадок личного благочестия, так и чувство неудовлетворенности, господствующее в современных настроениях. "В такое время, как наше," нам нужно в христианстве именно здоровое, жизненное богословие. И духовенство и миряне ощущают богословский голод. А так как богословие обычно не проповедуется, они воспринимают чуждые идеологии, которые комбинируют с фрагментами традиционных верований. Вся притягательная сила "конкурирующих евангелий" нашего времени в том и заключается, что они предлагают то или иное псевдобогословие, систему псевдо-догматов. Они с радостью воспринимаются теми, кто не может найти никакого богословия в ущербленном христианстве "современного стиля." Эта жизненная альтернатива, перед которой стоят многие люди в наши дни, хорошо сформулирована одним английским богословом: "Догмат или... смерть." Время адогматизма и прагматизма прошло. Поэтому священнослужители Церкви снова должны проповедовать учения и догматы - Слово Божие.

— Прот. Георгий Флоровский

Как сказал по другому поводу Г. К. Честертон, эксперты должны представать и практиковаться перед судом в лице обычных мужчин и женщин. Если эксперты не смогут убедить этих судей, они потерпели неудачу - и поделом! Если обыкновенные вопросы жизни и смерти, о которых говорил Честертон, нельзя просто оставить на откуп экспертам, тем более нельзя так поступать со святой истиной, от которой зависит сама вечная жизнь. Христианскую совесть нельзя передоверить другому (Мф. 7:15; 25:1-13; Рим. 14:23). Но "судьи", конечно, должны выносить вердикт в соответствии с "законом", т. е. с открытым свыше Словом Божьим, а не в соответствии с личными капризами.

— Kurt Marquart. The Church, p. 150.

В предисловии к первой части своих сочинений на немецком языке в 1539 году Лютер пишет:

Позвольте мне показать вам правильный способ изучения богословия; тот, которым пользовался я сам. Если вы воспользуетесь им, то станете настолько учеными, что, если бы понадобилось, вы смогли бы писать книги ничуть не хуже тех, что написаны Отцами и церковными соборами. Так и я со смелостью в Боге дерзаю говорить о себе — без тщеславия и лжи, — что я не уступаю некоторым Отцам в том, что касается написания книг; в том, что касается моей жизни, мне до них далеко.

И запомните хорошенько, что опыт, проистекающий из Писания, реален, опыт же тех, кто основывает свою веру на чем угодно, кроме Писания, и стремится найти познание истины в собственном сердце, — это заблуждение. Писание — единственное основание веры, единственный источник познания истины. Христос говорит нам ясно и определенно, что только посредством Его Слова люди могут познать истину: «Если пребудете в слове Моем... познаете истину...» (Иоанна 8:31-32). Все, кто воображает, будто они нашли истину где-то еще, обманывают себя. Если мы, богословы, хотим знать и проповедовать истину, а не заблуждение, нам должно пребывать в Слове Его апостолов; до конца времен у нас не будет иного пути. Также и Христос настаивает на этом совершенно отчетливо, когда говорит, что все уверуют в Него «по слову их» (Иоанна 17:20).

И потому богослову ни в коем случае не пристало удаляться от Слова апостолов и пророков и искать прибежища в собственном «я». В богословии абсолютной необходимостью является отречение богослова от собственного «я». Богослов должен игнорировать все собственные идеи и мнения, которые приходят к нему, словно незваные гости; он позволяет обитать в своем сердце лишь тем мыслям, словам и учениям, которые найдены в Слове Христовом.

— Franz Pieper. Christian Dogmatics, vol. 1

Пасторы, не имеющие никакого серьезного богословского образования и прекратившие учиться превращаются в простых компиляторов, и их проповеди или «омилии» перестают быть проповедью чистого Евангелия. Миряне, не живущие согласно божественному призванию, которым они наделены в силу всеобщего священства, могут стать хорошими администраторами или управляющими в своем приходе или в синоде, в церковном совете или комитете, однако то, что они строят, не является христианской общиной в том смысле, как ее понимают Новый Завет и лютеранские исповедания. Скорее, это некое религиозное общество, общество для восполнения религиозных потребностей. Возможно, эти люди благонамеренны и благочестивы, искренне желают построить «Царство», однако они не знают ни что такое Царство Божье, ни что такое Церковь Христова. Им невдомек, что построить Царство Божье мы как раз и не в силах, что это Церковь Христа, Который созидает Свою Церковь Своим Евангелием и Своими Таинствами. Если эти люди пытаются создать церковное единство, они способны думать о нем лишь в терминах человеческой социологии. Им невдомек, что единство Церкви — это нечто совершенно отличное от единства, существующего в чисто человеческом сообществе.

Церковь не принимает никакое учение, которое не является Словом Христовым: «Хотя вокруг происходит много подобной пустой болтовни, Церкви не пристало в этом участвовать. Пусть себе кричат и неистовствуют: „Церковь, Церковь!“, — без Божьего Слова она ничего не стоит».

В-третьих, помимо этих двух теорий, они также указывали нам на Святые Писания и говорили, что в вопросах веры законам и постановлениям папы следует подчиняться превыше любого иного учения. Но здесь они делают исключение для некоторых святых отцов, которые толковали Писания, и которых они вознесли столь высоко, что приравняли их к папе римскому или даже поставили чуть выше него, утверждая даже, что эти отцы не могли ошибаться, и шумно возмущаются: «Как может быть, чтобы святые отцы не понимали Писаний?» Но пусть эти глупцы говорят, что им вздумается, вы всегда напоминайте им слова Христа: «Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» Прежде всего мы должны иметь Слово Божье и прилепляться к нему, ибо Христос будет там и нигде более. И потому тщетно вы будете искать Его где-либо еще. Ибо как вы убедите меня, что Христа можно найти в сочинениях святых отцов?

Наши любезные богословы не утруждают себя заботами и работой. Они попросту не прикасаются к Библии и читают лекции по сентенциям [т. е. по учебникам догматики]. Я бы, скорее, подумал, что сентенции должны быть первым учебником для юных студентов-богословов, а Библия пусть будет уделом докторов. Но сегодня все происходит наоборот. Библию читают в первую очередь, а потом, получив степень бакалавра, откладывают ее в сторону. Сентенции же изучают в последнюю очередь, и они занимают помыслы докторов до конца их жизни. С этими сентенциями связаны столь серьезные обязательства, что человек, не имеющий священного сана, свободно может читать лекции о Библии, но лекции по сентециям непременно должен читать человек в сане священника. Мне это представляется так, что учителем Библии может быть и женатый человек, но учителем сентенций он ни при каких условиях быть не может. Как можем мы преуспеть, если поступаем столь неправильно и отодвигаем Библию, святое Слово Божье на галерку? Что еще хуже, папа в самых суровых выражениях приказывает, чтобы его слова изучали в школах и использовали в судах, но Евангелию уделяется очень мало внимания. Таким образом, в школах и судах Евангелие предано забвению. Оно заброшено под скамью и покрывается пылью, чтобы одни лишь позорные законы папы имели полную свободу.

Реальность такова, что в природе не существует никакого "нейтрального", "недогматического", "универсального" Евангелия, которое затем можно было бы по вкусу сдобрить конфессиональными добавками —  скажем, сюда чуточку нежного англиканского мятного соуса, а туда густой лютеранской сметанки или баптистской горчицы. Всякое исповедание Евангелия изначально и неизбежно догматично, или "конфессионально". Ибо никакая честная пропоповедь Евангелия не может уйти от необходимости сказать "да" или "нет" основным евангельским ингредиентам — таким, как сила Крещения, спасение одной лишь благодатью, всеобщая благодать, Евангелие как средство благодати или реальное присутствие тела и крови Христа в Святом Причастии.

— Kurt Marquart, “Central Lutheran Thrusts For Today,” Concordia Journal. Vol. 18, Number 3, (May 1982), p. 87

Время от времени я слышу, как кто-то говорит: "Ты веришь в учение. Я верю в Иисуса". Возможно, эти слова звучат очень благочестиво, но за ними прячется сатана. Мы не можем верить в Иисуса, если мы не наставлены в учении об Иисусе. Невозможно отделить Христа от учения о Христе.

— Klem Preus, The Fire and the Staff, p. 56

…Мы не подчиняемся ни одному человеку, зовут ли его Лютер или Вальтер, Хемниц или Хонеке, Герхард или Стокхардт, пока на нашей стороне ясное учение Писания… Мы высоко ценим наших отцов, гораздо выше, чем самих себя, как людей гораздо более образованных и более верных, нежели мы. И потому мы хотим прибегать к их помощи — в особенности, к помощи Лютера — как руководству в понимании Писания и стократно проверять их учения прежде, чем отвергнуть. Но они никогда не станут для нас авторитетом более высоким, чем Писание, или противоречащим Писанию, иначе мы будем виновны в идолопоклонстве…

Мы еще раз отвергаем это богословие, основанное на человеческих авторитетах. Оно приносит Церкви столь большой вред. Это неверность по отношению к Господу; рабство по отношению к человеку; оно приносит с собой заблуждения. Но, кроме того, оно делает мышление узким, а сердце — маленьким… Догматическое обучение, возможно, и делает человека ортодоксальным, однако оно также легко превращает человека в догматика — нетерпимого, неуживчивого, злобного — и становится причиной разделений в Церкви.

[…]

Писание одновременно узко и широко. Изучение Писания делает сердце узким для действительно ложного учения, ересей, но широким для разных проявлений человеческих чувств. Оно не обвиняет в лжеучении без необходимости; оно учит нас с любовью сносить и терпеть ошибки слабых. Оно хранит союз духа в единстве мира. И потому мы хотим полностью избавиться от этого догматичного, основанного на человеческих авторитетах богословия и еще глубже укореняться в Писании и ставить его превыше всего. Мы знаем, что, поступая так, окажем лучшую услугу Церкви.

— Август Пипер

Евангелическая церковь, которая смотрит на учение об оправдании верой как на самоочевидную банальность, над которой больше не стоит размышлять, ибо есть другие, более насущные проблемы, лишила себя возможности найти решение этих проблем. Она лишь еще больше разорвет себя на части. Если артикул об оправдании удален из центра, мы вскоре уже не будем знать, почему мы являемся и должны оставаться евангелическими христианами. Тогда мы будем стремиться к единству Церкви и приносить в жертву чистоту Евангелия; мы будем ожидать от церковного устройства и управления, от реформы церковного служения и церковной дисциплины большего, нежели они могут нам дать. Мы будем петь дифирамбы благочестию и пренебрегать учением; мы окажемся в опасности быть толерантными там, где нужно быть радикалами, и быть радикалами там, где нужно быть толерантными, — короче говоря, все аксиомы будут искажены, а потому уже нельзя будет понять, что необходимо и правильно во всех реформах, которых мы добиваемся сегодня.

— Hans Joachim Iwand

Из надежных источников дошли до меня известия, что между вами возникли разделения и раздоры, поскольку некоторые из ваших проповедников не учат и не поступают в согласии друг с другом, но каждый следует собственному разумению и суждению. И я отчасти верю этим сообщениям, ибо мы должны помнить, что нам будет ничуть не легче, чем коринфянам и прочим христианам во времена св. Павла, когда среди народа Христова начались разделения и разногласия. И сам св. Павел признает это и говорит: «Надлежит быть и разномыслиям и разделениям между вами, дабы открылись между вами искусные» [1 Кор. 11:19]. Ибо сатана не довольствуется своим положением князя и бога этого мира. Он хочет также проникнуть в среду детей Божьих, как мы читаем в 1-й главе Иова, и «ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить», как сказано в 5-й главе 1-го Послания Петра.

Это порождает в народе смущение. От этого происходят как жалобы: «Никто не знает, во что верить, и чью сторону принять», — так и постоянные просьбы о единообразии в учении и практике. В прежние времена для этих целей созывались соборы, и всевозможные предписания и правила составлялись, чтобы соблюдать всех людей в едином порядке. Однако в конечном итоге эти предписания и правила стали силками для души и преткновением для веры. Так что великая опасность подстерегает с обеих сторон. И мы нуждаемся в добрых духовных наставниках, знающих, как пасти народ с мудростью и рассудительностью.

Ибо те, кто составляет и устанавливает вселенские традиции и правила, настолько увлекаются этим, что превращают свои творения в диктаторские законы, попирая свободу веры. Но те, кто ничего не устанавливает и не учреждает, добиваются лишь того, что создают столько же сект, сколько есть умов, что губительно для христианского согласия и единства, о которых так часто пишут св. Павел и св. Петр. Тем не менее, нам следует высказывать свое мнение по этим вопросам так добросовестно, как мы только можем, пусть даже не все будет делаться согласно нашим словам и наставлениям.

И, прежде всего, я надеюсь, что вы по-прежнему храните в чистоте и неповрежденности учения о вере, любви, несении креста и главные артикулы относительно познания Христа. Тогда вы будете знать, как хранить свою совесть в чистоте перед Богом, хотя даже эти простые учения непременно будут подвергаться нападкам сатаны. Да, он даже станет использовать разногласия относительно внешних обрядов, чтобы проникнуть в ваши ряды и породить внутренние разделения в вере. Он действует именно таким образом, как мы уже хорошо знаем на примере столь многих ересей.

Следовательно, в наши дни мы будем поступать с разделениями так, как поступал с ними св. Павел в свое время. Он не мог положить им конец с помощью силы. И он не хотел принуждать верующих к чему-либо с помощью заповедей. Напротив, он обращался к ним с дружескими увещаниями, ибо люди, которые добровольно не прислушиваются к увещаниям, еще меньше готовы подчиняться требованиям.

— Мартин Лютер. Христианское увещание к жителям Ливонии относительно публичного богослужения и согласия (1525)