Листьев шелестом, тихим именем,
Картами
В шутовских рукавах,
Не молчи, прошу, позови меня,
Успокойся
В моих ласковых руках.

И не бейся как птица в клетке,
В капкане как зверь, на взводе,
Спой как птица воркует на ветках,
Зарычи как зверь на свободе.

Тишиною, да детским лепетом,
Расскажи
Как сверкают огни,
Я сожму твое сердце с трепетом,
Убаюкай,
Слегка Обними.

Я хочу слышать твой голос,
И сердца ликующий стук,
Буду ждать я хоть год за годом,
Лишь бы знать, что коснусь этих рук.

- Станешь ли ты, Хидан, женой Какузу?
Хидан поморщился.
- Да нихрена!
Какузу сверлил его светящимися глазами, толстые нити начинали тянуться к горлу Хидана.
- Я что пидрила какой-то? С какого такой хрена, я должен быть его женой?
Тоби, в костюме священника мотал головой, переводя взгляд из-под маски, то на Хидана, в белых одеяниях и фате, то на Какузу, в черном костюме, взятом на прокат.
- Тоби хороший священник не понимает что происходит.
Дейдара и Сасори, сидевшие в первом ряду, начали презрительно свистеть и кидать в молодоженов семечки, отобранные у Зецу.
Обозленный глупой выходкой Зецу, сидел в углу и жевал ногу какого-то Звуковика.
- Тыы... Тыыыыы... – Какузу начал терять безграничное терпение.
- Да кто тебя ебет и кормит, Хидан?! Кто тебе голову пришивает, когда ты ее теряешь? Кто тебе деньги, заработанные потом и кровью, на твои завтраки и БДСМные игрушки выделяет?
- Тц... Подумаешь. Там и моя доля тоже есть, ты их просто у себя хранишь.
Какузу замахнулся и... Голова Хидана отлетела в дальнюю сторону зала.
- Ловлю, ловлю! – Тоби вытащил из-под балахона огромный сачок, и устремился за головой Хидана, отскакивающей от стен.
- Да ты блядь, да тебе пиздец! Да я тебя на куски порву, пидрила!
Кисаме вытащил из Самехады попкорн и дружелюбно предложил его Итачи.
Атмосфера накалялась. Тут и там сверкали, как маленькие молнии, зубы, непрестанно матерящейся головы Хидана.
Неожиданностью для всех стало ее приземление на колени Зецу.
- Еда! – Зецу повязал слюнявчик и достал из кармана вилку.
- Да ебаный ты пиздец! Какузу, спаси меня! Буду тебе хоть женой, хоть ебаной сучьей матерью!
- Вот так бы сразу... – Какузу ловко подцепил голову Хидана, и водрузил ее на место.
Зецу щелкнул зубами в воздухе. Разочарованию не было придела. Пришлось дожевывать жесткого и невкусного Звуковика, который визжал, когда у него отрывали руки.
- Итак. – Тоби поправил покосившуюся маску.
- Станешь ли ты Хидан...
- Да нихрена! Да пошел он в жопу! Да меня из-за этого козла чуть не съели!
Какузу побагровел.
Дейдара, Сасори, и присоединившийся к ним Пейн, громко улюлюкали и кидались, отобранным у Кисаме, кормом для рыбок.
Кисаме кидал на них злобные взгляды и жевал попкорн, то и дело, краснея и сталкиваясь рукавами с Итачи.
Зецу хмуро доедал Звуковика.
А Тоби раскидывал над счастливым женихом, и связанной невестой, лепестки роз.

О, обними меня, далекая Офелия,
В бурлящих венах утони моих,
Впиши меня звездой в свои созвездия,
Вплети в цветные феньки мой мотив.

О, поцелуй меня, чудачка Маргарита,
Сжимая стебельки желтеющих цветов,
Будь для меня ты повестью раскрытой,
Тропою лунною идем в обрывках снов.

Не улетай, Ремедиос прекрасная,
На белизне своих крахмальных простыней,
Открой мне сердце, покажи мне сказку,
Со мной останься, будь звездой моей.


Самолет летит...
Все еще летит, черт возьми, и будет лететь еще два месяца.
Не так уж много, учитывая, что летит он уже месяц или два.
В нем летит самое прекрасное создание.
В нем летит девочка с длинными растрепанными волосами, шоколадными глазами, которые так и хочется съесть, и разбитыми коленками в ожогах.
Я жду ее до дрожи, я крашу губы, ногти, по сто раз за неделю.
А она все летит.
И нет конца и краю ожидания.
Вот вот она приедет.
А я уставшая, распарившаяся от Июльской жары, встречу ее, и наши губы сомкнутся.
Я встану на цыпочки...
Моя девочка высокая, не то что я, я ведь маленький слоне-хоббит.
Но она любит меня таким, маленьким, пухленьким, ведь я ее Тави.
А я люблю ее такой. Моей. Моей Дори.
Мы сядем на поезд, на мягкие кресла Израильских поездов, а она будет дремать на моем плече, устав от бесконечного перелета.
Я возьму ее руку в свою, ее теплую нежную руку.
И нам будет хорошо, нам будет тепло, и больше не будет одиноко.
Не будет никого вокруг, люди, машины, автобусы, все проходящее.
Будет она, буду я.
Будут руки, губы, колени.
Я никогда не любила девушку.
У меня был секс с девушкой, да.
Но это другое.
Я люблю ее, я хочу дотронуться до нее, вдыхать запах ее кожи, ее волос.
Я хочу ласкать ее до бесконечности, время остановится, и не будет ничего кроме нас двоих.
Буду я, будет она, будут горячие руки и сладкие нежные губы.
Будут небольшие упругие сисечки, к которым так и хочется прильнуть язычком, и моя большая мягкая грудь с большим розовыми сосками.
Интересно, какие у нее соски?
Какой у нее животик?
Какие ножки?
Я так хочу руками обвить ее всю, чувствовать тепло ее кожи, любить ее до исступления.
До изнеможения.
До того, как погаснет свет,и мы будем одни парить везде. Везде нигде.
Достигнуть пика блаженства.
Нирваны.
Пика любви.
Только бы она приехала.
Только бы не бросила меня.
Как она пахнет? Какая она на ощупь?
Я хочу получить от этих коротких недель все.
Всю ее.
И отдать ей все.
Всю себя.
Без остатка.

Дети и взрослые с наслаждением сосали вкусных зеленых петушков бессонницы, превосходных розовых рыбок бессонницы, сладчайших желтых лошадок бессонницы, и когда в понедельник встала заря, не спал уже весь город. ©