Дорогой Изя, пишу тебе это письмо не потому, что скучаю (я не сошла с ума), а потому что вчера перебирала старые квитанции за коммуналку, и среди них нашла твою фотографию, где ты голый, но в галстуке. Я расплакалась. От страха.

Ты, конечно, предупреждал, что без тебя я пропаду. И действительно, я теперь каждый день встаю в 7 утра, варю себе кофе, а потом — о чудо — НИКТО НЕ ДЫШИТ МНЕ В СПИНУ и не орёт: «Где мой носок с лягушкой?!»

Твоя новая — это та, которая в «Фикс Прайсе» за тебя платила? Ну как она, твоя лебедь с мозгами из ваты? Я слышала, она заставляет тебя бегать по утрам. А ты же раньше за пультом уставал дышать! И где теперь твоя мужская гордость? Где твой третий подбородок, Изя?

Ты говорил, что с ней у тебя будет покой. Так вот, я недавно видела тебя на рынке — ты стоял с банкой оливок и плакал. Продавец сказал, что ты теперь на диете, и ей не понравилось, что ты храпишь в такт гимну Израиля.

Наши дети? Да, они со мной. Потому что я не забываю, в какой класс они ходят, и не называю их “маленький” и “этот со шнурками”.

И да, по поводу твоей мамы: ты всегда говорил, что она просто не понята. Теперь я понимаю — не понята мной, но отлично понята твоей новой. Говорят, она съехала в психосоматику после совместного уикенда.

Ты говорил, что я тебя не ценю. А я вспоминаю, как ты приклеил полку к стене скотчем. Как ты чинил чайник молотком. Как ты мыл пол, не вытаскивая пылесос из шкафа.
Я ЦЕНИЛА. Просто молча. Потому что если бы сказала вслух, у нас бы оба окна вылетели.

В общем, Изя, если ты вдруг решишь, что был неправ, знай:
Место рядом с батареей занято котом, в шкафу живёт порядок, а в холодильнике — еда. Настоящая. Не как ты готовил: вода, соль, капля кетчупа и молитва.

Здоровья тебе и сил. А особенно — твоей новой.

С наилучшими (но не к тебе) пожеланиями,
твоя бывшая — но ещё живая и улыбающаяся — Раиса Соломоновна






(с) Бэлла Шнеерсон

У каждого свой дом, свои ключи,
и жизнь своя, где все давно расчерчено,
где ты не задыхаешься в ночи,
что засыпаешь с нелюбимой женщиной...

Где я почти привыкла, что скрывать,
твердить ему «люблю»... и пить по праздникам,
за то, что невозможно время вспять
перевернуть /как говорили классики/...

За то, что ты умеешь отпустить –
грехи, мечты, любовь и много прочего...
За то, что до сих пор хочу забыть,
как примеряла сыну твое отчество...

За то... за всё... за всё меня прости...
а я уже давно простила... прОжила...
Надеюсь, что на жизненном пути
ты смог найти совсем со мной несхожую...

Об остальном, прошу тебя, молчи!
Мне хватит знать, что счастлив, жив и радостен...
У каждого свой дом, свои ключи,
и жизнь своя, где место есть для праздника...


© Бондарь Ольга Викторовна

Как человек чувствует, что жизнь идет к концу: точные слова Виктории Токаревой

Размышления о старости, нужности и неожиданной радости жить ещё один день

Не прощание, а попытка задержаться

Есть такая особая интонация в голосе у пожилых людей, когда они договариваются «обязательно встретиться через полгода».

Как будто не просто встречу планируют, а оттягивают что-то...

Как будто договариваются с жизнью: «Постой ещё немного, не уводи нас пока».  

.

а оказалось нужно просто жить,
не участвовать в спорах, а удаляться молча,
держаться подальше от интриг и чужой лжи,
беречь тех, кого ты «очень».

счастьем наполнить дни, улыбнуться прохожему просто так,
не опускаться до мести, пустых сплетен,
в этом мире есть свет,
и есть кромешный мрак,
ты единственный, кто решает, что в нем заметить.

в нем всем бывает больно и каждому бывает страшно
протяни кому-то руку, и кто-то однажды тебе подаст свои ладони.
знаешь, боль — у каждого своя, как рубашка,
не измеряй чужую своей — утонешь.

если не знаешь, что делать — делись светом,
не знаешь, во что верить — верь в лучшее без причин,
чтобы ни случилось, какие бы люди тебе не встретились,
не дай им твоё сердце ожесточить.

а нужно идти, смотря вперёд, словно от пропасти до пропасти - канат,
дарить тепло другим, чтоб самому согреться.
и мир вернёт тебе сполна
всё то, чем ты поделишься от сердца.


© Анна Захарова

Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.

В саду пиликало и пело –
Журчал ручей и цвёл овраг,
Черешни розовое тело
Горело в окнах, как маяк.

С тех пор прошло четыре лета.
Сады – не те, ручьи – не те.
Но живо откровенье это
Во всей священной простоте:

Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.

Тетрадку дайте мне, тетрадку –
Чтоб этот мир запечатлеть,
Лазурь, сверканье, лихорадку!
Давясь от нежности, воспеть.

Всё то, что душу очищало,
И освещало, и влекло,
И было с самого начала,
И впредь исчезнуть не могло:

Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.


(с) Юнна Мориц