Военные годы. Смерть Осипа Брика

В июле 1941 года Брики, Василий Катанян и Евгения Соколова начали подготовку к эвакуации. Рукописи, рисунки и личные вещи Владимира Владимировича, находившиеся в квартире в Спасопесковском переулке, были переданы ими на временное хранение в музей Маяковского. Чтобы формализовать присутствие в «семье» Евгении Гавриловны, Осип Максимович подписал трудовое соглашение, по которому Соколовой было поручено исполнять обязанности его литературного секретаря, — этот правовой акт требовался для получения эвакуационных документов. В августе они вчетвером прибыли в Молотов и разместились в пригородном посёлке Верхняя Курья. В письмах родственникам Лиля Юрьевна сообщала, что им выделены две небольшие комнаты в соседних домах, Осип Брик и Катанян устроились работать в областную газету «Звезда», вопрос с питанием решился: «Хозяева уступают нам молоко, мёд и яйца».

Наследственные вопросы

Известие о смерти Маяковского застало Лилю Юрьевну и Осипа Максимовича в Берлине — в апреле 1930 года, возвращаясь в СССР, они остановились в гостинице, швейцар которой передал чете телеграмму с текстом «Сегодня утром Володя покончил с собой». Брики немедленно обратились в советское полпредство, где им помогли с ускоренным оформлением виз; Лиля связалась по телефону с отправившим телеграмму Яковом Аграновым и попросила, чтобы похороны поэта отложили до их приезда в Москву. 17 апреля Брики прибыли в советскую столицу и прямо с Брянского вокзала отправились на улицу Воровского, в убранный траурными лентами клуб писателей. Как вспоминала их близкая знакомая Луэлла Краснощёкова, «Лили за несколько дней так изменилась», что её трудно было узнать. Александра Алексеевна, мать Маяковского, по свидетельству Василия Абгаровича Катаняна, встретила Лилю словами: «При вас этого не случилось бы».

Вместе с толпой москвичей (за грузовиком с гробом двигалось, по словам Юрия Олеши, около шестидесяти тысяч человек) Осип Максимович и Лиля Юрьевна дошли до Донского монастыря. Перед воротами крематория возникла давка, во время которой конный милиционер начал громко произносить фамилию «Брик»: «Оказывается, Александра Алексеевна не хотела проститься с сыном и допустить кремации без Лили Юрьевны».

Вместо письма

Дым табачный воздух выел.

Комната —

глава в крученыховском аде.

Вспомни —

за этим окном

впервые

руки твои, исступленный, гладил.

Сегодня сидишь вот,

сердце в железе.

День еще —

выгонишь,

можешь быть, изругав.

В мутной передней долго не влезет

сломанная дрожью рука в рукав.

Выбегу,

тело в улицу брошу я.

Дикий,

обезумлюсь,

отчаяньем иссечась.

Не надо этого,

дорогая,

хорошая,

дай простимся сейчас.

Все равно

любовь моя —

тяжкая гиря ведь —

висит на тебе,

куда ни бежала б.

Дай в последнем крике выреветь

горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят —

он уйдет,

разляжется в холодных водах.

Кроме любви твоей,

мне

нету моря,

а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.

Захочет покоя уставший слон —

царственный ляжет в опожаренном песке.

Кроме любви твоей,

мне

нету солнца,

а я и не знаю, где ты и с кем.

Если б так поэта измучила,

он

любимую на деньги б и славу выменял,

а мне

ни один не радостен звон,

кроме звона твоего любимого имени.

И в пролет не брошусь,

и не выпью яда,

и курок не смогу над виском нажать.

Надо мною,

кроме твоего взгляда,

не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь,

что тебя короновал,

что душу цветущую любовью выжег,

и суетных дней взметенный карнавал

растреплет страницы моих книжек…

Слов моих сухие листья ли

заставят остановиться, жадно дыша?

Дай хоть

последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.

Владимир Маяковский

26 мая 1916 г. Петроград

Лиля Брик стала одной из самых известных персон российского культурного общества XX века, а споры о ее роли в судьбе Маяковского до сих пор не утихают. Ее характеризуют как неординарную женщину, которая была магнитом для талантливых людей, а ее литературно-художественный салон был знаменит далеко за пределами России. В то же время о ее личной жизни и переживаниях известно очень мало, а ее самоубийство стало неожиданностью для широкой публики. 

Лиля родилась в еврейской семье Урия Александровича Кагана и Елены Юльевны Каган (в девичестве

Лиля родилась в еврейской семье Урия Александровича Кагана и Елены Юльевны Каган (в девичестве Берман). Её отец был юристом, занимавшимся защитой прав евреев в Москве; кроме того, он как юрисконсульт австрийского посольства помогал прибывавшим на гастроли артистам и антрепренерам в решении финансовых и административных вопросов. Мать родилась в Риге, училась в Московской консерватории, однако завершить курс не смогла из-за раннего замужества и рождения дочерей — Лили и Эльзы.

«Все чаще думаю —

не поставить ли лучше

точку пули в своем конце».

Так писал Владимир Маяковский. 14 апреля 1930 года В Москве на Лубянском проезде, в рабочей комнате Владимира Маяковского прозвучал роковой выстрел. Казалось бы, поэт осуществил задуманное, дело ясное — самоубийство. Однако споры, ушел поэт из жизни добровольно или был убит, не стихают.

Неудачный год

В последние годы жизни поэта преследовали неудачи.

В 1929 году ему отказали в визе во Францию, где он собирался обручиться с Татьяной Яковлевой. Позже он получил известия о ее скором замужестве.

Его выставку «20 лет работы», в которой он подводил итоги своего двадцатилетнего творчества, проигнорировали важные государственные персоны и видные культурные деятелями того времени. Маяковский наделся, что они удостоят его честью посетить выставку.

Еще провалились постановка его пьесы «Баня».

Поэта преследовали ссоры и скандалы, отчего газеты наклеили на него ярлык «попутчик советской власти», тогда как он сам придерживался более активных позиций.

...Что случилось? Пожар? Карманника поймали? Приехал бродячий цирк? Отчего на центральной площади толпится и шумит народ? Куда все бегут, зачем толкаются? Над кепками, котелками, картузами, платками и дамскими шляпками возвышаются три щегольских цилиндра, и, похоже, именно они, а вернее их обладатели, причина суматохи жителей губернского города. Трое молодых людей самого странного вида. Респектабельные цилиндры сочетались с немыслимыми нарядами. Один — кривой, со стеклянным глазом — был одет в смокинг с пучком редиски в петличке, в ухе — расшитая бисером серьга, на щеке гримировальным карандашом нарисована кошка. У другого, что в черном плаще с золотыми звёздами, на лбу изображён аэроплан. Третий — высоченный, нечёсаный, с красивым и эффектным лицом, в блузе цвета цыплячьего пуха, а вместо галстука — деревянная ложка. «Американцы», — решают в толпе. «Какие, к шуту, американцы? Футуристы! — проясняет ситуацию кто-то знающий. — Одноглазый — Бурлюк, тот, что с аэропланом, — Каменский, в жёлтом — Маяковский. Завтра у них поэтический вечер в театре».