Ариадна Эфрон. О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери / Составитель и автор вступительной статьи М.И. Белкина; Комментарий Л.М. Турчинского – М.: Советский писатель, 1989 – 479 с., илл. 100000 экз.
Семья поэтессы Марины Цветаевой пережила, пожалуй, все невзгоды, обрушившиеся на Россию в начале XX века. Единственный ребенок, доживший до зрелого возраста, - дочь Ариадна. Вот только ее путь сопровождали и конфликты с матерью, и непонимание общества, и даже годы лагерей. Еще более трагично обернулись истории умершей в интернате маленькой Иры и Георгия, которого еще долго винили в смерти писательницы. Как воспитывала детей Цветаева и какую вину пыталась заглушить излишним потаканием любым проделкам сына?
Казалось бы, быть ребенком известного поэта – мечта многих. Ведь у них есть все, что нужно для счастливой и безбедной жизни: известность, достаток, возможности. Но на деле все обстоит куда менее радостно. На детях известных родителей лежит огромная ответственность, да и к тому же они зачастую являются инструментом воздействия на их родных или их культурное наследие. Также не стоит забывать, что у творческих личностей порой случаются кризисы, меланхолия, резкая смена настроения и, конечно же, нехватка времени и сил на свою семью. В сегодняшнем материале представлены 4 истории трагических судеб детей русских поэтов и писателей.
"Блестящие руки, блестящие глаза, звонкий, тоже блестящий голос - вот мама самых ранних моих лет
Мама была среднего, скорее невысокого, роста, с правильными, четко вырезанными, но не резкими чертами лица. Нос у нее был прямой, с небольшой горбинкой и красивыми, выразительными ноздрями, именно выразительными, особенно хорошо выражавшими и гнев, и презрение
всё в ее лице было выразительным и всё - лукавым, и губы, и их улыбка, и разлет бровей, и даже ушки, маленькие
чуткие и настороженные, как у фавна. Глаза ее были того редчайшего, светло-ярко-зеленого, цвета, который называется русалочьим и который не изменился, не потускнел и не выцвел у нее до самой смерти <> Светло-русые волосы вились мягко и небрежно <> Мама была широка в плечах, узка в бедрах и в талии, подтянута и на всю жизнь сохранила и фигуру, и гибкость подростка".
Евгений Буковецкий. Портрет Ивана Алексеевича Бунина. 1919 г. Одесса.
Бунин родился 10 октября по ст. стилю (22-го ) 1870 г в Воронеже.
Он прожил долгую жизнь, умер 83-х лет в Париже. И ничто его не миновало - ни бедность, доходяшая до нищеты и голода, ни достаток, ни слава, ни любовь, ни эмиграция, ни одиночество.
Первым из русских писателей он получил в 1933 году Нобелевскую премию по литературе.
Бунин видел, чувствовал, обонял жизнь, как никто другой. И писал о жизни чеканным языком, жестко и любовно. Множество людей он знал, множество людей оставили о нем воспоминания.
(Мне лично очень нравится читать воспоминания о Бунине Ирины Одоевцевой.)
Из письма Ариадны Эфрон от 17 ноября 1961 года к В.Н. Орлову.
"С Буниным - живым - я простилась в 1936 году на Лазурном побережье,
в нестерпимо жаркий июльский день, в белом от зноя дворике маленького,
похожего на саклю и так же прилепившегося к горе домика, купленного на
"нобелевские" деньги, под пальмой - от которой тени было не больше, чем
от дюжины ножей. Невысокий, мускулистый, жилистый, сухощавый старик
(сколько ему тогда лет было? Не так уж много...) с серебряной, коротко
стриженой головой, крупным носом, брезгливой губой, светлыми, острыми глазами
- поразительными, добела раскаленными! - одетый в холщовую белую рубаху,
парусиновые белые штаны, обутый в "эспадрильи" (холщовые туфли на веревочной
подошве) на босу ногу (а оставался щеголеватым и в этой одежке!), говорил
мне: "Ну куда ты, дура, едешь? Ну зачем? Ах, Россия? А ты знаешь Россию?
Куда тебя несет? Дура, будешь работать на макаронной фабрике...
("почему именно на макаронной, Иван Алексеевич?!") - на ма-ка-ронной. Да.
Потом тебя посадят... ("меня? за что?") - а вот увидишь. Найдут за что.
Косу остригут. Будешь ходить босиком и набьёшь себе верблюжьи пятки!..
("Я?! верблюжьи?!")... Да. Знаешь, что надо? Знаешь? Знаешь? Знаешь?
Выйти замуж за хорошего - только чтобы не молодой! не сопляк! - человека...
и поехать с ним в Венецию, а? В Венецию". И потом долго и безнадежно говорил
про Венецию - я отвечала, а он не слушал, а смотрел сквозь меня, в своё
прошлое и в моё будущее; потом встал с каменной скамейки, легко вздохнул,
сказал - "Ну что ж, Христос с тобой!" и перекрестил, крепко вжимая этот крест
в лоб мне, и в грудь, и в плечи. Поцеловал горько и сухо, блеснул глазами,
улыбнулся: "Если бы мне - было - столько - лет, сколько тебе, - пешком бы
пошёл в Россию, не то что поехал бы - и пропади оно всё пропадом!".
"...А Бунина читаю — и за голову хватаюсь, и вскакиваю с места, и бегаю по комнате, и потрясаюсь до слез,
и опять хватаюсь за голову, ай-ай-ай, что за чертовский талант! И когда бы ни встречалась, и сколько бы ни перечитывала — то же самое; то же самое, как и хлебом не наесться на всю жизнь, и водой не напиться."
Хотела сделать пост ко дню рождения Бунина, но заболела и забыла в черновике. И не окончила((
Но пусть будет, уж больно интересны воспоминания Ариадны Эфрон.
Дату ставлю как всегда прошедшего дня рождения.
Когда я училась в художественной школе при Лувре, историю живописи нам преподавала изящная пожилая дама, носившая имя Де Костер. Она была внучкой или внучатой племянницей автора «Тиля Уленшпигеля» Шарля Де Костера.
Когда она нам представилась на первом занятии, я спросила: а не родственница ли вы, мадам… и она просто просияла. Французы вообще мало читают, и это был едва ли не первый случай в ее жизни, когда кто-то вспомнил ее знаменитого предка. И, конечно, после этого она прониклась ко мне самой сердечной симпатией. Вообще удивительную роль порой играют в нашей жизни книги. «Уленшпигель» был любимейшей книгой моего отрочества. А не попадись он мне, не знай я его — и не было бы всей дальнейшей истории, удивительно, право!
И вот однажды подошла она ко мне после занятий и попросила задержаться для разговора.
— Мадемуазель, — сказала она, — у нашего училища есть меценат, он англичанин, его имя господин Уодингтон. Я его никогда не видела, знакомы мы только по переписке. Его покойная жена много лет тому назад, это было еще до меня, некоторое время училась здесь. И в память о ней господин Уодингтон оплачивает курс какой-нибудь способной нашей ученице, которая стеснена в средствах. В этом году как раз закончила его очередная пансионерка. Недавно я получила от него письмо с просьбой рекомендовать ему способную ученицу, и я выбрала вас, мадемуазель. Я написала ему о вас, о вашем происхождении, о ваших способностях, о вашем слабом здоровье. И вот сегодня я получила его ответ. Он сейчас на юге Франции, там у него дом, где он обычно проводит лето. Вот это письмо. Прочтите его, мадемуазель.
Я беру и читаю, как господин Уодингтон благодарит мадам Де Костер за рекомендацию la belle Ariane и пока что просит передать ей, то есть мне, его приглашение отдохнуть месяц или сколько она сможет в его доме недалеко от Марселя, укрепить свое слабое здоровье свежим воздухом и морскими купаньями. Море хоть и далеко от дома господина Уодингтона, но к ее услугам будет автомобиль с шофером…
Захотелось узнать о Марине Ивановне что-то новое. Нашла в интернете воспоминания о ней Ариадны Эфрон, ее дочери.
Из воспоминаний Ариадны Эфрон о матери
Какой она была?
Моя мать, Марина Ивановна Цветаева, была невелика ростом — 163 см, с фигурой египетского мальчика — широкоплеча, узкобедра, тонка в талии. Юная округлость ее быстро и навсегда сменилась породистой сухопаростью; сухи и узки были ее щиколотки и запястья, легка и быстра походка, легки и стремительны — без резкости — движения. Она смиряла и замедляла их на людях, когда чувствовала, что на нее смотрят или, более того, разглядывают. Тогда жесты ее становились настороженно скупы, однако никогда не скованны.
KotBeber
rss_kulturologia
Томаовсянка
