Русские писатели-полиглоты

По данным ученых, полиглотами называют людей, которые в той или иной степени знают несколько иностранных языков. Но четкого количества языков, чтобы слыть полиглотом, нет. В некоторых источниках приводится от 5 до 11 иностранных языков.
Русские писатели-полиглоты
Писатели 18 века


Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) — русский гений, литератор, ученый, изобретатель. Не знал русскую грамоту до 14 лет. Доподлинно неизвестно, сколько за свою жизнь выучил иностранных языков. Но есть свидетельства, что Михаил Васильевич в совершенстве знал немецкий, а также говорил по-французски, по-итальянски, по-английски. Знал также латынь, греческий, иврит. Кроме того, самостоятельно выучил другие языки: польский, венгерский, финский, монгольский, ирландский, норвежский. То есть в активе у него было более 13 языков!

Читать далее

Серия сообщений "проза":

Часть 1 - Газеты и журналы можно читать Он-лайн.
Часть 2 - Для тех, кто любит читать газеты. Старые газеты.
...
Часть 26 - Шутливые "Масленичные правила дисциплины"…. Антон Чехов.
Часть 27 - Константин Криптон "Осада Ленинграда". Читать или слушать онлайн.
Часть 28 - Русские писатели-полиглоты

В 1925 году Александр Куприн, уже 5 лет проживавший в Париже, писал в Москву своей первой жене Марии Карловне:

«Ты совершенно права, мой ангел Машенька: существовать в эмиграции, да еще русской, да еще второго призыва — это то же, что жить поневоле в тесной комнате, где разбили дюжину тухлых яиц. В прежние времена, ты сама знаешь, я сторонился интеллигенции, предпочитая велосипед, огород, охоту, рыбную ловлю, уютную беседу в маленьком кружке близких знакомых и собственные мысли наедине… Теперь же пришлось вкусить сверх меры от всех мерзостей сплетен, грызни, притворства, подсиживания, подозрительности, мелкой мести, а главное, непродышной глупости и скуки. А литературная закулисная кухня… Боже, что это за мерзость!

Почему-то прелестный Париж (воистину красота неисчерпаемая!) и все, что в нем происходит, кажется мне не настоящим, а чем-то вроде развертывающегося экрана кинематографии. Понимаешь ли — я в этом не живу. Это все понарошку; представление. Знаю, что когда вернусь домой и однажды ночью вспомню утренние парижские перспективы, площади — звезды, каштановые аллеи, Булонский лес, чудесную Сену под старыми мостами, древние дома, пузатые от старости, Латинского квартала, визгливые ярмарки, выставки цветов, розы „Багатель“, внутренний двор Лувра, и всё, всё, всё, — знаю, что заплачу, как о непонятой, неоцененной, ушедшей навсегда любви.

Теперь все чаще и чаще возвращаюсь воспоминаниями к Москве, к моей прежней, детской Москве, раньше как будто забытой мною совсем. Боль и тоска по родине не проходят, не притерпливаются, а все гуще и глубже… Пять лет в изгнании. Пять лет! И это в то время, когда полной, сознательной жизни остается „всего ничего“, как говорят гдовские кухарки. Пять лет, пропавших у собаки под хвостом.

А все же не поеду. Звала меня очень Лидуша, пел Масленников, ты вот советуешь, тебе я всего охотнее верю. Последний был милый передатчик твоего письма. „Работать для России можно только там. Долг каждого искреннего патриота — вернуться туда“. В этой фразе много верного, но все-таки это — фраза. Там теперь нужны коновалы, фельдшеры, учителя, землемеры, техники и пр. пр.

Что я умею и знаю? Правда, если бы мне дали пост заведующего лесами Советской Республики, я мог бы оказаться на месте. Но ведь не дадут?

Ну, положим, я приеду. Предположим, что с меня заживо шкуру не сдерут, а предоставят пастись, где и чем хочу. Скажем, вернут мне гатчинский клочок, или, лучше, по твоей доверенности на аренду, дадут хозяйничать в Балаклаве… Но ведь этими невинными занятиями не проживешь. Надо будет как-нибудь вертеться, крутиться, ловчиться. Ты скажешь — писать беллетристику. Ах, дорогая моя, устал я смертельно, и идет мне 54-тый. Кокон моего воображения вымотался, и в нем осталось пять-шесть оборотов шелковой нити… Да-с, захотели мы революции, как кобыла уксусу. Правда: умереть бы там слаще и легче было".

Через 13 лет Александр Иванович осуществил свою мечту - умер там, где хотел.

И жаль, что Куприну не дали пост заведующего лесным хозяйством.

#МосковскиеЗаписки

Виктор Гюго – один из ярчайших представителей французского романтизма. Писатель, поэт, прозаик и драматург стал автором таких бессмертных произведений, как «Отверженные», «Собор Парижской Богоматери», «Человек, который смеется» и других.

Халлдор Лакснесс,
"Салка Валка".

Отрывок из романа.

— Когда Ты получишь деньги? А ты посмотри на меня. Я только и знаю, что плету сети. Я плету с тех пор, как себя помню, и много, ты думаешь, я получил за это? На старости лет у меня есть только семь овец и корова. Постарайся научиться от Арнальдура читать, многим беднякам в нашей стране книги доставляют радость, уж этой-то радости тебя никто не сможет лишить — по крайней мере пока ты не ослепнешь.
— Они отняли у тебя зрение, Эйольфур — воскликнула Салка Валка, возмущенная до глубины души такой бесчеловечностью.

Старик не ответил на ее вопрос, и девочка в смятении глядела на него, ничего не понимая. Неужто всю жизнь, как бы прилежно она ни работала, ей придется ходить в этих лохмотьях на виду у Арнальдура и всего света?
— Я хочу получать деньги за свою работу, тогда я стану богатой, — сказала девочка наконец.
Затянув последнюю петлю, Эйольфур отложил сеть в сторону и посмотрел слепыми глазами в окно.

— Ты еще мала, дитя мое, тебе еще нет полных двенадцати лет. Ты можешь положиться на слова старика, немало повидавшего, пока он не потерял зрение. Работать нужно, работа радует сердце и приносит удовлетворение человеку, к тому же она дает возможность сводить концы с концами.
И если человек беспрерывно трудится всю свою жизнь, и в будни, и в праздники, он, пожалуй, скопит столько деньжонок, чтобы оплатить свои похороны.
Но поверь, дитя мое, никто еще не разбогател одним лишь своим трудом. Те немногие богачи, которых мне довелось знать, никогда ничего не делали. Трудятся одни бедняки. Думаю, что так обстоит дело не только у нас, а повсюду на свете. Но знания и радость, которую доставляет хорошая книга, дороже всяких богатств на свете, и, будь я на твоем месте, я прежде всего научился бы читать и писать.