мне это виделось не раз.
болелось мной.
в стихи просилось набором вымученных фраз.
ты знала б, как меня бесило когда Орфей тебе играл свои мелодии шальные!
я ревновал.
я умирал.
я уходил в миры иные.
я быть самим собой не мог и, затянув рассудок в узел, кровавя мозг, я жёг клеймо себе на лбу: «проклятый лузер».
я падал раковиной в ил и, туже стягивая створки, к тебе привязанность травил текилой кактусово-горькой.
и, становясь почти никем, я задыхался, рвался с криком: «держи меня на поводке, моя убийца Эвридика!»
был мой кошмар неистощим.
и сон закручивался нитью.
и, словно камень из пращи влетал реальностью событий.

и, словно камень из пращи влетал реальностью событий.
я жил, отбрасывая тень, как ветхий плащ, ненужно старый.
и становился новый день лишь продолжением кошмара, в котором я тебя любил всё так же истово и страшно.
и вечер сумрачно знобил несовместимой страстью нашей.
и ночь моя меня ждала на простынях сырых от пота...
а где-то рядом ты жила.
и, как и я, звала кого-то…

а может просто в жутких снах входил я в тело инфернала, и потому уже не знал, что ты меня ещё не знала...

росли и рушились миры.
бесследно таяли надежды.
и бес по правилам игры носил кровавые одежды.
и Бог, вселенский корифей, менял по прихоти погоду.
и по Аиду брёл Орфей в надежде дать тебе свободу.

- Ну, как живешь, хвостатый друг?
- Да как обычно,
Хожу, брожу, ищу подруг,
Гоняю птичек.
Глядишь, накормит милый кто
И обогреет...

- А у тебя? Как ты живешь?
- А я? Старею...
Нам жизнь одна дана, увы...
У вас их девять.
И, вроде, все, как у людей,
А сердце щемит.

Вот так, дружище, я с тобой
Сижу на крыше,
И растворяется тоска,
Все тише, тише...

Не уходи с колен моих,
С тобой теплее.
Прохладный вечер на двоих...
Уже темнеет...

Ирина Голованова

Виктория Кирдий

усвоив теорему с детства твёрдо: есть добрый мир, и есть жестокий Мордор,
себе я эту прогу намечтал: мой тихий дом – межвременной портал.
я в нём живу, чтоб пялиться в окно за годом год, ведь за окном – кино:
там каждый третий злом вооружён, кто ядом слов, кто ядерным ножом.
там брат на брата с детства смотрит косо. там безответно множатся вопросы:
коль дети режут собственных отцов, кто первороден – курица? яйцо?
похмельный плебс, выхрипывая: вобля! - прёт на собрата ближнего с оглоблей.
где друг, где враг – не различаешь лиц.
там жизнь давно не жизнь, а краткий блиц.
взляд отвожу – мир за окном постыл. вздохнул поглубже – вроде поостыл,
но вряд ли лжёт зеркальное стекло: здесь я живой, а там – живое Зло!
по рельсам рам куда-то мчится поезд и Добрый Царь затягивает пояс,
как следует по правилам игры – на тонких шейках бренной мишуры.
* * *
затерянный в пространстве межоконном,
мой Мордор полон маленьких Драконов,
не ведающих, сколь они сильны
в слепом предощущении войны…

Ник Туманов, 02.08.2018

Скажу честно, Майкла Джексона не люблю, вернее, практически безразлично к нему отношусь, но... есть у него 2 шедевральных клипа:

"Триллер" (этакий мини-жутик) и "Песня Земли" (очень зацепило).

ИМХО

И сам, как Море, словно свет спокойных глаз...
Я много времени потребую взамен
Того, что скрыто за строкой... Хочу отдать
Я в Море штиль, и шторм, и шалость... Благодать,
Коль это Море - ваш источник перемен!

...гремел Гомер,
шептал Экклесиаст:
все суета, и пошлостью воздаст
величие, и пыль покроет имя...
Трудами и победами своими
мы можем лишь самих себя растить,
и нужен полный свет, чтоб осветить
наживку демагога - чувство долга.
Как медленно прозрение. Как долго
я сочинял ненужного себя,

Мы сами выбираем образ смерти.
Свою тропинку и обрыв следа —
проносим в запечатанном конверте,
а вскрытие покажет, как всегда.
Толкая нас на риск и самовольство
прохладный господин по кличке Рок
использует и веру, и геройство,
как искушенный карточный игрок.

В королевство кривых зеркал
Приглашаешь опять… К чему?
Что хотел – ты уже сказал,
Сделав зимней мою весну.
Я сидела в оцепененьи,
Ночь сжимала в когтистые лапы,
Бесконечным казалось мгновение
И хихикали мерзкие жабы…
А душа, став хрустально-бескрылой,
Оземь грохнулась, в кровь – осколки…
Лишь химеры от счастья выли –
Им не жалко души нисколько!