Что такое логистика
– Логистика? Так это просто нахождение минимума на множестве, задаваемом системой линейных уравнений с неравенствами.
– А если проще?
– Это о том, как водителю быстрее развести товар по магазинам, чтобы выкроить время для небольшой халтуры.

Через перевал
Холодный дождь. Мы ползем через перевал, чтобы внизу на берегу горной реки собрать катамараны и начать сплав. У каждого два рюкзака общим весом около 60 кг. Рюкзаки намокают и становятся совсем неподъемными. Мы останавливаемся, такой вес нести невозможно.
– Что будем делать? Вот вы, физики-математики, придумайте что-нибудь. Вариант – вернуться в деревню и попросить ослов – не прокатывает.
Физики-математики думают. И вот решение найдено.
– Берем один рюкзак и для начала несем его сто метров. Возвращаемся за вторым и несем его двести метров. Возвращаемся к первому и несем его тоже двести метров. И так далее, пока не выйдем к берегу.

Пылесос
Я стою посреди комнаты и думаю, как быстрее все пропылесосить, чтобы, не дай Бог, не пройти два раза по одному и тому же месту. Зрение становится орлиным, мозг работает на предельной скорости. Замечаю, что пыль собирается только возле плинтусов. Значит, можно пробежаться по периметру комнаты и задача будет выполнена.
Работа занимает две минуты.


Всего не учтешь
Подмосковный лес. Стою на тропинке, смотрю на грибы. Прикидываю, что если буду удаляться от станции, наполняя корзину, то придется возвращаться издалека с большой тяжестью в руках. Решаю идти вперед, не обращая внимания на грибы, потом развернуться и начать их собирать на обратом пути. Таким образом, полную корзину мне придется нести совсем небольшое расстояние.
Бодро иду вперед, мысленно отмечая богатый урожай. Через полчаса разворачиваюсь и встречаю другого грибника. У него полная корзина белых и подосиновиков. Тех самых, что я хотел собрать на обратном пути.

Субъективный фактор
Москва, перестройка. Кооперативных делишек пока нет, а мне надо покупать новую резину для «копейки». Поэтому по вечерам занимаюсь извозом.
Октябрьская площадь, голосуют парень с девушкой. Ей в Ясенево, ему на проспект Вернадского. Я рассчитываю оптимальный маршрут: сначала на Вернадского, потом через Лобачевского и Обручева на Профсоюзную до Ясенево. Ребята садятся сзади, весело болтают.
Доезжаю до Вернадского, торможу, поворачиваю голову.
– Приехали!
Парень мнется.
– Командир, забыли сказать, что сначала надо девушку в Ясенево, а потом уже меня.

Отзывы
Три дня до защиты диссертации. Собираю отзывы на автореферат. Накануне созваниваюсь с рецензентами – все обещают, что на следующий день к обеду отзывы будут готовы.
После обеда планирую маршрут. Надо заскочить в Университет, потом в два места на Ленинском проспекте, затем на улицу Вавилова и напоследок на улицу Обуха. От Обуха до дома рукой подать.
Университет, физфак. Телефон рецензента не отвечает. С трудом уговариваю вахтера, что у меня срочное научное дело и мне надо на пять минут заскочить на второй этаж. Вахтер видит мои безумные глаза, машет рукой, говорит «нет», но отворачивается, делая вид, что не замечает, как я прошмыгиваю через запретную линию.
Кабинет рецензента пуст. Он в лаборатории.
– У вас все готово?
– Черт, у нас датчик полетел, давай твою рецензию, я подпишу.
– Так вы же сами хотели написать!
– Слушай, ты еще молодой и не понимаешь, что такое время других ученых. Напечатай и приезжай.
– А вы хоть автореферат читали?
– Зачем? Я тебя знаю и считаю, что заслуживаешь.
– Я понял.
Лечу на Ленинский, в два места. Там все готово. Вера в человечество укрепляется. На Вавилова намекают, что я и туда должен привести готовый для подписи текст. Машинка в лаборатории, в двух шагах, но мне надо на Обуха. На всякий случай звоню туда.
– У вас готово?
– Что готово?
– Отзыв, я вам вчера звонил.
– Володя, это ты, что ли?
– Ну да...
– Я написал отзыв, но на другую диссертацию. На твою пока не готово.
– Так у меня защита через три дня.
– А у другого завтра после обеда. Ты послезавтра приезжай, лучше к вечеру.
– Так мне надо срочно все бумаги в Совет представить!
– Скажи секретарю Совета, что все будет нормально. Успеха!
Короткие гудки. Я как сдувшийся шарик. Карта Москвы, маршруты автобусов, трамваев и метро, стоявшие перед глазами, расплываются, становятся ненужными. Я иду в лабораторию, на ходу придумывая тексты о гениальности моего автореферата.

http://vladimir101.livejournal.com/253402.html

Забрел в магазин, где мужские рубашки стоили больше всего, что на мне надето.
Долго думал: а правильно ли я живу, что не покупаю рубашки в этом магазине? А вдруг в такой рубашке я сразу стану моложе, красивее и умнее? Вспомнил анекдот про мужика, который смотрел в зеркало и видел дурака, но как надел фуражку, то вместо дурака в зеркале появился прапорщик.
Я снял рубашку с плечиков и прикинул на себя. В зеркале не появился молодой, умный и красивый. Даже на прапорщика я был не похож.
Рядом продавали позолоченные фляжки для коньяка. Это должно было повышать настроение, придавать уверенность в себе, улучшать коммуникабельность. Как же мне этого не хватает! – думал я, выходя из магазина. Дома выпил рюмку «Карвуазье», но кроме аппетита ничего не прибавилось. Это все не то. А что если надеть ту рубашку в синюю полоску и выпить коньяк из позолоченной фляжки? Вот так, двойным ударом по бюджету решить все проблемы!
Я чистил картошку и думал, думал, думал...

http://vladimir101.livejournal.com/253113.html

Старые записные книжки неисчерпаемы. Читая их, понимаешь, что против генетики не попрешь. Сколько умных мыслей выписано из толстых книг, сколько своих мыслей разбросано на пожелтевших страницах... Вот, например:
«Надо достичь соответствия субъективной деятельности требованиям объективных законов».

Елки-зеленые! Это ж что в голове тогда было? Неужели еще не тошнило от таких фраз? Неужели я это понимал? Или записал, чтобы понять потом? Ответ-то простой: сколько ты планов-ежедневников ни заведешь, сколько целей ни поставишь, а природное разгильдийство свое возьмет. Вот записал ты, что весь день посвятишь изучению спинового эха, а к обеду вспомнишь, что тебе никто не звонит. И зря ты смотришь на телефон: твой номер давно вычеркнули из записной книжки, разорвали фотографии и выкинули засохшие цветы. И так тебе сделается грустно, так одиноко, что даже понимание спинового эха не спасает. Посмотришь план на завтра, плюнешь, поставишь кресты около несделанных дел и уйдешь из дома. Ты бродишь по улицам и сочиняешь стихи:
– Я хочу совсем забыть тебя,
– Все раздать, что связано с тобою...

Потом приходишь домой, и записываешь в книжку адреса подмосковных монастырей. Сейчас тебе кажется, что важнее сделать фотографии древних стен на фоне хмурого осеннего неба, чем вывести уравнения динамики спиновых систем. А завтра монастыри забыты – в телефоне появляется номер какой-то Наташи и краткое описание ее внешности — мало ли что случится, на память надеяться нельзя. Ведь сколько раз ты приходил на свидания и не мог вспомнить, как выглядит твоя избранница, с которой познакомился на танцах или где-то в метро.

А потом записан телефон Николая Сергеевича. Очень важный телефон – он обведен жирным прямоугольником. Но потом все изменилось, о чем свидетельствует запись: «Как они все мне надоели!». Ясно, что Николай Сергеевич и Наташа не согрели мятущуюся душу, что еще осталось ожидание звонка. И кресты около незавершенных дел – это понимание, что моя «субъективная деятельность» находилась в диком противоречии с «требованиями объективных законов».

http://vladimir101.livejournal.com/252919.html

Последний день осени. В небоскребе из кладовки достали елки с шариками-фонариками, подключили к розеткам – началась Рождественская пора. Звенят колокольчики Армии Спасения, мимо ходят озабоченные клерки: в конце года у всех горячая пора. Приглашенные музыканты играют осеннюю песню Шопена. Акустика в холле ужасная, но мелодия через множественное эхо все равно пробивается к слушателям. Слушателей немного – они гадают: Шуберт? Шопен? Поль Мориа?

А в начале декабря у всех разгильдяев, вроде меня, наступает время подведения итогов года. Почему так рано? А потому что впереди еще месяц, можно успеть поставить последние жирные галочки, чтобы год не остался просто еще одним годом. И еще свербит и скребет главная новогодняя забота: где встречать? На Озере, где же еще! Где по утрам солнце поднимается из клочьев тумана, чтобы тут же спрятаться в серые тучи. Где олени по ночам приходят к лесной хижине с надеждой, что запах дыма из камина отпугнет волков. Где под лыжами скрипит снег, и этот скрип пугает пестрого красноголового дятла. И где на сковородке жарится картошка с луком, а на столе стоит початая бутылка «Серого гуся» и тарелка квашеной капусты с клюквой и зелеными яблоками.

http://vladimir101.livejournal.com/252649.html

Телепортация

Как-то ночью я возвращался в свою квартиру на улице Сергея Эйзенштейна. На дорожке возле дома стояла девушка в светлом платье и ежилась от холода.
– Простите, – обратилась она ко мне. – Я в восьмом подъезде живу, а дверь открыть на могу. Там труп лежит, и мне страшно.
Труп лежал прямо под дверью, упираясь в нее головой. Лампочка не горела, вокруг никого не было, пахло ночной сыростью портвейном и пивом.
– Эй! – я потряс труп за плечо. – Подвинься, я рядом лягу.
– Пошел на хер! – сказал труп.
– Тут женщина, выбирай выражения.
– Я вас обоих сейчас в...бу, – пообещал труп.
– Обещать они все мастера, – сказала девушка.
Труп захрапел. Я взял его за пиджак и отодвинул в сторону. Мы с девушкой вошли в подъезд.
– А я узнала его, – сказала девушка. – Он на втором этаже живет. Пошли его жене скажем, чтобы забрала свое сокровище?
Мы пошли на второй этаж. Дверь открыла женщина постбальзаковского возраста во фланелевом халате и в тапочках с помпонами.
– Ваш муж лежит около подъезда, – обрадовали мы ее.
– Мой муж дома! – ответила она и захлопнула дверь.
– Ой! – сказала девушка. – Я точно его узнала. Давайте сходим и посмотрим еще раз?
Мы пошли и посмотрели. У подъезда никого не было.
– Телепортация, – догадалась девушка.
– Охренеть можно! – согласился я.


Французы

Как-то раз, во времена развитого социализма нам с аспиранткой приспичило срочно закончить эксперименты. Дневного времени не хватило, и мы решили остаться в лаборатории на ночь. Сразу скажу, что описаний секса не будет, – мне надо было срочно сделать ключевые измерения для дипломной работы, а аспирантка через неделю выступала на конференции, и ее мысли были только о тщательной проверке результатов.
Аспирантка устроилась за большим спектрометром, а я сидел у своей установки, уставившись в осциллограф. В час ночи в дверь постучали. Вошла вахтерша.
– Разрешение на ночную работу есть?
– Мы заявку в первый отдел подавали. Да мы и не нарушаем – нас в комнате двое.
– Нет на вас никаких заявок. Да и потом – мужчина и женщина...
– Ну и что?
– Я вот на вас докладную напишу. Как ваши фамилии?
– Кюри, - представился я.
– Склодовская, – не растерялась аспирантка.
– Евреи, что ли? – уточнила вахтерша.
– Французы, – объяснил я.
– Я вот сяду на этот стул и не встану, пока вы не уйдете.
– А если мы безобразиями начнем заниматься?
– Вот я и поучусь, как там у французов.
Аспирантка снова села за спектрометр, а я стал менять дьюар с жидким азотом у своей установки. Через пять минут вахтерше все надоело.
– Вы все равно ни хрена не делаете, так хоть бы чайком угостили.
– Здесь чай пить нельзя: химия, радиация, сильные радиоизлучения...
– Етить твоя мать, подыхайте тут сами!
Вахтерша ушла, мы продолжили работу. В три ночи снова раздался стук.
– Живы еще? Пойдем ко мне, я чай заварила. С сушками попьем.
Мы пошли и выпили чаю. С сушками. Очень было кстати.
– В пять утра проверка может прийти, – вздохнула вахтерша. – Вы это... у меня одеялко есть, я вам в гардеробной брошу, там и устройтесь до восьми. В восемь у меня смена – потом, хоть куда.
– А подглядывать не будете? – поинтересовалась аспирантка.
Вахтерка с презрением окинула взглядом тоненькую фигурку.
– Да что там подглядывать. Смотреть-то не на что!
– Мы лучше в лабораторию вернемся, – предложил я альтернативный вариант. – Свет выключим, будем как мышки.
– Что вы там в темноте увидите, – опять вздохнула вахтерша. – Хотя, да. На что там смотреть!
Мы ушли. Аспирантка закончила работу в семь тридцать, я вышел минут через пятнадцать.
– Хоть работу-то сделал? – спросила вахтерша.
Я с гордостью показал лист миллиметровки с графиком, на котором стояли десять жирных точек.
– Господи! – воскликнула вахтерша. – И на что вы жизнь молодую тратите! Я бы тебе таких точек за пять минут понатыкала. Иди, уж, горемычный!
И я ушел. Тогда я был уверен, что вахтерша была не права. Сейчас я в этом уже не очень уверен.
----------
На фото двор моего дома в Москве. За последние годы он изменился в оооочень лучшую сторону. Спасибо администрации Северо-Восточного округа и Ростокинского района.

http://vladimir101.livejournal.com/252353.html

Телепортация

Как-то ночью я возвращался в свою квартиру на улице Сергея Эйзенштейна. На дорожке возле дома стояла девушка в светлом платье и ежилась от холода.
– Простите, – обратилась она ко мне. – Я в восьмом подъезде живу, а дверь открыть на могу. Там труп лежит, и мне страшно.
Труп лежал прямо под дверью, упираясь в нее головой. Лампочка не горела, вокруг никого не было, пахло ночной сыростью портвейном и пивом.
– Эй! – я потряс труп за плечо. – Подвинься, я рядом лягу.
– Пошел на хер! – сказал труп.
– Тут женщина, выбирай выражения.
– Я вас обоих сейчас в...бу, – пообещал труп.
– Обещать они все мастера, – сказала девушка.
Труп захрапел. Я взял его за пиджак и отодвинул в сторону. Мы с девушкой вошли в подъезд.
– А я узнала его, – сказала девушка. – Он на втором этаже живет. Пошли его жене скажем, чтобы забрала свое сокровище?
Мы пошли на второй этаж. Дверь открыла женщина постбальзаковского возраста во фланелевом халате и в тапочках с помпонами.
– Ваш муж лежит около подъезда, – обрадовали мы ее.
– Мой муж дома! – ответила она и захлопнула дверь.
– Ой! – сказала девушка. – Я точно его узнала. Давайте сходим и посмотрим еще раз?
Мы пошли и посмотрели. У подъезда никого не было.
– Телепортация, – догадалась девушка.
– Охренеть можно! – согласился я.


Французы

Как-то раз, во времена развитого социализма нам с аспиранткой приспичило срочно закончить эксперименты. Дневного времени не хватило, и мы решили остаться в лаборатории на ночь. Сразу скажу, что описаний секса не будет, – мне надо было срочно сделать ключевые измерения для дипломной работы, а аспирантка через неделю выступала на конференции, и ее мысли были только о тщательной проверке результатов.
Аспирантка устроилась за большим спектрометром, а я сидел у своей установки, уставившись в осциллограф. В час ночи в дверь постучали. Вошла вахтерша.
– Разрешение на ночную работу есть?
– Мы заявку в первый отдел подавали. Да мы и не нарушаем – нас в комнате двое.
– Нет на вас никаких заявок. Да и потом – мужчина и женщина...
– Ну и что?
– Я вот на вас докладную напишу. Как ваши фамилии?
– Кюри, - представился я.
– Склодовская, – не растерялась аспирантка.
– Евреи, что ли? – уточнила вахтерша.
– Французы, – объяснил я.
– Я вот сяду на этот стул и не встану, пока вы не уйдете.
– А если мы безобразиями начнем заниматься?
– Вот я и поучусь, как там у французов.
Аспирантка снова села за спектрометр, а я стал менять дьюар с жидким азотом у своей установки. Через пять минут вахтерше все надоело.
– Вы все равно ни хрена не делаете, так хоть бы чайком угостили.
– Здесь чай пить нельзя: химия, радиация, сильные радиоизлучения...
– Етить твоя мать, подыхайте тут сами!
Вахтерша ушла, мы продолжили работу. В три ночи снова раздался стук.
– Живы еще? Пойдем ко мне, я чай заварила. С сушками попьем.
Мы пошли и выпили чаю. С сушками. Очень было кстати.
– В пять утра проверка может прийти, – вздохнула вахтерша. – Вы это... у меня одеялко есть, я вам в гардеробной брошу, там и устройтесь до восьми. В восемь у меня смена – потом, хоть куда.
– А подглядывать не будете? – поинтересовалась аспирантка.
Вахтерка с презрением окинула взглядом тоненькую фигурку.
– Да что там подглядывать. Смотреть-то не на что!
– Мы лучше в лабораторию вернемся, – предложил я альтернативный вариант. – Свет выключим, будем как мышки.
– Что вы там в темноте увидите, – опять вздохнула вахтерша. – Хотя, да. На что там смотреть!
Мы ушли. Аспирантка закончила работу в семь тридцать, я вышел минут через пятнадцать.
– Хоть работу-то сделал? – спросила вахтерша.
Я с гордостью показал лист миллиметровки с графиком, на котором стояли десять жирных точек.
– Господи! – воскликнула вахтерша. – И на что вы жизнь молодую тратите! Я бы тебе таких точек за пять минут понатыкала. Иди, уж, горемычный!
И я ушел. Тогда я был уверен, что вахтерша была не права. Сейчас я в этом уже не очень уверен.
----------
На фото двор моего дома в Москве. За последние годы он изменился в оооочень лучшую сторону. Спасибо администрации Северо-Восточного округа и Ростокинского района.

http://vladimir101.livejournal.com/252353.html

Знаете, чем отличаются программисты от ученых?
Степенью перфекционизма.

Программист ненавидит программирование. Он мечтает написать коды программы, которая заменит его труд. Но платят ему за другое. И это другое он с ненавистью барабанит по клавишам, старясь закончить написание программы как можно быстрее. Все работает? Тесты прошли? Есть защита от дурака? О'кей, работа сделана, перечисляйте на карту денюшки.

Ученый – это самый страшный зануда, которого выпестовала эволюция. Вот нашел он новый эффект в водном растворе этилового спирта (sic!). Ему бы успокоиться, спокойно почивать на лаврах, но нет. А если попробовать метиловый спирт? Пропиловый? Бутиловый? А что произойдет при низких температурах? А есть ли похожий эффект в белках? А что будет, если в раствор белков добавить лекарство? А как лекарство связывается с белками? А можно ли так регулировать биологическую активность? А как увеличить точность эксперимента?
И так далее, и так далее. Короче, нет предела ассоциативному перфекционизму.

Если не остановить ученого, то он всю жизнь будет изучать свой эффект, не замечая, что прогресс давно уже пошел по другой дороге, что появились другие методы, которые гораздо быстрее и точнее отвечают на все вопросы.

И вот тут на сцены выходят академики. Старые, мудрые, давно не работающие, но чувствующие веяния, политику. Да, в науке тоже есть политика. Политика есть везде, где надо делить деньги.

– Ха! – воскликнет молодой горячий ученый. – На кой хрен мне нужно мнение старого пердуна, который двадцать лет в руках пробирку не держал и фейсбук от фейстайма не отличает?

Преимущество старого пердуна как раз и заключается в том, что он двадцать лет не держал в руках пробирку. Когда ты сидишь с паяльником, выводишь формулы или пишешь коды программы, то твой кругозор сужается с каждым днем. Ты зациклен на своей маленькой работе, твои мозги работают в тактическом режиме и в режиме ассоциаций. Ты думаешь о завтрашнем дне, о том, чтобы немного что-то улучшить и попробовать на образце, который завалялся на полке. Да, ты читаешь статьи и обзоры, но в памяти остается только то, что нужно тебе сегодня. Все остальное складывается стопкой на полочку, пылится, потом выбрасывается как устаревшее.

А академик сядет на дачной веранде со своим приятелями-академиками, посплетничает о грядущих выборах, поругает власти, а затем послушает, что творится в других областях науки. Книжки почитает, на которые у молодых и горячих никак времени не найдется, обзор напишет, да такой, что штук пять научных направлений рассмотрит. А потом встретит в коридоре молодого и горячего и скажет, что надо сначала о клеточных мембранах подумать, как это лекарство будет к белками проникать. Вот кто сможет проникнуть, того и надо исследоваь.

– А у меня диссертация, у меня план, – заноет молодой ученый.
– Хочешь, чтобы твоя диссертация заняла почетное место в шкафу, который никто никогда не откроет?
Вздохнет молодой и горячий, поругает вечером в пивной старого зануду, да и начнет думать по-другому.
Вот так шаг за шагом, из тупика на тернистую дорожку наука и движется. Там и горячие нужны и старые зануды, которые когда-то тоже были горячими.

http://vladimir101.livejournal.com/252139.html

Историей я раньше не увлекался. Не хотелось думать о мертвых в то время, когда вокруг все молодые и красивые. Думал о будущем, верил, что ученые решат все мои проблемы: «жигули» превратятся в нечто волшебное (похожее на современную «Теслу»), компьютеры можно будет носить в портфеле, в кармане рубашки будет лежать видеотелефон, на столе стоять специальный экран для чтения любых научных журналов, а в магазинах в любое время года можно будет без очереди купить свежие помидоры и зеленый лук.
Так я примерно представлял счастливое будущее, наступившее быстрее, чем я думал в студенческие годы. И это будущее, в котором мы живем, мне очень нравится. О медицине я тогда не задумывался – какая медицина, когда ты можешь почти бегом залезть на отвесную скалу, нырнуть на катамаране в пену водопада и не спать по двое суток, сидя у приборов и наблюдая как самописец рисует именно то, что ты предсказывал.
Ладно, медицина тоже не стоит на месте, подождем немного, поможем ей, чем можем.

Я сейчас об истории. Вернее, о путешествиях. Почему-то каждый город для меня связан с определенным периодом. Все, что раньше или позднее, – не так интересно.
Рим – времена Римской империи.
Другие города Италии – эпоха Возрождения.
Париж – первая половина 20-го века.
Москва – Серебряный век.
Америка – времена Драйзера.
Израиль – от царя Давида до похода Тита.
Золотое кольцо России – от Андрея Боголюбского до первых Романовых.
Северный Кавказ – времена Пушкина и Лермонтова.
Только Питер выбился из списка. Там интересно все: от Петра до середины 20-го века. Поэтому Питер для меня неисчерпаем.
-----
Но фото парижская улица. А ведь я так и не побывал в лаборатории Марии Кюри...

http://vladimir101.livejournal.com/251892.html

В каждом мужчине живет мальчишка. Кто-то это скрывает, кто-то – нет. С первыми бывает скучно, со вторыми – беспокойно.

Мальчишки любят мечтать и быть героями. Они ходят по улицам и воображают себя персонажами из книг. Вокруг странная жизнь, где в темных подъездах живут привидения, по небу пролетают ковры-самолеты, а встречные женщины или принцессы, или ведьмы. Повзрослев, они уже не храбрые рыцари, а разочаровавшиеся в жизни чайльды гарольды или усталые мужчины, похожие на Марчелло Мастроянни, узнавшие коварство женщин и ценящие только мужскую дружбу и крепкие напитки.

Они научились говорить женщинам красивые слова, которым сами безусловно верят. Любят? Да, конечно! В этот день, в этой комнате. Будут ли любить вечно? Конечно, до самой смерти. Возможно завтра они полюбят другую женщину, но то будет завтра. А сегодня они любят только её и любят до самой смерти. Только так любят те, в кого они сегодня играют.

Ты бродишь по старым улицам Питера. Позади десятки прожитых лет, тысячи лиц, десятки городов. Но это прошло, а сейчас ты молодой поэт – вот так захотел твой мальчишка. Черное пальто, поднятый воротник, волосы намокают под октябрьским дождем. Тусклые фонари, набережная Пряжки, двадцатый год двадцатого века. Ты идешь с Александром Блоком и слушаешь его рассказ о стихах, которые помогают выжить, не потерять надежду на светлые дни, когда не надо думать, что случится завтра, когда можно будет без страха разворачивать свежую газету. Ты говоришь, что все это произойдет, что поэты будут читать стихи на стадионах перед десятками тысяч своих обожателей, что наступят времена, когда ты напишешь стихи и через секунду они будут опубликованы. А через минуту узнаешь, нравятся ли они твоим читателям. Блок кивает и начинает рассказывать, что завтра ему обещали принести фунт настоящего индийского чая. Он не верит тому, что ты рассказываешь.

А потом ты идешь про Моховой и встречаешь Михаила Лермонтова. Он возбужден, он только что написал «Смерть поэта». На улице метель, колючий снег заставляет прищуривать глаза.
– Бенкендорф – сволочь! – ругается Лермонтов, – Ему поручили присматривать за Пушкиным. Другой бы оберегал его, а он... А что можно сказать про Дантеса? Неужели он не понимал, на кого поднимает руку?
Ты молчишь. Хотел рассказать, что его имя вместе с именем Пушкина войдет в учебники, но сейчас Лермонтову не до будущего. Впереди судебное разбирательство и ссылка на Кавказ. Надо вернуться к разговору в Железноводске, в душную июльскую ночь, его последнюю ночь. Попытаться отговорить его от поездки в Пятигорск, написать письмо Мартынову и больше не злить этого недалекого франта. Хотя... Лермонтов ничего не напишет. А пока он идет по заснеженной Моховой, ничего не зная о страшной грозе над поляной у подножья Машука.

Москва. Любимая и чужая. Твоему мальчишке двадцать лет. Тогда Москва было только любимой. Автобусы казались добрыми толстяками с огромными глазами-фарами, а троллейбусы помигивали маленькими хитрыми глазками. Ты с девушкой сидишь в холодном трамвае, он громыхает на стыках рельс, раскачивается и везет вас на какую-то Парковую улицу. Ты знаешь, что через два года вы расстанетесь и пытаешься убедить себя, что не надо думать о будущем а радоваться тому, что можно сейчас взять ее руку и согреть окоченевшие пальцы. Ведь у твоего мальчишки руки всегда сухие и теплые.

http://vladimir101.livejournal.com/251418.html

В каждом мужчине живет мальчишка. Кто-то это скрывает, кто-то – нет. С первыми бывает скучно, со вторыми – беспокойно.

Мальчишки любят мечтать и быть героями. Они ходят по улицам и воображают себя персонажами из книг. Вокруг странная жизнь, где в темных подъездах живут привидения, по небу пролетают ковры-самолеты, а встречные женщины или принцессы, или ведьмы. Повзрослев, они уже не храбрые рыцари, а разочаровавшиеся в жизни чайльды гарольды или усталые мужчины, похожие на Марчелло Мастроянни, узнавшие коварство женщин и ценящие только мужскую дружбу и крепкие напитки.

Они научились говорить женщинам красивые слова, которым сами безусловно верят. Любят? Да, конечно! В этот день, в этой комнате. Будут ли любить вечно? Конечно, до самой смерти. Возможно завтра они полюбят другую женщину, но то будет завтра. А сегодня они любят только её и любят до самой смерти. Только так любят те, в кого они сегодня играют.

Ты бродишь по старым улицам Питера. Позади десятки прожитых лет, тысячи лиц, десятки городов. Но это прошло, а сейчас ты молодой поэт – вот так захотел твой мальчишка. Черное пальто, поднятый воротник, волосы намокают под октябрьским дождем. Тусклые фонари, набережная Пряжки, двадцатый год двадцатого века. Ты идешь с Александром Блоком и слушаешь его рассказ о стихах, которые помогают выжить, не потерять надежду на светлые дни, когда не надо думать, что случится завтра, когда можно будет без страха разворачивать свежую газету. Ты говоришь, что все это произойдет, что поэты будут читать стихи на стадионах перед десятками тысяч своих обожателей, что наступят времена, когда ты напишешь стихи и через секунду они будут опубликованы. А через минуту узнаешь, нравятся ли они твоим читателям. Блок кивает и начинает рассказывать, что завтра ему обещали принести фунт настоящего индийского чая. Он не верит тому, что ты рассказываешь.

А потом ты идешь про Моховой и встречаешь Михаила Лермонтова. Он возбужден, он только что написал «Смерть поэта». На улице метель, колючий снег заставляет прищуривать глаза.
– Бенкендорф – сволочь! – ругается Лермонтов, – Ему поручили присматривать за Пушкиным. Другой бы оберегал его, а он... А что можно сказать про Дантеса? Неужели он не понимал, на кого поднимает руку?
Ты молчишь. Хотел рассказать, что его имя вместе с именем Пушкина войдет в учебники, но сейчас Лермонтову не до будущего. Впереди судебное разбирательство и ссылка на Кавказ. Надо вернуться к разговору в Железноводске, в душную июльскую ночь, его последнюю ночь. Попытаться отговорить его от поездки в Пятигорск, написать письмо Мартынову и больше не злить этого недалекого франта. Хотя... Лермонтов ничего не напишет. А пока он идет по заснеженной Моховой, ничего не зная о страшной грозе над поляной у подножья Машука.

Москва. Любимая и чужая. Твоему мальчишке двадцать лет. Тогда Москва было только любимой. Автобусы казались добрыми толстяками с огромными глазами-фарами, а троллейбусы помигивали маленькими хитрыми глазками. Ты с девушкой сидишь в холодном трамвае, он громыхает на стыках рельс, раскачивается и везет вас на какую-то Парковую улицу. Ты знаешь, что через два года вы расстанетесь и пытаешься убедить себя, что не надо думать о будущем а радоваться тому, что можно сейчас взять ее руку и согреть окоченевшие пальцы. Ведь у твоего мальчишки руки всегда сухие и теплые.

http://vladimir101.livejournal.com/251418.html

1. Занимайся спортом, правильно питайся, спи по восемь часов – только это поможет тебе выносить общение с людьми, которые всегда правы.
***
2. Чем хуже ты себя чувствуешь, тем меньше хочешь слышать критику.
***
3. Любовь бывает вечной, но с перерывами или к разным женщинам.
***
4. Самый идиотский способ привлечь к себе внимание – это начать критиковать.
***
5. Упертые люди сначала утомляют, потом раздражают, потом перестают тебя интересовать.
***
6. Начинай работать над новым проектом только если:
– не удалось доказать его ненужность,
– не удалось спихнуть его на кого-нибудь другого,
– не удалось доказать, что задача неразрешимая,
– не удалось найти более важный и интересный проект,
– не удалось прикинуться мертвым или смертельно больным.
***
7. Самые приятные события случаются неожиданно, но только тогда, когда ты находишься в правильном месте в нужное время.
***
8. Хочешь потерять друга? Докажи ему, что он живет неправильно.
***
9. Качество трудно найти в количестве. Поэтому, не делай то, чем занимается толпа, или делай больше, чем другие.
***
10. Расслабься и плыви по течению. Но сразу выходи на берег, когда увидишь нужную тебе дорогу.
***
11. Как бы ни было трудно – ленись. Только так ты не наделаешь ошибок и поймешь, что тебе нужно.
***
12. Если каждый день понемногу что-то делать для достижения цели, то скоро эта цель перестанет тебя интересовать.
==============
Фото из архива: зимние лебеди.

http://vladimir101.livejournal.com/251278.html

1. Занимайся спортом, правильно питайся, спи по восемь часов – только это поможет тебе выносить общение с людьми, которые всегда правы.
***
2. Чем хуже ты себя чувствуешь, тем меньше хочешь слышать критику.
***
3. Любовь бывает вечной, но с перерывами или к разным женщинам.
***
4. Самый идиотский способ привлечь к себе внимание – это начать критиковать.
***
5. Упертые люди сначала утомляют, потом раздражают, потом перестают тебя интересовать.
***
6. Начинай работать над новым проектом только если:
– не удалось доказать его ненужность,
– не удалось спихнуть его на кого-нибудь другого,
– не удалось доказать, что задача неразрешимая,
– не удалось найти более важный и интересный проект,
– не удалось прикинуться мертвым или смертельно больным.
***
7. Самые приятные события случаются неожиданно, но только тогда, когда ты находишься в правильном месте в нужное время.
***
8. Хочешь потерять друга? Докажи ему, что он живет неправильно.
***
9. Качество трудно найти в количестве. Поэтому, не делай то, чем занимается толпа, или делай больше, чем другие.
***
10. Расслабься и плыви по течению. Но сразу выходи на берег, когда увидишь нужную тебе дорогу.
***
11. Как бы ни было трудно – ленись. Только так ты не наделаешь ошибок и поймешь, что тебе нужно.
***
12. Если каждый день понемногу что-то делать для достижения цели, то скоро эта цель перестанет тебя интересовать.
==============
Фото из архива: зимние лебеди.

http://vladimir101.livejournal.com/251278.html

Редактировал главы книги о генетике, которую мы медленно (но верно) пишем с другом-биологом. Главы о связи человеческой души с человеческими генами. Книга пишется в форме диалогов физика и биолога. Я там из последних сил стою на позициях диалектического материализма, но на самом деле очень хочется с этой позиции свернуть. Сейчас мы не можем предложить механизм, как может мыслить душа вне тела, как она получает энергию для процесса мышления. То, что я написал в «Марсианах», – это наивная гипотеза. Ничем не лучше того, что гуляет в Интернете о словах Бехтеревой (я читал ее книги, но не нашел ничего похожего на эти слова) о том, что наша мышление где-то вне нас, а мы только передатчики и приемники мыслей какого-то Главного Мыслителя.

Писать эти главы мешает горькая мысль, что уже не получится поговорить с ушедшими. Крутил педали велотренажера и смотрел фильм о Василии Аксенове. Эх, Василий Павлович! Как бы хотелось посидеть с вами за чашкой чая и беседовать о шестидесятых, семидесятых, как вам писалось в эмиграции, что вы думаете о судьбе литературы в России. И вообще, выживут ли книги лет через сто при таком развитии техники? Уж больно тренды неутешительные!

А вдруг живет наш Василий Павлович в прекрасном потустороннем мире, наблюдает за нами, курит потусторонние сигареты, гуляет со своей потусторонней собакой по имени Пушкин и качает головой, наблюдая, как наш мир куда-то катится, колеблясь между средневековьем и 21-м веком. И так хочется с ним встретится, что я готов поверить не только в бестелесные души, но и в вечную любовь и бессмертие литературы.

http://vladimir101.livejournal.com/251082.html

Вместо музы ко мне пришел паук.
Он зацепился одной лапой за абажур настольной лампы и стал внимательно наблюдать, чем я занимаюсь за компьютером. Мне стало стыдно, я закрыл фейсбук и стал разглядывать нового приятеля. Приятель был красив, изящен и полупрозрачен.
– Никто тебя не кормит, – вздохнул я.
Паук молчал и чего-то ждал. По комнате летала очумелая осенняя муха. Мы с пауком стали вдвоем смотреть на муху.
– Справишься? – спросил я.
Паук подтянулся, устроился на кромке абажура, потом прыгнул на монитор компьютера, соединив абажур и монитор блестящей нитью.
– Отличная работа! – похвалил я паука. – Я курицу-гриль купил, – хочешь?
Паук подумал, снова прыгнул и исчез в щели между столом и стеной. Я облегченно вздохнул и опять открыл браузер с окном фейсбука.

http://vladimir101.livejournal.com/250640.html

Такое чувство, что синоптики предсказывают погоду с помощью игральных костей и колоды карт, но потом устраивают так, что все прогнозы сбываются. Они явно наобум сказали, что в шесть утра кончится бабье лето и пойдет холодный дождь. Так и случилось – с неба в это время обрушился ливень, загремел гром, задрожали стекла. В полдень, точно по расписанию, они устроили снег с ветром. Дома скрылись в белой мгле, в окно стало страшно смотреть.
– Пора валить! – сказал я ДФ.
– У нас же скоро презентация, – вздохнул он.
– Презентуем как-нибудь, – без вздоха вымолвил я и пошел надевать куртку.

– На дороге снег, – сказал бортовой компьютер.
– Это для тех, кто не смотрит в окно и управляет машиной по приборам, – пояснил внутренний голос.
– И чё? – спросил я.
– Езжай, машина впереди тронулась, – подсказал компьютер.
И я тронулся.

Дома в камине выла вьюга. Я открыл балконную дверь и услышал, что на улице вьюга гудит на октаву ниже, чем в камине. Ветер дул сверху вниз, образую и разрушая маленькие вихри. Я достал телефон и сделал снимок необычной вьюги. В тихую погоду снежинки выглядят на снимке белыми пятнами, тут же они вышли таинственными прозрачными полосками.
– В такую погоду хороший хозяин... – начал я развивать мысль.
– Писатель не должен мыслить штампами! – рассердился внутренний голос.
– … жарит картошку! – свернул я мысль с накатанного пути.
После ужина в голове включился процесс дополненной реальности, и на стене, как у Валтасара, появились слова «мене, мене, текел, упарсин» – «исчислено, исчислено, взвешено, разделено».
– И к чему это? – спросил я у стены. -- Может коньячку?
– Сам знаешь к чему, – сказала стена гнусавым голосом. – Тебе надо два дня не разгибаться, чтобы успеть хотя бы половину от намеченного.
Да, надо заниматься самым противным делом на свете: редактировать свои тексты. Отговорок я больше придумать не смог. Даже голова не болит!

http://vladimir101.livejournal.com/250505.html

Такое чувство, что синоптики предсказывают погоду с помощью игральных костей и колоды карт, но потом устраивают так, что все прогнозы сбываются. Они явно наобум сказали, что в шесть утра кончится бабье лето и пойдет холодный дождь. Так и случилось – с неба в это время обрушился ливень, загремел гром, задрожали стекла. В полдень, точно по расписанию, они устроили снег с ветром. Дома скрылись в белой мгле, в окно стало страшно смотреть.
– Пора валить! – сказал я ДФ.
– У нас же скоро презентация, – вздохнул он.
– Презентуем как-нибудь, – без вздоха вымолвил я и пошел надевать куртку.

– На дороге снег, – сказал бортовой компьютер.
– Это для тех, кто не смотрит в окно и управляет машиной по приборам, – пояснил внутренний голос.
– И чё? – спросил я.
– Езжай, машина впереди тронулась, – подсказал компьютер.
И я тронулся.

Дома в камине выла вьюга. Я открыл балконную дверь и услышал, что на улице вьюга гудит на октаву ниже, чем в камине. Ветер дул сверху вниз, образуя и разрушая маленькие вихри. Я достал телефон и сделал снимок необычной вьюги. В тихую погоду снежинки выглядят на снимке белыми пятнами, тут же они вышли таинственными прозрачными полосками.
– В такую погоду хороший хозяин... – начал я развивать мысль.
– Писатель не должен мыслить штампами! – рассердился внутренний голос.
– … жарит картошку! – свернул я мысль с накатанного пути.
После ужина в голове включился процесс дополненной реальности, и на стене, как у Валтасара, появились слова «мене, мене, текел, упарсин» – «исчислено, исчислено, взвешено, разделено».
– И к чему это? – спросил я у стены. -- Может коньячку?
– Сам знаешь к чему, – сказала стена гнусавым голосом. – Тебе надо два дня не разгибаться, чтобы успеть хотя бы половину от намеченного.
Да, надо заниматься самым противным делом на свете: редактировать свои тексты. Отговорок я больше придумать не смог. Даже голова не болит!

http://vladimir101.livejournal.com/250505.html

Перефразирую мысль Станислава Лема: хаос не может быть произведением искусства, но описание процесса образования хаоса вполне может быть художественным произведением.

Об этом думаешь, когда остаешься один на один с домашним хозяйством. Хаос проникает в дом через все возможные щели. На комодах появляется пыль, ветер гоняет по ковру осенние листья, найти что-либо в холодильнике становится все труднее. В сахарнице появляется соль, а в солонке – вакуум. Рекламные письма из почтового ящика как-то сами распространяются по всем поверхностям. Перегорает электрический чайник, пустеет птичья кормушка, кончается зубная паста.
Вечером выходишь в сад, где глаза слепит огромная луна. В ее сером свете видишь, что убранные неделю назад листья вернулись на свои места, а прополотые сорняки дали новые всходы. Вот кто-то пролетает мимо, мелькает черной тенью и со смехом растворяется в небесной темноте. Пахнет ноябрем: засыхающими листьями и холодной сыростью. Голые деревья вроде стоят на своих местах, но лунный свет обманчив. Ты делаешь шаг, другой, и пространство начинает скукошиваться. Садовая скамейка оказывается гораздо ближе, чем ты думал. Потираешь ушибленное колено и решаешь больше не испытывать судьбу. Крадучись возвращаешься домой, пытаешься включить компьютер, убеждаешься, что он не включается, берешь планшет, описываешь процесс образования хаоса и бредешь в спальню, надеясь, что хоть кровать осталась на месте.

http://vladimir101.livejournal.com/250364.html

Время любоваться листьями, и время убирать листья. И придет время забыть про листья и настроиться на Новый год. Но сначала надо думать о дне Благодарения с индейкой в клюквенном соусе. Я заменю индейку селедкой и картошкой, запеченной в духовке, но это не меняет суть грядущих праздников: четыре выходных подряд!

До дня Благодарения еще почти две недели, и есть время подумать о вечном. Нет, не о любви – любовь не вечна. И не о жизни: она, зараза, тоже не вечна. Не вечна и наша Вселенная. Последняя надежда на наши мысли – вот они вечны.
Почему вечны мысли в угасающей Вселенной? Так на то они и мысли, чтобы противостоять энтропийному хаосу. Как-нибудь они просочатся в новую молодую Вселенную, которая придет взамен нашей.

Это становится понятно, когда выходишь в ночной сад и видишь сумасшедшую луну. Такую яркую, что хоть темные очки надевай. Ее свет просветляет разум и подсказывает новые сюжеты. Луна подбадривает, говорит, что ничто не проходит бесследно, что наша цель – это думать, думать и еще раз думать. Для этого эволюция и старалась. Наши мысли – это то, для чего все и затевалось.
– А где будут наши мысли, когда Млечный Путь столкнется с Туманностью Андромеды? – спрашиваешь ты Луну. – Ведь после этого камня на камне не останется, звезды перемешаются, хаос придет в нашу галактику.
– Не твои это заботы, – шепчет лунный свет. – Еще не пришло время думать об этом. Тебя сделали для того, чтобы ты пока думал о том, что случится завтра. А думать о галактиках тебе помогут, когда наступит день Х.
– Кто поможет?
– Ты пока этого не поймешь. Заканчивай свой роман о марсианах, пиши программы для искусственного интеллекта и не забудь завтра купить картошку. Вот такой для тебя план жизни.

http://vladimir101.livejournal.com/250049.html

Из бездарных писателей могут получиться великолепные литературные критики. Кто еще сможет так тщательно изучать чужие книги, чтобы найти то немногое, что эти критики могли бы написать лучше.

Неправда, что сейчас люди стали меньше читать. Просто сместился фокус чтения. Вместо книг – социальные сети. Там веселье, краткость, общение. Вот напишешь ты комментарий и уже почти писатель. Наравне со всеми. А что в книге напишешь? Сидишь, читаешь, благоговеешь, ругаешься. А высказать все это автору не получается.

Достоевский как-то сказал: «очень немного требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно». Жаль, что тогда не было социальных сетей. Ему бы сразу возразили, что за хорошие деньги можно утром яму копать, а после обеда засыпать обратно. И это будет не уничтожение человека, а преумножение его смысла жизни: деньги, здоровье, никаких самокопаний, никаких мыслей о бренности существования и бесконечности вселенной.

С возрастом тебе все труднее балансировать между «мало времени осталось, надо торопиться, а то не успеешь» и «все надоело, ничего нового, пропади все пропадом».

Ностальгия: дача, веранда, на столе клеенка, яблоки в деревянной миске, пыльные занавески, оранжевый абажур, за окном кусты сирени, астры, осенний дождь... И разговоры о последнем романе Стругацких.

Все-таки страшно быть профессиональным писателем. Рано или поздно наступает отупение и отчаяние перед чистым листом бумаги, белым экраном компьютера. Для графомана-любителя – это повод заняться более важными делами, а для писателя – это почти трагедия. И самое страшное, когда разонравилось все написанное раньше.

http://vladimir101.livejournal.com/249726.html

Вернулось бабье лето. Если быть точнее – бабий конец августа. Уже нет жары, но солнце слепит, последние листья замерли на ветках и пока не собираются падать. Гуси в растерянности: улетать на юг или рискнуть и поверить неожиданному теплу?

Все-таки велотренажер – классная штука. Всего десять дней занятий, а уже бегаю по горкам, не замечая подъемов. Тренировки длиною в серию. «Таинственная страсть» перестала нравиться. После первых серий актерам явно надоела эта бодяга. Да и сценарий подкачал: все стало растянутым, занудным. Уже мало чему веришь. Особенно, если знаешь, как все было на самом деле.

На тренажере хорошо пошли «Семь самураев». Вот только полтора часа крутить педали – это многовато. Американские сериалы смотреть не хочется – такие радости и страдания я каждый день вижу. Придется перейти на документальные фильмы. Или на артхаус, чтобы повыпендриваться.

Да, кстати. Все пишут о выборах в США. В нашей деревне выборы прошли спокойно. Всех приходящих кормили печеньем и кофе. Пенсионеры дружно голосовали за Трампа – он обещал поддерживать социальные пенсии и медицинское обслуживание пожилых. Да и от сомалийцев тут немного устали. В Миннеаполисе большинство проголосовали за Клинтон. Фермеры и жители маленьких городков поддержали Трампа – им нравятся его речи о новых рабочих местах.
-----
На фото: деревенская Лютеранская церковь.

http://vladimir101.livejournal.com/249360.html