другой учился акробатике
в оазисах столичных бань
пересекались оба братика
листая альманах "кубань"

состав ходил до домодедовской
после полуночи пустой
неслыханной казалось дерзостью
ходить на шее со звездой

она была остроугольная
пятиконечная звезда
как жажда выпить алкогольная
ради которой хоть куда

не исполняли мясоедовской
пустел кабак за кабаком
все поезда до домодедовской
после неё иди пешком

нарезкой сыра адыгейского
который стоил три рубля
за ней гнила красногвардейская
а дальше русская земля

какой-то лысенький лидировал
витиевато как колтрейн
и поэтессе аплодировал
акромегал евгений рейн

а поезд несся к домодедовской
гнал ураганом в царство Oz
ведомый изумрудным деспотом
как сена воз кого-то вёз.

*

апостол павел дернулся прозрев
взамен анатомических деталей
и отшатнулся мигом постарев
как ветеранский китель для медалей

взвились седые кудри на висках
оконным вентилятором продуты
и в лавке не узнали старика
по списку покупавшего продукты

по виду для грядущего готов
где нет проблем с фронтальной наготою
домой плетется бедный Peepin' Tom
немолодым казанским сиротою

запихивая двушку в автомат
простой орнамент справа слева колос
звонит домой но не узнала мать
его заведомо тревожный голос

прозрения процесс не завершен
пеняя на ума неукротимость
он понимает многие как он
в таких как он внезапно превратились

ведут себя как взрослые ослы
вычитывая свежую газету
планируя доехать до москвы
на будущее будущего нету.




*

Эта избыточная подлинность и предрешила судьбу Роя Кларка и той человеческой культуры, которую он столь достойно представлял, в СССР.

Американцы добросовестно выбирали артистов для отправки сюда на съедение зверолюдям с железными фиксами. Но благородное кантри здесь никогда не котировалось. По оценке местных экспертов это был бесполезный дефицит.

Его приняли, дали выступить, показали, похвалили и забыли, ибо время истинных звезд еще не наступило, а носиться с кем попало, даже если он хорошо играет на гитаре, непатриотично .

Тот, кто наблюдал, каким жестом тогда протягивали коробок на просьбу прикурить, и куда его потом убирали, не даст соврать. Это было похоже на смену караула под Мавзолеем.

Рой Кларк вознесся на Hillbilly Heaven со своей территории, осаждаемой ныне ордами дикобразов, которые разбрелись и разлетелись по белу свету со скоростью, достойной других маршрутов.

Рой Кларк ушел из жизни в преклонном возрасте, выполнив свою миссию как дай б-г каждому.

Остальное будет без него.

Едва ли его именем назовут аэропорт в одном из тараканьих углов.

Пассажиры летающих гробов знают имена своих героев.

и принимая плату за проезд
не обернет лица трамвайный кормчий
по тексту рекламируя протез
для задней лапы у борзых и гончих

решение доехать до конца
позволит убедиться в полной мере
что вместо у водителя лица
несовместимый с туловищем череп

не вертится пароль на языке
шампунь не тонет пенится в воронке
не хочет повернуться ключ в замке
не молкнет сказанное при ребенке

в ушах когда ребенок стариком
вышагивает вдаль за кислородом
захлопнув дверь и некрономикон
смакуя свой уход бесповоротно.




*

или след от портрета
в прозрачной стене
на котором бабетта
в кино о войне

общежития храмы
темный кубик тюрьмы
ни машин ни рекламы
средоточие тьмы

заспиртованный трижды
организм в стекле
должен быть неподвижным
как покойник в земле

словно черная шайба
под навесом ворот
в тишине нарушаемой
криком ворон

возведен многомерно
одномастный пасьянс
обозначен неверно
вечерний сеанс

как закладка в романе
о влиянии сна
на молочном экране
саламандра черна

мимикрией раскрашен
фантастический зов
вновь сольется с пейзажем
ординарных домов.

*

На яву иль во сне - ну какая тут разница? - с явным отвращением к продюсерам, произносит Аркадий Северный, вынужденный потрафлять вкусам фраеров-трансвеститов, экранизирующих свои фантазии руками гениальных аутсайдеров.

Ляпнуть "моя папа - пацан" зачатаый при Никите стеснялся.

Правнуку будет куда проще признаться "мой батя - трансгендер" в более пестром и менее мелочном мире натурального, а не ролевого братства людей.

после полуночи лучше забиться
словно в оконные щели лоскут
в каждом саду просыпается битца
страхи в кустах словно цены растут

после полуночи шапки пустые
падают сами как с крыши птенец
с вешалки под ноги и молодые
слушают музыку мать и отец

после полуночи темные диски
сверху отверстий тают как лед
и пополняя желающих списки
кто-то туда по ошибке нырнет

а из соседнего вынырнет кто-то
словно застрявший в отверстии торс
или семейного ужаса фото
в ходе игры кто заснул тот замерз

регистратурами ста поликлиник
после полуночи лес шелестит
цифрами хмурыми ей за полтинник
у кавалера холецистит

стрелки работают с ловкостью ножниц
перерезая нервозные сны
лишь молотки безголовых сапожниц
после полуночи лучше слышны.




*

горизонтально выстроив маршрут
дабы не раскудахтались машины
челнами стеньки разина плывут
гробы из марсианской древесины

по коридорам спящих этажей
которым снится человек за бортом
канатами вдоль вытянутых шей
спагетти макро взрослого фудкорта

змеится проникая в катаракт
заждавшихся воронок и отдушин
покуда длится тягостный антракт
в спектакле между мальчиком и мужем

в полупоклоне свесив якоря
свидетели торжественного марша
бессмысленное знаменье творят
перстами подмороженного фарша

напрасно как в секс-музыке дыша
малюешь свое имя на стекле ты
увещевает голос малыша
под утро будут слеплены катлеты

за каждою из запертых дверей
пленительней не выкупленной дозы
друг друга любят дети главарей
копируя родительские позы

не бьется и не падает стакан
он неподвижен в проблесках рассвета
но не напрасно вымолвил иван
два слова мной услышанные где-то.




*

Работники следственных органов доверительно уверяют, что эти слухи лишь вершина кровавого айсберга - страх ради страха и жуть ради жути стали самым популярным наркотиком советского обывателя, который доступен без оплаты и рецепта.

Сотрудники органов, традиционно опекающие первертов и маньяков, демонстративно отмалчиваются, не говоря ни да, ни нет.

В такой атмосфере и вышел этот невинный телесериал, с первых минут заражающий зрителя гнетущим ощущением недосказанности.

Перед нами жесточайший слэшер, грамотно завуалированный под экранизацию книги иностранного писателя с фамилией, какую обычно называют, останавливаясь в мотеле, люди с нечистой совестью.

Само начало картины (а это её лучшие кадры) напоминает "Дом напротив кладбища", и то, что снимал в Англии бесстрашный Хосэ Ларраз, то есть, что можно смотреть либо десять раз, либо несколько секунд, ибо метраж не влияет на степень интоксикации, когда каждый образ так перенасыщен, "нашпигован" онейрической расчлененкой, что её и показывать не надо.

Граждане США одеты так, будто они вырезали семейство советского дипломата, присвоив костюмы своих жертв.

Флешбеки американского физика формально связаны с его участием в атомном проекте, а чем они вызваны на самом деле можно и не показывать, потому что зрительская масса в курсе.

И появление Дворжецкого в этой роли пародирует и продолжает "Возвращение Святого Луки" - перед нами всё тот же "Граф", рецидивист Карабанов, успешно ушедший на Запад по документам мистера Кейта, оставив в каюте круизного судна растерзанный труп Санаева.

Проходит двадцать лет, и другой невнятный мужичонка беллетризирует свою жизнь, создавая "из хлеба и колбасы" суррогатных "северных" для своего поколения, которому еще безразличнее перед кем пресмыкаться, чем их родителям при Андропове.

Сюжет, слова и смысл в данном случае не играют никакой роли, потому что эти лишние вещи только заслоняют случайность и неповторимость явления, как винтажная рухлядь загромождает жилое помещение.

Ковыряясь в судьбах и останках покойников, люди ищут не чуда, а мультиоргазмов, бесконечной "изауры" или "санта-барбары" - открытий и впечатлений ясельного уровня, поскольку реконструкция не приносит понимания, как любой атавизм, не умножает скорбь, а лишь закрепляет за исследователем статус жизнерадостного кретина с клубной картой в виде пенсионного.

Поэтому так посредственно и неуместно выглядят попытки увековечить деятельность Аркадия со стороны либо косноязычных, либо чересчур бойких на язык волонтеров.

Совершенно очевидно, что эксгумированные современники Аркадия плохо соображали зачем он этим занимался, а их собеседники плохо соображают, зачем это надо, потому что явно узнали об этом не самостоятельно, а с подачи всезнаек первого полива.

Название, а не содержание решает судьбу сериала, подобно надписи на могиле, в которую не может заглянуть посетитель кладбища, дабы удостовериться, что в ней покоится тот, кто ему нужен.

К мысли поговорить об этом меня подвело эссе, где автор, анализируя кладбищенскую сцену в "Доме на набережной", подменил "какую-то передачу", на которую хочет успеть старый профессор, "каким-то сериалом".

Это мелочь не столько существенная, сколь характерная для нашего времени, когда многое из того, что кажется кому-то непонятным должно быть непонятным, чтобы оставаться тем, что оно есть - непостижимым и недосягаемым.

Последняя страница романа представляет собой реминисценцию "Огня пожирающего". В реальной жизни герои обеих вещей едва ли могли рассуждать и действовать так убедительно без хирургического вмешательства двух специалистов по удалению лишнего.

Возможно в "поинере" скрыт омолаживающий жест - типа я, современный человек, не обязан знать, кто такие пионеры и как они пишутся. Хотя знать и помнить, при всем уважении к недоплатоникам, вещи разные.

Скорее всего, человек просто забывает о том, что пришло ему в голову, пока он был в экстазе - хорошо, что зафиксировать успел. А пролонгированный экстаз целиком и полностью зависит от способности забывать, что это уже было.

В этом новизна и прелесть "импровизационной" музыки - если плохо исполнив пьесу Берта Бакарака или Пола Вильямса, артист чувствует неловкость, то наверзав полчаса околесицы, ни он, ни публика не отвечают ни за что. Подудели - побалдели, и поехали дальше.

Именно недостаток забывчивости гонит хромых уток, прошедших школу эмаскуляции на горбушке, то в оперу, то на джазфест, куда угодно, только бы туда, где хромая утка снова почувствует себя селезнем.

Кстати слово "современный" стало моим фетишем, когда ударник школьного ансамбля Толик Фирер напел мне вещь, где были строчки "я люблю свой завод и горжусь тем, что я современный рабочий". Отыскать её в каталогах Кобзона и Лещенко мне, честно говоря, не удалось, а если совсем честно, я и не искал, потому что "я люблю свой винил, и горжусь тем, что я современное бро" звучит точно также.



*

где пернатые бесплатно пели
колыхает ветерок петли

меж ветвей и на ветвях
треплет комикс
и расчет ведет в рублях
банионис

как пустые зеркала
их окружность
и кукует из дупла
тихий ужас

черной кошкою подшит
белый столик
лихоборкою шумит
мискатоник

ветерок скрипит в стене
дверцею
как желание во сне
зверское

то что бросил из огня вынести
"ветерок" манит меня вывеской

кто по кружке кто по две
куклами
те кого по голове
чем-то стукнули

неподвижные стоят
зрячие
а мобильные звенят
сдачею

поезд ходит по кольцу
вовремя
верный сын спешит к отцу
в ховрино.




*