Удивительным образом повестка продвижения системы «новой нормальности» идёт своим чередом. О ней много говорилось в ходе «пандемии», но сейчас о проекте как-то резко подзабыли, хотя происходящее полностью укладывается в заявленный проект и суть перехода к нему.
Глубинная суть «новой нормальности» заключается в кардинальном разрешении базового противоречия капитализма между падающей рентабельностью экономики в рамках текущего технологического уклада и кредитной ставки ссудного процента. По Марксу (впрочем, Маркс не был первооткрывателем) цена товара в рамках конкурентной экономики всегда стремится с течением времени к себестоимости. Что означает: рано или поздно, но рентабельность (если хотите, маржа) становится меньше ссудного процента, и с этого момента экономика входит в неразрешимый долговой кризис.
Естественно, что процесс неравномерный, в каких-то отраслях он идёт быстрее, в каких-то медленнее, где-то поддерживается искусственный спрос, где-то конкурентная экономика не является таковой. Плюс сама экономика — объект огромный, а потому может поддерживать свою устойчивость просто за счет размеров. Но чудес не бывает: по достижении какого-то определенного размера долга кризис рано или поздно из латентного перетекает в «видимый спектр». И с этим нужно что-то делать. Причем по возможности радикально. То есть — создав новую систему, в которой базовое противоречие нынешней будет устранено. Конечно, в новой системе будет свое собственное противоречие, однако какое — пока никто сказать не может. Предполагать — конечно, но утверждать — нет, так как никто не знает, какой в конечном итоге получится новая система.
Ранее проблема решалась через вооруженный конфликт, который, во-первых, определял побежденного и перераспределял собственность в пользу победителей, решая их долговой кризис до следующего системного сбоя. Во-вторых, он «сжигал» и деструктурировал огромные материальные ценности, фактически «расчищая» строительную площадку для нового перезапуска экономики. Однако сразу же становится понятным, что существует предел для повторения подобных циклов. Она определяется так называемым сценарием Митчелла Фейгенбаума, в рамках которого продолжительность каждого нового цикла быстро сокращается по сравнению с предыдущим, и наступает момент, когда война, обнуление долгов, развитие и новый долговой кризис происходят почти в один и тот же момент времени. Система попадает в сингулярность. Именно это и произошло в начале 21 века, когда США через теракт 911 попытались через войну разрешить возникший системный кризис (принявший вид так называемого «краха доткомов») и попыталась перезапустить систему через войну в Афганистане и Ираке. Перезапустить-то она смогла, но уже через пять лет мировую экономику накрыл кризис накопленного пузыря в недвижимости, после чего кризисные потрясения приобрели перманентный характер. В рамках прежних механизмов разрешения кризиса уже не было.
Возникла идея вернуться к достаточно многообещающему предыдущему опыту, когда после 2 мировой войны возникло деление мирового пространства на две несовместимые между собой экономические (и соответствующие им политические) системы, которые вполне успешно «сжигали» в конкурентной борьбе друг с другом возникающую социальную энтропию, а потому опытным путем было установлено, что такое положение вещей позволяет обходить и решать непрямым путем то самое базовое противоречие капитализма. Оно оставалось, его нельзя было устранить, но двуполярная система купировала значительную часть возникающих негативных эффектов, не доводя дело до полномасштабного кризиса. Увы, но она прекратила свое существование, но ее опыт оказался востребованным, а потому возникли два похожих проекта, каждый из которых единую мировую систему капитализма принудительно делил на конкурирующие между собой суперкластеры. Первый проект — система двух Партнерств (Трансевроатлантического и Транстихоокеанского) был создан в интересах мировой финансовой элиты и ее источника развития — ссудного процента и эмиссионного дохода, так как оставлял доллар в качестве единственной мировой валюты. Кстати, в этот проект не включался Китай, что создавало дополнительную системную устойчивость двух-кластерной системе, держа «рядом с ней» не входящий в нее сопоставимый по мощи с каждым из её элементов экономический субъект. Второй проект — проект разбиения мировой валютной системы на зоны клиринговых валют был принят в интересах промышленной олигархии, чьим источником развития была маржа. Он тоже выглядел весьма перспективным, создавая довольно острую конкуренцию между валютными зонами (что в перспективе оставляло «на плаву» две или максимум три таких зоны). Доллар в той системе становился самой мощной, но все-таки не единственной мировой валютой, а его место занимал пул клиринговых валют.
Оба проекта были заявлены, первый проект даже прошел часть организационного периода, но в итоге ни один из них так и не «выстрелил». Сегодня они закрыты, хотя формально что-то там еще шевелится.
Однако проблема-то никуда не делась. Более того — она продолжает усугубляться. Каскады бифуркаций системы сошлись в точку и продолжают сжиматься. Какое-то время еще будет удаваться держать систему на плаву, в основном через отсечение от нее «слабых звеньев», но это решение паллиативное, позволяющее только дать время на проектирование и реализацию проекта перехода (а точнее — ухода) от прежней уже очевидно неработающей системы к какой-то другой. А вот какой — здесь-то и был основной вопрос.
Собственно, вот в этом во всём и возник проект «новой нормальности», которую прочно связывают с именем Клауса Шваба, хотя на самом деле это неперсонифицированный проект, и более того — он вообще не может считаться проектом в классическом смысле этого слова. Это определенный консенсусный подход, который вырабатывается, что называется, «на ходу», корректируется в динамике, и не имеет сколь-либо четкой структуры. Скорее всего, такой вид этого «проекта» связан, с одной стороны, с критическим дефицитом времени на его выработку, а, во-вторых, с тем, что классические подходы, техники и практики выработки подобных глобальных проектов перестали работать. Что, наверное, объясняется как раз возникшей сингулярностью «старой системы», в которой перестают работать вообще все ранее действовавшие механизмы — в том числе и механизмы управления проектами.
Новые подходы буквально «нащупываются», что увеличивает риски ошибок, но других вариантов уже нет — время безнадёжно упущено.
В чём заключается общий смысл проекта «новой нормальности»? В уходе от кредитной экономики, здесь разночтений нет. Однако при этом ликвидируется и второй элемент противоречия: конкурентная экономика как таковая. Всё логично: раз долговой кризис — это неизбежное следствие ссудного процента, падающей рентабельности и конкурентной экономики, значит, нужно обнулить все составляющие этого противоречия.
Что предлагается взамен? А взамен предлагается распределительная экономика и фактически отмена существующей системы «спрос-предложение». На макро-уровне рынок, по всей видимости, будет существовать, но там, где был потребительский рынок, предложена именно распределительная система, базирующаяся на цифровом контроле и квотированном (нормированном) потреблении в зависимости от рангов, статусов, рейтингов положения человека в общей системе. Сам рейтинг человека должен стать сложной интегральной системой, включающей в себя добровольные решения самого человека и обязательные предписания, диктуемые ему властью через алгоритмы. Причем в западной системе (в отличие от китайской) право выбора останется за человеком, но он будет ставиться в рамки, когда это право может оказаться буквально фикцией. Как это работает, мы уже увидели в пандемию, когда заветный зеленый QR-код был буквально пропуском в подобие и иллюзию нормальной жизни, а его отсутствие — сегрегацией почище ЮАРовской или американской в ее расцвет.
Нормированное потребление, квотирование, ранжирование, контроль над доходами и расходами в максимально прозрачном виде полностью меняет экономику. Если точнее, то масс-экономику. Для высших каст, безусловно, будет эксклюзивный VIP-вариант, но он, в общем-то, существует в том или ином виде и сегодня.
Понятно, что существенные изменения претерпит в таком случае и социальная стратификация. Средний класс как таковой исчезает, но исчезают и нищие — гарантированный минимальный доход вполне позволит этой общественной группе существовать, вот только теперь для получения такого дохода нужно будет вписаться в систему через выполнение обязательных норм и требований. Невыполнение которых приведет к деклассированию — и общественная группа маргиналов, скорее всего, будет особым образом очерчена, будут созданы нормы и правила ее существования, но главное — она должна будет чисто территориально обособлена от остального социума. Будут ли это концлагеря в каком-то новом, чуть более гуманном прочтении, либо эту группу будут банально выбрасывать на мороз — то есть, за зоны агломераций, куда постепенно, но достаточно быстро будет стянуто население — это, скорее всего, передадут на усмотрение национальных юрисдикций. Вы там сами решайте.
Как итог — в социальной системе останутся только два крупных класса: элита и всё остальное население. Ну, и, конечно, силовая и административная прослойка между ними, но эта прослойка будет отвечать ключевому правилу: ее вертикальная мобильность может существовать только в одном направлении: вниз. Слететь обратно можно, подняться и стать частью элиты — ни при каких обстоятельствах (ну, за исключением каких-либо экстраординарных и совершенно несистемных случаев).
По сути, новая нормальность — это новое прочтение феодализма. Высокотехнологичного, с интернетом и компьютерами, но именно феодально-сословная система кладется в основу всего проекта. Это контролируемое и принудительное упрощение системы, так как глобальная элита уже отдает себе отчет, что она не готова ни технически, ни организационно, ни ментально, ни психически управлять сегодняшним сложным миром. Попытки создать и реализовать проекты прорыва «вверх» (я писал о них выше) провалились, значит, остается движение «вниз», но риски стихийной деградации слишком очевидны, а потому задача ввести процесс в контролируемое русло и составляют главную цель проекта «новой нормальности». В скобках нужно сказать, что не только «нижний» класс претерпит серьезную трансформацию, не менее кардинально изменится и мировая элита. Она очень сильно уменьшится в размерах, она переструктурируется, она, по всей видимости, станет коллективным собственником в отличие от сегодняшних клановых групп. В общем — элитная революция в этом случае столь же неизбежна, и в ней, естественно, будут и победители, и побежденные. Судьба побежденных будет весьма печальна. Российскую знать прямо сейчас выключают — жестко, грубо, достаточно радикально и практически без исключений и жалости. Но ею, конечно, ничего не ограничится. Под нож пойдут многие.
Здесь нужно понимать, что «новая нормальность» в любом виде и варианте — что западном «по Швабу» (при указанной условности этого определения), что китайский «социальный кредит»-муравейник — любой вид перехода к упрощенной социальной стратификации является временным решением. Причем достаточно коротким по срокам — от силы несколько поколений.
Проблема здесь в том, что в двухзвенной социальной структуре (элита-население) обе страты принудительно замыкаются на себя. И как в любой замкнутой системе, в них немедленно начнут развиваться энтропийные процессы, причем население слишком большое, а потому накапливать эту энтропию будет значительно дольше (плюс эта страта не будет наглухо закрытой, так как механизм деклассирования вполне позволяет сбрасывать избыточную энтропию за пределы системы). С элитой сложнее — она гораздо меньше по численности, а «выписать» из элиты можно только оним образом — через смерть, причем, скорее всего, в буквальном смысле этого слова. Что не так уж и просто. В итоге элита неизбежно начнет деградировать — и деградировать быстрее, чем управляемая ею система.
Возникает проблема: решив критическое противоречие капитализма через ликвидацию ссудного процента (в распределительной экономике он теряет смысл) и конкурентной среды (опять же принципиальное свойство распределительной системы) возникает неприятное следствие, решения у которого в рамках созданной новой системы «новой нормальности» нет. Одно-два-пять поколений (хотя пять — это вряд ли, управятся гораздо быстрее), и выродившаяся элита (что в западной, что в китайской версиях) уже не сможет качественно управлять даже деградировавшим социумом. Вновь встанет вопрос о разрешении уже нового противоречия, вновь возникает выбор — либо дальше «вниз», либо все-таки «вверх».
Я думаю, что проектировщики «новой нормальности» отдают себе отчет в том, с чем именно ей придется столкнуться в случае, если она все-таки придет на смену нынешней обанкротившейся модели. Но либо они рассчитывают на какие-то нетривиальные решения (какие — я пока не могу себе представить), либо перекладывают это решение на будущие поколения. Что тоже возможно, так как сейчас решается не стратегический вопрос, а проблема очень масштабного, но всё-таки чисто антикризисного управления. Такое управление принципиально не стратегично, стратегию оно оставляет на потом, кризисные менеджеры всегда решают проблему очень точечную и сугубо конкретную. Их метод основан на темпах решения, которые являются более приоритетными, чем качество принимаемых решений. Тут уж ничего не поделаешь — любое антикризисное управление работает в жестких условиях, в которых соблюдение баланса качества и скорости принятия решений не является основополагающим.
Вывод из сказанного выглядит, безусловно, безрадостным. Так жить нельзя, но и так, как предлагается — тоже. И дело даже не в бесчеловечности предлагаемых двух вариантов одного и того же. Хотя это само собой. Дело в том, что любой вариант «новой нормальности» всё равно является неравновесной и нестационарной системой, а значит — принципиально неустойчивой и временной.
Есть ли какой-либо иной выход? Перпендикулярный предлагаемым сюжетам? На мой взгляд — да. Теоретически есть. Ключевой точкой отличия в ней является принцип принудительного/добровольного ограничения потребностей и потребления. Обе «новые нормальности» исходят из необходимости принудительного ограничения через создание ранжированного социума, каждый ранг которого будет иметь свой собственный минимум (и максимум) потребления. Уберите из такой конструкции принцип принуждения, замените его принципом добровольной осознанности — и вся конструкция принуждения и основанный на ней бесчеловечный порядок рассыпается.
Любопытно, но советские фантасты-футуристы еще в 60 годы прошлого века уловили эту «малозначительную» деталь и описывали свои утопические будущие как общества добровольного и осознанного ограничения потребностей и потребления — однако даже они отмечали необходимость определенной стратификации социума по такому неопределенному ими параметру, как «общественная ценность» конкретного человека. Скорее всего, альтернатива всем «новым нормальностям» лежит в этой области. Но она требует своего осмысления и формулирования, требует своего проектирования и неизбежно потребует решать задачу психического переформатирования социума, так как нынешняя психика человека-потребителя не сможет самостоятельно справиться с проблемой добровольного ограничения потребностей до разумно достаточных, так как нет критериев определения их размеров, пределов и «разумности».
Кроме того, в рамках сегодняшней экономики, источником развития которой является платежеспособный спрос, это вообще невозможно, так что проектирование альтернативы «новым нормальностям» - это буквально неподнятая целина. Решится ли кто-то ее поднять, это, конечно, вопрос. Получится ли у него — вопрос второй. Удастся ли воплотить такой проект — вопрос третий. Какое базовое противоречие возникнет у пересобранной заново системы — вопрос четвертый.
А пока довольно бодрыми темпами во всех трех крупнейших экономиках мира идет истребление среднего класса. В Европе инструментом истребления является война — как классические боевые действия на территории Украины, так и «газовая» (а в общем случае энергетическая) война, идущая на всём континенте. Они буквально ввергают средний класс в бедность и нищету, причем в весьма быстрых темпах. Китай убивает свой средний класс циклическими и безостановочными карантинными мероприятиями и локдаунами, Соединенные Штаты только подходят к решению этой задачи, и она, по всей видимости, будет решаться в ходе гражданской войны, которая откровенно проектируется уже в открытую. Россия в этой конструкции никакого значения не имеет, так как не является субъектом мировой политики, а потому будет встраиваться (или ее принудительно встроят) в то, что получится. Сумеем ли мы стать субъектом и выйти из жестко детерминированного пространства — здесь, конечно, вопрос интересный. При нынешнем режиме — однозначно нет. При каком-то другом — здесь, понятно, первый вопрос: каком?
https://t.me/a_nesmijan_longread/57 https://el-murid.livejournal.com/5216982.html
Статья главкома ВСУ и зампреда комитета ВР по обороне стала в определенном смысле событием. И, пожалуй, более значительным, чем выступление Путина на Дальнем Востоке. Просто потому, что статья написана конкретно и без воды. В отличие от очередного бесформенного и почти бессмысленного выступления Путина, из которого нужно ловить хоть какое-то содержание, чем немедленно и с упоением занялись кремленологи. На Западе статью заметили и сдержанно, но обсуждают и комментируют ее содержание. Выступление Путина не интересно никому, кроме российской пропаганды. А биржи отреагировали на угрозы Путина еще более парадоксальным образом — вместо паники и подъема цен наоборот — цены на газ и нефть рухнули до уровней начала спецоперации.
