ГалКон все записи автора

https://zen.yandex.ru/media/arhkot/liceiskoi-jizni...-brat-5c7f5a00f65a0e00b3d4c190

Вильгельм Кюхельбекер, друг А.С.Пушкина

Наверное, трудно найти в русской литературе того, кому бы так не везло при жизни (да и после смерти тоже), как Вильгельму Кюхельбекеру. Долгое время о нём почти не вспоминали историки литературы. И только в 30-ые годы ХХ века исследования Ю.Тынянова и его биографический роман «Кюхля» положили начало «воскрешению» Кюхельбекера, по существу, открыв для читателей неизвестного поэта…

«Я по отцу и по матери точно немец, но не по языку: до шести лет я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык — русский, первыми моими наставниками в русской словесности были моя кормилица Марина, да няньки мои Корниловна и Татьяна», - так писал Кюхельбекер о себе. Он родился в семье саксонских дворян. Отец его был когда-то дружен с И.Гёте, затем состоял в свите при императоре Павле, но после гибели императора карьера его пошла на спад. Вильгельм был определён в Лицей по рекомендации родственника матери, М.Барклая-де-Толли (отец к тому времени уже умер).

Сразу же Вильгельм вызвал насмешки товарищей: очень высокий, нескладный, к тому же глухой на одно ухо. Неимоверно вспыльчивый, «Кюхельбекер являлся предметом постоянных и неотступных насмешек целого лицея за свои странности, неловкости и часто уморительную оригинальность. С эксцентрическим умом, пылкими страстями, с необузданной вспыльчивостью, он всегда был готов на всякие курьёзные проделки», - вспоминал М.Корф. А уж когда выяснилось, что стихи пишет…

Лицейский рисунок Кюхельбекера считают то портретом отца, то автопортретом

Пушкин и Кюхельбекер начали писать стихи почти одновременно, но если ранние произведения Пушкина восторженно принимались его друзьями, то стихи Кюхли (так звали его в Лицее), а вместе с ними и их автор, становились мишенью насмешек и эпиграмм, более злых, нежели остроумных. Это было вызвано, в первую очередь, стилем стихов Кюхельбекера, тяжеловесных, подчас неуклюжих. Как они отличались от стихов других лицейских поэтов, писавших легло, изящно, их стихи так хорошо ложились на музыку! Одна из эпиграмм на стихи Кюхли:

Лишь для безумцев, Зульма,
Вино запрещено.
А Вильмушке, поэту,
Стихи писать грешно. 

А вот карикатура А.Илличевского – «Демон Метромании и стихотворец Гезель»: демон пытается продиктовать поэту стихи: «Пиши, пиши: Баллада, слышишь ли Баллада», но стихотворец никак его не поймёт, и демон уходит, воскликнув: «Тьфу пропасть! Какой глухой тетерев! прощай, мне скучно».

И Пушкин во многом разделял вкусы своих товарищей. Именно он составил сборник эпиграмм «Жертва Мому», целиком состоящий из эпиграмм на Кюхлю и открывающийся «Несчастием Клита», написанным самим Пушкиным:

Внук Тредьяковского Клит гекзаметром песенки пишет,
Противу ямба, хорея злобой ужасною дышит;
Мера простая сия все портит, по мнению Клита,
Смысл затмевает стихов и жар охлаждает пиита.
Спорить о том я не смею, пусть он безвинных поносит,
Ямб охладил рифмача, гекзаметры ж он заморозит.

Самым же знаменитым станет обращение в «Пирующих студентах»:

Вильгельм, прочти свои стихи,
Чтоб мне заснуть скорее...

(О реакции Кюхли читайте здесь: https://zen.yandex.ru/media/arhkot/piruiuscie-studenty-5c6e36c1f91b3e00c025cfa4

Стоит отметить, что Пушкин высмеивает только стихи Кюхельбекера, в то время как другие лицеисты вовсю потешались и над его физическими недостатками. При этом никто не ценил, что Кюхля был одним из лучших учеников: «Способен и весьма прилежен», - так отзываются о нём учителя (правда, тут же замечая: но тщеславен, гневен, вспыльчив и легкомыслен; не плавно выражается и странен в обращении). В итоге он закончил Лицей с серебряной медалью.

Однако уже в Лицее из-под пера Пушкина выйдут и другие строки. Именно к Кюхле будет он обращаться в первом своём напечатанном стихотворении «К другу стихотворцу», именно ему будет посвящено стихотворение «Разлука» (впервые опубликованное под названием «Кюхельбекеру»), написанное при выходе из Лицея:

Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья,
Святому братству верен я.
И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?),
Пусть будут счастливы все, все твои друзья!

Сам Кюхельбекер очень любил Пушкина, преклоняясь перед его талантом, и это сквозит во всех его стихах:

Счастлив, о Пушкин, кому высокую душу Природа,
Щедрая Матерь, дала, верного друга - мечту,
Пламенный ум и не сердце холодной толпы! Он всесилен
В мире своём; он творец!
(«К Пушкину», 1818 г.)

Уже в Лицее Кюхельбекер отличался отнюдь не верноподданническим мышлением (что свойственно, впрочем, и многим его сотоварищам). В черновиках «19 октября» Пушкин вспомнит «Наш словарь», и это снова связано с Кюхлей! «Словарь» - тетрадь в 245 страниц, заполненная рукой Кюхельбекера: целый свод философских, моральных, политических и литературных вопросов, интересовавших лицеистов. Вот некоторые примеры:

«ВЕЙС:

Знатность происхождения.

Тот, кто шествует по следам великих людей, может их почитать своими предками. Список имён будет их родословною.

Рабство.

Несчастный народ, находящийся под ярмом деспотизма, должен помнить, если хочет расторгнуть узы свои, что тирания похожа на ярмо, которое суживается сопротивлением. Нет середины: или терпи, как держат тебя на веревке, или борись, но с твёрдым намерением разорвать петлю или удавиться. Редко, чтобы умеренные усилия не были пагубны».

Окончив Лицей, Кюхельбекер служил в Коллегии иностранных дел вместе с Пушкиным и Грибоедовым, кроме того, он преподавал русский и латинский язык в пансионе при Педагогическом институте и был там гувернёром. У него воспитывались Л.С.Пушкин, М.И.Глинка, С.А.Соболевский.

Вероятно, к этому времени относится ссора и «дуэль» его с Пушкиным. Как-то В.Жуковский на вопрос, почему не пришёл в гости, ответил: «Я ещё накануне расстроил себе желудок; к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома». Пушкин откликнулся ставшей знаменитой эпиграммой:

За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно,
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно и тошно.

Взбешённый Кюхельбекер вызвал Пушкина на дуэль. О поединке рассказывают много комичного. Секундантом Кюхельбекера был Антон Дельвиг. Когда Кюхельбекер начал целиться, Пушкин закричал: «Дельвиг! Стань на мое место, здесь безопаснее», - и Кюхля действительно чуть не попал в Дельвига! Пушкин же бросил пистолет и с трудом, но убедил противника, что стрелять невозможно, потому что в ствол набился снег. По другим же сведениям, секунданты вообще не зарядили пистолеты (или зарядили клюквой).

На Южную ссылку Пушкина Кюхельбекер откликнулся стихотворением «Поэты», где написал, что «сычи орлов повсюду гнали», и обратился к другу:

И ты — наш юный Корифей,—
Певец любви, певец Руслана!
Что для тебя шипенье змей,
Что крик и Филина и Врана?—
Лети и вырвись из тумана,
Из тьмы завистливых времен.

Однако уже по этим строкам видно, что литературные пути Пушкина и Кюхельбекера расходятся. Стремясь к поискам нового направления, Кюхля зачастую пишет устаревшим «высоким штилем», насыщенным старославянизмами. Такие стихи были неприемлемы для Пушкина.

Службу Кюхельбекер теряет и в 1820 г. выезжает за границу как секретарь Л.Нарышкина. Он посещает Германию, где знакомится с Гёте. В 1821 г. в Сорбонне он читает публичные лекции о русском языке и литературе, начав первую из них так: «Несмотря на деспотизм правительства, гений русского народа развивается». И, естественно, сразу же получает приказ вернуться на родину… Его и прежде считали неблагонадёжным. Александр I «полагал его в Греции», где шла освободительная война, ведь вся лирика Кюхельбекера того времени проникнута духом борьбы:

Друзья! нас ждут сыны Эллады!
Кто даст нам крылья? полетим!
Сокройтесь горы, реки, грады!
Они нас ждут: скорее к ним!
Судьба, услышь мои молитвы,
Пошли, пошли и мне минуту первой битвы!
(«Греческая песнь» 1821 г.)

Пушкин в это время находится в Южной ссылке и в письмах частенько справляется о друге, о его заграничном путешествии. В 1823 г. он работает над второй главой «Евгения Онегина», и в рукописи появляются строки, на первый взгляд, мало относящиеся к Ленскому: «Крикун, мятежник и поэт» (потом заменённые на более спокойное «Поклонник Канта и поэт»), а также отрывочные наброски

Его душа была согрета
И пылкой верою свободе…
Он ведал…
Страстей кипящих бурный мир.

Эти слова, а также черновая строка «Поклонник Славы, друг (а в других вариантах – сын) Свободы» дают некоторым исследователям возможность сказать, что первоначально Ленский имел много общего с Кюхлей. Об этом говорит и вспыльчивость Ленского, «в негодовании ревнивом» вызвавшего друг на дуэль. О вспыльчивости Кюхельбекера вспоминают все знавшие его. Племянник Пушкина Л.Павлищев вспоминал: «Обидчивость Кюхельбекера порой, в самом деле, была невыносима... Так, например, рассердился он на мою мать за то, что она на танцевальном вечере у Трубецких выбрала в котильон не его, а Дельвига; в другой же раз на приятельской пирушке у П.А.Катенина Кюхельбекер тоже вломился в амбицию против хозяина, когда Катенин, без всякой задней мысли, налил ему бокал не первому, а четвёртому или пятому из гостей». И хотя во многом Ленский отличается от Кюхли, но как не вспомнить причину ссоры с Онегиным:

Поэт конца мазурки ждёт
И в котильон её зовёт.
Но ей нельзя. Нельзя? Но что же?
Да Ольга слово уж дала
Онегину. О боже, боже!
Что слышит он? Она могла…

(Продолжение следует)

Источник:

https://zen.yandex.ru/media/arhkot/liceiskoi-jizni...-brat-5c7f5a00f65a0e00b3d4c190