Эльдис все записи автора

Продолжу тему прототипов в произведении М.Булгакова "Мастер и Маргарита". Ранее был опубликован пост о Воланде.

На этот раз речь пойдёт о безымянном рыцаре в тёмно-фиолетовом, которому пришло в голову при случае назваться Коровьевым, хотя называли его так же и Фаготом, что конечно не было его настоящим именем, но было связано с его прежним родом деятельности... О да, это он - в шутовском клетчатом облачении и в треснувшем пенсне отрабатывал у Князя Тьмы свои века в услужении за то, что однажды неудачно пошутил. Рыцарь, который никогда не улыбался...

Кто бы это мог быть?

"Ночь обгоняла кавалькаду, сеялась на нее сверху и выбрасывала то там, то тут в загрустившем небе белые пятнышки звезд.

Ночь густела, летела рядом, хватала скачущих за плащи и, содрав их с плеч, разоблачала обманы. И когда Маргарита, обдуваемая прохладным ветром, открывала глаза, она видела, как меняется облик всех летящих к своей цели. Когда же навстречу им из-за края леса начала выходить багровая и полная луна, все обманы исчезли, свалилась в болото, утонула в туманах колдовская нестойкая одежда.

Вряд ли теперь узнали бы Коровьева-Фагота, самозванного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом с Воландом по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом.

– Почему он так изменился? – спросила тихо Маргарита под свист ветра у Воланда.

– Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, – ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, – его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!"

Фагот.

Обратимся к исследованию И.Л.Галинской, автора небольшого издания "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.

"Комплекс словарных значений современной французской лексемы «fagot» («связка веток») утратил отношение к музыкальному инструменту — буквально «связка дудок» («фагот» — по-французски «basson»),— и в числе этих значений есть такие фразеологизмы, как «кtrehabillй commeunefagot» («быть, как связка дров», т. е. безвкусно одеваться) и «sentirlefagot» («отдавать ересью», т. е. отдавать костром, связками веток для костра). Не прошел, как нам кажется, Булгаков и мимо родственного лексеме «fagot» однокоренного французского слова «fagotin» (шут)."

Конечно шут, конечно безвкусно одетый - его клетчатый костюм, сидевший на нём нелепо, треснувшее пенсне и многое другое, и конечно именно он - старинная связка дудок -  неоднократно в романе проявлял музыкальную одарённость:

"Шутовская манера поведения и причастность Коровьева-Фагота к музыке (вокальной) обозначены уже в начале романа, когда при встрече с Берлиозом он просит «на четверть литра… поправиться... бывшему регенту!». А в середине романа Коровьева как «видного специалиста по организации хоровых кружков» рекомендует своим подчиненным заведующий городским зрелищным филиалом, после чего «специалист-хормейстер» проорал:

«— До-ми-соль-до! — вытащил наиболее застенчивых из-за шкафов, где они пытались спастись от пения, Косарчуку сказал, что у того абсолютный слух, заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стукал камертоном по пальцам, умоляя грянуть „Славное море".

Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понимал свое дело. Допели первый куплет. Тут регент извинился, сказал: „Я на минутку!” — и... исчез»" (И.Л.Галинская, "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.)

Так где же в нашей истории найдётся музыкальная традиция, организующая некие кружки "хорового пеня", отдающие ересью, сгоревшие как связка дров в костре инквизиции? Отлистаем назад века, а именно 8 веков. XII—XIIIвв. в Прованс, эпоха распространения альбигойской ереси, когда последние трубадуры Лангедока прославляли легендарное прошлое, сопротивляясь приходу нового времени и новой общественной и религиозной формации.

"Здесь, однако, в интересах дальнейшего анализа романа следует коротко коснуться некоторых трагических, кровавых событий эпохи альбигойской ереси, происходивших в 1209—1229 гг., т. е. во времена крестовых походов, объявленных папой Иннокентием IIIпротив альбигойцев. Поводом к ним послужило убийство папского легата Петра де Кастельно. Оно было совершено одним из приближенных вождя еретиков графа Раймунда VIТулузского. Состоявшее в основном из северно-французского рыцарства войско крестоносцев под водительством графа Симона де Монфора жесточайшим образом расправлялось с еретиками, тем более что католическое воинство рассчитывало поживиться за счет богатых городов Лангедока, а Монфору, в частности, были обещаны владения отлученного папой от церкви Раймунда VI.

В одном только городе Безье крестоносцами было убито не менее пятнадцати тысяч человек. Существует легенда, что, ворвавшись в Безье, католические рыцари спросили папского легата Арнольда Амальриха, кого из горожан следует убивать. «Убивайте всех! — сказал легат,— Господь узнает своих" He менее свиреп был и Монфор, приказавший однажды не только ослепить сто тысяч еретиков, но и отрезать им носы"

"Тема света и тьмы, например, часто обыгрывалась трубадурами Прованса. Гильем Фигейра (1215 — ок. 1250) проклинал в одной из своих сирвент церковный Рим именно за то, что папские слуги лукавыми речами похитили у мира свет. О том, что католические монахи погрузили землю в глубокую тьму, писал другой известный трубадур, Пейре Карденаль (ок. 1210 —конец XIIIв.).

Так возникла у нас догадка, которую в первом приближении можно сформулировать следующим образом: а не ведет ли рыцарь у Булгакова свое происхождение от рыцарей-трубадуров времен альбигойства? И безымянным остается потому, что неизвестно имя автора самого знаменитого эпического произведения той эпохи — героической поэмы «Песня об альбигойском крестовом походе», в которой также, как будет показано далее, фигурирует тема света и тьмы?"

"Что известно, однако, о самом создателе поэмы? Существуют две версии: поэма либо целиком сочинена трубадуром, скрывшимся под псевдонимом Гильем из Туделы, либо им создана лишь первая часть поэмы, а остальные две с не меньшим искусством написаны анонимом — другим замечательным поэтом XIIIв. Все сведения об авторе (или авторах) поэмы могут быть почерпнуты только из ее текста. Это альбигойский рыцарь-трубадур, участник битв с крестоносцами, отчего он и скрывает свое настоящее имя, опасаясь инквизиции. Он называет себя учеником волшебника Мерлина, геомантом, умеющим видеть потаенное и предсказывать будущее (и предсказавшим, в частности, трагедию Лангедока), а также некромантом, способным вызывать мертвецов и беседовать с ними" (И.Л.Галинская, "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.)

«Горничная» Гелла спрашивает у прибывшего, что ему угодно.

« — Мне необходимо видеть гражданина артиста.

—     Как? Так-таки его самого?

—     Его,— ответил буфетчик печально.

—     Спрошу,— сказала, видимо колеблясь, горничная и, приоткрыв  дверь  в  кабинет  покойного   Берлиоза,  доложила: — Рыцарь, тут явился маленький человек, который говорит, что ему нужен мессир.

—     А  пусть  войдет,— раздался  из  кабинета  разбитый голос Коровьева».

И далее читатель узнает, что безымянный рыцарь еще и великий маг: он видит потаенное и предсказывает будущее.

«— У вас сколько имеется сбережений?

Вопрос был задан участливым тоном, но все-таки такой вопрос нельзя не признать неделикатным. Буфетчик замялся.

— Двести сорок девять тысяч рублей в пяти сберкассах,— отозвался   из    соседней комнаты треснувший голос,— и дома под полом двести золотых десяток.

Буфетчик как будто прикипел к своему табурету.

— Ну, конечно, это не сумма,— снисходительно  сказал Воланд своему гостю,— хотя, впрочем, и она, собственно, вам не нужна. Вы когда умрете?

Тут уж буфетчик возмутился.

—     Это никому не известно и никого не касается,— ответил он.

—     Ну да, неизвестно,— послышался все тот же дрянной голос из кабинета,— подумаешь, бином Ньютона! Умрет он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвертой палате.

Буфетчик стал желт лицом.

—     Девять месяцев, — задумчиво считал Воланд. – Двести сорок девять тысяч... Это выходит круглым счетом двадцать семь тысяч в месяц? Маловато, но при скромной жизни хватит. Да еще эти десятки.

—     Десятки реализовать не удастся, — ввязался все тот же голос, леденя сердце буфетчика,— по смерти Андрея Фокича дом немедленно сломают и десятки будут немедленно отправлены в Госбанк».

Итак, Коровьев-Фагот, он же безымянный рыцарь, способен видеть скрытое и прорицать будущее. Кроме того (об этом сообщает уже сцена бала у Сатаны), он не менее сведущ, так сказать, и в делах загробных, ибо о каждом из гостей знает всю подноготную их земного и потустороннего существования.

Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, – ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, – его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош

"А как же все-таки с тем злосчастным для булгаковского рыцаря каламбуром о свете и тьме, про который рассказал Маргарите Воланд? Полагаем, что его мы тоже нашли в «Песне об альбигойском крестовом походе» — в конце описания гибели при осаде Тулузы предводителя крестоносцев — кровавого графа Симона де Монфора. Последний в какой-то момент посчитал, что осажденный город вот-вот будет взят. «Еще один натиск, и Тулуза наша!» — воскликнул он и отдал приказ перестроить ряды штурмующих перед решительным приступом. Но как раз во время паузы, обусловленной этим перестроением, альбигойские воины вновь заняли оставленные было палисады и места у камнеметательных машин. И когда крестоносцы пошли на штурм, их встретил град камней и стрел. Находившийся в передних рядах у крепостной степы брат Монфора Ги был ранен стрелою в бок. Симон поспешил к нему, но не заметил, что оказался прямо под камнеметательной машиной. Один из камней и ударил его по голове с такой силой, что пробил шлем и раздробил череп.

Смерть Монфора вызвала в стане крестоносцев страшное уныние. Зато в осажденной Тулузе она была встречена бурным ликованием, ведь ненавистней и опасней, чем он, врага у альбигойцев не было! Не случайно автор «Песни об альбигойском крестовом походе» сообщал:

Atotzcelsdela vila , carenSymosmoric,

Venc aitals aventura que 1'escurs esclarzic.

(На всех в городе, поскольку Симон умер,

Снизошло такое счастье, что из тьмы сотворился свет).

Каламбур «1'escursesclarzic» («из тьмы сотворился свет») адекватно по-русски, к сожалению, передан быть не может. По-провансальски же с точки зрения фонетической игры «1'escursesclarzic» звучит красиво и весьма изысканно. Так что каламбур темно-фиолетового рыцаря о свете и тьме был «не совсем хорош» (оценка Воланда) отнюдь не по форме, а по смыслу. И действительно, согласно альбигойским догматам, тьма — область, совершенно отделенная от света, и, следовательно, из тьмы свет сотвориться не может, как бог света не может сотвориться из князя тьмы. Вот почему по содержанию каламбур «1'escursesclarzic» в равной степени не мог устраивать ни силы света, нм силы тьмы." (И.Л.Галинская, "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.)

Рыцарь в тёмно-фиолетовом.

"Французский историк XIXв. Наполеон Пейра, изучавший  борьбу  католического  Рима  с  альбигойцами  по манускриптам того времени, сообщает в книге «История альбигойцев», что в рукописи, содержащей песни рыцаря-трубадура Каденета, который состоял в свите одного из

альбигойских вождей, он обнаружил в виньетке заглавной буквы изображение  автора в фиолетовом платье.

Французский историк XIXв. Наполеон Пейра, изучавший  борьбу  католического  Рима  с  альбигойцами  по манускриптам того времени, сообщает в книге «История альбигойцев», что в рукописи, содержащей песни рыцаря-трубадура Каденета, который состоял в свите одного из

альбигойских вождей, он обнаружил в виньетке заглавной буквы изображение  автора в фиолетовом платье.

Труд Н. Пейра, содержащий это сообщение, Булгаков мог прочесть в Ленинской библиотеке (он находится там и по сей день). Мы знаем, что писатель часто прибегал к услугам всегда имевшегося у него под рукой энциклопедического словаря Брокгауза—Ефрона. А там, в статье «Альбигойцы», содержится ссылка именно на эту работу Пейра (кстати сказать, как и на «Песню об альбигойском крестовом походе»). Спрашивается, разве не мог цвет костюма трубадура Каденета, о котором рассказал Н. Пейра, отложиться в памяти Булгакова и реализоваться в эпитете «темно-фиолетовый»?(И.Л.Галинская, "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.)

Тот же Пейра, останавливаясь на художественных особенностях «Песни об альбигойском крестовом походе», отмечает, что сердце создателя поэмы, как и сердце отчизны поэта, «плачет бессмертным плачем». Когда альбигойская ересь была изничтожена, а земли Прованса разорены и опустошены, трубадуры создали так называемые песни-плачи о гибели «самого музыкального, самого поэтичного, самого рыцарского народа в мире». Одна из таких песен — плач  трубадура Бернарта Сикарта де Марведжольса — цитируется (либо  используется в качестве эпиграфа) авторами многих работ но истории альбигойских войн:  «С глубокой печалью пишу я скорбную эту сирвенту. О боже! Кто выразит мои муки! Ведь плачевные думы повергают меня в безысходную тоску. Я не в силах описать ни скорбь свою, ни гнев... Я разъярен и разгневан всегда;  я стенаю ночами, и стенания мои не смолкают, даже когда сон охватывает меня. Где бы я ни был,  повсюду слышу,  как униженно кричит французам придворная братия: „Сир!”  Французы же снисходят до жалости только, если чуют добычу! Ах, Тулуза и Прованс! И земля Ажена! Безье и Каркассон! Какими я вас видел! Какими я вас вижу!»

А как сам Булгаков относился к поэзии трубадуров и действительно ли имел к ней отношение?

Ответ на этот вопрос прост!

В поэзии трубадуров термином «coblas capfinidas» обозначалась одна из строфических форм. Она обязывала поэта связывать первый стих новой строфы с последним стихом предыдущей методом повтора (или так называемого «повтора в захвате») Именно так сцеплены строфы второй и третьей части «Песни об альбигойском крестовом походе» (тогда как в первой части использован другой канон — «coblas capcaudadas», согласно которому начало новой строфы должно было повторять одну лишь рифму последнего стиха предыдущей).

Именно этот стиль мы находим и у Булгакова в его романе "Мастер и Маргарита".

И так далее...

Так что же, Фагот - это рыцарь-трубадур, автор «Песни об альбигойском крестовом походе, скрывающий в целях конспирации своё настоящее имя? Что-то всё же остаётся недосказанным...А именно: почему за неудачную шутку рыцарь должен был отслужить столь долгую службу у Князя Тьмы, а согласно материалам, представленным в предыдущем посте о Воланде - у эльфийсого лорда?

Однажды попалась мне информация, что была когда-то такая старинная легенда о том, что один рыцарь неудачно пошутил, и за это должен был служить сколько-то времени эльфийской королеве. Уж не из легендарного ли прошлого пришла в роман "Мастер и Маргарита" эта загадочная история рыцаря в тёмно-фиолетовом? Но об этом я напишу позже.

"Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!" Улыбнись, безымянный рыцарь... Ещё не вечер!

Серия сообщений "БУЛГАКОВ":
Часть 1 - Киев. Музей Пушкина в доме, в котором жил Булгаков.
Часть 2 - Михаил Булгаков: «Писатель всегда будет в оппозиции к политике, пока сама политика будет в оппозиции к культуре»
...
Часть 4 - «Мастер и Маргарита». Фотоиллюстрации Елены Мартынюк
Часть 5 - Вёлунд - прототип Воланда.
Часть 6 - Безымянный рыцарь.
Часть 7 - Про кота Бегемота
Часть 8 - Образ профессора Преображенского в свете тайн "Собачьего сердца"
...
Часть 14 - Один из самых таинственных романов ХХ века. Музыкальные интерпретации
Часть 15 - Один из самых таинственных романов ХХ века в хореографии
Часть 16 - В Петербургской филармонии - один из самых таинственных романов ХХ века