Максим_Мищенко (Философия) все записи автора Стоит оговорить мотивы философствования; еще недавно обобщения, не заточенные с высокими тематиками – истиной, смыслом, жизнью, абсолютом, - воспринимались как нелепые уродцы, рожденные тлетворным умом праздношатающихся мыслителей. Скоротечная динамика нескольких мгновений и мозг занят именно этим «инвалидным» в своей второстепенности контентом. Как раз высокие темы, естественно, не растеряв своей популярности, попали в неловкое положение – положение постепенного расщепления, одновременной потери «универсальности» и приобретения «нишевости». «Истина», которая сама по себя не является «истиной», безвозвратно превратившись в «истину уборщицы», «истину собачки», «истину куска мыла», и т. д. И дело же, конечно, не в демонизированных «постмодернистах», дескать, релятивизирующих всех и вся, а в нас самих – плевавших на языковые и социальные конвенции. Этак, все человечество выбрало «пить чай», а не один полубезумный гений. Универсальность, растерявшую свой универсализм, не преследует судьба безвестного утопленника, она останется в респектабельном почтении у нескольких скромных адептов, но не более. Так «бытие» в обзорном тысячестраничном памятнике крайних усилий безвестного старателя, совместившего мудрость веков, - не «бытие» в общечеловеческом смысле, а «бытие», например, престарелого лысоватого с волосатыми ушами профессора (а таких тысяча другая наберется, поэтому будем уважительны и к этому дискурсу). В нашем мире образовалось столько умников или народца «имеющего на умничанье полное право», что эти миллиарды просто не способны договориться друг с другом о правилах игры. Не задумываясь об опостылевших согласованиях, они продолжают говорить, писать, размышлять, как им заповедал Его Святейшество Случай; одни выдавливают скудное «жизнь – дерьмо», а другие аскетично утруждают себя пыльными фолиантами для увеличения количества таковых. Общечеловечность философии или других гуманитарных дисциплин зиждилось на очевиднейшем постулате «автором любой истины мог стать любой человек, и лишь вторичные обстоятельства делали одних безропотными отражателями мира эйдосов, а других – бездумными бездельниками». Дескать, это закономерная истина, к которой и ВЫ – простолюдин и аристократ – способны приблизиться. Оказалось, по крайней мере, сейчас, что ведущую роль играли эти второстепенные обстоятельства, которые делали материалистом, идеалистом, или, чаще всего, никем, то есть без определенных мыслей по столь важному поводу. Философия всегда была тоталитарна, но в ситуации, где «каждая тварь право имеет», она просто разбивается на идеологические анклавы. И вот все более и более народа пишет, пытаются соригинальничать (философия или социология уборной, например, пытаются подойти с аналитическим скальпелем к мотивации посетителя сортиров, как будто это требует глубинного научного чутья?!), тешат свое амбициозное Эго до исполинских размеров, вступают в «кровавые» диспуты, где инсайдерским критерием являются «обороноспособные» славные имена прошлого. Нынешние имена и их величие – теперь исключительный продукт случайности, инерционное следствие старинной традиции, и редко связан с уникальной концентрацией «гения». Если о таковых вообще можно говорить, если они где-то среди нас?

Максим_Мищенко (Философия) все записи автора

Что можно сказать по поводу работы В. М. Лурье «История Византийской философии» (Лурье, В. М. История Византийской философии. Формативный период. – СПб.: Axiôma, 2006. – XX+553 с.)? Классическая «постмодернистская» (столь странная характеристика для с виду традиционной работы объясниться позже) компиляция по поводу истории теологии, долго собираемая из «лего»-статей специалистом в области мировоззрения Восточных дохалкидонских церквей. Именно такой – неоднородно текстуальный – облик получает любая книга, бывшая обобщающей историософской попыткой узконаправленного специалиста. Такой объемный ресурсоемкий труд облегчен ныне цифровой технологией обработки текстов, поэтому стоит сказать, что подобных книг в будущем даже в теологически отсталой РФ будет все больше и больше. Сразу стоит оговориться, предваряя критический посыл рецензии, что сие произведение обязательно для детального ознакомления всем российским теологам – от студентов «молочной кухни богооткровенных слов» до крупнейших специалистов в области византийской догматики; одни в короткое время приобретут ключевые пункты «картографии» христианской ортодоксии, а другие, заметив в авторе крупную полемическую фигуру, обратятся к насколько интереснейшему, настолько неоднородному и спорному компендию. Начальное впечатление от книги обескураживающе парадоксальное: само название «История Византийской философии», которое как будто пришло со времен советского подпольного богословствования, вводит в заблуждение «профессиональных философов», пришедших за гносеологией, онтологией, и т. п., а получивших в ответ раздутую историю-схолию христиански модифицированных аристотелизмов («природы» и «ипостаси»); первая сотня страниц (вплоть до обсуждения христологических споров V века) вообще прочитывается в недоумении «Кому понадобились консервативно примитивное переложение нескольких умеренных протестантских библеистов, отдельных идей Парижской богословской школы, «бессмертных» для студенческих курсовиков В. Н. Лосского и И. Мейендорфа?»; к тому же общий настрой портит отсутствие адекватных сносок на чужую рефлексию (выявление кантианских антиномизмов в ортодоксальной вероучительной системе, инициированное о. П. Флоренским, мысль католического иезуита-литургиста М. Арранца о принципиальной догматичности первохристианских богослужебных компонентов, суждение В. Н. Лосского о сотериологическом критерии всей догматико-полемической истории, и т. д., - эти и подобные теологообразующие мнения введены в русскую богословскую традицию конкретными людьми, а так как они еще не до конца влились в «абстрактное православное мышление», то и не стоит их распространять как само собой разумеющиеся истины, как очевидности «символьного» порядка, исходящие из уст любого правоверного). Но не спешите выставлять «смертный приговор» за нелепое школярство вводных глав такой классной для «рассейских земель» богословской работе, начиная с обещанной по предисловию пространной «христологической» части о VI веке, выявляются все мастерство и компетентность исследователя. Здесь в отличие от эпигонский рецитаций зачина господствует легкость, полемичность, склонность к здравым обобщениям, правдоподобным историческим реконструкциям, адекватным оценкам, и главное – встречается редкий источниковедческий материал, нащупываются недавно открытые сферы. Да, пусть в данном случае труд является детализированной калькой с фундаментальных исследований Грилльмайера и Co, монографий Мёллера, Лоофса, Брока, Эсбрука; но это поистине органичный, понимающий, продуманный опыт рецепции, когда ученый еще по сути ничего не открыл, но его потенциал огромен и он готов к решающему порыву. Здесь идет схватка на плоскости мировых научных стандартов (все-таки специалистов в области восточно-христианской теологии VI века не так уж и много, их легко идентифицировать). Причем из исследовательских творений выверенный взор автора выделяет крыло консервативнейших представителей католицизма XX века, игнорируя умеренное критиканство римских собратьев или протестантов. Проявляется «консервация» в мелочах; библейские книги Ветхого Завета датируется намеренно более ранними сроками (Священнический кодекс относится к допленному периоду, когда академическим консенсусом он датирован поздним послепленным временем; в действии неписаный принцип «чем древнее, тем духовнее»), официально канонизированные святые «по указке автора» действуют только вдохновенно и рационально (например, неприглядная роль св. Феофила Александрийского в деле Златоуста объясняется более важной церковной икономией по изъятию оригенизма, совершенно неудачные религиозные эдикты императора Юстиниана трактуются в свете неких высших мотивов), везде ощущается «поиск ведьм» и довольно оригинально высвобождается тертуллиановская точка зрения о философии как матери христианских догматических искажений (здесь же основными виновниками признаются – проскочивший сквозь ленту времен, оригенизм и несторианствующая «двухсубъектная» христология, воспринятая католицизмом). Вообще через всю книгу на нас дышит бескомпромиссный, модифицированный через «генетическую инженерию проекта просветительства», бунтарский консерватизм. Все «научно-гуманитарные» технологии, свыкшиеся с оперированием серыми полутонами, неопределенностями, здесь, в проекте «просвещенного, образованного консерватизма», призваны на выходе представить четкую черно-белую картину мира, заданную вдохновенным автором.
…В этом помогает, укрупненный экивоками, моральными аргументами, доказательствами здравомыслия, «защитный пояс», без которого выверено расшитый кафтан разлетится на скроенные тряпки. Лурье неосознанно повторяет традицию дореволюционного богословского академизма, когда нашими теологизирующими интеллектуалами воспринимались в полной мере весь научный аппарат, методика, библиографическая база, принадлежавшие западным «собратьям» и защищались наиболее консервативные выводы, чужие оценочные суждения, как свои собственные (исключением были межконфессиональные споры, в которых простым заимствованием обойтись нельзя было). В конце концов, высеивались и отечественные самородки. Так обрисовывалась динамика развития – от ученических работ Макария (Булгакова) или Горского до самобытных экзерсисов Болотова, Светлова, Тареева… Трудно пока отнести настоящего автора к определенной когорте. Хотя последний уже поставил себя в ранг «универсалистов»; ограниченные временно-пространственными рамками восточно-христианской теологии, писательские амбиции обратились к более благородной области – глобальной догматической истории Церкви Христовой. И здесь, в виду понятных консервативных предпочтений, он конструирует стройную, ясную историософию догматического движения с перманентным противоборством идеального правоверия и ложно направленных «ересей». Трудно отличаться в методике создания односторонней вероучительной истории, несущей исключительно умозрительный характер, от сходных опытов, пользующих тенденциозную выборку источников и, что главнее, их специфическую трактовку, все ради достижения искомого результата. Что занимательно, средь горы искаженных учений особо выделяется вневременной затемняющий фактор, ответствующий за больший негативизм, - это оригенизм, следы которого лежат неуничтожимой печатью практически на каждой ереси, по мнению Лурье. Столь удачно использованному и переработанному исследовательскому католицизму тоже достается, несмотря на фундаментальную зависимость работы от последнего, Римский престол и его богословствования эпохи Вселенский соборов жестко осуждаются. Преуменьшается положительная миротворческая деятельность пап в это время, которые своими, пусть аморфными и не глубокими, догматическими оросами часто нормализовали ситуацию на Востоке, отдаляются временные рамки разрыва церквей с «фотианской схизмы» IX века аж к VI веку, проблематике «трех глав», и, соответственно, резко осуждается католическая «двухсубъектная» христология. Лурье сухо и академично, намеренно и изощрено расправляется со многими общеизвестными школярскими (к таковым можно отнести и вышеперечисленные факты) историчными трактовками, некогда проникшими в официальный реестр знаний, но вряд ли соответствующими исконной, прямой интерпретации боевитого, вычищенного консерватизма. Авторитеты ему нипочем и он тяжкой поступью созидает консервативную догматику – «истинную доктрину». Но «научный», революционный, просветительский консерватизм не может оперировать старым, проверенным веками и диспутами, святоотеческим принципом «тайна сия велика» в отношении внелогичной, непонятной ортодоксальной истины. Пользуясь проверенными образцами (например, «мистико-аскетичное христианство» В. Лосского, экклезиологическая антиномичность о. П. Флоренского), Лурье через абстрактнейшие принципы «сотериологичности», «внелогичного использования концептов Аристотеля» и т. п. намерен доказать естественность, очевидность, правоту греко-восточного исповедания. Ну, что ж, еще один постсовременный вариант прибыл в стан столь распространенного, специфически книжного, «интеллектуального» христианства, вдохновляющего «молочных» неофитов и зачумляющего идейной паранойей бывалых любомудров. Оказывается, «нелогичность», «антиномичность», «сотериологичность» становятся новыми кумирами теологизирующей молодежи, ведь они решают, кто прав и виноват, но опять же ретроспективно, а, следовательно, свою идеальную религию создать не удастся. Все примеры спокойно располагаются в рамках многообразной форматной дисциплинарности, на которую не влияет личная юрисдикционная маргинальность автора. А где же обещанная постмодерность? Всплывает она в маленьких моментах текущего и грозится вылиться в некое знаково-теологическое монструозное скопление «Критическая агиография, или История земного неба и небесной земли от Еноха до Нильса Бора и от болландистов до Куайна» в будущем. Десятки раз использованный аргумент от «принципа дополнительности Н. Бора» в качестве адекватного (?!) доказательства истинности православной доктрины – это специфический постмодерн в дурном смысле слова (то есть использованный традиционалами или модернистами, не способными противостоять искушению постсовременных текстуальных эвристических практик). Оставляем на исследовательской совести Лурье этот «скачок через» бездну, сокративший дистанцию между пресловутой антиномичностью догматов и корпускулярно-волновым дуализмом (единственная трезвая взаимность меж которыми – это использование языковых средств). Я уже не говорю о еще более натянутом переводе концепции куновских парадигм в область византийской философии (видимо Лурье решил, что если с конца 60-х годов этим занимаются Кюнг и другие, то почему ему снова не рецитировать западный опыт). Все это еще более кажется трагикомичным, когда понимаешь, что вокруг «принципа дополнительности» фундируется «история догматов» Лурье. А фундамент как всегда оказался самой слабой опорой, выплывшей из ниоткуда, хитростью ассоциативного ряда…

 

Zmier (Философия) все записи автора

Залил на сайт Аудио-лекции Мераба Константиновича. Лекции о Марселе Прусте
Здесь текст лекцие "Психологическая топология пути" 

•  Часть 1 (7,69 мб)
• Часть 2 (6,9 мб)
• Часть 3 (8,2 мб)
• Часть 4 (8,3 мб)
  
• Часть 5 (6,7 мб) 
• Часть 6 (8,1 мб) 
• Часть 7 (6,1 мб) 
• Часть 8 (8 мб) 
• Часть 9 (6,7 мб) 
• Часть 10 (8,1 мб) 
• Часть 11 (8,3 мб)
• Часть 12 (8,3 мб)
• Часть 13 (6,8 мб)
• Часть 14 (7,9 мб) 
• Часть 15 (7 мб)
• Часть 16 (8,1 мб) 
• Часть 17 (6,6 мб) 
• Часть 18 (7,4 мб)
• Часть 19 (6,9 мб)
• Часть 20 (4,9 мб)

  

blogoed (Философия) все записи автора И была на земле "правда" и "ложь". И взяли жрецы правду, и отгородили ее от взора непосвященного. А затем взяли ложь, разделили на две части и обратились к народу: вот вам две части - одна из них правда и мы, мудрецы, даем вам право самим решить какая из этих частей ложь. Принял народ сие на веру, ложь породила ложь, война разогрела войну, исчезли из истории мудрецы а вместе с ними и правда... (вольный пересказ, faeton)

http://www.blogoed.ru/post79070591/

Владимир_Евсеев (Философия) все записи автора Сначала примем некоторые условия.

Мы имеем инструмент, который может рассчитать любую физическую задачу любой сложности. (причем принцип Гейзенберга нам каким-то чудом удалось обойти :)))

Теория имеет чисто умозрительный характер, и не побуждает никого к действию или, тем более, бездействию. (У меня был опыт проповедования данной теории, в результате которого мои собеседники стали обвинять меня в том, что они теперь не могут нормально жить так как "жизнь им теперь не мила, и в этом виноват я...")

Теория-является исключительно ТЕОРИЕЙ и естественно не является истиной в последней инстанции.
Полный текст теории "Книга судеб"
Или в ЖЖ

Владимир_Евсеев (Философия) все записи автора В 1929 году на волне 75 метров была поймана необычная радиопере-

дача. Hекто, назвавшийся HИКОМО и представившийся посланником иноп-

ланетной цивилизации, на разных языках по два часа читал нижеследую-

щий меморандум, называемый сейчас Посланием КОH. Передача велась

всего один день. Об этом частично упоминалось в книге Брэда Стайгера

"Встречи с чуждым" /1977/ и передаче советского телевидения "HЛО:

необъявленный видит" в 1990 году.

Интересно, что подобная ситуация повторилась 27 ноября 1977 года

юго-западнее Лондона. Hа территории, представляющей собой круг диа-

метром 120 километров, произошло нарушение телевещания. Изображение

с экранов исчезло, и неизвестный голос сказал, что он представитель

внеземной цивилизации, что земная цивилизация идет по неверному пу-

ти, землянам необходимо уничтожить все орудия зла, времени для этого

осталось очень мало и, если люди не предпримут необходимых действий,

им придется покинуть пределы Галактики. Расследовавшие это дело спе-

циалисты лондонского телевидения утверждали, что, вообще говоря, не

представляют, какие шутники могли бы оказаться способными его реали-

зовать. Для подобной акции требуется очень громоздкая и дорогостоя-

щая аппаратура. Информация об инциденте была передана радиостанцией

"Голос Америки" и советским радио 28 ноября 1977 года в вечерней

"Международной панораме". Указывалось, что в связи с ним представи-

тель английской полиции заверил слушателей, что "инопланетянин" ско-

ро предстанет перед землянами на скамье подсудимых. Однако эти заве-

рения остались пустым звуком.
Полный текст сообщения...