Ptisa_Lucy все записи автора
Автор Борис Богданов
bbg,
Часть третья. Тайна
Год 3069-й
Глава 17. Она их любит
Бардус изменился. Если раньше, ещё в Академии, его, бывало, из класса не выгонишь, всё читает или возится с реактивами, то теперь, едва минует обед, он скучнел, не затевал новых опытов и всё смотрел и смотрел на большие часы, стоявшие в лаборатории. Лишь кончалось рабочее время, он срывался и исчезал.
Поселили их с близнецами в одной комнате, и Бардус всё чаще возвращался за полночь. Гремел в темноте утварью, шипел и ругался сквозь зубы, потом долго возился и вздыхал, мешая братьям снова заснуть.
– Что это с ним? – спросил как-то Колери.
– Экий ты, братец, тугодум! – удивился Лойя. – Влюбился.
– В кого же?
– Да в эту, в госпожу Тайну!
– Не может быть, – не поверил Колери. – К Тайне Хельчагу ходит, как можно этого не заметить?
– Любовь, – многозначительно сказал Лойя, – это как болезнь. Ум отбивает. Всё он знает, но не может поверить. Или верит, но надеется. Болезнь, одним словом.
– Тех, кто болеет, надо к лекарям, – проворчал Колери. – Из-за него у меня весь день глаза слипаются.
– Вот ты, братец, скажешь! – рассмеялся Лойя. – Против любви и красный сахар не поможет.
– А вдруг, – задумался Колери, – это не любовь вовсе? Вдруг и в самом деле заболел?
– Любовь, не сомневайся, – вздохнул Лойя. – Видел недавно, как он под окнами её харчевни стоит. Стоит и вздыхает. Дверь откроется, он сразу прячется. И хочет эту Тайну увидеть, и боится.
Скажи кто Бардусу про его болезнь, он бы не понял этих слов. Просто он обнаружил внезапно, что числа и формулы – не самое интересное в жизни, и что есть задачи, для решения которых мало пера и бумаги. Например, привлечь к себе благосклонное внимание госпожи Тайны. Это было странно. Кто она? Всего лишь туземка, островитянка, а он – учёный алонкей, которого ждёт блестящее будущее! Но госпожа Тайна обращала на него внимания не больше, чем на любого другого гостя.
Однажды, когда Бардус слонялся под окнами «Крыльев тайпанга», ломая голову над тем, что же сделать, чтобы хозяйка харчевни его заметила, он встретил Боржоя. Тот выкатился из дверей харчевни и пошёл прочь, размахивая руками, как будто спорил сам с собой. Проходя мимо Бардуса, туземец остановился:
– Приветствую, благородный фэй! Что же ты не заходишь? Сегодня повар превзошёл сам себя. В жизни не поверишь, что можно сделать из простой курицы. Так что поспеши, а то не достанется!
– Да я не голоден… – покраснел Бардус и порадовался, что стемнело и островитянин не видит, как пылают его щёки и лоб. Хотя что ему за дело, заметит Боржой его смущение или нет?
– Как будет угодно благородному фэю, – покивал головой Боржой. – Но… Прости, если лезу не в своё дело, но зачем ты тут стоишь?
– Э-э-э, – не сразу нашёлся Бардус, потом решился: – Скажи, дружище, хозяйка Тайна там?
– Тайна? – равнодушно переспросил Боржой. – Нет, не видел.
– Жаль.
– А! – Боржой хлопнул себя по лбу. – Забыл. Хозяйка если не в горах, она там, знаешь, собирает травы для кухни. Почему, скажи, благородный фэй, здесь так вкусно кормят? Госпожа Тайна травки особые знает. Взять обычную курицу… Курица и курица, что мы, куриц не ели, но вот добавит она такую травку в соус, и самому осиянному фэю Хельчагу такое блюдо не стыдно подавать. Думаю, он потому сюда и ходит. Госпожа Тайна по травкам затейница, ох затейница! Ну, пойду я, благородный фэй. Дела, знаешь ли.
Он сыто рыгнул, хлопнул себя по животу и развернулся, собираясь уходить.
– Подожди! – остановил его Бардус. – Ты сказал, если не в горах… то где?
– Что? – непонимающе посмотрел на него Боржой.
– Если она не в горах, – терпеливо повторил Бардус, сам удивляясь своей выдержке, – то где она? Ты сказал, знаешь.
Лицо Боржоя просветлело:
– У моря, благородный фэй. Говорят, у неё заведено каждые несколько дней плавать в море. Зачем, не знаю, но госпожа Тайна вообще странная чуток. Что за затея купаться после захода солнца? Холодно, да и ветер. Тут, благородный фэй, холодновато ночами. Да ты заметил уже…
– Где это место? – теряя терпение, рявкнул Бардус.
– А? – Боржой резко остановился, словно налетел на стену. – Говорят, за домом, среди камней, тропка есть. Я не видел, врать не буду, но люди говорят…
«Что за люди?» – собрался уже спросить Бардус, но вовремя передумал. Очень уж не хотелось слушать кучу слов, и ни одного – по делу.
– Спасибо, Боржой, – только и сказал он.
– Ага-ага! – ответил Боржой, – Очень был рад помочь, благородный фэй.
Ноги зудели от желания бежать искать тропку немедленно, но Бардус дождался, пока туземец скроется с глаз, да и потом решил не особенно торопиться. Очень он нужен прекрасной Тайне с переломанными в потёмках ногами!
На этом его запасы здравомыслия иссякли. Он даже не подумал, что станет говорить, если в самом деле встретит у воды Тайну. Как объяснит своё появление в такое время и в таком месте. Как-нибудь. Да и зачем слова? Она умная, она всё прочитает в его глазах…
Тропинку Бардус обнаружил почти сразу. Она начиналась шагах в двадцати от павильона, среди колючего кустарника, растущего вдоль обрыва. Уже ни в чём не сомневаясь, Бардус нырнул в кусты.
Он зря беспокоился из-за темноты. Луны и звёзды давали достаточно света. Скалу по правую руку слагал белый известняк, и небесный свет отражался от неё прямо под ноги, так что Бардус легко находил дорогу среди разбросанных повсюду обломков камня.
Он повеселел и принялся даже насвистывать какую-то песенку, предвкушая скорую встречу с предметом своей страсти. Всё складывалось лучше не придумаешь, госпоже Тайне некуда будет деваться, кроме как обратить на него свой взор…
Погода у моря переменчива. Только что звёзды сияли с безоблачного неба, и вдруг набежали тучи. Луны пропали, словно их и не было, и Бардус очутился в кромешной тьме. Он встал столбом, не зная, куда поставить ногу, чтобы не сорваться и не сломать себе шею.
Заворчал гром, лиственной прожилкой полыхнула далёкая молния. Прилетевший с океана ветер принёс редкие пока дождевые капли. Следующая молния на миг поменяла местами чёрное небо и белую скалу. Бардус не успел ничего понять, потому что от грохота заболели уши. Он схватился за голову, и в этот момент начался настоящий дождь. Стена холодной воды упала из чёрных туч, по листве, по камням, по плечам и голове Бардуса защёлкали маленькие ледышки. Град! Бардус беспомощно заозирался, пытаясь в беспорядочных всполохах разглядеть хоть какое-то укрытие. Град – не лучший спутник для прогулок у побережья, ледяная дробь могла запросто превратиться в картечь размером с яйцо или даже кулак.
Вжавшись в скалу, Бардус медленно пополз вдоль неё. Удача его не оставила, вскорости в камне обнаружилась ниша. Бардус втиснулся в неё и вздохнул с облегчением. Летящие с неба куски льда ничего ему не сделают, если… не изменится ветер. Хотя с чего ему меняться? Чтобы достать одного человечка, пришедшего на берег моря… Одного?
Тайна! Бардус схватился за голову. Какой же он себялюбец! Нашёл укрытие и радуется, а она там одна, под градом, и неизвестно, есть ли у неё где спрятаться. А если нет, что тогда?
Бардус застонал и выглянул из ниши. Хватит ли ему света молний?..
Держась за стену, он двинулся по тропинке, прибавляя и прибавляя шаг. Остатки трезвомыслия в сознании кричали, что он совершает несусветную глупость, но стыд гнал вперёд, тем более, высверки молний давали довольно пищи для зрения.
Жизнью правит случай. Градина тюкнула его точно в макушку. Бардус клацнул зубами, взмахнул руками, пытаясь прикрыть голову, но отпустил спасительную стену, а потом не смог её найти, потому что молнии, как назло, взяли перерыв. Вдобавок налетел шквал. Чтобы устоять на ногах, Бардус сделал шаг в сторону, наступил на скользкий камень, потерял равновесие и нелепо упал на спину. Боль от удара выбила из него дух, а заодно и сознание…
…Кто-то теребил его за плечи, и Бардус очнулся.
– Фэй, фэй! Что же мне с тобой делать?..
Это был голос Тайны, и в нём звучало живейшее участие! Бардус разлепил глаза и прямо над собой увидел её озабоченное лицо. Сам он лежал на спине, а голова его покоилась на её коленях. Мягких, нежных коленях…
– Град… – проговорил Бардус и тотчас сморщился – в голове точно бомба разорвалась! – Я…
– Благородный фэй хотел защитить одинокую девушку от града? – догадалась Тайна. – Благородный фэй – очень смелый молодой человек. Смелый, но неосторожный. Один, в грозу, на незнакомой дороге… Прости, благородный фэй, это глупо. И… откуда фэй узнал, что я здесь?
– Я… Мне…
Бардус вновь порадовался, что темно. Он и так оказался перед Тайной в смешном виде. Это можно объяснить, он бежал ей на помощь, но как объяснить, почему он вообще оказался на этой тропинке?
– Хотя неважно, – сняла с его души камень госпожа Тайна. – Вставай, благородный фэй, негоже лежать на холодном.
Она помогла Бардусу подняться, потом поднырнула под его плечо, обняла, крепко прижала к себе, и так, бок о бок, они заковыляли обратно. После падения у Бардуса кружилась голова, а от тепла тела девушки, от руки, от пальцев, тонких и изящных, но сильных, голова его закружилась ещё сильнее. Бардус покачнулся и, не будь рядом госпожи Тайны, повалился бы без чувств.
– О, дела-то наши нехороши, – сказала она, заглянув ему в глаза, – благородный фэй сильно расшибся. Далеко ли тебе до дома, фэй?
– Я… дойду, – ответил Бардус, но пакостная мутная волна поднялась из желудка, и благородный фэй уплыл в темноту.
В следующий раз он пришёл в себя в незнакомых покоях, в мягкой постели. Голова не болела, и он попытался встать. Внутренности его взбунтовались, Бардуса бросило в испарину, и он без сил опустился на подушки. Дурнота потихоньку отступила. Теперь Бардус стал осторожнее, он медленно, не делая резких движений, осмотрел место, куда попал.
Пахло духами. Повсюду: на низком столике, на кушетке, перед зеркалом – располагались в беспорядке гребешки, неясного предназначения спицы, глиняные и деревянные фигурки, флакончики и баночки, а также другие, совсем уж непонятные предметы. На спинке стула висело небрежной рукой брошенное платье, покрытое тонкой вышивкой.
Здесь обитала женщина. Будь Бардус постарше, он понял бы, что женщина эта молода и хорошо воспитана. Опытный взгляд обнаружил бы повсюду систему, не возникающую сама по себе, ей учат и учатся, долго и с прилежанием.
Гадать Бардусу не пришлось. Неслышно отворилась дверь, и в комнату вошла Тайна с подносом в руках.
– Тебе рановато вставать, благородный фэй, – сказала она. Поставив поднос на столик, она поправила Бардусу подушку. Халат при этом немного распахнулся, показав Бардусу её правую грудь, маленькую и аккуратную.
– Выпей, фэй.
Тайна подала ему чашку. В ней был горячий травяной отвар, терпкий, чуть кисловатый на вкус.
– Что это?
– Это поддержит твои силы, – объяснила Тайна. – Не бойся, фэй. Пока ты спал, я приглашала лекаря. Именно он посоветовал дать тебе этот отвар.
Слова госпожи Тайны успокоили Бардуса. Желай она ему зла, просто прошла бы мимо, оставив его наедине с грозой. Рассудив так, он допил чашку до дна. По жилам побежало щекотное тепло, в ушах зашумело море, а картинка перед глазами приобрела необычайную чёткость.
– Сейчас ты уснёшь, фэй, – произнесла Тайна, наклонившись к нему вплотную. – Проснувшись, ты будешь полностью здоров, но забудешь всё, о чём мне рассказал. Забудешь ты и о том, что мы вообще говорили. Сейчас же слушай.
Ты любишь меня, фэй, жить без меня не можешь, и я тоже тебя люблю. Ещё я люблю занимательные рассказы о самых разных вещах, и ты рад рассказать мне всё, что знаешь, видел или слышал хотя бы краем уха...
Засыпай, фэй, засыпай…
Океан в голове у Бардуса взревел, как во время шторма. В глазах госпожи Тайны зажглись звёзды, от них протянулись во все стороны лучи, и мир пропал.
***
Обычно за продуктами для кухни ездил Ксандуш, повар, но сегодня Тайна отправилась на рынок вместе с ним. Надоело улыбаться осиянным фэям, да и отвлечься захотелось, скинуть на время маску любезной хозяйки заведения.
Вышли с рассветом. Стояло безветрие, и ничто не нарушало лазурное зеркало океана. Город учёных Талау спал, бодрствовали лишь дежурные вахты на причаливших к внешнему ободу судах, да виднелись кое-где лодочки рыбаков.
Слуга, молодой туземец, про которого Тайна знала, что все старшие сыновья в их роду носят имя Манут, ловко орудовал веслом. Матушка и Отец, два близко стоящих острова, вырастали, приближались на глазах. Скоро их лодочка вошла в маленькую бухту. У берега стояли другие лодки, возле них копошились островитяне. В отличие от учёных алонкеев, они вставали рано.
Миновав узкий пляж, Тайна, Манут с кошёлками и деловитый Ксандуш поднялись по выбитой в известняке дорожке наверх, на скалы, где алонкеи много лет назад расчистили в зарослях площадку и устроили торжище. Ксандуш с Манутом сразу свернули в ряд, где продавали ночной улов, а Тайна пошла прямо, к дальнему краю рынка, к лоткам торговцев пряностями. По рассказам Ксандуша, здесь иногда попадался дешёвый чесночник. По давнему договору, весь урожай чесночника на корню скупала одна из семей Круга Паруса, а уж от неё семена попадали к людям из Серебра. Разумеется, пройдя столько лишних рук, пряность сильно вырастала в цене. Тайна, желая выглядеть рачительной хозяйкой, была не прочь сэкономить…
Её надежды не оправдались, чесночником здесь даже не пахло. Тайна сделала расстроенное лицо, но на самом деле не огорчилась. Чесночник попадал к ней по самым низким ценам; осиянный фэй Хельчагу любил вкусно поесть и знал, на какие рычаги нажимать.
Да пожрут морские демоны его требуху.
Пока Ксандуш яростно торговался, – то с одного, то с другого края торжища доносились его вопли, – Тайна разглядывала островитян. Мать немало рассказывала о своих братьях и сёстрах, и Тайне хотелось угадать родичей среди покупателей и продавцов. Дядьёв и тёток, двоюродных братьев и сестёр, племянников и племянниц.
Без особенного успеха. Среди прочего Аглаш учила её читать семейные узы по лицам, но, видно, ученицей Тайна оказалась в этом искусстве негодной.
Её нашли первой.
– Благородная госпожа ищет плоды тору?
Тайна повернулась на голос. Из-под навеса на неё смотрела мать. Какой она стала бы, проживи ещё лет двадцать! Прямые чёрные волосы, обильно разбавленные седыми прядями, материнские нос и подбородок… и робкий, ищущий взгляд выцветших старческих глаз.
– Что ты хочешь за них, добрая женщина?
Дрогнул ли её голос? Тайна надеялась, что нет. В груди ёкнуло, и Тайна взмолилась всем богам истинным и ложным, чтобы не дали чувствам прорваться наружу. Нельзя, чтобы её заподозрили в том, что она здешняя! Слишком просто перекинуть мостик к Тине от несчастной Тируны, замученной Кахой Тальепо, и слишком много глаз смотрят сейчас на неё, и любой может заметить сходство!
– Я отдам их тебе так, – ответила старуха. – Ты так похожа на мою дочь! Она пропала много лет назад. Родила мне внучку и убежала…
– Почему же она убежала, добрая женщина? – спросила Тайна, стараясь, чтобы в голосе её не звучало ничего, кроме равнодушного любопытства.
Старуха помолчала, комкая в руках полу накидки и собираясь с силами.
– Её муж… сильно заболел, – проговорила наконец она. – Он был лучший ныряльщик, и Морские…
– Кто? – переспросила Тайна.
– Морские, дочка, – подняла на неё взгляд старуха. – Так у нас называют тех, кто приходит с моря.
– Это алонкеи! – обрадовалась Тайна.
– Наверное, дочка, – ответила старуха, – наверное. Это мудрёное слово, я уже его забыла. Гаор нырял для Морских, он не захотел им отказать, и незримые демоны сожрали его тело. Морские не смогли его вылечить, а моя дочь…
– Как её звали? – спросила Тайна.
– Тируна… благородная госпожа, – сказала старуха, и Тайна обрадовалась. Она уже не называет её дочкой! Значит, она сомневается.
– Красивое имя, – кивнула Тайна.
– Красивое, – согласилась старуха. – Тируна сама была красавица. Она решила, что это Морские убили её мужа. О, как она их ненавидела! Потом она родила, забрала ребёнка и ушла, а Морские всего лишь хотели его вылечить!
– Но почему она ушла, добрая женщина?
– Моя внучка тоже оказалась Морской, так они сказали. Сейчас бы она была одной из них, плавала по морям и была счастлива. Жаль, что она умерла… Такая маленькая…
– Почему ты думаешь, что она умерла? – удивилась Тайна. – У твоей дочери пропало молоко, и она не смогла её кормить? Или её съели звери? Почему ты так думаешь, добрая женщина?
– Ты точно не местная, – безнадёжно сказала её бабка. – Все знают, что Морские не могут жить на суше, они быстро сходят с ума, а дети просто умирают… Возьми тору, благородная госпожа, возьми, они твои.
Бабка увязала тору в пальмовый лист, сунула свёрток Тайне и поплелась с рынка.
…Манут словно и не заметил, что лодка осела. Он всё так же легко орудовал веслом, и Матушка отдалялась с каждым гребком. Середину лодки занимали узлы, кульки из пальмовых листьев, корзины и плетёные сетки, а среди них Ксандуш как настоящий бог провианта. Тайна устроилась на корме. Всю обратную дорогу она думала о том, что бабка сошла с ума, что мать правильно сделала, не отдав новорождённую Тину алонкеям. Она всю жизнь живёт на суше и пока даже не думает сходить с ума. Ещё Тайна ругала себя за то, что не подумала и сунулась на Матушку. Её могли узнать, её обязательно узнают, реши она появиться там ещё раз. Это смертельно опасно и для неё, и для дела, за которое столь многие отдали жизни. Чтобы слух о том, что Тина внезапно появилась на родном острове, не дошёл до алонкеев, ей пришлось бы убивать. Родичей.
Она сделает всё, чтобы обойтись без этого.
По возвращении навалились дела, и три дня прошли в суете. Три дня Тайна не спускалась к океану, и снова пришли боли. Когда вода снова спасла её, Тайна усомнилась в бабкином безумии. Она пыталась отбросить сомнения, она прятала эти мысли на самом дне сознания, но они возвращались.
Раз за разом. День за днём.
***
– А ещё, светлая моя...
Бардус ворвался, как обычно, ураганом. Шумный, оживлённый, захлёбывающийся словами.
– Представь себе зеркало, закреплённое в рамке. Оно свободно качается... – Он обхватил Тайну руками, впился в губы поцелуем.
– Зачем мне такое? – Тайна выскользнула из объятий, подала Бардусу запотевшую чашку.
– Тебе?
Он схватил чашку, стал жадно пить. Вверх и вниз двигался кадык, потом замер. Бардус отставил чашку, передёрнулся:
– У-ух, кисло! Но хорошо... Никогда такого не пробовал. Откуда ты всё это знаешь?
– Мать научила. – У Тайны задрожали губы, она отвернулась.
– Прости... – Бардус снова обнял её, прижал к себе. – Ты никогда не говорила о ней, никогда.
– Это неинтересно, – сказала Тайна. – Это было давно, и я не хочу об этом. Всё! Всё, слышишь?
– Всё, слышу. Прости.
– Ты говорил про зеркало, – вспомнила она. – Это глупо. Что я рассмотрю в зеркале, которое качается?
– Это зеркало не для того, чтобы в него смотреть! – засмеялся Бардус.
– Таких не бывает, – удивилась Тайна.
Бардус сел на кушетку, поставил Тайну перед собой.
– Бывают.
Он развязал узел на её поясе. Халат распахнулся.
– Зачем тебе смотреть в зеркало? – восхищённо проговорил Бардус. – Я буду на тебя смотреть. И не только смотреть!
Он встал, положил руки Тайне на плечи, под халат, подцепил большими пальцами за отвороты, потянул вниз. Девушка повела плечами, невесомая ткань скользнула на ковёр. Тайна закусила губу, кожа на груди и животе покрылась пупырышками.
– Чтобы быть такой, – она тяжело задышала, приникла к его груди, – надо стараться. Я стараюсь...
– Для меня?
– Для тебя.
– Для меня...
Бардус подхватил её на руки, уложил на мягкий ворс.
...Хриплое дыхание, тихие стоны, влажные шлепки. Беспорядочная, рваная речь:
– В двадцати, в тридцати милях... на корабле... на острове...
– Говори, говори!
Лёжа на спине, Тайна выгнулась, обхватила его спину ногами.
– Другое зеркало... Оно ловит свет первого... Не надо ящериц, не надо турбасов...
– Скорее! Скорее! – хрипло потребовала Тайна.
– Да! Да! – Бардус двигался, со лба, с носа падали горячие капли на грудь любовнице. – В Риномосе передали... вечером узнали в Ачтаплисе...
Они закричали оба, одновременно, протяжно.
Бардус отвалился, раскинулся на ковре. Грудь его ходила ходуном.
– Скоро такие зеркала... будут везде.
Он выдохнул, рукой нащупал её бедро.
– Везде... – эхом откликнулась Тайна. Лёгким, воздушным движением поднялась на ноги, оглянулась, лукаво посмотрела на Бардуса. – Я сейчас.
Стукнул по столу кувшин, прозвенел тонко фарфор чашки, пропела вода.
– Пей. – Тайна села рядом с Бардусом, протянула чашку. – Это придаст тебе сил. Мне нужно, чтобы ты был сильным сегодня. Очень, очень сильным.
– Да.
Бардус выпил, отставил чашку. Дыхание его успокоилось.
– Я только немного отдохну, – пробормотал он и задышал ровно.
Тайна стояла и смотрела на него со странной смесью удивления и ненависти на лице. Бардус был хорош и неутомим, он открылся ей навстречу со всей страстью молодости. Сверстник, он казался Тайне мальчишкой, наивным, восторженным и не знающим жизни. Себе же она часто представлялась старухой в молодом теле, старухой, забывшей про безоглядную любовь, про чистые, искренние чувства. Что-то сломалось в ней за прошедшие годы. Не тогда, когда Фа Лой учил её убивать железом, деревом или голыми руками. Не тогда, когда Аглаш пустила её в мир ядов и зелий или рассказала о смешных и грязных мужских секретах, и не тогда даже, когда над нею трудился присланный Распорядителем Палач.
Её молодость закончилась в ту минуту, когда Тальепо, – пускай демоны не слишком торопятся, пожирая его требуху! – хвалился, как он пытал, а потом убил её мать.
Бардус улыбался и причмокивал во сне как ребёнок. Он молод, он как Трижа. Что она скажет Триже, когда встретит его? Что улыбалась алонкеям и ложилась с ними вместо того, чтобы убивать? Станет ли после этого Трижа говорить с нею? Или отвернётся с презрением и брезгливостью? Захотелось убить Бардуса прямо сейчас, захотелось до дрожи в руках и зуда между ног. Не мучить, нет, а просто отрезать голову и скормить его мозг рыбам!
Тайна зажмурилась, до боли стиснула кулаки. Его нельзя убивать, он полезен, он не всё рассказал ещё. Бормотал что-то про коды и сигналы, про длинные и короткие блики. Он расскажет ей всё, что знает, и только потом...
Наваждение схлынуло. Не обязательно убивать алонкеев лишь за то, что они алонкеи. Она должна быть справедлива и карать только преступников.
Тех, кого назовут преступниками сведущие люди.
https://author.today/work/157039