Ptisa_Lucy все записи автора
Автор
Чёрная_Хаски
Течение - 11. Семёныч
Семёныч всегда был очень исполнительный. Всю жизнь.
А после ухода Любушки и вовсе переехал жить на работу. Не мог, совсем не мог быть дома один.
Владимир Иванович замолвил словечко перед Главным, и подсобка теперь была полностью в распоряжении дворника и разнорабочего. Иваныч же лечил его сначала от пневмонии, а потом и от отравления… палёнкой.
Скляночки эти с медицинским спиртом опять же. То Таня, а то и сам.
«Боится, что опять траванусь и помру тут еще», — тяжко вздыхая, мучился совестью Семёныч, осторожно держа крупной загорелой рукой очередной флакон, притертый резиновой пробкой. Пахло из флакона совершенно упоительно. Внутрь надобно было бросить какие-нибудь острые ягоды, вроде клюквы или смородины, и подержать в темноте недельку, а потом еще развести до нужного градуса.
Не то, чтобы Семёныч был пьяницей, так… для поправки нервной системы разве что, для здоровья. Хотя нет — Семёныч был пьяницей.
Последние две недели он помнил с трудом, жара была, а в жару пить хочется, стыдоба, конечно.
Из сонного морока его вытащила наглая длиннорылая собака с улыбающейся мордой. Она сунулась, мокро облизала лицо и сказала «Вуф!» Глаза ее блестели, а уши задорно торчали черными треугольниками.
А потом — зычный голос и затрещина. Приличная такая, но Семёныч был еще крепкий мужик, не очень старый, разве что иногда сердчишко то прихватывало, но это так, от недосыпу.
За выданный зычным Смирновым список распоряжений дворник взялся со всей своей исполнительностью, попутно ошарашенно оглядываясь вокруг…
«Господи, что же это делается-то, Господи!» — полушептал, обводя взглядом окружающее его чистилище или уже… ад, — «Наказание-то какое, наказание…»
Трупы его не пугали, все-таки насмотрелся уже в жизни то. А вот еще живые заболевшие вызывали в Семёныче какое-то странное внутреннее беспокойство. Он не мог как-то рационально его осмыслить или объяснить, но внутри что-то постанывало и сворачивалось в клубок.
К вечеру он, никого не спрашивая и ничего не говоря, поставил крепкие задвижки на всех дверях детского отделения. Просто так. На всякий случай. Антонина посмотрела на него очень внимательно, прищурив глаза, и кивнула.
У Витьки были мёртвые глаза, а эта девочка — Мила рыдала за корпусом, тщетно пытаясь дозвониться до родных. Семёныч как раз докуривал там последнюю папироску, вздохнул и подал ей большой клетчатый платок.
Главный уже еле разворачивался — у него на втором было очень много сложных, еще больше буйных, на третьем было поспокойнее, но всё же, всё же.
Почти двое суток Семёныч провел на ногах, работая, бегая, исполняя. Вечером, уже почти ночью, вторника, ощутив легкие болезненные искорки в груди, вышел во двор. Собиралась гроза и пока было душновато, но всё равно дышалось легче, чем в корпусе.
Задумчиво посмотрел на наливающуюся водой тучу и медленно пошел вокруг корпуса, осматриваясь. Снесенная секция забора валялась в траве. «Прикрутить надо бы, — подумал Семеныч, устало подходя к лавке за корпусом. — Присяду чуток, ох, хорошо…»
Полюбовался на одну из прихотей эстетствующего Главного — альпийскую горку.
«Подвяла… полить, если дождь слабоват будет».
Громыхнуло раз, второй…
Сзади раздался дробный перебор шагов, заставив улыбнуться, и выставить вниз руку. Ладонь тут же была мокро и очень тщательно облизана — Кузя тоже была очень исполнительной. В колено ткнулась теплая голова с треугольником ушей, мол, чеши, не стесняйся.
— Здрасте, дядь Паш, — кивнула ему Мила, — вот, гуляем, а то просится, и просится…
Семёныч вдруг резко вскинул на нее руку, мол, «тшшш, тихо!» и показал на Кузю.
Овчарка застыла. Крепкие лапы, словно цепляясь, уперлись в землю. Кузя была неподвижна, лишь на загривке медленно поднималась шерсть, топорщась. Собака посмотрела куда-то в сторону города, потом вдруг прижала уши и страшно ощерилась.
Семёныч вскочил. Та липкая гадость предчувствия чего-то, не дававшая ему покоя последние дни, вскинулась, заставив сердце заколотиться.
На Милку откуда-то сбоку, из темноты, бросилась… нет, не женщина, а какая-то безумная тварь, цепко хватая за рукав толстовки и валя на землю. Мила завизжала, отмахиваясь рукой. Семёныч тут же получил мощный толчок в спину — на него навалился еще один нападающий, довольно грузный, с уже окровавленными по плечи руками. Кузя истерически залаяла и вцепилась толстяку прямо в оскаленное лицо, вырывая щёку.
Милка в панике барахталась под хрипевшей гадиной, стараясь удержать неожиданно сильные, трясущиеся руки подальше от горла и лица. Толстовка затрещала, Мила пнула раз, второй, вырвалась и вскочила. Рядом катался хрипяще-матерящийся пыльный клубок из дворника, толстяка и Кузи, с уже порванным ухом и вырванной на шее шерстью.
Сипящая сволочь, шатаясь, поднялась на ноги и уставилась на Милку, открыв рот. Мила вся покрылась липким потом, ее била мелкая дрожь. Она медленно подняла с альпийской горки увесистый твердый камень, нарушая идеальную композицию.
Тварь бросилась, Мила покачнулась, но ударила ее камнем в лицо, хватая за горло, потом еще раз и еще. Нападающая проехалась по Миле разбитой головой, упала вниз лицом и затихла.
Трусливая и очень осторожная Кузя молча и остервенело рвала горло второму нападавшему.
Семёныч полулежал у лавки, судорожно хватая воздух ртом и вцепившись в грудь. Даже сквозь темный загар было видно, как посинели губы. Милка немедленно отбросила от себя камень и присела, подползая к нему на коленях.
— Что?! Сердце? Надо… надо таблетку!!! Я сейчас, я позову Владимиваныча, сейчас!!! — паника захватила, соображать было все труднее.
— Не… нет! — Семёныч показал куда-то, на перекрестке уже показались еще две пошатывающиеся тени, — в корпус… бе… ги! Закрой… ся! Беги! Бе… ги!!!
Он оттолкнул девчонку рукой из последних сил, она шмякнулась на землю, вскочила и, помедлив, побежала к ближайшей двери, вытирая слезы.
Семёныч откинулся на спину, потирая сотрясающуюся изнутри грудь, на которую как будто слон уселся. Закрыл глаза. «Спокойно, спокойно… давно пора. Любушка, Люб…»
Кузя, растерянно встряхивая окровавленной мордой, отпрянула от своей жертвы. Толстяк всё еще сжимал в кулаках клочки ее шерсти, но был окончательно повержен. Прихрамывая и скуля, собака снова почуяла опасность. Она была везде, всюду вокруг, заставляя панически вертеться и оглядываться.
Кузя, на полусогнутых, подбежала к Семёнычу, посмотрела, обнюхала и визгливо «расплакалась», подвывая. Тщательно облизала большую загорелую ладонь, и поковыляла искать укрытие.
В пушистую летнюю пыль упала первая тяжелая капля. За ней вторая. Ливень опрокинулся стеной, досыта поливая горку и разбавляя лужицы крови на дорожке. Здесь всё было кончено.
https://ficbook.net/readfic/7158717/18243845#part_content
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Начало — 1. Борюсик
Начало — 2. Милка
Течение — 3. Владимир Иванович
Течение — 4. Роза Петровна
Течение - 5. Жорик
Течение - 6. Танечка
Течение - 7. Витька. Течение - 8. Полковник Смирнов
Течение - 9. Родион
Течение - 10. Зульфия