Ptisa_Lucy все записи автора
Автор Занудкин,


«Команду усталую берег покачивал,
И люди подумали, что за подвох...»
(В. Маяковский «Владимир Ильич Ленин»)

Задание было подозрительно простым: для контроля заснять выписку Женьки из роддома с моим племяшом (или племяшкой). После: вскрыть секретный конверт, далее — по инструкции.
Дивясь такой секретности, произвожу с закрытой позиции съёмку этой пасторали. Сюрприз! Сразу двойня, ещё и разного пола.
Нетерпеливо вскрываю конверт. Не веря своим глазам, перечитываю дважды. Ясности не добавляет:
«Филин — Петру:

В целях легализации во вновь созданном отрезке многомерности, зайди по этому адресу. Постарайся, просто жить и создать полноценную семью. Не пытайся вернуться на Базу — доступ тебе сейчас закрыт.

Удачи тебе, агент Пётр!
По прочтении: сжечь!»
Если кто не понял, Пётр, это я. Чтоб никто не догадался.
Слабеют ноги.

С наслаждением сминаю листок с конвертом и сжигаю эту дурацкую инструкцию, старательно топчу носком туфельки пепел. В ступоре присаживаюсь на лавочку и пытаюсь из пустоты и в голове, и в душе выцарапать хоть какую-то мысль, или эмоцию. Ничего.

Тупо закуриваю — обжигаю догоревшей уже сигаретой пальцы. Пепел длинным кривым столбиком падает на землю. Прикуриваю следующую — тот же результат.

Из оцепенения меня выводит пушисто-пернатая команда: звери вскакивают на колени, птицы аккуратно приземляются на плечи. Воробей занимает позицию на кумполе. Ему можно — он маленький.

— Командир, что случилось? — тревожно скрипит ворона, пытливо уставившись мне в глаза, клювом при этом щекочет мне щёку, — Куда направимся?

Хлопаю глазами и выдаю:

— Вам, до вечера отдыхать. В 21.00 встречаемся здесь же. Я — на явку.

Грубо стряхиваю их с себя. Срываюсь со скамьи и устремляюсь по адресу. Здесь недалеко, как раз через парк пройти. Живность озадаченно смотрит пару секунд мне в спину, затем, устремляется вдогонку. Разворачиваюсь на каблуках так, что мини-юбка с разрезами (та самая, в которой разоблачала Милену) вспархивает, чуть ли не до талии, демонстрируя возможным зрителям полупрозрачные розовые стринги. В другой раз покраснела бы, но сейчас — плевать. Едущий по соседней аллее на скейте пацан с воплем улетел в кусты.

Сердито смотрю на неслухов и шёпотом командую:

— Я кому сказала отдыхать? Кого-то на Базу списать? Рассеялись!

Нехотя повинуются. Скорее, для вида.

Обнесённый высоким металлическим забором с жёлтыми кирпичными столбиками, двухэтажный дом размещался на краю парка ЛТА*. Внутри, промеж аккуратных дорожек, размещались грядки, клумбочки кусты и деревья. Дальний угол занимал вместительный гараж, ближе к дороге — беседка.

Открывает мне чуть полноватая дама лет сорока. Она в роговых очках и голубом шёлковом халате с японскими драконами, на ногах — тапочки с помпончиками. Из кухни заманчиво пахнет пирогами с творогом, мясом и ещё с чем-то, горячим клубничным вареньем. Аж, слюнки потекли! Сто лет без домашней пищи.

— Здравствуй, Анюта! Мы уже заждались, — улыбается она, — Жаль, не знали, что ты сегодня придёшь, свежей бы клубники оставили.

Скидываю надоевшие босоножки, отказываюсь от тапочек. С наслаждением ощущаю сквозь тонкие следки тёплые доски пола. В кухне, покрытой весёленьким линолеумом, вполне себе обычный гарнитур, похоже, ещё советский. Однако, вычурная роспись придаёт ему вид дорогой дизайнерской мебели. Видимо, владелец — человек рукастый, ибо перекошенных дверец, сколов покрытия не видно. Так реставрировать — умение нужно. Тем более, что маленькие вандалы не раз могли покоцать. Они здесь точно имелись — ясно было уже по детской обуви двух размеров. Краем глаза успеваю заметить, что на столе гостиной приготовлены три прибора.

— Меня зовут Тамара Петровна, или, просто Тома, — она жестом предлагает присесть.

Не спрашивая, ставит на маленькую горелку джезву, видимо, приготовленную заранее.

— Жаль, что ты не позвонила, — продолжает, — Игорёк, только сейчас, с работы смылся. Будет через пару часов.
— Тома, кто вы такие? — принимаю её «тыканье», но завожусь, — И зачем я здесь?
— Не кипятись, товарищ Петечкина! — подмигивает хозяйка, наливая мне ароматный напиток, — Мы, такие же, как ты, «перевёртыши».
— И много таких?
— В Питере — около тысячи. В России — около миллиона. В мире — примерно, миллионов сто.
— Но, как?

Осторожно берусь за изящную ручку тёмно-бирюзовой чашечки, отхлёбываю глоточек горячего горьковатого нектара. Прикрывая глаза, смакую. Хотя, вопросы царапали извилины крючками вопросительных знаков, не спешу их все разом выстреливать из себя.

— Очень просто, — с улыбкой отвечает, — Ты создала, не просто, новую временную линию. Это теперь новый Аттрактор. Все прочие, рано, или поздно, с ним сливаются. Никто из нас в родные линии вернуться после акторства не может, как и ты. А линий параллельных около сотни. Так что, редкие люди собираются именно здесь.
— Например? Чем твоя отличалась?
— У меня не было Хрущёва. Вместо него был Глобов, которого в твоей «хрущ» ещё в 36-м прихлопнул. А в нашей, Глобов не стал миндальничать: поймал на взятках, злоупотреблениях, превышении и прочем. И ликвидировал в 30-м.

Она помешала варенье в тазике на газу и продолжила, подняв глаза к потолку:

— Сталин умер сам в 65-м, Гагарин полетел в 60-м. После Сталина правил Глобов до 85-го. А дальше, как почти везде: почти все те же персоналии во всех линиях. Теперь, мы почти все «спящие агенты». Ждём Зова.

Обжигаюсь кофе, выпучиваю глаза:

— Зов? Это что?
— Это сигнал к действию. Ни с чем не перепутаешь. Мысленно почуем все сразу, и узнаем, что делать.
К революции я был пока не готова, потому предпочла сменить тему:
— А как вам живётся в инверсии?

— Известно как! Сперва на стенку лезешь, жизнь не мила. Потом — берёшь себя в руки. Соратники помогают. Наши пары — все из своих.

На минуту, в её глазах мелькнула смертная тоска.

— У меня семья была и двое детей. Даже свидеться с ними нельзя никак — взаимоуничтожимся. Теперь, общих с Игорем воспитываем, тем и спасаемся. В спортивном лагере они сейчас, — и с гордостью добавила, — Чемпионы растут!

Тем временем, ягоды доварились, и мы стали разливать его по банкам, которые вынимали из горячей духовки. С непривычки, сильно обжигаюсь.

Из глаз брызнули слёзы. Раньше, из-за такого пустяка сморщилась бы, выматерилась и всё.

Тома подхватывает мою руку, дует на пальцы и что-то нашёптывает. Помогает!

— Это ничего! Психика у тебя сейчас такая. Придётся заново себя воспитывать. Все через это проходим. Замуж выйдешь — легче адаптироваться. Не пытайся сама со всем справится. И способности, вроде зашёптывания, скоро проявиться должны. И много других.

— А очки?
— Лень сейчас этим заниматься, — легкомысленно машет рукой.

На крыльце раздался топот, и в дверях показался здоровенный чернявый мужик. Метр восемьдесят, не меньше.

— Здравствуй, товарищ Аня! — он крепко пожал мне руку, с интересом глядя в глаза, — Какая честь для нас! — стиснул меня в объятьях, расцеловал в обе щёки и похлопал по плечу, — Наш герой!
— Да, обычная я, — густо краснею, не то от собственной скромности, не то от его фамильярности.
— Не скажи! — он подмигнул, — Две стаи, два прохода через Сказку, пегасы, ангелочки, Чехословакия. Да мы, на Базе, каждую твою малую миссию разбирали.
— Кстати, о стае, — вмешалась хозяйка, — Позови-ка их в дом. Негоже героям на заборе торчать.

И точно, моя команда, не взирая на приказ, вся сидела перед окном на заборе. Даже, хомяк с тушканчиком оккупировали столбик. Отсюда было видно, что грызунам там весьма не комфортно.

Делать нечего, босиком выскакиваю в сени, машу хвостатым рукой. В мгновение ока голубь хватает клювом хомячка за хвост, ворона — тушканчика. Хорёк, в три прыжка, оказывается у меня на левом плече. Кто сказал, что голубь хомячка поднять не может? Мой — может.

Не раздумывая, вся орда перебазировалась на свободный край стола в гостиной, где каждый тут же получил блюдечко с угощением. Как будто, знали заранее.

Меня усаживают напротив, шустро выставляют выпивку и всяческую снедь: суп-харчо, густо посыпанный зеленью; жареные караси, размером с тарелку, с печёной картошкой; «ленивые» голубцы со сметаной; салат из помидоров с огурцами; соленья и ещё много всего.

Игорь разлил пахучую домашнюю наливочку, похожую на кровь. Живность, не размениваясь на этикет, шустро поглощает корм.

— Выпьем же за встречу, дорогие соратники! — произносит хозяин дома.
Звери и птицы поддержали нас поднятием лап, или крыльев.
Азартно чокнулись. Смакуя, выпили. Балдёж!
— Между первой и второй, наливай ещё одну! — озорно подмигивает Тома.
Сказано — сделано.
— За вас, друзья мои! — подымаю рюмку и, снова чок. Пьём.

Бутыль опустела, снеди воздано должное, о всякой ерунде поговорили. Попели, потанцевали.

Пернатые и пушистые прикорнули прямо там, где ели. Выходим на крылечко покурить.

Веселье резко схлынуло, обнажив всё ту же пустоту. Ноги не держат. Как будто, батарейка внутри села. Присаживаюсь на ступеньку, роняю голову. Опять — внезапные, непрошеные слёзы.

Супруги садятся с обеих сторон, прижав меня плечами, синхронно достают платочки, вытирают с моего лица дорожки от туши. Тактично молчат. Постепенно темнеет.

Странная слабость и апатия одолевает меня. Игорь подхватывает меня на руки, осторожно несёт на разложенную уже постель. Вдвоём раздевают до белья и накрывают одеялом. Тихонько выходят, притворяя дверь спальни.

Просыпаюсь в лунном свете — пузырь настойчиво требует встать. Осторожно спускаю ноги, но не штормит. Вообще, нет похмелья! А ведь, пила последний раз на Красненьком, больше года назад. Хорошую, однако, наливку Мудровы делают. Мечта алканавта!

На цыпочках пробираюсь к «белому другу», но возвращаться не хочется. Как есть, выхожу в мягкую, пахнущую свежескошенной травой, теплоту ночи. По мощёной, тёплыми ещё тротуарными плитками тропинке, с наслаждением, шлёпаю босыми ногами к примеченному днём креслу-качалке. Стоит пристроиться, тут же отключаюсь.

Вновь пробуждаюсь от падения какого-то листика на голую кожу. Щекотно. Приятно. Какая-то козявка спланировала в районе моего пупка и сосредоточенно его обследует. Лень согнать. Хвостатые расположились полукругом на земле передо мной.

Луна вышла из-за туч и явила мне свой печальный лик. Тут же захотелось завыть на неё в голос, подобно собаке на могиле хозяина. Моё распрекраснейшее тело и было могилой моей же мужской сущности. Как мне с этим жить-то?

Пересиливаю себя, оглядываю помощников и говорю:

— Слушайте мой последний приказ: отныне вы все дембеля. Тушканчика на днях отвезу на Байконур.

Стая растерянно смотрит на меня.

— Чего ждём? Вы же все дикие! — их молчаливый бунт распаляет, — Пошли вон!
— Командир, если мы тебе так надоели, ты сверни нам всем шеи! — скрипит за всех Афина, вспорхнув на подлокотник, — Куды ж нам теперь деваться-то?
— Мне осталось жить год, не больше, — пищит хомяк, — Все мои предки жили у людей.
— Думаешь, меня ждут в сыр-дарьинских степях? — поддакивает тушкан, — Меня там никто уже не знает. Замордуют, как лишнего.
— И нас, ни одна стая не примет, — чирикает самый мелкий.
— И мне в лес не охота, — пищит Пушистик, — тоже, свои же и загрызут.
— И, что вы собираетесь делать рядом со мной? — развожу руками, — Задание выполнено.
— Просто жить, как и любая домашняя живность, — отвечает Софья, — Едим немного, места занимаем мало, к лотку приучены, выгуливаем себя сами.
— Можем дом охранять, — пищит хорёк, — можем с детьми играть.
— Можем выступать так, что Куклачёв обзавидуется, — добавляет Чир.
— Короче, мы тебе ещё пригодимся, — резюмирует сизарь.
Задумчиво гляжу на хвостатых «камарадосов», качаю головой:
— Мне, скоро ничего не понадобится, — выдавливаю из себя, — Мавр сделал своё дело.
— Ты не шути так! — вещунья захлопала крыльями, — Столько пройти, и.. нате вам.

Она нахохлилась и уныло опустила клюв и крылья.

Все другие, перебивая друг друга, начали меня отговаривать. Шум поднялся неимоверный, как на ток-шоу, когда политики спорят.

На крыльце появилась Тома, в одной коротенькой полупрозрачной ночнушке.

— Что здесь творится?

Хлопает сонными глазами. Ей холодновато, руками обнимает себя за плечи.

— Наш командир с ума сошёл, — сдала меня Софья, — мечтает о верёвке с мылом.
— Знакомо и стандартно, — роняет фразу женщина и настойчиво берёт меня за руку, — Пойдём-ка, милая, пошепчемся.

Переставляя ноги, как робот, даю себя увести в дом. Садимся на мою кровать. Прижимаюсь к её груди и реву уже третий раз за день. Тома гладит меня по волосам и спине, как маленькую, ласково шепчет:

— Дурочка, так на всех накатывает. Не ты — первая, не ты — последняя.
— Я, как представлю секс, мне противно становится! — шмыгаю носом, — Я лесбиянка, да?
— Тебя никто и не торопит, — меня высмаркивают, как ребёнка, — Можешь пока у нас пожить, сколько хочешь. Поможем, чем можем.
— А дети? — хнычу я.
— Места всем хватит, — улыбается, — Они неприхотливые и гостей любят, — и добавляет, — Ради тебя целый полк разумных погиб, сам Комбриг руководил операцией. У многих дети были, всех любил кто-то. Эх ты, барышня кисейная!

Воспоминания о том кошмарном маршруте «Смоленка-Новоизмайловский», стремительно мелькают перед внутренним взором.

— А почему меня там именно пацаны переодетые изображали?
— Видела б, как ты ходила тогда, не спрашивала б, — смеётся, — девчонок бы сразу раскусили. Так что, прогресс у тебя уже есть. Тело потом, само тебя переиначит. Покой тебе нужен.

Примечание:
*ЛТА — Лесотехническая Академия ( ныне СПГЛТУ)

"Все оттенки красного".
Пролог. Молочное. Глава 1 Времениподобная траектория. Глава 2
Непутёвые мысли в пути. Глава 3
Что, если не.. Глава 4
Ксеногексакиноид. Глава 5
Легенда о шестиногом волке. Глава 6
Операция «Трикстер». Глава 8
Девочка в красном платье. Глава 9
Подготовка к прыжку вспять. Глава 10
Финансомахия. Глава №11
Внезапные родственники. Глава 12
Невесёлая увеселительная поездка. Глава 13
Битва за прошлое.. Глава 14
Табачный бунт. Глава 15
Хау дую дую. Глава 16
Глава 17 Галактика Андромеда. 100500 лет от Прозрения Великой Матери.
Только небо, только ветер. Глава 18
Кошице: Пражская весна. Глава 19
Только, сон не вещий.** Глава 20
Кенгуромышь. Глава 21
Клин клином. Глава 22