Ptisa_Lucy все записи автора
Автор
Алексей_Груненков,
Э, нет, торопиться не надо… Важно вернуть обществу полноценного человека!
К/ф “Кавказская пленница”
Меня разбудили выкрики в коридоре:
– Подъём! Подъём!
В палату ввалились двое молодых людей с короткими солдатскими стрижками в зелёных майках армейского образца в спортивных штанах и в одинаковых тапках. Подобную модель тапок я видел на ногах у военнослужащих в госпитале, где когда-то работал, да и сам там носил такие же. Психически больными молодые люди не выглядели и скорее тянули на санитаров, но тогда почему они так странно одеты? Почему не в белых халатах?
– Подъём! – скомандовал один из парней и схватившись за раму ближайшей от него койки начал остервенело её трясти.
– За@бали!!! – звериный и грозный рык раздался из-под одеяла.
– Новенький? – обратился ко мне второй. – Когда привезли? Ночью?
Я несмело кивнул.
– Быстро в душ. Или тебя помыли в приёмном?
Я вспомнил немолодую женщину из персонала с блудливым интересом разглядывающую меня, когда мылся ночью под душем в санпропускнике и снова кивнул. Разговаривать не хотелось. Я всё ещё пребывал в шоке.
– С душем придётся обломиться. Курить есть?
Также молча я залез под подушку и вытащил оттуда мятую пачку “Pall-Mall”. Сигарет в ней оставалось менее половины, тем не менее, дал одну штуку. Не поблагодарив, парень сунул её себе за ухо и сказал:
– Значит так. Заправляй койку и выходи в коридор. До завтрака здесь торчать не положено. Кто у вас сегодня дежурный? – обратился он сразу ко всей палате.
В палате всего было восемь коек. По три с каждой стороны ногами к проходу головой к стене и две перпендикулярно им в середине. Все занятые. Мне досталась та, которая в середине ближе к дверному проёму. Сама дверь в проёме отсутствовала, чтобы следить за происходящим внутри. Для этого и верхний свет в палате тоже всю ночь горел.
Хмурые палатные обитатели медленно поднимались с мест. На всех были байковые пижамы синего цвета и все маленького размера, словно шили их на детей, а не на взрослых мужчин. В такой же наряд облачили сегодняшней ночью и меня самого. После водных процедур выдали линялое застиранное тряпье: курточку и штанишки в полосочку, а нормальные шмотки – футболку и джинсы – изъяли. На ноги же заставили надеть поражённые грибком шлёпанцы.
Забрали у меня и очки. Полпачки сигарет и дешёвая пластиковая зажигалка стали единственным моим имуществом, с которым меня привезли в палату. Помимо него уцелели трусы с носками.
В больничном шмотье я смотрелся хуже огородного пугала. Коротенькие штанишки больше напоминали длинные шорты или бриджи и едва прикрывали колени, а рукава курточки кончались в районе локтей. Зато в плечах и в поясе одежда пришлась мне в пору. Не иначе материал в пошивочном цеху разворовывался.
– Я повторяю вопрос, бля! – “неблагодарный” парень с сигаретой за ухом резко повысил голос. – Кто дежурный?!!
– Так! Все молчат! – резюмировал он после паузы – Назначаю дежурить Махова!
Кудрявый верзила призывного возраста в дальнем углу палаты встрепенулся:
– Да я вчера был дежурным! – с обидой воскликнул он.
– Не е@ёт! – небрежно отозвался “командир” – Сказал Махов, значит Махов! Эй, ты! Новенький! Как фамилия?
Вопрос он адресовал мне.
– Алексеев. – пробормотал я.
– Включу тебя в список дежурств, Алексеев. А ты Махов лети за шваброй и за ведром. Через пятнадцать минут прихожу и вижу, что пол блестит как у кота яйца!
С этими словами оба цирика вышли.
“Нет. Это точно не больные, но и не санитары.” – подумал я – “По крайней мере они сами полы не моют, а ведут себя как деды в армии. Неужели психов теперь охраняют срочники? Боже! Куда я попал?!! Дай мне отсюда выбраться!”
Нестриженный верзила вздохнул и тоже вышел вон из палаты. Видимо за инвентарём для влажной уборки. Я оглядел копошащихся у коек соседей. Позади меня копался сгорбленный дед лет семидесяти, а справа был ещё один “призывник”. Мелкий и лысый с безопасным лицом. На той койке, которую тряс “санитар” прятался под одеялом молодой симпатичный парень. Он так и не встал с неё. Лишь на мгновение высунулся посмотрел на всех нас и опять с головой накрылся. Те трое у стены слева, что лежали ногами ко мне были зрелыми мужиками лет по сорок. Один из них высокий и худой с аккуратными усиками застилая койку еле слышно бормотал что-то про себя. Я прислушался. Тонким голосом псих повторял единственную фразу:
– Ты должен быть мёртв. Ты должен быть мёртв…
При этом периодически пританцовывал, высоко поднимая колени и крутил руками над головой словно вкручивал невидимые лампочки в потолок. Никто в палате не обращал на меня внимания. Впрочем, я и сам не спешил никому навязывать своё общество и пока наблюдал за всеми.
Вернулся Махов с ведром и шваброй. Увидел меня и решил познакомиться. Поставил ведро на пол и прислонив к стене швабру подошёл и протянул растопыренную ладонь:
– Лёха! – представился он.
– Алексей. – отвечая на рукопожатие сказал я.
Руку он тряс долго. Дольше, чем требовал этикет, хотя и не слишком сильно сжимал, а когда отпустил спросил:
– У тебя курить есть?
Я вздохнул. После его вопроса в пачке стало ещё на одну сигарету меньше.
– И мне дай! И мне! Меня Илья зовут! – подсуетился “мелкий и лысый с безопасным лицом”. Он живо подскочил к нам с Маховым. У него совсем не было подбородка, а маленькие серые глазки с жёлтыми выделениями в уголках просительно смотрели на меня снизу вверх. Спереди пижама на нём была вся заляпана чем-то белым. То ли в каплях какой-то каши, то ли… Я обратил внимание, что наибольшее скопление пятен было у него на штанах, где у нормальных брюк положено быть ширинке.
– Покурите одну на двоих! – сказал я, кивая на Лёху Махова.
Положив пачку в боковой карман своей больничной униформы и застегнув её на все пуговицы (все до одной пуговицы присутствовали, но почему-то были оплавленными) я направился в коридор. Будучи в шоке от ситуации, я не рискнул отходить далеко от палаты и расположился подле неё на банкетке. Коридор был длинным. Метров пятьдесят. Моя палата находилась почти в самом его конце. По коридору со сцепленными позади руками словно закованные в наручники из конца в конец прогуливались люди в пижамах как у меня. Некоторые из них внезапно останавливались на полдороге и принимались отчаянно жестикулировать. Трясти конечностями и мотать головой. С прекращением тиков они продолжали свой путь. Какой-то молодой человек с красивым тонким лицом и длинными чёрными волосами прислонился спиной к стене, сомкнул вместе ноги и раскинув в стороны руки изобразил распятого на кресте Иисуса. Его живая инсталляция завораживала. В совершенной неподвижности он простоял так не менее десяти минут.
На банкетке напротив отдыхала пожилая санитарка в белом халате с внешностью алкоголички. Она переговаривалась с пузатым мужиком в очках. Мужик этот был не в пижаме, а в цивильном спортивном костюме.
– Ну как ты это сделаешь? – не унималась санитарка.
Мужик беспечно махал рукой и отвечал ей:
– Да можно сделать.
Прислушавшись к их разговору, я понял, что речь идёт о постройке самодельного летательного аппарата, а точнее ракеты из обыкновенного холодильника. Мужик мнил себя инженером-изобретателем.
В глубине коридора кто-то пропагандировал гомосексуализм и рекламировал своё мастерство в минете. Койка этого мужчины стояла там же, а его самого примотали к ней длинными тряпками. Он вырывался и кричал:
– Приведите мне любого мужика, и я ему так отсосу, как ни одна баба не отсосёт.
К нему подошли санитары из другого крыла и хорошенько попинав его снизу ногами приказали заткнуться. Мужчина, однако, не затыкался и вскоре к нему приблизилась медсестра со шприцем и выкрики извращенца постепенно утихли.
Вокруг творилось много странного и необычного. Я смотрел на весь этот кошмар и у меня волосы шевелилась на голове. Во я попал! Это же надо! Ну, суки, этого я вам никогда не прощу!
Захотелось в туалет и курить. Да и умыться не помешало бы. Где здесь санузел я выяснил ещё ночью. Атмосфера в нём царила не из приятных.
В туалете никого по счастью не оказалось. Вероятно, в отделении наблюдался острый дефицит табачных изделий. В нос мне ударил запах хлорки и мочи с экскрементами. Само помещение небольшое. На две персоны судя по числу унитазов. Вроде бы на другой половине есть дополнительные удобства. Раковина с ржавым краном и холодной водой. Банкетка покрытая сигаретными ожогами. Огромный мусорный бак с отходами. А на окне толстая решётка, как и в палате.
Как и везде.
Я выглянул в окно. По расстоянию до земли определил четвёртый или пятый этаж. Внизу парковка. Один из стоявших на парковке автомобилей был в точности как у шефа Владилена Васильевича. Красный “Москвич”. У меня мелькнула надежда: а вдруг это его машина? Что если мать поняла, что наделала и приехала меня вызволять, а шефа попросила её подбросить? Ведь она и в самом деле обошлась со мной крутовато, вызвав психиатрическую бригаду. Пожалела, поди. К тому же сегодня меня готовились принять в СКЛИФЕ.
Я вытащил из кармана сигареты и закурил. Вдруг дверь открылась и в туалет вошёл мужик в красном шерстяном свитеры одетым на пижамную куртку. Туалет его интересовал исключительно как место потусоваться. По прямому назначению он им не воспользовался. Вместо этого остановился в метре от меня, сложил на груди руки и принялся молча меня изучать как в музеях или на выставках взыскательные посетители разглядывают предметы искусства. Внимательно и вдумчиво.
– Мил человек, тебе чего надо? – спросил я.
Мил человек вывалил самое сокровенное:
– Менты изнасиловали. – признался он ни с того ни с сего – Меня и жену.
– Офигеть! – подивился я – Как же так-то?
Мил человек развёл руками. Вот так, мол. И тут же поинтересовался своей наградой за выдачу мне семейной тайны:
– Покурим?
– Чего?
– Ну покурить оставишь? Буквально на пару тяг.
Выследил меня, не иначе. И историей своей выдуманной специально развлёк. Чтобы я его пожалел. Ладно. Что с тобой бедолагой делать! Но не успел я ему оставить как дверь снова открылась и на пороге появился новый персонаж. Низкий, прыщавый юноша. С естественными отправлениями он тоже не спешил, а встал рядом с изнасилованным мужиком и преданно уставился на меня.
– Ну а ты чем удивить хочешь? – спросил я юношу.
– А я с кошкой разговаривал.
– И всё? Все хозяева разговаривают со своими питомцами.
– А она отвечала мне человеческим голосом.
– Тогда ладно.
Оставив им мой бычок, я вернулся в коридор и опять сел на банкетку. В срочном порядке требовалось поднять вопрос о законности моего дальнейшего пребывания в этих стенах. Найти какого-нибудь врача и поговорить с ним на эту тему. Устранить вопиющее недоразумение. Убедить, что попал не по адресу. Что санитары ошиблись. В том моём состоянии меня в вытрезвитель полагалось везти, но никак не в дурку. Ведь разница между мной и настоящим психом очевидна. Достаточно просто поставить нас рядом и сравнить.
Из второй половины коридора позвали завтрак и запахло какой-то кашей. Народ начал выходить из палат держа наготове чашки и ложки. Вилок я не у кого из них не заметил. Затем послышались звуки посуды. Пищу принимали в две смены. Рядом со столовой ждала своей очереди вторая партия едоков.
О еде мыслей не было. Тем не менее я подошёл со второй партией к раздатчице за стойкой и попросил её налить мне какао. Она дала пластмассовую чашку и плеснула в неё напиток светло-коричневого цвета. Спросила мою фамилию. На довольствие меня ещё не поставили.
“Это хороший знак.” – подумал я. – “Значит не всё потеряно. Есть шанс отвертеться.”
Выпив какао, я отправился искать врача для переговоров. Добровольное согласие на лечение, которое мне подсовывали в приёмном покое я так и не подписал. А раз так, то они не имеют права меня задерживать!
Мимо с холодным достоинством на красивом лице не прошла, а пронесла себя ухоженная женщина лет тридцати в белом халате. В медицинских сословиях я разбирался. Врача от медсестры отличить мог не только по походке, но и по ряду других признаков.
– Извините, сударыня. – я бросился к ней.
– Слушаю Вас молодой человек. – женщина обернулась.
– Мне хотелось бы пообщаться с кем-нибудь из врачей насчёт законности моего пребывания в данном учреждении. Не сочтите за труд устроить мне эту встречу. И очки свои получить назад тоже желательно.
Женщина внимательно выслушала меня и развёрнуто мне ответила, что после двенадцати состоится врачебный консилиум. Меня на него обязательно пригласят. А пока мне лучше всего не беспокоиться и подождать в палате. За мной придут.
Мне не понравилось её манера общения. Она разговаривала со мной словно воспитательница детского сада с неразумным ребенком, которому захотелось домой к маме и папе. Но будь по её. В палате я лёг на койку и в ожидании приглашения на консилиум понемногу включился в беседу с соседом койку которого тряс при побудке санитар, а он прятался под одеялом и кричал ему “за@бали”. Теперь парень вылез из-под одеяла, перестал материться и поведал свою историю.
– Однажды ко мне пришли друзья из института. У них были такие уши… – студент показал руками огромные уши своих друзей – и маски с их собственными лицами. А до этого я ходил по улицам и меня все время снимали для “Дома 2”. Диагноз поставили: “параноидальная шизофрения”. Девушка моя за мной приезжала ухаживала. Кормила с ложечки, когда я совсем плохой был. Она старше меня. Мне девятнадцать, а ей двадцать шесть.
Насчёт девушки он похоже не врал. Девушка у него вполне могла быть.
Периферическим зрением я уловил какое-то повторяющееся движение справа от себя. Повернул голову и увидел Илью. Илья лежал укрытый до подбородка одеялом и на лице его застыло странное мечтательное выражение. Глядя в пространство перед собой, он слегка улыбался. Я присмотрелся к нему повнимательнее и обратил внимание на ритмично подрагивающее одеяло. Будто под ним происходили толчки. Сперва я подумал, что мне показалось. Что такого просто не может быть, что мы живём в цивилизованном мире, где для подобных вещей люди обычно уединяются, а не делают их прилюдно. Но нет. Илья и не думал ни от кого прятаться. Лежал с отстранённом видом и тихо сам с собою… Дрочил!
Этот придурок ДРОЧИЛ!!!
В присутствии семи человек никто из которых не сделал ему замечания. Впрочем – я оглядел палату – тем же самым занимался и Махов. При этом он пялился в какой-то журнал на одну и ту же страницу вероятно с фотографией виновницы его сексуального возбуждения. Но в отличие от мечтательного и романтически настроенного Ильи Махов имел крайне сосредоточенный вид.
В палату заглянул парень с нашей половины считавшейся беспокойной. Увидел Махова с журналом и тоже заинтересовался изданием. Попросил дать почитать. Махов подкреплённый вспомогательным материалом к тому моменту сеанс свой уже закончил, а Илья то останавливался, то возобновлял движения рукой с новой силой. Он дрочил без подсказок. И не на какую-нибудь глянцевую модель, а на девушку своей мечты.
– Ты по старому номеру сперму не сдал! – заявил Махов парню. Тот ответил, что он ему это припомнит и столкнулся взглядом со мной. Стоял и внаглую таращился на меня. Наверное, принял за какого-то своего знакомого. Лицо парня исказилось злобной гримасой. С угрозой он произнёс:
– Ну что ты мне сделаешь, а?
– Не собираюсь я тебе ничего делать. – опешил я – Ступай себе с богом.
Парень сразу же взвился:
– Что “строгом”?!! Я тебя спрашиваю, что “строгом”?!!
То ли ему что-то не то послышалось или то ли он намеренно провоцировал меня на конфликт. В любом случае связываться с ним не стоило. Больной человек! Что с него взять? Я замахал на него руками. Проваливай, мол. Не хочу на тебя время тратить. Для приличия ушёл он не сразу, а постоял немного, чтобы показать, что он меня не боится.
Выглядел этот парень, мягко говоря, не очень опрятно. Его синяя спортивная кофта на молнии тоже была вся уделана. Иллюзий насчёт всех этих пятен на одежде я больше не строил. Теперь мне стало ясно откуда они брались. Местные онанисты о чистоте и гигиене не слишком заботились и кончая забрызгивали себя спермой. Также мне пришло в голову, что журналы с женщинами здесь в цене наравне с сигаретами, а вот чай, наверное, вскипятить негде. В палате нет ни одной розетки. Отсюда и кипяток если его получится у кого-нибудь раздобыть ценится на вес золота.
ПАНОПТИКУМ!!! ЭТО КАКОЙ-ТО ПАНОПТИКУМ!!!
Мысль о рынке возникла сама собой. Я и секунды не допускал, что мне придётся вступать с кем-то в товарно-рыночные отношения. Например, чтобы кто-нибудь (тот же Махов), дежурил вместо меня по палате и так далее. Скоро меня вызовут на беседу, я всё объясню и меня отпустят. Куда они денутся! Хотя вышло всё довольно нехорошо. Да что там говорить – скверно вышло! И я погрузился в неприятные воспоминания о вчерашнем дне и в особенности вчерашнем вечере. А там было что вспомнить.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ