Ptisa_Lucy все записи автора Автор Алексей_Груненков,


Куб

Возле Аптеки №1 на станции метро Лубянка Куб начал приставать к бабкам. Ну как, то есть, приставать? Подходил к ним и спрашивал прямо в лоб:
– Вы ничем не торгуете?
Образцовые старушки в платочках его намёков не понимали и поэтому шарахались как от чёрта.
Куб был самым старшим в нашей компании. Нам троим по пятнадцать, а ему уже семнадцать исполнилось. Он-то и рассказал, что на Лубянке у бабок можно достать “колёса” и посмотреть “глюки”, а мы с Лукой и Горынычем проявили к его рассказам нескрываемый интерес.
– А откуда они их сами берут эти “глючные” таблетки? – спросил Лука.
– Наверное, это собственные их “колёса”. – рассудительно отозвался Куб. – Им врачи много разных лекарств выписывают. В том числе и те, от которых бывают глюки, а старухам нужны не глюки, а деньги.

Куб был не только старшим, но и самым авторитетным в четвёрке. Он пробовал “колёса” и теперь приобщал нас, восполняя тем самым пробелы в нашем маргинальном образовании.
– А они только “колёсами” торгуют? – подключился к дискуссии начинающий наркоман Горыныч. Горынычем его прозвал Лука из-за фамилии Егоров.
– Нет, не только. Всеми аптечными наркотиками. – заявил продвинутый Куб. – Таблетками, компонентами для варки “винта”, ***** и прочим…
Про “винт” мы от него уже слышали. “Винт” “варили”, но рецепта приготовления Куб не знал. По его словам, в продукт входило много медицинских и не только ингредиентов и с ним обстоит не так просто. К тому же требовались определённые условия. А именно хата с кухней. Свободной хатой никто не располагал. Молодёжь того времени тусовалась в основном по чердакам и подвалам жилых домов. Мы тоже не были исключением и устроили себе “ячейку” на чердаке в доме неподалёку от медучилища, в котором все вчетвером учились.
– А **** как употребляют?
– Пускают по мышце.
– Вкалывают, что ли? – поёжившись уточнил я, твёрдо решив для себя, что вкалывать ничего не буду. Глотать таблетки куда ни шло, а вот колоть это уже серьёзно. Это уже наркомания.
– Ага. Но не в вену, а в жопу.
– А от него тоже галлюцинации?
– Не совсем… – тут искушённый в наркотиках Куб слегка замялся. – Так сразу не объяснить. Но очень необычное состояние. Со следующей стипухи замутим. – заверил он.

День стоял пасмурный и холодный. Самая середина октября. Две последние пары мы для экономии времени прогуляли и около часа назад сняли первые стипендии в банке. А теперь выкатились сюда, чтобы обменять деньги на первый в жизни наркотический опыт. Душа просила чего-то более возвышенного, чем пройденные табак и водка. Следующую ступеньку в дегенерации занимал ранний секс, ибо девственники не правят Миром. Лишь после этой символической операции считай, что всего достиг и заслуживаешь уважение сверстников. Вот как Куб, например. Самый привлекательный, сильный, высокий и наиболее озабоченный сексуально. Ему били в башку гормоны, и он всё истолковывал с позиции секса. Никому из нас было невдомёк, что короткие английские надписи на женской футболке – “YES” спереди и “NO” сзади – c точки зрения Куба означали то, с какой стороны её обладательница готова вступить в половой акт, а с какой не готова.

Куба интересовали в жизни лишь три вещи: наркотики, музыка и доступные девушки. Правда в его амурные похождения мне вначале не верилось. Почти все они казались мне вымыслом с целью искусственно накрутить себе репутацию. Однако, когда мы вдвоём ездили к его корешам в училище где он учился раньше и откуда его вышибли с первого курса за какой-то косяк (Куб утверждал, будто бы за магазинную кражу джинсов), то сам видел, как после распитых с корешами в подъезде пары пузырей водки, он увлёк бывшую однокурсницу на один лестничный пролёт вверх и судя по доносящимся оттуда звукам успешно трахнул. Даже если допустить, что все рассказы Куба неправда, то за этот эпизод я ручался. Как ни крути Куб больше не девственник. Ну а что до меня, то я и врать не пытался. Знал, что ни Лука, ни Горыныч, ни уж тем более Куб не поверят. Впрочем, Лука с Горынычем о своей половой жизни также молчали. Тем не менее, я был уверен, что если обратиться к ним с этим скользким вопросом, то факта собственной девственности они ни за что не признали и наболтали бы небылиц.

Лука (на самом деле звали его Мишей, как и в случае с Горынычем, кликуха произошла от фамилии) неприглядный, прыщавый парень. Курносый, со светлыми сальными волосами и в расстёгнутой на груди дерматиновой куртке с чужого плеча. Под ней застиранная чёрная футболка с надписью “Iron Maiden”. Его приятель Горыныч не в пример Луке вполне симпатичный молодой человек. Если сделать скидку на возраст и представить Горыныча уже взрослым мужчиной, то его открытое лицо – это лицо классического советского пролетария с агитационных плакатов эпохи СССР. Горыныч свою честную и непорочную внешность вполне оправдывал. Неплохо учился и был старостой группы. Они с Лукой жили в каком-то закрытом военном городке и в Москву приезжали на электричке. От отца-офицера Горынычу перепадали шмотки со склада. Он таскал камуфляж и берцы.

Смазливый Куб обитал где-то на Речном вокзале. Высокий (выше, чем мы все) и по меркам девяностых очень модно прикинутый: косуха, чёрные джинсы и высокие ботинки “Dr. Martens”, а под косухой балахон с Куртом Кобейном. С поправкой на юные годы Куб напоминал Фокса из “Место встречи”, но не внешне, а идеологически, что ли… Правда, с прыщами на лбу и на обеих щеках ему тоже приходилось мириться. Но кожа у него была не белой, а смуглой и дефекты на ней не так бросались в глаза. Мне он как человек не нравился. Скользкий какой-то и изо рта у него воняло. И потом уж кому-кому, а мне было отлично известно, что ни в разведку, ни за наркотиками ходить с Кубом точно не стоит. Месяца полтора назад случилась у нас с ним одна история. По дороге из училища к нам подвалили трое больших парней лет по двадцать. Уж не знаю откуда они взялись, но рожи у всех троих были одинаково мерзкие и интеллектом не тронутые. Все с ног до головы в чёрном. Остроносые начищенные ботинки, широкие брюки со стрелками, короткие кожанки, кепки. По ним сразу стало понятно, что не время подошли узнать. Куб небось порадовался про себя, что он не в косухе, а дорогой японский плеер с электронным табло и перемоткой в обе стороны лежит у него на дне рюкзака, а не висит на поясе.

– Деньги есть? – хмуро спросил один из парней.
Судя по вступительной части, нас в качестве лохов вписывали в криминальную схему по отъёму денег широко распространённой в молодёжной среде 90-х. Сто раз слышал про неё в школе. Как кто-то где-то гулял и наткнулся на неких субчиков, которые действуя путём давления и угроз призывали помочь пацанам на зоне, после чего контрагент как правило оставался без денег (если деньги, конечно, имелись), а иногда без модной куртки и новых кроссовок (если ими, опять же, владел).
Куб за словом в карман не полез:
– Нет. – быстро доложил он и тут-же для профилактики схлопотал в скулу от второго участника преступной схемы. Несильно, но вполне доходчиво.
– Ты чего дерёшься? – возмутился Куб потирая место куда пришёлся удар.
– А ты чего такой смазливый? – переспросил тот.
Куб не нашёл, что ответить.
– А у тебя что за говно в ухе? – осведомился у меня третий парень, чем-то напоминавший повзрослевшего Колю Герасимова из фильма “Гостья из будущего”. – Серьга, что ли? Хочешь вырву?
В вежливой и доступной форме я объяснил человеку, что вырывать у меня из уха серьгу никакой необходимости нет. Но если она его так раздражает, то я и сам могу её снять без его помощи. С этими словами я полез пальцами к замку, но дешёвая бижутерия не снималась. То ли руки у меня дрожали, то ли замок заклинило, не знаю. Парень с усмешкой смотрел на мои неудачные попытки вытащить серьгу из мочки.
– Значит, так. – сказал первый. – Завтра к шести часам на это место принесёте по двадцать тысяч. Понятно?
– А что так много? – вновь заартачился Куб, но на сей раз его бить не стали. Вместо этого вымогатель просто повысил ставку:
– Двадцать пять! С тебя двадцать пять! Ну а с него – он кивнул на меня – пятнадцать. Всё ясно?
– Ясно. – кивнули мы.

Представление было типичным фарсом. Но пройти мимо двух неформалов и не докопаться до них было не по “по-пацански”. Главное теперь не попадаться им на глаза, а там они и сами забудут о том, как мы выглядим и что мы им должны.
Куб зачем-то посмотрел на свои часы. Увидев у него на руке дорогую модель на металлическом браслете, гопники оживились и пошли на второй заход.
– Значит, если я отдам часы, то больше ничего не должен? – спросил побледневший Куб.
– Ничего. – заверили те.
Куб живо расстегнул браслет на запястье и передал первому парню часы. Тот ими побрякал и довольный трофеем объявил остальным членам бригады:
– Я их загоню.
– Всё! – сказал он Кубу, отвешивая ему пинок. – Пиздуй отсюда. – и обращаясь уже ко мне – А ты погоди. С тобой ещё не закончили.
Счастливый не наблюдающий часов Куб радостно поскакал домой, а я остался один на один с гопкомпанией. Она с надеждой разглядывала меня рассчитывая, вероятно, что тоже вытащу что-нибудь из кармана или сниму с руки. Часы на руке у меня действительно были. Правда, не шикарные “Seiko” как у Куба, а самые обыкновенные отечественного производства.
Мне вспомнился эпизод из фильма “Самолётом, поездом, автомобилем” как двое спутников “поневоле” – специалист по маркетингу Нил и странный коммивояжер Дэл, торгующий колечками для занавесок – вместе добираются до Чикаго на День Благодарения и в пути переживают целый ряд приключений. Так вот в том памятном эпизоде они собираются заночевать в мотеле, но по ряду причин денег ни у кого нет. Нил предлагает в качестве оплаты свои золотые часы и получает номер. Затем портье обращается в Дэлу: “Сэр, а у вас тоже есть золотые часы?” “Нет, но у меня есть часы марки “Casio”. – отвечает Дэл и показывает свою дешёвку, ну а в следующем кадре он готовится ночевать в машине. В тот момент я как раз и почувствовал себя таким Дэлом.
– Итак. завтра принесёшь двадцать тысяч. Иначе, я тебе эту серьгу оторву вместе с ухом. – подытожил, наконец, новый владелец часов, прежде чем отпустить меня.

Куб позвонил мне вечером и слёзно просил никому не рассказывать, что он отдал часы, а потом ещё долго выспрашивал собираюсь ли я нести дань и всячески склонял к мысли, что отдавать деньги надо, иначе “братва” от меня не отстанет. Я не винил Куба за то, что он меня бросил. Куб сам запросто мог бы остаться без плеера. Навряд ли я помог бы ему отстоять его собственность, если бы плеер всё-таки обнаружили. С меня же взять было нечего. Правда осадок остался. Лука и Горыныч об этом случае не узнали и возносили Куба до небес. Во многом благодаря мне хранителю этой тайны он претендовал на лидерство. Горыныч с Лукой относились к середнячкам, ну а меня считали изгоем.
Из-за очков ко мне прилипло прозвище Студент. Типичный хлюпик. Слабый и дохлый. Кроме длинных волос имевших особенность завиваться и серьги в левом ухе выделиться мне было нечем. Впрочем, волосам и серьге завидовал даже Куб. Отец заставлял его стричь шевелюру, а насчёт серьги твёрдо пообещал, что сразу же с ухом выдерет. Куб носил “ёжик” и знать не знал, что в моей в семье нет денег на стрижку и мой отчим если судить по патлам тоже непреднамеренно косит под рок-звезду. А ещё прыщами я не страдал. Правда с учёбой обстояло неважно. Горынычу не конкурент. И в манере одеваться не преуспел. На мне видавшая виды ветровка, потёртые джинсы, когда-то чёрные, а теперь седые от стирок. На ногах затасканные кроссовки с рынка, которые носил последние два года как зимой, так и летом. С ними мне повезло. На удивление качественные попались!

Очутившись после престижной школы с рафинированными учащимися в медучилище полном дегенератов, я сперва принял его за интернат для трудновоспитуемых и первые пару дней проходил сам не свой. А потом, освоившись понемногу с помощью безукоризненного знания актуальной рок-музыки прибился к троице Куба, Луки и Горыныча. При всём при том меня не покидало странное внутреннее ощущение моей двуличности. Словно я всё время подделываюсь под них, но рано или поздно они выведут меня на чистую воду и заклюют, как того парня – тихоню Андрея с первой парты. Кстати, тоже очкарика. Он не примкнул ни к одной “гильдии”, держался особняком и с самого начала учёбы его мазали губной помадой, заимствованной на время сей безобразной акции у одногруппниц. Мысленно я понимал, что гораздо ближе к нему, чем к этим троим. Поэтому скинуться и принять с ними таблетки было вопросом имиджа. Таблетки могли бы избавить меня и их от сомнений в неискренности.

Минут тридцать мы шатались по округе. Как разведчики на чужой территории оглядывались по сторонам, чего-то высматривали, вынюхивали. Мысль о том, что Куб ошибся и ничем запрещённым здесь из-под полы не торгуют в головы не закрадывалась. Неудача же объяснялась тем, что мы новенькие и никак не выйдем на продавца, когда вокруг нас ходило-бродило полно народу, который нашёл искомое и в полный рост пёрся. Например, на лестнице подземного перехода стоял парень лет двадцати. Прислонившись спиной к стене и вытянув вперёд одну ногу, он с изумлением её разглядывал словно впервые видел и гадал откуда она взялась. Парень был явно под наркотой. Затем к нам подошёл другой чувак, по виду типичный наркоман какими их обычно изображают на агитплакатах против наркотиков. Тощий, с ввалившимися щеками и в тёмных очках в пасмурную погоду. Трость-зонтик в его руках я поначалу принял за огромный-преогромный шприц. Заплетающимся языком он попросил две тысячи. Не так много в принципе. На те старые деньги это равнялось паре буханок хлеба, но мы его все равно послали. Если ничего не путаю, то стипендия студента училища составляла тогда тысяч семь или восемь. А предмет нашей охоты – семнадцать-восемнадцать тысяч за упаковку на пятьдесят “колёс”, как в молодёжной среде именовали таблетки.
Затем нас окликнул прилично одетый молодой человек. Мы уж было обрадовались. Подумали, что наркоторговец сам нас нашёл, однако это был вовсе не сбытчик, а сотрудник компании по производству безалкогольных напитков (кажется “Pepsi”) и пригласил поучаствовать в дегустации фирменного напитка посулив за это призы. Мы согласились и проследовали за ним в расположенный во дворах офис. Там нас усадили за длинный стол и предложили выпить из одноразового стаканчика с цифрой 1 какую-то прозрачную жидкость и оценить её вкус по десятибалльной шкале. Выпили. Обычная сладкая газировка. Поставили оценку. Сотрудник протянул стаканчик с обычной водой, чтобы смыть вкус первой пробы и предложил отпить из стаканчика с цифрой 2.

– А как вам этот напиток? – поинтересовался он. – Каким баллом вы оцениваете его?
Газировка из первого стаканчика ничем не отличалась от газировки из первого, тем не менее, вторую пробу я оценил на два бала выше первой, которой поставил шестёрку. После чего опять выпил воды и взял третий стаканчик. Та же фигня. “Вот на чём он пытается меня поймать?” – подумал я и на всякий случай снова поставил восьмёрку. Сотрудник покивал, записал оценку в разлинованную тетрадь, поблагодарил за участие, а в качестве вознаграждения дал мне на выбор поллитровую бутылочку “7Up” и открывалку с тем же логотипом. Я выбрал напиток. Ведь как утверждал Куб, эти таблетки вызывают сухость во рту, поэтому лучше заранее запастись водой, да и запивать его чем-то надо. Куб и Горыныч тоже выбрали газировку и только Лука предпочёл открывалку. Куб повертел у виска пальцем и сказал, что пить из своей бутылки ему не даст. Пусть всухую “колёса” глотает раз он такой дурак.
– Да ты купи сначала чего глотать! – обозлился Лука. Видимо заколебался ходить впустую.
И тут неожиданно раздался весёлый голос:
– Мальчики! Чего ищем?
Нас с любопытством разглядывали две корпулентные тётеньки лет сорока пяти. Такие обычно работают поварихами в детских учреждениях, проверяют в пригородных электричках билеты или устраиваются санитарками в больницы. Причём идут они преимущественно в психиатрические, где нужно иметь дело с буйными пациентами, которых в моменты эмоциональных всплесков принято привязывать к койкам до полного успокоения и пичкать седатиками. Теперь понятно откуда у них препарат.

Куб отреагировал мгновенно:
– ****! – выпалил он название.
– Семнадцать. – сказала одна из тёток подразумевая цену.
Куб согласно кивнул и живо отчитал требуемую сумму, собранную вскладчину из четырёх наших стипендий. Тётка сунула ему в ладонь продолговатую коробочку и, ласково потрепав по щеке, умилилась:
– Какой симпатичный! – мерзковато проворковала она.
Куб зарделся.
В ближайшем дворе мы разделили таблетки. На каждого дольщика приходилось по двенадцать с половиной штук. Согласно нашей общей договорённости половинки эти отходили Кубу как организатору опасного мероприятия и человеку взявшего на себя риски связанные с незаконной покупкой. Если бы к нам подошли менты и начали досматривать содержимое карманов (а такое по словам Куба здесь случается сплошь и рядом), то к нам троим претензий не возникли, а вот у него появились бы серьёзные неприятности. Приняли по три штуки. Для начала Куб посоветовал ограничиться этой дозой. Сказал, что для лёгких “глюков” вполне достаточно, а сейчас хорошо бы зависнуть в каком-нибудь тёмном месте – якобы в темноте лучше глючит – и предложил поехать к училищу в дом с убежищем на чердаке.

– Как раз “колёса” подоспеют пока доедем. – сказал он.
Его решение поддержали единогласно. Дружно спустились в метро и покатили на Беговую.
Что-то необычное я начал испытывать уже в поезде. Из окна вагона я подолгу залипал на трассы электрокабелей, проложенных по стене тоннеля. Кабели незначительно вибрировали. Я обрадовался и поделился своим наблюдением с товарищами. Мол меня, наконец, торкнуло. Те тоже стали всматриваться в провода, ожидая от них ответной реакции на приём “колёс”, но кабели на кронштейнах лежали недвижно. Впрочем, не берусь утверждать, что мне самому не показалось, будто они вели себя неспокойно. Просто очень хотелось скорейшего наступления “глюков”, и это было самовнушением. Ведь окружающая действительность в любой момент могла засбоить.
Минут через двадцать на подходе к убежищу Куб призвал меня в свидетели и попросил подтвердить его предположение насчёт неустойчивости постройки. Я сделал ему приятное и засвидетельствовал, что дом действительно немного шатается. На самом деле стоял он незыблемо и твёрдо, без каких-либо колебаний, но опровергнуть заявление Куба и сказать правду было не совсем вежливо. По моему мнению, выражение несогласия с видениями компаньона выходило за рамки наркоманского этикета. А вот Лука и Горыныч не нашли чем похвастать. Оба угрюмо молчали, втайне завидуя нам с Кубом – очевидцам первых галлюцинаций. Так сказать “первых ласточек”.

На чердаке мы разместились на трубах и закурили. Я стрельнул у Куба штучку «LM» и во время этого перекура умудрился несколько раз потерять свою сигарету. Подносил её к губам, чтобы затянуться, а потом с удивлением обнаруживал, что она куда-то исчезла. Внизу под ногами сигареты тоже не было видно. А затем окурок вновь находился у меня между пальцев. Чудеса, да и только!
Во рту возникло ощущение сухости. Слюны выделялось мало, а сухие плевки выглядели неестественно маленькими, по сравнению со стандартными и напоминали белёсого цвета кляксы. Но жажды, о которой предупреждал Куб я не испытывал. Зато всё тело как-то размякло и плохо мне подчинялось. Появилась сонливость.
Куб всё время что-то оживлённо рассказывал, но каждый раз останавливался, забыв то, о чём он рассказывал. Перебивал самого себя и спрашивал:
– А о чём я только что говорил?
Впрочем, вряд ли его кто-то слушал. Лука и Горыныч сидели какими-то прибитыми и не двигались. Мне захотелось их немного встряхнуть. Я вскочил на ноги и завопил что есть сил:
– Крысы! Крысы!!! – тыкая пальцем по тёмным углам чердака, но мою псевдогаллюцинацию никто почему-то не разделил. А в это время изогнутая металлическая ручка, торчащая из ведущей на крышу трубы сама собой ожила, задвигалась и медленно провернувшись вокруг своей оси, дважды выстрелила в меня чем-то синим. Первый “снаряд” пролетел в метре от меня, а от второго летящего точно в цель я успел уклониться.

– Ну ничего себе! – во всеуслышанье восхитился я. Ко мне пришло осознание того, что секунду назад мне удалось словить самую настоящую “глюку”, а в тот момент, когда ручка вращалась и стреляла я нисколько не сомневался в реальности происходящего. Всё воспринималось взаправду. Либо зрелище настолько поразило меня, что я напрочь забыл о принятом препарате, как и о том, что сюрпризов можно ждать откуда угодно, когда угодно и каких угодно количествах. Далее ручка снова завращалась. Наверное, заряжалась. Я отвернулся, однако услышал смачные звуки двух “выстрелов”, прозвучавших один за другим. Затем в куртку на спине что-то ткнулось. Ручка стреляла неопасными боеприпасами, наподобие жёванных бумажек. К тому же летели они слишком вяло.
Как продвигались дела у других ловцов галлюцинаций, видел кто-то из них что-нибудь или не видел, судить по ним было трудно, но похоже “клевало” у меня одного. По моему мнению Куб лишь симулировал хороший “лов”, пользуясь тем, что его “спецэффекты” невозможно никак проверить, а Лука с Горынычем не сговариваясь достали свои запасы и приняли ещё по таблетке.

На улицу мы вышли словно зрители из кинозала по окончании сеанса. Пусть увидеть удалось не так много, но в целом “фильм” мне понравился, Куб тоже его нахваливал, а остальная часть аудитории осталась не вполне довольна картиной. Она явно рассчитывала на большее и теперь сожалела о потраченных зря деньгах и чувствовала себя обманутой.
– Как же так? – обращаясь к Кубу недоумевали Лука и Горыныч. – Ты обещал “глюки”, а они так и не появились. Так, ерунда какая-то.
– Ну не знаю, пацаны! – оправдывался Куб. – Ведь Студент-то их видел! Правда, Студент?
Я кивал и с жаром делился тем, как меня расстреливала ручка, а Куб в свою очередь рассказывал сказки о залетевшей к нам на чердак Жар-Птице и прочие фантастические вещи. Правда, после того как наши расстроенные товарищи, безо всякой надежды проглотили по третьей порции и отбыли на электричку, он украдкой вытащил блистер и, выдавив на ладонь две таблетки, быстро закинул в рот. Я притворился, что ничего не заметил.

Наверное, железная ручка, выстреливающая синей плазмой или чем там она стреляла это далеко не предел. Под препаратом бывает масса всего интересного. Но вопреки общему примеру я решил довольствоваться малым и по дороге домой жрать дополнительные “колёса” поостерегся. А то мало ли. К тому же на эскалаторе мне открылось второе видение. Когда я поднимался наверх, с одного из фонарей на балюстраде резко и с характерным звуком, сама по себе оторвалась какая-то наклейка (тогда на эти фонари часто клеили всякую рекламную всячину) и бесследно испарилась в воздухе. Была и нет её. Дивная метаморфоза.

Дома меня ждала мать. Она второй год сидела в отпуске по уходу за ребёнком – моей младшей сестрой. Чтобы не мелькать у матери перед глазами и не словить очередной спонтанной галлюцинации я удалился к себе в комнату. Там зажёг настольную лампу, запрятал в книги таблетки и сел за стол предварительно разложив на нём учебники и тетради. Однако, заглянув в учебник не сумел разобрать в нём ни слова. Буквы тесно лепились одна к другой, а предложения сливались в сплошную полоску. Сначала я не понял отчего это происходит. Снимал и надевал очки, тёр руками глаза, подносил учебник вплотную чуть ли не к самому носу, а затем отстранял на расстояние вытянутой руки. Но текст все равно оставался нечитаемым. И тут вспомнил! Куб предупреждал об этом. Он что-то говорил о зрачке, который расширяется чуть ли не во всю радужную оболочку так что невозможно читать, а также насколько важно не встречаться ни с кем глазами. Широкие зрачки могут запросто выдать нелегального потребителя седативной продукции из рецептурного отдела аптеки.

Как назло, в комнату вошла мать. Ни слова не говоря подошла ко мне и встала рядом. Ничего хорошего её появление не предвещало.
– Что? – не выдержал я и, оторвав голову от учебника, выжидательно посмотрел на неё.
– Ты наркотики не употребляешь? – огорошила она меня прямым вопросом.
– Нннет… – оторопело “признался” я.
– А что у тебя со зрачками?
– Так здесь же темно в комнате.
Мать ничего не ответила. Но я насторожился. С чего бы ей задавать такие вопросы? Именно сегодня, когда я действительно съел таблетки расширившие зрачки. Вряд ли это совпадение. Однако, что могло заставить её подозревать?
Ответов не находилось.
До позднего вечера я просидел в своей комнате включив в ней весь свет тише воды и ниже травы старательно делая вид, будто учу уроки. В туалет и то выходил с опаской боязливо косясь на мать. Та молча сидела в кресле перед телевизором и смотрела “Угадай мелодию” периодически отвлекаясь на сестру в манеже. Когда я проходил мимо мать ни разу не оглянулась и ничего не спросила. Самому спрашивать у неё будем ли мы ужинать мне не хотелось, ибо зачем привлекать внимание? Но и не спросить было нельзя, чтобы не выглядеть вдвойне странным. Ведь не мог же я внезапно забыть, что каждый вечер ужинаю. Отчим приходил домой поздно и сам себе разогревал оставленную на сковородке пищу. Мать ужинала в одно время со мной, но брала еду с собой в комнату, а мне оставляла в тарелке на кухне и обычно звала к столу словами: “Алексей! Иди есть!” – и я плёлся к невкусному пюре и котлете. Домашние вечера всегда были одинаково тошными.

В каком-то фильме или передаче про наркотики я слышал, что после их употребления, наркоман испытывает сильное чувство голода и готов проглотить слона. Со мной же ничего подобного не происходило. Если до прихода домой аппетит и присутствовал (днём в училище я не ел, денег на еду мне не давали), то теперь от вопросов матери он пропал окончательно. Мне пришла в голову мысль, что мать специально проверяет меня на голод. Ждёт, что я первым заговорю о еде, а когда она мне её подаст, посмотрит с какой жадностью я на неё наброшусь из чего станет понятно верны ли её подозрения или они ошибочны. Ту злополучную передачу я, наверное, смотрел вместе с матерью. Хорошо хоть там про зрачки не сказали, а то мать заставила бы меня читать и мигом спалила. Но вдруг передачу про зрачки она видела без меня? Блин! Да я же с головой себя выдал, заранее начав оправдывать их размер.

Сердце застучало в испуге. А из комнаты донёсся голос матери:
– Алексей! Ты есть собираешься? Еда на кухне, на сковородке.
Я осторожно высунулся из своей комнаты и тихо сказал:
– Нет, мам. Спасибо. Чего-то не хочется. Завтра на завтрак съем.
Мать молча пожала плечами:
– Твоё дело.
Мне же не терпелось пойти лечь спать во избежание дальнейших провокаций со стороны матери. В любой другой день я бы повременил часочек со сном, но не сегодня. Последствия моего разоблачения могли быть катастрофическими. Сразу вспомнился случай месячной давности, когда я пришёл из училища пьяным (вчетвером в пятницу для более тесного знакомства мы выпили) и то с каким пристрастием мать допрашивала меня на следующий день, чтобы я раскрыл ей имена и фамилии собутыльников. Грозилась поехать и поговорить с директором. От подробностей этой истории я пока воздержусь (поделюсь ими в дальнейшем) и ограничусь признанием, что нервы она мне помотала изрядно. Просто скажи ей правду, то отношения с одногруппниками испортились навсегда. Если бы кто-нибудь знал с какими подонками я учился. Короче кончилось дело тем, что по возращении из училища мать стала меня обнюхивать. Ну а в самом училище страхом ждал нового предложения выпить. Мой отказ мог быть неправильно истолкован, ведь я прикидывался нормальным, а тут предстану непьющим, потому что боюсь гнева матери. А нормальный пацан матери не боится. В том числе и поэтому я решился закинуться этими чёртовыми таблетками. Полезно для репутации и запаха не дают.

На следующее утро Куб, Лука и Горыныч явились на учёбу пришибленными. Всех троих предки выкупили вчистую. Причём догадались не по зрачкам, а по тому, что ближе к ночи от принятых вдогонку “колёс” они пали жертвами собственных галлюцинаций, однако, ни один не выказал по их поводу никакого восторга. Наоборот. Лука и Горыныч винили во всём Куба. Мол, он не предупредил, что нельзя наращивать дозировку если не вставило, а лучше повременить с приёмом. Куб разводил руками и оправдывался. Дескать, сам пострадал. Дело в том, что как только подоспела пора ложиться, к нему как снег на голову свалились ночные гости. Много гостей и от лица самого Куба порядком переполошили его родителей. Показывая на пустые кровать и кресло, где вольготно расположились поздние визитёры, Куб одного за других представлял их маме и папе: “Познакомьтесь, это Миша, Денис и Лёша. Я с ними учусь. А вот эти ребята из нашего двора. А вот эти пришли из моей бывшей школы. А того мужика я не знаю. Прогоните его. Сам я уже пробовал, но он не слушается меня.” – жаловался Куб.
У остальных обстояло не лучше. За Горынычем по пятам слонялся напольный торшер, а у Луки оседлавший швабру Горыныч осваивал за окном фигуры высшего пилотажа. К слову, первый роман о Гарри Поттере в России тогда ещё не был издан. Но главное всё это происходило на глазах у родителей. Уму не постижимо! Почему же те не спешат выяснять подробности инцидента? В моём случае разбор полётов последовал бы незамедлительно! Мать бы уже вовсю бегала по инстанциям. Что же не так с их родителями? Или с ними как раз всё так и это у меня одного сумасшедшая мамаша, которая чуть что устраивает целый спектакль.
– Ну а тебя, Студент, как прошёл вечер? – поинтересовался Куб. – Твои ничего не заметили?
– Нет. – посетовал я и вздохнул. – Даже обидно.
– Зато на чердаке классно глючил! В общем, так пацаны. *** штука непредсказуемая. Его больше не покупаем, а берём *****!