Xek (СлитоК_уЛИТОк) все записи автора
ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВ. ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС, НА ЗЫБКОМ БЕРЕГУ
***
От низкой травы до заоблачных крыш -
Все это твое – дотянись и возьмешь.
И можно летать, только ты не летишь,
И можно запеть, только ты не поешь.
Тебе надоели езда и ходьба.
Ты куришь, на ветхий косяк опершись.
И мне говоришь: Знать, такая судьба.
А я бормочу: Так устроена жизнь…
И кто я тебе? Ни попутчик, ни друг.
Но видится мне среди масок и лиц,
Как ты невнимательно смотришь вокруг.
И то, как ты пристально смотришь на птиц.
***
Что-то, видно, горечь подсказала.
Что-то прорвалось из забытья.
В ресторане старого вокзала
Ртищевского - мать, отец и я.
Словно кадры диапозитива,
Словно пленка старого кино:
Пьет отец коричневое пиво,
Мама пьет десертное вино.
Часики на бронзовом запястье,
Тело в крепдешиновых цветах.
Господи! Ведь сколько было счастья
В сладко-горькой влаге на устах!
Пассажирский за оконной рамой,
Пышная лепнина потолка.
Я запомнил это, папа с мамой.
Вы меня простите, дурака.
***
Воспаленные слёзы утешь.
Отшептавшие письма не рви.
В этом городе ветхих надежд
Невозможно прожить без любви.
Ты в окно посмотри наугад.
Там распахнутый мается двор.
Там теряет листву виноград.
Словно рушится красный забор.
Главный врач средневолжских широт
вновь меняет зеленку на йод.
А на небе один самолёт.
А на небе другой самолёт.
Ты случайную кофту надень.
Засвисти посреди тишины.
Будто нету убитых людей.
Будто нету гражданской войны.
Кошка глупая кресло когтит.
Мимо сонная муха ползёт.
А один самолёт долетит.
А другой самолёт упадёт.
***
Пыльная, зеленая, живая
Улица под белою церквой.
Узкая, как рана ножевая.
Злобная, как пес сторожевой.
Бедный брат мой Авель,
Брат мой Каин,
Все мы одинаковы с лица.
Город, состоящий из окраин,
Медленно подтачивается
Атомами водного потока,
Острой кромкой вспоротого льда.
Канут в бездне камни и опока
Навсегда, родимый, навсегда.
Хлопнем напоследок грамм по двести,
Пожелаем здравия врагу,
Молча подымим, пока мы вместе
Здесь, сейчас, на зыбком берегу.
Отдадим себя на волю Божью.
Пусть плывут к черте береговой
Городок центрального Поволжья,
Улица под белою церквой.
***
Ты буркнешь: Этот парень охренел…
Родная речь в нарывах и наростах.
В нас, выживших в начале девяностых,
Недовложили правильных манер.
Лотки дикорастущих сигарет.
Грязь, недоуничтоженная тара.
Ты бросишь по привычке: Нет базара…
Базара нет. Вокзала тоже нет.
Туман, туман… Пустился город вплавь.
Мост и консерватория исчезли.
Туман, туман… И он продлится если –
Я не уверен, что вернется явь.
Вода, рассредоточенная в пыль,
Окрашивается дорожной пылью.
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью.
И сказка гибнет, превращаясь в быль.
***
Комканье сладкой бумажки.
Пауза, фраза, длиннота.
Есть у фарфоровой чашки
Высоковольтное что-то.
Необоримо жестоки
Наживо пересекутся
Неимоверные токи
Хрупкостью чайного блюдца.
Сдвинутся чашка и блюдце -
Может случиться несчастье.
Стоит к плечу прикоснуться,
Бережно тронуть запястье.
Край болевого порога
Виден в тени разговора.
Но не допустит ожога
Чайный прибор из фарфора.
***
Когда одиноким бреду тротуаром,
душе сообщается некий настрой:
мне хочется быть ослепительно старым.
Подошвами шаркать, трясти головой.
Друзей навещать, приходя на кладбИще,
бояться коварства морозной слюды.
В гостях отвергать незнакомую пищу,
и требовать теплой, без газа, воды.
Детей донимать бестолковым участьем,
шпионить за кознями зятя, снохи.
И осознавать перед светлым причастьем:
тем исповедь тягче, чем легче грехи.
Места избегать, там, где много народу.
Вино отпивать по чуть-чуть, не до дна.
И душу во сне отпускать на свободу,
в надежде, что не возвратится она.
***
Небо тревожное, русье.
Солнца закатного медь.
Жизнь в областном захолустье
Очень похожа на смерть.
Труд в полунищей конторе.
Дача, мечты об авто.
Неимоверное горе
В виде пятна на пальто.
Школьники в старой аллее
Курят свою анашу.
Я ни о чем не жалею.
Я ничего не прошу.
Вешалка. Кошкино блюдце.
Века последняя треть.
Страшно назад обернуться.
Страшно вперед посмотреть.
***
Останутся ткань и посуда.
Останутся пепел и мед.
Когда мы уедем отсюда,
Клубника уже отойдет.
Настанет пора помидоров,
Настанет пора огурцов,
И время других разговоров,
И время других мудрецов.
Забудутся в нервных конторах
Морская иодная слизь
И красные маки, в которых
Мы фотографировались.
И влажные скользкие глыбы,
И тело под платьем сырым,
И город с названием рыбы,
И счастье с названием Крым.
Снегопад
То сплошно, то отсечно
с бестолковостью чуда
появляется нечто
как бы из ниоткуда.
Это свойство природы.
Атмосферная шутка.
Перемена погоды.
Помраченье рассудка.
Раздражает дискета
и процессор – калека.
Но не надо за это
убивать человека.
Лучше выпей на шару
все, что есть в стеклотаре.
Покосись на гитару.
И сыграй на гитаре.
Прокричись до изнанки,
до осиплого вопу,
как советские танки
распахали Европу.
И обмякни на стуле,
как закат лучезарен.
Улыбнись, как Никулин.
И уйди, как Гагарин.
Андрею Сокульскому
Эта снеговоздушная смесь
Не горчит и вставляет не сразу.
Я тобой оброненную фразу
Повторяю: Мы все еще здесь.
Да, мы здесь, наша участь страшна.
Мы раздавлены этой эпохой.
Но мы здесь. Нам с тобою не по х..
Этот город и эта страна.
Слышат сквер и площадка для игр
И каштан, что могуч и разлапист
Мой стальной, беззазорный анапест,
Твой серебряный, чистый верлибр.
Да, мы все еще здесь. Тем острей
Прорезаются грани предмета.
Чем Отчизна щедра для поэта?
Так вот все повернулось, Андрей.
Что шмотьё? Что монета в горсти?
Что понты и хмельная бравада?
Ничего человеку не надо,
Кроме тихого слова: прости…
К сорока, к сорока четырем
Боль затокала в порванной жиле.
Только смерть мы уже пережили.
Мы уже никогда не умрем.
http://artbuhta.ru/index1710.html
взято тут