злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Оля и Монстр - Нежный цветочек

 

Добро пожаловать в ожившую иллюстрацию, к произведениям Эдгара Аллана По. Весь этот старинный замок, все то, что сейчас со мной происходит, является какой-то тенью, каким-то отражением этих странных и страшных книг...  Похоже, я слишком долго работала в книжном магазине, и теперь долго не смогу избавиться от их влияния.

Но, черт побери... Если постараться, можно найти множество совпадений, пересечений и общих черт. Эти шелковые прозрачные шторы, залитый луной темный лес за окном, зловещие вороны над фамильным кладбищем... Стоя у окна своей комнаты, я могу вдоволь насладиться этим замечательным видом, и убедиться в том, что меня действительно держат в этом доме, привезли сюда, для развлечений и издевательств.

Любоваться на фамильное кладбище, долгими бессонными ночами? Спасибо. Впрочем, это гораздо лучше первой брачной ночи...

И откуда во мне силы шутить, откуда во мне силы насмехаться над моим положением, откуда вдруг это спокойствие?

Просто мне больше не о чем беспокоиться. Я пожертвовала всем, что могла, а моя сестра находится в одной из лучших клиник Лондона, и может быть, хотя бы там врачи смогут дать ей второй шанс, которого никто уже никогда не даст мне. Я – похоронена заживо в этом фамильном склепе, в этих мрачных стенах, и вряд ли что-то уже может мне помочь.

Надеяться на помощь, в далекой чужой стране, будучи законной женой старого чокнутого старика, перед лицом Бога... На какого прекрасного принца, на какого ангела, со сверкающим мечом я должна надеяться теперь?

Я сама избрала эту судьбу.

Ты сама избрала эту судьбу.

Но ведь выход есть. Выход есть всегда, не правда ли, моя дорогая Хельга?

Чтобы заставить замолчать этот голос в моей голове, с которым я снова осталась наедине я быстро скинула легкую накидку, и, оставшись в одной рубашке из легкого атласа, забралась на кровать, и с головой укуталась в теплое одеяло. Меня по прежнему знобило, но постепенно дрожь утихала, и по телу растекалось живительное тепло. Мягкие шелковые простыни, отвратительная роскошь, которую в своем родном городе я ненавидела и презирала, вечно голодная, вечно бедная, вечно не знающая где достать деньги на лечение сестры, вечно не знающая что будет завтра. Эти люди, которые там, спали на таких же шелковых простынях, разъезжали на дорогих автомобилях, даже не представляли себе, что такое нужда, что такое жертва, и как дорого можно заплатить за что-то, заплатить не деньгами...

Я задремала, совсем ненадолго, свернувшись калачиком, под одеялом, осознавая, что чувствую себя здесь страшно, неуютно, что мне безумно хочется домой в тесную пыльную маленькую квартирку, где кроме меня не было никого, где в ночной темноте не могли скрываться пугающие гости... Гости? Мне почудился приглушенный звук шагов, я открыла глаза, осторожно выглянула из-под одеяла, но, не увидев никого во мраке, снова откинулась на мягкие подушки.

Здесь кто-то есть?

- Кто здесь? – прошептала я, но потом повторила громче, вдруг осознала, что говорю на исландском, опомнилась и спросила уже на английском, но никто не ответил. Это глупые страхи, я бы даже сказала детские страхи.

Чтобы развеять их до конца, я скинула одеяло, и босыми ногами по холодному полу подошла к окну, отдернула занавеску, и комнату напомнил бледный лунный свет, вырвав из тьмы каждый предмет, каждую мелочь.

Большая развороченная кровать, высокий резной шкаф, гобелен на стене, и...

Я сама не осознавала что делаю, и почему вместо того, чтобы испугаться, как обычно я вдруг быстрыми уверенными шагами пошла к зеркалу, вытянув вперед руку, словно слепой, боящийся натолкнуться на что-то по дороге. Я остановилась, только, когда мои пальцы коснулись ледяной зеркальной глади. Я медленно опустилась на колени, трясясь от холода и страха, но не в силах оторвать руки, убежать, спрятаться... Я неотрывно смотрела туда, в зеркальную бездну, пока не осознала, что на меня оттуда смотрит совсем не мое отражение... Существо, сидевшее по ту сторону зеркала совсем рядом со мной было таким страшным, таким мерзким, что мне хотелось закричать, но мое горло, словно сжали невидимые цепкие пальцы, мои руки и ноги были, словно связанны невидимой веревкой...

- Выход есть всегда, - прошептал кто-то мне в ухо, сзади, со спины, касаясь холодными пальцами моего обнаженного плеча, - ты знаешь... приглядись, и ты увидишь его...

Корявые склизкие пальцы существа в зеркале сжимали что-то длинное и блестящее, и мне не стоило особого труда осознать, что это было. Нож... Оно протягивало его мне. Или?

Выход есть...

- Нет! – хрипло выдохнула я, дернулась, скинула невидимую руку, невидимые путы, закричала изо всех сил, громко, отчаянно, закрыла лицо руками, - нет. Нет!

Я очнулась от чьего-то человеческого, вполне человеческого прикосновения. Я медленно отняла руки от лица, и осознала, что сижу на полу, сжавшись в комок в нескольких шагах от зеркала. На тумбочке у кровати уютно горел ночник, а надо мной услужливо и обеспокоено склонился дворецкий Вилли.

- С вами все впорядке, госпожа? – осведомился он, помог мне встать на ноги, и проводил до постели.

- Да, - слабо пробормотала я, и почувствовала на своей спине чей-то холодный и пристальный взгляд, оттуда, из зеркала. Но обернуться я боялась. Я позволила дворецкому уложить меня в кровать и накрыть одеялом, он уже собирался уходить, когда я вдруг попросила:

- Пожалуйста... уберите это зеркало.

Вилли кивнул, снял с кресла покрывало, и набросил его на узорчатую, явно старинную, зеркальную раму.

- Утром его здесь не будет, - пообещал он, - спокойной ночи, хозяйка.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Jeremy Soule - Death Knell
В своей спальне я остался один. В своей мрачной спальне. Рядом с широкой, чертовски удобной двуспальной кроватью, заправленной бордовым покрывалом.
Отпустить эту юную, красивую, черт побери, девушку, когда она так пленительна в своем белом платье, когда она содрогается от каждого взгляда, от прикосновения, когда она принадлежит тебе всецело перед лицом Господа?! Отпустить… Пощадить… Оставить…
Староват. Да, я чертовски стар для тебя, детка. Но…
Если бы не мои обстоятельства, если бы не мои чертовы обстоятельства… Я бы сорвал с нее одежду, я бы повалил ее на кровать, я бы…
Нет, нельзя. Нельзя даже думать об этом.
Тяжело было взять себя в руки, тяжело было отпускать ее… Впрочем, ее забавный страх в глазах. Это того стоило. Я прошагал к шкафу, открыл его дверцу и посмотрел на свое отражение в зеркале, прикрепленной к ее тыльной стороне. На свое стремительно меняющееся отражение. Да, действие снадобья заканчивалось.
Медленно чернели волосы, морщины разглаживались на коже…
Я становился собой. Таким, каким был обречен на вечность. Не прошло и 3 минут, как из зеркала на меня смотрел 40-летний мужчина. Все тот же 40-летний, ничуть не постаревший мужчина.
Ничуть не постаревший за столько долгих лет…
Как же это было давно!
Подвал, заставленный банками, колбами, ретортами и прочим оборудованием, подвал, где я, прячась от чужих глаз, смешивал разные компоненты, где я превращал камни в золото, где я получил его наконец. Эликсир Бессмертия. То, о чем мечтали и чего не могли достигнуть алхимики всех времен. Я работал над ним сотни ночей, я думал, что это будет прекрасно… Жить вечно, не старея, не меняясь. Жить вечно… Наблюдать, как человечество погрязнет в собственных грехах, погрязнуть в грехах вместе с ним и знать, что судный день не наступит, любоваться тем, как рушится все вокруг, обращается в пыль… Нет, это было интересно всего пару десятилетий. А потом… Потом пришло это страшное осознание вечности.
Я хоронил всех, кого знал. Я пережил всех, кого не имел права пережить. Я проклял тот день, когда изобрел свое самое роковое зелье.
Вечность. Вечность. Вечность, черт бы ее побрал.
Вечное скитание, вечное одиночество, вечная мука… И никогда покой…
Моя беда в том, что я любил Уорикшир… Не хотел уезжать куда-то. Это моя причина. Причина пить снадобье старения, которого едва хватает на 18 часов. Мой паспорт. Дата рождения. Я должен соответствовать, чертов долгожитель. Я должен вести себя как старик на людях. Пусть как чокнутый и эксцентричный, но старик. И не более того.
Я помню ту лунную ночь, когда налил в хрустальный бокал эту почти прозрачную жидкость с резким запахом тлена, когда подозвал к себе верного Вилли и протянул бокал ему. Я полагал, что могут быть какие-то побочные действия, поэтому проверил на дворецком. Поэтому мой верный Вилли все так же неизменно рядом со мной.
Я выпил следом. Если бы я мог знать, как страшна вечность… Если бы я мог повернуть время вспять и все изменить… Если бы…
Искал столько лет способ избавиться от нее. От вечности. От жизни тоже.
Шрамы на запястьях заживали через день, выстрел в висок приносил только боль, но не покой, яды не могли подействовать. Эликсир Бессмертия не только дал молодость и чертову вечность, он позволил моему телу регенерировать любые повреждения. Все.
Не так давно в мои руки попала наконец та спасительная книга. Библия? Ха.
Эта книга была куда древнее, куда ценнее. Всего один экземпляр. 666 пожелтевших страниц. Рукописный шрифт. На забытом языке.
В Великой Книге Тайных Знаний, в книге, которая никогда не должна быть прочитана кем-то из смертных, я нашел описание Эликсира. Его точное описание. Рецепта не было, не было рецепта чего-нибудь, вроде антидота, даже упоминания о таком средстве.
Но выход был. Всего один.
«Человек, обессмертившийся путем принятия Святого Эликсира, может быть убит только бедной исландской девственницей, сердце которой так добро, что не допустит и помысла о зле».
Казалось бы, как такой человек вообще может убить? Может. Каждый может. Если довести.
И моя Хельга, моя дорогая жена, сможет.
Это же так просто.
Убить человека, к которому испытываешь ненависть и отвращение. Чокнутого бесполезного старика, что считает себя вправе играть ее судьбой.
Избавиться от скверного мужа.
Я потирал руки в предвкушении… Скоро. Совсем скоро. Мое желание сбудется.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Дорогая Венди - Колыбельная императору

Ярко, красочно и сочно всплывают в моей памяти воспоминания о чем-то, казалось бы давно забытом. Том счастливом сладостном времени, носящим название – детство. Тогда все было по-другому, тогда... Тогда? Только теребить свои никогда не заживающие раны?

А что мне еще остается?

У меня теперь для этого целая вечность, в этом мрачном холодном замке, у меня впереди теперь достаточное количество времени, чтобы наслаждаться и упиваться своей болью. Поздравляю, моя дорогая Хельга Морган... Поздравляю с подписанным пожизненным заключением, поздравляю...

В это далекое сладостное время, именуемое детством, мы, крошечные нелепые нескладные девчонки, в родном любимом городе, смеясь примеряли на себя мамино подвенечное платье – путаясь в его белоснежных юбках, смотрясь в нем смешно и мило. Все мы где-то в глубине души мечтали о прекрасном принце, о большой и светлой любви, о роскошной свадьбе, чтобы у нас было точно такое же платье, но оно было уже нам впору, и сшито специально для нас... Мне всегда казалось чем-то волшебным, сказочным, эфемерным, как легкие крылья стрекозы, это платье, и все это таинство, связанное с ним... Таинство, слово в котором есть своя особая магия. Таинство... Которое здесь, эти странные непонятные мне люди превратили в какое-то нелепое глупое недоразумение. У меня перед глазами до сих пор упрямо стояло искаженное неприятной миной лицо священника, злая усмешка дворецкого, и отвратительный взгляд моего... мужа.

Черт побери.

Я хочу вернуться назад, в это светлое безоблачное прошлое, но это не больше, чем мечты, ведь все пути обратно закрыты, обрезаны, оборванны. У меня есть только страшное, пугающее своей неизвестностью будущее. У меня есть только сестра, ради которой я приму любое будущее, с бесстрашием и безразличием. Любое...

Сейчас, сжимая тонкими пальцами нежную шелковую ткань, прижимаясь лицом к ней, приятной, скользящей, холодной, я снова вспоминаю детство, украдкой слушаю шаги в коридоре, и боюсь, боюсь...

Страшно? Не то слово... Просто я даже не представляю себе, как будет происходит то пугающее, что мне предстоит, - первая брачная ночь. Думая об этом я уже заранее ежусь, глотаю отвратительный ком, пытаюсь заткнуть и заставить замолчать голос в своей голове, лишь усугубляющий мои отвращение и ненависть...

Зачем, по твоему, моя дорогая, старому чокнутому старику может быть нужна бедная никому не нужная сирота из далекой страны? Думай об этом, моя дорогая, и жди своего муженька...

Заткнись...

Впрочем, это уже почти не срабатывает, этот фокус помогал раньше, сейчас это не больше чем слово, которое я тысячи раз произношу про себя.

Заткнись, заткнись, заткнись...

Я вздрогнула от звука хлопнувшей двери, и голос в моей голове замолчал сам собой. Я так и стояла неподвижно, по-прежнему сжимая в руках только что снятое платье, в легкой холодной ночной рубашке из белоснежного атласа, замерзая и трясясь мелкой дрожью. От холода? От волнения, или все-таки от ненависти?

Я медленно обернулась, по-прежнему, стыдливо прижимая платье к груди, не в силах спрятать или замаскировать отвращение в своем взгляде, и невольно встретилась глазами с мужем. Интересно, а долго мы будем играть в эту игру, ведь он, наверное, отлично понимает, что я к нему чувствую, но... Это его забавляет?

- Ты чего-то ждешь? – спросил он, слегка улыбнувшись, и мне стало как-то не по себе от этой улыбке, впрочем, если до этого меня просто пугал сам факт предстоящего мне действа, теперь меня пугал мой новоиспеченный супруг.

Вопрос заставил меня окончательно растеряться и смутиться, я нахмурилась, хотела даже рассердиться, но вежливость и воспитание не позволили мне этого сделать. Я отвела взгляд, и произнесла тихо:

- Да. Первая брачная...

Я не договорила, он оборвал меня не менее странным, насмешливым смехом. Отлично, я же забыла об этом. Я диковинный зверек из далекой, заморской страны. Я то, что будет веселить его, и других обитателей этого дома, пока им это не наскучит.

Надеюсь, этого времени хватит, чтобы лечение Инги дало результаты...

- Бог с тобой, моя дорогая, - перестав смеяться, но все, также улыбаясь, сказал мой супруг, - я староват для этого, ты не заметила? – издевка в голосе заставила меня насторожиться, но после следующих слов мне стало немного легче, - Вилли проводит тебя в твою спальню...

Моя спальня? Я так и стояла еще некоторое время, обдумывая произнесенные им слова и пытаясь понять, каким же образом это может быть, возможно. Зачем тогда я нужна ему?

Зачем...?

И, выходя из этой просторной темной комнаты в длинный коридор, где меня уже дожидался вечно молчаливый дворецкий с каменным лицом, я почувствовала страх. Другой страх. Настоящий страх.

Мне грозило что-то, гораздо страшнее унижений и насмешек... Что-то, таящееся в темных стенах этого старинного замка, что-то прятавшееся в вязкой тяжелой тишине, что-то настолько страшное, что я просто не могла представить себе что. Готова была ли я столкнуться с этим лицом к лицу?

Ради своей сестры.

Только ради нее...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Би-2
- Спасибо! – финальное слово криком в микрофон, не отпуская гриф гитары, единственной верной подруги, боялся отпустить ее, редко выпускал из рук на концерте, да что там, вообще редко выпускал из рук. Черная лакированная ровная поверхность, идеальная. Струны. 6 разных голосов. Она прекраснее тысяч женщин, она мой лучший друг, она мой спутник, союзник. Сентиментальная мелочь – у нее есть даже имя. Я шепчу его порой, когда засыпаю, тихо, в пустой квартире или номере гостиницы, где приходится останавливаться. Ее имени не знает никто. Это тайна.
«Спасибо». Слово – точка в каждом концерте. Вот и этот кончился вдруг. Пролетел. Быстро. Незаметно. На одном дыхании. И только теперь я заметил, что очень устал, что голос охрип, что короткие черные волосы взмокли как после дождя. Дождь… Как бы я хотел, чтобы сейчас пошел дождь. Теплый летний… А может быть, холодный… Возвращающий к жизни, придающий сил… Жестокий как тропический ливень или простой, моросящий, как во всех тех городах, где я, приезжая, оставлял частичку себя… В каждой песне, на каждой сцене…
- «Третий фронт»! «Третий фронт»! – толпа незнакомых мне людей скандировала название нашей группы. Снова, снова. Это ни с чем не сравнимое чувство. Какое-то странное тщеславие? Мания величия? Я просто играл, я просто пел, я просто был счастлив, когда видел, что люди, вот эти самые незнакомые люди, которых я никогда больше не встречу, имен которых я никогда не узнаю, понимают меня, принимают меня… Признание. Призвание. Не зря эти два слова так созвучны.
Музыка… Если бы не она, где бы я был? Если бы не она, был бы я? Нет… Я живу для нее, из-за нее, ею одной. Музыка – моя болезнь и мое лекарство, моя катастрофа и мое спасение, музыка – мое все.
Когда-то ее не было у меня. Разве нет? Когда-то я жил без нее. Такое возможно? Когда-то… Когда-то - это прошлая жизнь. Нет ни смысла, ни желания ее вспоминать. Пустую. Не мою вовсе. Тогда чью?..
- Эй, Сержант, сбацаем на «бис» еще одну? – от размышлений меня оторвал голос бас-гитариста, высокого крепкого парня по имени Боря, рядом с ним я казался каким-то маленьким, худым, совсем еще юнцом, черт побери.
- Одну, - согласился я, коснулся струн пальцами, будто пробовал их на вкус, и заиграл. Запел. Она подпевала мне, моя подруга, которую я обнимал так нежно, которую ласкал пальцами. Она пела вместе со мной.
Если бы я мог остановить время, остановил бы его сейчас. Не возвращался бы устало в пустые помещения, как полигоны, знаешь их до сантиметров, но все равно ждешь, что кто-то из-за угла захочет отобрать у тебя самое ценное, что у тебя есть, не важно, что именно, в темные комнаты, что брали в плен своего Сержанта всякий раз, при любом удобном случае, душили исподтишка страшной, тяжелой тишиной, которую я мог развеять, но не было сил.
Я бы хотел остаться здесь, на этой сцене или на любой другой, лишь бы превратить в вечность момент, когда рождается музыка, когда сливается с голосом в единой целое, когда знаешь, не все зря, когда свободен от сомнений, свободен от всего, по-настоящему свободен, когда за спиной через черную кожаную куртку прорываются крылья… Только музыка может дать это чувство, только она.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Bioshock - Dancers on a String
- Да… - ответила она твердо, но на лице, на ее красивом, черт побери, лице читалась скорбь.
- Улыбнись, моя дорогая, это венчание, а не похороны, - прошептал с легкой усмешкой я, наклонившись едва ли не к самому ее уху. Она бросила на меня ненавидящий, полный презрения взгляд, но ее лицо осталось таким же каменным.
- Если есть кто-то, кто знает причину, по которой эти… - священник замялся, посмотрел на меня и все же продолжил. - …молодые сердца не могут соединиться священными узами брака… - на слове «молодые» позади меня раздался приглушенный смешок. Вилли. Я же сдержанно улыбнулся. -…пусть скажет сейчас или молчит вовеки веков! – тишина, пауза, формальность. – Жених и невеста, обменяйтесь кольцами.
Вилли, этот худой высокий дворецкий лет 50 с посеребренными сединой волосами, поклонился и подал кольца на алой бархатной подушке. Я небрежно и решительно надел кольцо на ее тонкий палец, она дрожащей рукой - на мой морщинистый и страшный.
- Что ж… - вздохнул священник. – Объявляю вас мужем и женой. Жених, можете поцеловать невесту, - разрешил он и отвел глаза. Я повернулся к Хельге.
- Поздравляю, моя дорогая миссис Морган, - улыбнулся я, потирая руки, и с удовольствием посмотрел в ее полные страха, отчаяния и отвращения глаза. Ну что же ты? Моя милая добрая Хельга, целуй меня, ну! Давай же, детка! Давай.
Я потянулся к ней, обнял старыми руками, и от каждого прикосновения она содрогалась так, будто к ней прикасался не человек, а чудовище. Впрочем…
Она дрожала, а я приблизился к ней лицом, сокращал расстояние так медленно между ее юными бледными губами и моими, старыми, отвратительными. Я обнял ее крепче, прочитал в ее глазах ту же ненависть.
Коснулся губ. Холодные, как Исландия. Или… как пломбир знойным летом, поправил себя, когда целовал по-настоящему, страстно, едва ли как старик. Целовал бы еще долго, как бы не был ей противен этот поцелуй, на который она даже не отвечала, но ее ладони уперлись мне в груди, она слабо пыталась оттолкнуть меня. И я решил остановиться. Отстранился сам и посмотрел, как морщится священник. И слуги. Только Вилли, мой верный дворецкий, стоял в сторонке и все так же посмеивался. Беззвучно.
- Да хранит Господь милостиво вас и да благословит ваш добровольный и искренний союз, - сказал священник. Забавные слова. Перекрестил нас и добавил. - Аминь.
Солнце уже скрылось за горизонтом, небо потемнело, опускалась ночь. Темная, даже мрачная. Совсем без звезд.
Я бросил взгляд на Хельгу. Иллюстрация к выражению «Да на ней лица нет!». Ох, детка, не стоит так переживать. К тому же поцелуй старика не самое страшное, что может случиться с тобой. Далеко не самое страшное.
Достал карманные часы. Нужно торопиться. Действие закончится через два часа.
Перенести ее через порог по традиции? Или сама дойдет? Эти старые руки еще способны на что-нибудь?

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Bioshock - Dancers on a String
Смиренно положила нежную холодную ладонь на мою старую руку, прятала глаза… Могла бы сделать вид, что не так противно, черт побери?! Даже священнику не по себе, но он начинает церемонию венчания, стараясь не допустить во взгляде презрения, осуждения. Конечно, несчастная юная невеста и коварный старый жених, что годится ей в прадеды.
- Мы собрались здесь перед лицом Господа, чтобы соединить этих мужчину и женщину узами святого брака, - священник трясущимися руками перелистывал страницы Библии – да он моложе меня! – и говорил еще много торжественных слов, пока мою невесту била дрожь, пока она едва держалась, чтобы не потерять сознание, пока ее губы не стали совсем бледными. Ее губы… Какие красивые линии. – Берешь ли ты, лорд Джеймс Морган, в жены эту женщину, Хельгу Свенссон, клянешься ли любить ее и заботиться о ней в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, и, отказавшись от всех других женщин, хранить себя только для неё одной, пока смерть не разлучит вас?
- Пока смерть не разлучит нас… - повторил я эхом эти сладкие слова, посмотрел на бледную невесту, что так старательно избегала моего взгляда, и улыбнулся. – Да.
- Берешь ли ты, Хельга Свенссон, в мужья этого мужчину, лорда Джеймса Моргана, клянешься ли ты подчиняться и служить ему, любить и почитать его и заботиться о нём в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в болезни и здравии, и, отказавшись от всех других мужчин, хранить себя только для него одного, пока смерть не разлучит вас? – священник задал ей тот же вопрос, прибавив только три слова. «Подчиняться, служить, почитать»… Ты еще можешь отказаться, милая добрая Хельга. Впрочем, нет, не можешь. Ведь тебя ждет малышка Инга, она спит, едва ли живая, теперь в самой лучшей, а значит, и в самой дорогой клинике Лондона. Она ведь ждет, когда ты поможешь ей вырваться из этого затянувшегося сна. Она так ждет. А стоит тебе сказать одно слово – слово «нет» - и деньги перестанут поступать на счет больницы, и Ингу, маленькую девочку Ингу, отключат… от жизни, если, конечно, называть это жизнью. Нет, ее ты не убьешь. Не ее.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Наутилус-Помпилиус - Крылья

Беги! Беги скорее, спасайся бегством! Спасайся, черт тебя подери, пока еще не стало слишком поздно... Мягкие прикосновения рук гувернантки к моей голове, в которой громко и ясно звучал этот проклятый голос. Мне хотелось крикнуть – заткнись. Заткнись, раз и навсегда, заткнись же, но я была стеснена оковами приличий и мнения окружающих. Эти люди, что вертелись вокруг – безликие слуги. Эти люди, которые смотрели на меня как на что-то диковинное, необычное, но при этом даже их взгляды были скромными и приниженными, потому что в этом проклятом старинном замке они были только слугами.

И пока они суетились вокруг, этот голос, снова оживший, как птица-феникс, возродившийся из пепла в моей голове, снова и снова штурмовал мое сознание. Угрожая, советуя, умоляя, отчаянно умоляя передумать, убежать, пока еще не поздно. Пока еще не слишком поздно... У меня есть последний шанс.

Нет, я одумалась. Я не хочу, я отказываюсь. Посадите меня на самолет до Рейкьявика, отпустите домой, и плевать я хотела на эту сестру, которая все равно никогда не проснется...

Да как ты смеешь?! ДА КАК ТЫ, ЧЕРТ ПОБЕРИ СМЕЕШЬ!?

Я бы убила тебя... Не будь ты частью меня.

- Хотите взглянуть на себя? – оторвал меня от внутренней борьбы ровный голос гувернантки, с явным провинциальным акцентом. Прежде чем я успела ответить или осознать, меня взяли под руки и подвели к... Слабый свет из окна скользнул по отражающей серебристой глади, по ажурной деревянной раме.

Я вскрикнула, закрыла лицо ладонями, и, вырвавшись из державших меня рук, рванулась в противоположную сторону к окну. Меня била мелкая дрожь, как от холода или сильного волнения...

- Уберите, пожалуйста, - взмолилась я, и отняла руки от лица, только когда почувствовала облегчение. Злосчастное зеркало было накрыто клетчатым пледом, а столпившаяся в комнате прислуга с недоумением и интересом разглядывала меня, и я осознала вдруг, что для них я, что-то вроде животного в зоопарке. Экзотический зверек, которого привез их, и теперь мой хозяин, чтобы в волю наиграться, в волю намучить...

- Вы боитесь зеркал? – осторожно спросила меня гувернантка, та, что еще недавно занималась моей прической. Я нервно кивнула, и попыталась всем своим видом показать им, что все в порядке, что я не собираюсь бросаться на них, ругать или отчитывать.

Да, это кажется странным, но я боюсь зеркал. Так, как некоторые люди боятся летать самолетами, боятся морской глубины, темной воды, замкнутых помещений или пауков. Я боюсь их безумно и отчаянно, теряя рассудок и способность здраво мыслить при одном их виде. Впрочем... какая забавная вещь, ведь я обещала быть бесстрашной, на пути к спасению сестры? И если понадобиться просидеть часами в комнате до потолка заставленной проклятыми зеркалами, лишь бы она вернулась из комы, я решусь на это... Это еще одна вещь, которой я готова пожертвовать, как и телом, душой и молодостью.

Рассудок.

Надеюсь, пока в своих потерях и жертвах я ограничусь чем-то уже отданным, и сохраню себе хоть его. Впрочем, надолго ли? Насколько меня хватит в этом мрачном замке с чокнутым стариком, в полной его власти? Может быть, скоро я потеряю и это... немногое, что у меня есть.

Меня снова вели куда-то, может быть в эту злосчастную комнату зеркалами? Хотя это невинные мечты, ведь я отлично осознаю, что меня уже ждут англиканский священник и мой будущий супруг.

Беги.

Спасайся бегством. Пока еще есть шанс, пока еще не поздно. Оттолкни этих окружающих тебя людей, вырвись из цепких рук, сбрось со своей головы полупрозрачную фату, подбери юбки пышного платья и беги, беги, что есть сил, сколько хватит дыхания. Дальше отсюда. Пока еще не все потерянно...

Заткнись.

Замолчи.

Шуршащая длинная юбка белоснежного платья. Белый – цвет невинности, цвет первого снега... Странно, но сейчас даже такая мелочь напоминает мне о родной, покинутой стране.

Тонкая нитка жемчугов на открытой шее. Отвратительная роскошь. Сколько стоят эти проклятые жемчуга, если их продать в моем родном городе? Хватит на содержание сестры на месяц? Два...? Или даже больше...

Мне холодно, мне безумно холодно, и в этом открытом платье у меня мерзнут плечи, шея, и вообще все мое тело пронизывает леденящий душу холод. Или это все-таки страх, перед неизбежным? Перед отвратительным, странным взглядом этого проклятого старика. Ах, простите моего будущего супруга. Без пяти минут будущего супруга. Или правильнее будет сказать хозяина?

Мне становится не по себе от этого взгляда, и даже холоднее, еще холоднее чем могло быть. Мелкая нервная дрожь, тошноты, отчаяния, отвращения.

Беги.

Не позволь кому-то стать твоим хозяином, они не стоят этого. Беги, пока ты не стала игрушкой в корявых морщинистых пальцах чокнутого старика, пока он не получил полное право делать с тобой что захочет. Беги, пока ты еще можешь бежать.

Заткнись.

Не так уверенно. Просто тихо, шепотом. Про себя.

Тебе не спасти меня, тебе уже меня не спасти. Ты думаешь, что еще не поздно? Поздно было уже тогда, когда он впервые появился на пороге моего магазина, поздно было задолго до того, как я ответила да... Поздно наступило, когда это случилось, когда Инга впала в кому. Именно в этот самый момент, я подписала свой приговор, я поклялась отдать ей свою жизнь, отдать все, что у меня есть...

И я мужественно вынесу любую боль, любые мучения, насмешки, унижения, жуткие прихоти моего новоиспеченного супруга, зная, что лучшие врачи Лондона сейчас делают все, чтобы подарить ей вторую жизнь.

Второй шанс, и то, чего у меня больше никогда не будет. Чего я лишила себя, добровольно и безвозвратно, то чего меня лишили.

Будущее.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Ave Maria
Англия… Мой маленький остров туманов. Я не скучал по ней, там, за ее пределами, но, возвращаясь, как только пересекал границу, всякий раз понимал, как сильно ее люблю. Глупое сентиментальное чувство. Так и не научился справляться с ним.
Уорикшир… Мое маленькое графство, затерявшееся во времени. Сдержанно-зеленые холмы, небольшое старое кладбище, над которым так неизменно кружат пара воронов, с чугунными вычурными оградками и вишнями, что, созревая, отрываются от веток, падают, разбиваются бордовыми, как кровь, каплями о черный гранит надгробных плит, река Эйвон, прекрасные мрачные замки, один из которых мой.
Замок… Мой маленький замок, в нем так легко заблудиться. Три этажа, толстые стены, быть может, даже старше меня самого, массивные башни. Он окружен рвом с водой.
Я стоял у окна во фраке, сложив руки в безупречно белых перчатках в замок, и смотрел, как солнце красит красным небо, как отражается в медленных водах реки, как опускается пылающим диском все ниже и ниже. Скоро я не увижу этого. Скорее бы.
Да, это будет мой судный день, мой момент истины, мой час «икс», когда я наконец смогу уйти, чтобы никогда не вернуться, чтобы истлеть, чтобы раствориться во мраке. День, которого я ждал так долго, что перестал считать дни, месяцы, года.
Сколько способов я испробовал за это время? Сколько раз я ошибался, разочаровывался, проклинал весь белый свет? Но сейчас… Я знаю точно. Моя милая Хельга поможет мне, в ней есть все, что нужно мне. Она может дать мне единственное, чего я жажду. И я заставлю ее сделать это.
Сегодня Хельга отдается во власть мне, сегодня я отдаю ей почетное право. Право, которым она должна воспользоваться.
Хельга. Хельга Свенссон.
Я посмотрел на карманные часы и улыбнулся.
Без 15 минут Хельга Морган.
Сколько женщин было в моей жизни? Когда я перестал считать? Но она… Она будет единственной, кто удостоится звания миссис Морган. Разве одно это не делает ее особенной?
Сейчас в одной из комнат замка она одевает белое платье. Белый – цвет невинности. Моя милая непорочная Хельга… О чем ты думаешь сейчас, моя дорогая?.. О бедной маленькой Инге, о ее грустной судьбе? Или о своей жертве, о первой брачной ночи? Тебе, наверное, страшно и противно. Это очень хорошо.
Там, внизу, в саду суетятся слуги, я не люблю, когда их много, но на время торжества нанял дюжину, украшают голубыми лентами надежды тонкие черные стволы деревьев, англиканский священник в белом одеянии переминается с ноги на ногу, сжимая в руках старинную Библию.
В коридоре шаги, стук каблуков по каменным полам.
- Говорят, если во время свадьбы пойдет дождь, это добрый знак, - одна служанка сказала так другой, я только усмехнулся, расслышав эту фразу. Снова повернулся к окну и посмотрел на небо. Тяжелое, затянутое, хмурое, оно никак не могло разразиться ливнем.
Я опять посмотрел на часы. Не стоит опаздывать на собственную свадьбу. Тем более, если твоя невеста так молода и так невинна.
Вышел из мрачного, заставленного книгами кабинета в коридор, спустился по лестнице и через парадную дверь в сад. Я не звал гостей. Это мое маленькое торжество, к чему делить его еще с кем-то? Я кивнул уставшему священнику и встал возле него у алтаря. Хельга, где же ты, моя добрая девочка? Твой морщинистый дряхлый жених уже ждет.
Сперва показался мой дворецкий Вилли, учтиво поклонился и чему-то усмехнулся. Впрочем, я и сам смеялся, глядя в зеркало. Престарелый франт.
Следом за ним показалась она. Хельга. Белое подвенечное платье. Длинное до пят. Шелк обхватил тонкую фигурку, нежно обнял, подчеркнул как талантливый художник, светлые, как снег, волос, собранные в прическу, полупрозрачная фата… Хельга была красива. Пленительно красива, даже несмотря на всю свою болезненность. И я смотрел на нее, раздевал взглядом, снова потирал руки, хоть и твердил себе, что нельзя, запрещал думать об этом.
Нет, нет, есть вещи важнее. Есть цель значительнее. Есть желания сильнее.
И все равно раздевал глазами, когда она так медленно подходила ближе.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора Изменился весь мир. Я думал так. И я был прав. Даже этот лагерь, что казался мне тюрьмой сначала, когда мы с Павлом только приехали, теперь «расцвел», стал вдруг самый прекрасным местом на земле. И я поймал себя на мысли, что хотел бы остаться здесь с Аней навсегда, быть с ней, пусть тайком ото всех, пусть скрывать свои чувства, но быть с ней. Возвращаться в любимый, но пустой особняк в любимом, но теперь не имевшем значения Туапсе?.. Играть на рояле при свечах ни для кого? Нет. Только бы с Аней. Где угодно. Даже если нужно бросить все, что было мне так дорого до, даже если придется уехать в ее Белгород, даже если на край света. Вот что было действительно важно. Я думал о ней каждую минуту, постоянно. То вспоминал ее поцелуи, ее глаза, слова, прикосновения, то строил планы. «Я согласна». Какие простые слова, всего-то два, но они сделали меня счастливейшим человеком. Анна, моя любимая Анна, делала меня счастливым каждое мгновение. Осознал это только теперь, когда все решено, когда моей любви, нет, нашей любви, под силу любые подвиги.
- Анна, задержитесь, - попросил я, когда закончился урок истории. Ученики разошлись, кто куда, и когда мы остались наедине, я запер дверь на ключ.
- Ты что задумал? – спросила Аня, улыбаясь. Разве я был способен объяснить это? Я обнял ее, взял за подбородок и приподнял ее лицо. – Я люблю тебя, - повторила она вновь, и я поцеловал ее. Горячо, долго, забывая обо всем, упиваясь собственной вспыхнувшей страстью и ее ответной нежностью. Моя Анечка, моя любимая, моя единственная, моя…
- Я соскучился по тебе… - прошептал я, прервавшись на мгновение, запустил руку в ее волосы, другая же рука сама потянулась к молнии на ее платье. – Будто не видел тебя очень давно… - поцеловал снова, опустился ниже к плечам и упал на колени, прижался к ее прекрасным ножкам. – Аня, я… Ты простишь мне эту вольность? – я поднял на нее глаза, все ее тело горело. От смущения? Или…
- Ты не должен извиняться за то, что произошло ночью… Я ведь… - она не договорила, я поспешно поднялся, поцеловал в губы, поцеловал ей руку, прильнул к шее.
- Анечка, я не про ту вольность, которая уже была, я про вольность, которая будет сейчас, - улыбнулся, глядя ей в глаза, и только начал наконец снимать с нее платье, как раздался стук в дверь.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сурганова & Оркестр - Уже не вернусь

Молчать. Отчаянно и исступленно молчать, и приказать этому голосу в моей голове раз и навсегда заткнуться, наконец, замолчать... Замолчать. Слушать вязкую тишину, окутывающую сознание, словно паутина и запрещать себе думать о том, что я делаю, что я собираюсь сделать. Сейчас еще не поздно вернуть все назад, отказаться. Я никуда не поеду, я справлюсь сама, я не хочу хоронить себя заживо... Но разве важно, чего я хочу? Это эгоизм, это глупые непростительные мысли, не мои, чужие. У меня есть сестра, и кроме нее у меня нет ничего больше. Даже своих мыслей. Ради нее я иду на это. Ради нее я отдам все, что у меня есть... А поскольку, кроме своих души и тела у меня уже ничего не осталось, наступило время и отдать это. Только чтобы моя бедная маленькая Инга открыла глаза, чтобы она могла жить нормально... Ради нее я пойду на самое безумное и безрассудное, пройду по горящим углям, брошусь в самую глубокую и безвозмездную бездну. Но, впрочем, зачем я так драматизирую? Все обстоит намного проще, и никто не просит меня бросаться в бездну или гулять по углям, мне всего лишь нужно отдать себя, «в пользование», на волю прихотей и причуд старого чокнутого англичанина. В пользование, – какое мерзкое и грязное слово, попахивающее тем, о чем мне даже думать было противно и страшно, от чего я отказалась, как мне казалось навсегда, но теперь покорно соглашалась вновь, плевав на честь и гордость. Хотя теперь мне повезло больше, ведь один гнусный чокнутый старик, намного лучше множества отвратительных похотливых клиентов... Мне повезло. Высшие силы, что хранили меня дали мне шанс избежать этой грустной судьбы, близость которой я чувствовала, как ледяной холодный ветер, напоминавший мне освежающее дыхание смерти. Рано или поздно мне пришлось бы пойти на это, но...

Везение?

Или судьба готовила мне что-то гораздо более страшное и мучительное, чем жизнь женщины легкого поведения. Тревожное предчувствие отчаянно убеждало меня остаться, отказаться, бросить все – еще какое-то время я протяну так, потом придумаю что-то другое, избегу, спасусь от падения, лишь бы не ехать туда, в эту далекую и пугающую чужую страну. Нет, я не имею права даже прислушиваться к нему. Будь, как будет. Я же обещала себе – раскаленные угли, секреты зияющей бездны, слепое отчаяние, унижение, физическая боль, возможно не страшнее той, мучившей меня каждую бессонную ночь...

Я не собирала вещи слишком долго – это заняло не больше получаса, потому что вещей у меня почти не было. Крошечное количество растянутой теплой мешковатой одежды, документы, альбом с фотографиями, потускневшими, померкнувшими, истертыми временем, но такими важными. Этот альбом – последний привет из навсегда утерянного прошлого. С них улыбаются мои родители, беззаботная еще совсем крошечная сестренка, и... я, еще, будучи наивным ребенком, верящим в светлое будущее. Этот зыбкий карточный домик, это иллюзорное счастье рухнуло в одно мгновение, оставив только воспоминания о себе, и эти фотографии...

Что теперь?

Одна светловолосая девочка, чуть помладше лежит неподвижно на больничной койке, и вряд ли когда-то очнется, а вторая продает себя, чтобы дать сестре хоть малейший шанс на спасение. Думали ли мы об этом, беззаботно валяясь в густой траве, качаясь на качелях в старом парке, ругаясь из-за каких-то бессмысленных мелочей? Думали ли мы о том, что будет с нами совсем скоро, когда наступит завтра...

Я смахнула упавшие на альбом первые капли слез, и осознала что хотя бы сейчас, сидя на полу съемной квартиры, с этой, несомненно, важной вещью, когда меня никто не видит, я могу позволить себе эту слабость. Слезы, даже не спрашивая разрешения, мгновенно заструились по щекам, хриплый от боли крик отчаяния, приглушенный, чтобы его не услышали соседи, вырвался наружу.

Сколько я просидела так на полу? Мне казалось, что прошла целая вечность, но в какой-то момент слезы просто иссякли. У меня больше не было сил плакать, я утерла глаза и лицо рукавом растянутого бесцветного свитера, бросила альбом в сумку, лишь бы он  больше не попадался мне на глаза.

Почему я не оказалась тогда на ее месте? Почему я не могу однажды уснуть, и не проснуться никогда, почему...

Потому что я нужна ей. В этом мире у нее нет ни одного близкого человека, никого  кто бы оплачивал лечение, заботился о ней, сидел возле ее кровати... Бедная моя Инга... Бедная моя сестренка.

И новый приступ слез, душащий, но освобождающий все это, накопившееся внутри за годы, за эти долгие мучительные годы.  

Только из-за нее я не имею права на слабость, даже на эти слезы. Только из-за нее, и ради нее я бесстрашно приму любые испытания судьбы, любые раскаленные угли, унижающие насмешки, стесняющие обстоятельства. Только ради нее я пожертвую и жертвую сейчас собой. Всем, что у меня есть. Душой, телом, молодостью. Только ради нее я похороню это все под бетонными плитами брачных уз, с дряхлым отвратительным стариком.

Только ради нее я забуду, навсегда забуду о том, что такое счастье, заткну и заставлю замолчать голос в моей голове, который отчаянно шепчет, что я тоже имею право на свою жизнь. Деньги, которые я трачу на сестру я могла вложить в свое образование, сейчас так и оставшееся незаконченным, да и если бы не она я бы могла жить нормальной полноценной жизнью, у меня бы была своя семья, своя жизнь... Но. Это слова проклятого голоса.

У меня нет своей жизни, и пора запомнить это раз и навсегда. У меня есть только ее жизнь, которую я обязана продлевать, и пытаться сделать счастливой. Только ради нее я и живу, только из-за нее я еще не бросилась в холодные воды залива, не наглоталась таблеток, не оборвала линию так надоевшей и измучившей меня жизни...

Только ради нее.

Я умыла лицо холодной водой, чтобы скрыть следы слез. Сумку на плечо, и странно, она совсем не тяжелая.

Только ради нее.

Я быстрым шагом иду по улицам родного города, в котором я родилась и выросла, в котором я испытывала незабываемые мгновения счастья, и тяжелые минуты горького отчаяния, в котором я прожила всю свою недолгую жизнь. И в который я наверное больше никогда не вернусь.

Так странно осознавать, что я последний раз иду этой дорогой. Столько лет я не предавала ей значения, а сейчас каждая мелочь кажется такой значимой. Столько лет она казалась долгой и прискучившей, а сейчас я пробежала ее за несколько минут, и уже увидела впереди облезлые стены книжного магазина, в котором работала.

В прошедшем времени. Вряд ли когда-то я еще вернусь сюда.

Только ради нее...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора - Отлично, - улыбнулся я, все внутри ликовало, будто я был полководцем, что только что выиграл решающее сражение. Впрочем, что там! Просто не мог проиграть, имея в рукаве такой козырь. Да, Хельга – так, кто мне нужен. Пожертвовать собой ради сестры, которой вряд ли возможно помочь? Добрейшей души человек.
Снова эта привычка – потирать руки. Могу представить, каково было ей наблюдать мои жесты, особенно теперь, когда она моя невеста… Тем лучше, пусть пропитается отвращением ко мне, пусть вберет в себя всю ту праведную ненависть, что мелькнула в ее глазах. – Ты сделала правильный выбор, Хельга, о документах не волнуйся, я все устрою. Вылетаем завтра же, церемония в Англии, естественно. Мне нужен только твой паспорт, чтобы оформить бумаги, - я подошел к ней и требовательно протянул ладонь, на которую спустя несколько минут она положила тонкую синюю книжицу. Это значило немногим больше, чем просто паспорт, скорее, залог, Хельга отдала свою судьбу в мои руки.
- Что теперь? – спросила она, как-то монотонно, безразлично, безжизненно. Да, понимаю, такое потрясение! По сравнению с твоей старой, скучной, однообразной жизнью, что оставляет на красивом лице свой особый отпечаток, отпечаток обреченности, да. По сравнению с новой жизнью, той, что ждет тебя в моем замке, едва ли. И в твоих же интересах покончить со всем быстрее.
- Я зайду сюда завтра в то же время. Жди меня с чемоданами, моя дорогая, - ответил я, небрежно сунул ее паспорт в карман пальто и, опираясь на трость, направился к двери, остановился у порога и поправил сам себя. – Моя дорогая невеста.
Вышел прочь.
Оставались только формальности: пара бумаг, билеты, звонок в Лондон, в больницу. Всего лишь формальности.
Теперь казалось, что от заветного меня отделяют только эти формальности. Маленькое препятствие, которое мне не составит труда устранить за оставшийся день, чтобы завтра же сделать главный шаг.
Холодный ветер, холодный воздух, холодная страна. Только до завтрашнего утра.
Безумный мир, скучный мир, прочитанный мир. Только до… Эту дату должна была вписать тонкая изящная рука, которая протирала подушечками пальцев пыль с клавиш старого кассового аппарата.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Flёur - Непобедимая армия

Меня знобило? Нет, точнее даже сказать так – меня трясло от ярости, волнения и отчаяния в одном флаконе. До крови, прикусив губы, чтобы не зареветь, я, усиленно провела рукой по глазам, смахивая предательские слезы, так и рвавшиеся наружу. Что я, несдержанная девчонка что ли, чтобы плакать при ком-то? Я бы хотела ударить себя, но знала что это странно. У меня была всего минута времени, чтобы запихать подальше рвущийся из груди хриплый всхлип.

Нет, просто никто... Еще никто, в этом проклятом городе, за эти проклятые годы, не смел, давить на мои раны, сыпать на них соль, и еще насмехаться над этим. Или? Проклятый старый англичанин, и каким ветром его занесло в наш тихий спокойный город? За какие грехи его подослали ко мне наказанием?

Если бы я могла я бы сейчас закричала, заплакала от боли, вышвырнула его за дверь, и сама бежала отсюда, лишь бы побродить в одиночестве, лишь бы немного прийти в себя, но я не могла.

Почему?

Потому что моя сестра, окутанная проводами, лежит на больничной койке, и в этой больнице даже нет достаточного оборудования, а у меня нет достаточных средств, чтобы перевести ее в других. Потому что у меня нет своей жизни, у меня больше нет своей жизни, своего счастья, своей боли, своих слез. У меня есть только ее жизни, и я живу ради нее, и все что я делаю, только чтобы обеспечить ей нормальную жизнь, и вернуть ее в этой самой жизни...

Я ударила руками, сжатыми в кулаки по деревянному прилавку,  ногти больно впились в ладони, я поморщилась от боли, но мне стало легче, и у меня даже появились силы что-то говорить, спокойно, пусть и дрожащим от волнения голосом, но сдержанно.

- Что вы сказали? – пробормотала я, снова вытирая слезы, предательски выступившие на глазах. Только успокоиться, только не истериковать... Может быть это глупая шутка, может быть мне послышалось, может быть, этот старик просто бредит... Зная имя моей сестры? Зная мою маленькую грустную и страшную тайну?!

- А чтобы ты хотела услышать? – не оборачиваясь, произнес старик скрипучим голосом, остановившись у двери.

- Вы... Откуда вы знаете о моей сестре? – я отругала себя за эту несдержанность, но мне было страшно, точнее мне вдруг стало страшно. Странное чувство беспокойства, обычно такое испытывают матери о своих детях, впрочем Инга и вправду была мне как ребенок, или... Нет, что-то большее, гораздо большее. И осознавать, что какой-то сомнительный старик, который даже не знает исландского, выведал что-то о ней не самое приятное ощущение. Зачем она ему понадобилась, что за коварные страшные планы на ее счет? Я уже готова была сказать, что если он не ответит, я доложу в полицию, но он обернулся, и как-то лукаво и насмешливо улыбнувшись, сказал:

- Не важно, откуда я знаю о ней, но я знаю то, что лечение, стоящее вам таких огромных денег не дало никаких результатов. Ты работаешь с утра и до ночи, только чтобы содержать ее в этой больнице, - некоторая неприятная пауза, в которую я потирала ушибленные руки, и прятала взгляд за окном, лишь бы не смотреть ему в глаза, - или чтобы отмахнуться от нее? Если бы ты любила ее и хотела ей помочь, ты бы перевела ее в хорошую больницу, в Европе...

- Замолчите! – вдруг вырвалось у меня, за что я снова отругала себя, за что готова была сама испепелить себя или уничтожить, но понимала, что не имею права не на что кроме злости, - вы ничего не знаете о моей любви к сестре! Вы не понимаете...

- Так что же? – перебил старик, и на мгновение, черт побери, на короткое мгновение мне показалось, что в этих интонациях, этих резких словах и их смысле, упорстве, нет, не капли ничего старческого, - почему ты не хочешь помочь ей, Хельга? У тебя нет денег? Я предлагаю тебе сделку, благодаря которой денег хватит не только на содержание, но и на лечение в лучшей клинике Лондона...

Я молчала, а он буравил меня пристальным взглядом светлых, каких-то слишком пронзительных и пугающих глаз. Я молчала и рвалась на две части – одна, честь и гордость, и что-то в моем сознании, что шептало, что я не могу похоронить себя ради  девчонки, которая вряд ли когда-то очнется, что я не должна ломать свою жизнь, убеждала меня отказаться, вежливо попросить его уйти. Вторая... второй была Инга. Бледное исхудавшее лицо моей сестренки, разметанные по подушке светлые волосы, обескровленные безвольные руки, из которых торчали проводки подключенные к аппаратам и капельницам.... Что было ярче, отчаянный шепот сознания или моя сестренка, моя бедная маленькая сестренка, единственный близкий человек в этом жестоком мире? Не сложно было догадаться. Не сложно было сделать выбор.

Впрочем, у меня не было выбора.

У меня не было его с самого начала, и мой ответ уже заранее был предрешен.

- Я согласна, - по слогам выговорила я, и мой голос показался мне таким чужим, таким непривычным и странным, как выстрел в оглушающей тишине. Как пронзительная трель телефонного звонка. Впрочем, даже мой голос не принадлежал мне.

Я живу только ради нее.

И это... на это я иду только ради нее.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Bioshock - Cohens Masterpiece
Я внимательно смотрел на Хельгу, конечно, слишком внимательно, и по ней, несмотря на выражение вежливости, приветливости, было видно, что она хочет спрятаться от этого взгляда в самый темный угол, даже если тот в паутине, в пыли, пыль кажется ей куда лучше и приятнее моего взгляда. Я улыбнулся, до того это желание в ее глазах казалось мне забавным. Милая девочка.
- Вы за картами? – спросила она, чтобы избавиться от пугающей, гнетущей тишины, не такой, как обычная тишина пустых квартир, тишины, что была сродни дурному предчувствию , заполнившей магазин, окутавшей его, как плотный туман фьорда, или заковавшей, как льды холодного моря. Я невзначай снял перчатку, переложив трость из одной руки в другую, коснулся морщинистыми пальцами стола.
- Карты? – переспросил я. – Нет, не за ними. У меня есть более важное дело здесь.
- Здесь? – повторила Хельга эхом, поежилась. Едва ли от холода. Хрупкое тело содрогнулось под невзрачными одеждами, кто бы смог не заметить этого, какой мужчина оставил бы без внимания?..
- Да. У меня к тебе деловое предложение, моя дорогая… - я оперся ладонью на столешницу и наклонился поближе, куда ближе, чем позволял мой возраст, куда ближе, чем позволяли приличия. Да, этот страх в ее глазах или все же что-то другое – смущение, интерес или отвращение, быть может, не важно… Это ведь так красиво. Или дело всего лишь в глазах? Когда прожил столько лет, начинаешь видеть красоту иначе, глубже, видишь красоту там, где никто другой и не заметит, видишь истинную красоту, которая кого-то может оттолкнуть или просто не привлечь взгляд.
- О чем Вы говорите?.. – я дотронулся рукой до ее пальцев, и она, кажется, едва сдержалась, чтобы ее не отдернуть в тот же миг, не сделала этого из вежливости, из уважения к старику, милая добрая девочка.
- Выходи за меня, - сказал я, обжег ее интонацией, как непривычно, должно быть, для исландки. Неотрывно смотрел в ее глаза и видел в них теперь все те ощущения, что предполагал видеть. И страх, и смущение, и интерес. И да, конечно, отвращение. Бедняжка, наверное, представила себе, каково это: делить ложе с дряхлым стариком. – Я увезу тебя отсюда, в Англию, в графство Уорикшир, в свой замок, - я говорил быстро, не давая ей ни минуты, чтобы опомниться, не позволяя себе сорваться на что-либо еще. - Тебе там понравится, там нет этого проклятого холодного ветра, там нет этой вечной зимы. Я увезу тебя, моя дорогая, только ответь мне: «Да»… Ну же…
- Что Вы… Я… - Хельга отвела глаза, она нервно открыла кассу, тут же закрыла ее, машинально заламывала пальцы. Нервничаешь, да, детка?.. Она набрала в легкие побольше воздуха. – Я не могу. Это было бы нечестно. И потом я совсем не знаю Вас… Нет, простите, я не могу… - Хельга потупила взгляд, так виновато, и добавила. – Вы не обижайтесь…
- Ты не понимаешь, - констатировал я. – Я предлагаю тебе сделку, Хельга. Тебе ведь нужны деньги? – взял ее лицо за подбородок, приподнял, чтобы она посмотрела на меня. Милая добрая беззащитная девочка, тебе страшно? Это к лучшему. Страх же толкает людей порой на необдуманные поступки, на роковые поступки.
- Д-деньги?.. – ее бледные щеки вдруг вспыхнули румянцем, она отстранилась на удивление резко, моя милая непредсказуемая девочка… И в глазах вдруг засверкала ярость. Да, бойся меня, злись на меня, можешь даже ненавидеть… Замахнулась для пощечины, но… не смогла ударить старика. Больше добрая, чем непредсказуемая, чем все остальное. – Пожалуйста, уходите… - так тихо, едва слышно попросила Хельга, я покачал головой. – Вы приняли меня… не за ту, кто вам нужен… Вы ошиблись… - о нет, не ошибся, совсем не ошибся.
- Уйти? Как же так, моя дорогая?.. Я думал, что тебе нужны средства, что ты нуждаешься в деньгах и… - я отвернулся, одевая перчатку, покрутил трость в руках и сделал один шаг к двери.
- Мне ничего не нужно... – в голосе застряли слезы, кажется, так и не пролившиеся. Я не обернулся.
- Что ж… Не смею тебя более отвлекать. Жаль, что маленькая Инга так и останется лежать в этой старой клинике, где нет даже должного оборудования, - главный козырь пошел в ход. Я сделал еще шаг к двери и повторил. – Очень жаль.

Gris_Souris (Сообщество_авторов) все записи автора – Анна, Вы можете идти, – холодный официальный голос Ивана Степановича. И лёгкая едва заметная улыбка моего князя.
– Но, Иван… Степанович… – ага, «без палева». Надо отучаться от таких выражений. Моему князю это не нравится.
Он жестом велел мне идти. Я вошла в корпус и замерла у двери, но так как она частично стеклянная, то подслушать и остаться незамеченной было невозможно, тем более что князь повел куда-то Нину Витальевну.
Я хотела хотя бы издали посмотреть на них, по лицу учительницы догадаться о её реакции, но…
– Анька! – крикнула Ирка, подбегая ко мне. – Ненормальная, ты где была! Я знала, что ты вернешься поздно, но не настолько же! Павел тут всю ночь не спал – то и дело проходил мимо нашей комнаты. Вы где были?!
– На пляже, – рассеяно отозвалась я, думая о возможных последствиях нашей ночной вылазки.
– На пляже, – повторила Ирка. – И что вы там делали? Стоп, не говори мне этого, не желаю знать.
Она схватила меня за руку и потащила в комнату.
– Стоять! – Павел стремительно шагнул из своей комнаты, преграждая нам путь. – Кто ты и что ты сделала с Вяземским?
– Что? – оторопела я.
– Зайди, пожалуйста, в мою комнату, Аня, – попросил Павел, подозрительно поглядывая на Ирку.
Та раздражённо вздохнула и скрылась за нашей дверью.
Павел втолкнул меня в комнату.
– Где вы были? – требовательно спросил он, достав из-за спины фонарик и светя мне им в глаза, как на допросе.
Второй раз за сегодняшний день слышу этот вопрос. Я покраснела, когда поняла, что в мою личную жизнь посвящены три человека. Да, для меня это много. Очень.
– Давай князь тебе сам расскажет? – робко предложила я, щурясь от яркого света.
Может, у Вяземского получится врать лучше, чем у меня. Да же невинное «катались на лошадке» вызовет у меня прилив крови к голове, а к щекам в особенности.
– Ладно, где он сейчас? –
– Разговаривает с Ниной Витальевной.
– А, ну это хорошо, – с облегчением вздохнул вожатый. – Она его обожает. Если бы он попался Корнееву… Хорошо, что он ничего не знает. И хорошо, что Нина Витальевна думает, что вы ушли рано утром и даже не подозревает, что вас не было всю ночь.
– Я могу идти? – спросила я, пробираясь к двери, опустив голову чтобы он не заметил, что я опять покраснела.
– Да-да, – отмахнулся Павел и задумчиво уставился в окно.
Я быстро шмыгнула за дверь и облегчённо выдохнула. Никто не знает!
Вернувшись в свою комнату, я под обиженным взглядом Ирки взяла полотенце и направилась в душ. Переоделась, и тут же Павел свистнул – время завтрака. А мой князь ещё не вернулся.
Хотя нет, вот же он! Позади строя, как всегда. Я бросила вопросительный взгляд в его сторону. Князь ободряюще улыбнулся. Павел снова свистнул.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Оля и Монстр - Голос

 

Запах книг и пыли, запах безысходности и отчаяния. Маленькая тесная кухня в шесть метров, и вид из окна на грязный двор между домами, помойку и облезлое старое дерево. Сколько часов я уже наслаждаюсь этим замечательным видом? На время уже лучше не смотреть, поскольку проклятая бессонница, сковавшая мое сознание железными узами не дала мне сомкнуть глаз этой ночью даже на короткий час. Невкусное дешевое кофе в жестяной банке уже подходит к концу, вместе с этой долгой бесконечной ночью...

Скоро, я чувствую, совсем скоро мне будет нечем платить за эту крохотную квартирку. Скоро, мне будет нечем платить за содержание, и бессмысленное лечение моей младшей сестры, прикованной к больничной койке уже не первый год. Что было до того, как это случилось? Яркая и красочная жизнь, полная надежд и веры в завтрашний день? Мечты, бесконечные мечты, однажды вырваться из объятий холодной родины, путешествовать по Европе, окончить институт, помогать людям, которым это действительно нужно... И что теперь, где я теперь? Съемная квартира, тесный книжный магазин, единственное место, куда меня взяли без образования, только пожалев... Чертова отвратительная горькая жалость. Чертова жизнь, которую я не могу и не имею права оборвать, потому что я нужна ей.

Я не нужна никому, кроме нее.

Маленькой неподвижной белокурой девочке, уже много лет не открывавшей свои светлые лучистые глаза. Маленькой доброй и доверчивой девочке, которая могла жить нормальной жизнью, как тысячи других детей, которая могла жить... А теперь болталась где-то между жизнью и смертью, не способная пересечь не одну из тонких неощутимых прозрачных граней – между миром мертвых и живых.

Почему? Почему я не могла оказаться на ее месте, почему не я лежала на этой чертовой больничной койке... Почему я не могу подарить ей жизнь...

Единственное на что я способна это долгими бессонными ночами, грызть и винить себя в случившемся с ней, в том, что не могу ничего сделать для нее, заработать достаточное количество денег для операции. Впрочем, разве существует врач, способный вернуть ее к жизни? Если и существуют, то, вряд ли они станут бесплатно, добровольно помогать бедной никому ненужной девочке...

Вырваться из паутины собственных мыслей мне помог будильник, заведенный на время, когда нормальные люди встают, чтобы собираться на работу, впрочем, так рано нормальные люди как раз не встают. А мне будильник лишь напоминает о том, что бесконечная мучительная ночь закончилась, ее тени отойдут в прошлое, ее страхи поблекнут и будут ждать следующего наступления темного времени суток. Когда я последний раз спала? За этот месяц всего лишь пару ночей, но и то с помощью снотворного, которое я могла позволить себе не всегда.

Сестра. Я не имею права тратить деньги на себя, на эти глупости, пока она находится в коме. Пока я не соберу достаточного количества денег, чтобы перевести ее в лучшую клинику... Пока врачи не скажут мне, вместо безысходного «остается только ждать» - «у нее есть шанс».

Недолгая дорога до работы, по сонным еще не очнувшимся до конца улочкам родного города. Иногда мне хочется свернуть с давно привычного пути и вернуться к массивному зданию больницы, или туда, где мы когда-то жили, когда родители были живы, сестра подвижна и полна жизни, а я... а я полна надежд и веры в завтрашний день. Но я не имею права и на это, и запрещаю себе даже мысленно возвращаться к этому времени, потому что бессмысленные слезы, бессмысленная ностальгия вряд ли помогут сестре или мне.

Обратной дороги нет.

Есть только грустный завтрашний день, точно такой же, как и вчерашний. И этот голос. Голос в моей голове, который шепчет – зачем? Зачем пытаться помочь сестре, которая уже никогда не проснется. Однажды оборвать эти провода, эти трубочки, поддерживающие ее жизнь, заставляющие двигаться слабо бьющееся сердце... Или бросить к чертям всю эту бессмысленную и мучительную жизнь и броситься в ледяные воды залива Фахсафлоуи, а сестра... пусть о ней позаботится кто-то другой.

Я прогоняю эти мысли, я отчаянно прогоняю их, и заставляю заткнуться этот голос.

За углом начинается рай... Рай, в котором моя сестра вернется к жизни, рай, в котором не будет этих грустных бессонных ночей и этого проклятого голоса... И этой проклятой закономерности.

Закономерность. Здесь можно было бы применить и слово «постоянство», но оно подходит куда меньше. Это проклятая закономерность. Дьявольский круг, девятый круг ада, который невозможно разорвать, из которого нет выхода.

Звон ключей на связке, и я перевернула другой стороной табличку «закрыто». Забавно, я пришла даже раньше, чем началась моя смена, если можно применить это слово к постоянному пребыванию здесь. Без перерывов на обед, отпусков или отгулов, без выходных. Я не имею права даже думать об этом, пока...

Облако пыли, поднявшееся со старенькой кассы. Сбитые кнопки.

...пока она лежит там, на больничной койке, обмотанная проводами и трубочками. Неподвижная, неживая, но еще слабо подающая признаки жизни. Это гораздо правильнее, чем назвать ее живой...

Слабый звон колокольчика, висящего на двери, такого же пыльного и старого, как сам магазин. Еще одна закономерность, впрочем, в отличие от моей жизни, я могла в любой момент подойти и снять колокольчик, в нем давно уже не было смысла...

Как и в моей жизни?

- Доброе утро, Хельга, - я вздрогнула, и медленно подняла глаза, понимая, что узнаю этот голос, хотя совсем бы не хотела бы слышать его еще когда-то. Пусть лучше этот загадочный старик, с его странным взглядом и резкими до неприличия вопросами и намеками остался только вчерашним днем, воспоминанием, фантазией, сном...

В этом утре, как и в тысяче других нет ничего доброго. Не капли доброты. И даже я, при всем желании помочь всему миру, вернуть в него то человеческое, что он все больше терял, не способна даже ценой собственной жизни и собственного счастья сделать его чуть-чуть добрее...

В моей жизни все-таки был смысл.

Этим смыслом была Инга.

Ради нее – я еще живу и работаю в этом пыльном книжном магазине. Ради нее я еще заставляю себя что-то делать. Ради нее я вешаю на лицо счастливую, пусть и неискреннюю, улыбку и говорю в ответ – «доброе»...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора - Да, - протянул я, небрежно бросив найденный атлас обратно на полку к другим картам и путеводителям. - Я нашел то, что искал, - я повидал многое, но никогда еще не встречал настолько доброго человека. Любой на ее месте прихлопнул бы паука, который посмел появиться на глаза, просто так, убил бы без причины, без угрызений совести, и был бы прав, но эта худая светловолосая девушка…
Я нашел то, что искал. Неужели?..
Бедная? Да, кто еще станет работать в таком месте! Исландская? Без сомнения, не нужно заглядывать в ее паспорт, не нужно даже знать ее имени, чтобы понять это. Добрая, «и мухи не обидит»? Я убедился в этом только что. Оставался лишь один пункт, который мог разрушить мои планы, всего один.
Я снова внимательно, дюйм за дюймом, рассмотрел ее с ног до головы. Бледная худая фигура, облаченная в какие-то тусклые кофты, юбки, невнятные, неинтересные, слишком уж скромные, со светлыми как снег волосами, с кристальными серыми, почти бесцветными глазами, которые тут же приковывали к себе взгляд, будто в них было что-то… неземное, ангельское, быть может.
Девушке стало не по себе от моего изучающего взгляда, она опустила голову и снова повернулась к кассовому аппарату, мягкими прикосновениями подушечек пальцев стирая пыль с клавиш.
- Вы не могли бы поторопиться?.. – тихо попросила она, казалось, даже за эту маленькую вполне естественную просьбу она испытывала чувство вины. – Мне пора закрывать магазин и…
- В таком случае не смею Вас задерживать, мисс… - я выдержал многозначительную паузу, чтобы она представилась наконец.
- Свенссон, Хельга Свенссон, - растерянно ответила она из вежливости. Значит, Хельга… Что ж… Я улыбнулся, Хельга не стала поправлять меня словом «миссис», значит… Впрочем, в этом деле нужна надежность. Рисковать я не могу.
- Неужели такая красивая молодая особа все еще не замужем? – спросил я, прищурившись и потирая руки. Было очень забавно наблюдать, как она пугается моих эксцентричных привычек, признаться честно, я всегда любил пугать людей, жестом, взглядом или словом – это не имело значения.
- Нет, - коротко ответила девушка, смутилась и отвернулась. Мой вопрос, как и ожидалось, смутил ее и немного расстроил.
- Прошу прощения, мисс Свенссон, - я учтиво поклонился, чертово старое тело выполняло эту простую команду с трудом, и направился к дверям, опираясь на трость. Не замужем. Но может ли это служить подтверждением ее целомудрия?.. Нет, сомневаться в этой доброй девочке? Нет, я не могу.
- Постойте, а как же карта? – ее голос догнал меня на пороге, я обернулся. Ее глаза смотрели на меня без раздражения, уже и обида исчезла, и во всем ее лице читалось сочувствие к старому, дряхлому и немощному человеку.
- Мисс Свенссон, я уезжаю не завтра, я еще зайду, - пообещал я, вышел на улицу и свернул за угол. Хельга определенно торопилась куда-то, но куда? Могу ли я… Да что там, я просто обязан последовать за ней и узнать это!
Да, обязан. Но как заставить ее сделать то, что мне нужно? Как, если она даже паука пожалела? Вряд ли это возможно здесь, в холодной непреступной и загадочной Исландии, в похожем на сказку Рейкьявике. Впрочем, я знаю, как увести ее в Британию, но как заставить ее согласиться? Деньги? Нет, она производит впечатление честной девушки. Этого будет мало. Я должен найти ее слабое место, ее уязвимую точку, ее Ахиллесову пяту…
Закрылась дверь, звякнули ключи, и стук низких совсем стоптавшихся каблуков по мостовой отвлек меня от мыслей. Я подумал, что мое тело сейчас слишком старо, чтобы преследовать Хельгу и остаться при том незамеченным, но действие снадобья рассеется только через – достал карманные часы и посмотрел на время, боясь ошибиться – 4 часа. Я неторопливо, тихо как мог шел следом за Хельгой, чувствовал себя каким-то старым маньяком, который выбрал для себя беззащитную жертву и теперь ждет удобного случая. Забавные мысли. Впрочем, они не так далеки от истины.
Я выбрал ее. Никто, кроме, не сможет помочь мне, не сможет спасти меня от этой скуки, не сможет исполнить мое главное желание.
Хельга остановилась у старого мрачного здания, высившегося над улицей, и потянула за ручку тяжелой двери, скрылась внутри, и я поспешил за ней. «Детская городская клиническая больница». В коридоре меня остановила дежурная медсестра, что-то спросила по-исландски, я помотал головой, и она повторила вопрос на ломаном английском.
- Вы к кому?
- Только что прошла девушка, Хельга Свенссон, я ее… я друг семьи, приехал погостить. Так где ее можно найти?
- Друг семьи? – переспросила медсестра. – Как же это… ведь… бедняжка Хельга - сирота и…
- Вы, должно быть, неправильно меня поняли! – нахмурился я, проще всего было убедить эту женщину в ее плохом английском. Так я и сделал. – Я сказал: я друг семьи.
- Ой, простите, я… - она и впрямь засомневалась, опустила глаза.
- Ничего страшного, Вы неплохо говорите по-английски, просто это очень узкое понятие, его не изучают в школах. Так где я могу найти Хельгу?
– Она в палате у своей сестры Инги, нейрохирургическое отделение, палата №11.
- А что с малышкой Ингой? – с деланным беспокойством спросил я. Значит, Хельга – сирота, и у нее есть больная сестра. Отлично.
- А разве Вы не знаете? Девочка уже очень давно находится в состоянии комы, на грани жизни смерти и не может сделать шаг ни в ту, ни в другую сторону, и скажу Вам по секрету, шансов почти нет. А бедняжка Хельга все надеется, последние деньги отдает на содержание.
- Вот как? – хмыкнул я, развернулся и направился прочь.
- А Вы разве не зайдете проведать Ингу? – спохватилась медсестра.
- Нет, нет, я не стану мешать, ведь это очень важно для Хельги, не правда ли? - бросил я, не оборачиваясь, и снова оказался на холодной улице, встретившей меня резким, сильным порывом ветра, таким, что я едва мог идти против него. Немощный старик. Я усмехнулся сам себе и подумал: «Если мой план не сработает, есть шанс, что меня добьет исландская погода. В крайнем случае, хакарл». Рассмеялся в ответ на собственные мысли и продолжил путь.
Ночь наступала на пятки, самое время отправиться к гейзерам – у меня много времени, чтобы найти их самому - набрать немного воды из подземного фонтана, потом выспаться…
Ведь завтра у меня очень важный день.
Первый шаг. К осуществлению этой жажды, этого навязчивого желания, мучившего меня столько лет.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Flёur - Все вышло из-под контроля

 

Постоянство? Я задумалась о том, можно ли применять это слово к моей жизни, и пришла к выводу, что здесь гораздо больше подходит совсем другое – закономерность. Закономерность отработанных до автоматизма движений, которые я повторяю, как вечный двигатель, механизм, заведенный однажды, чтобы остановиться только один раз и навсегда. Я встаю с утра, смотрю на хмурое небо родного города, где я родилась, выросла и прожила большую часть своей сознательной жизни. Я пью чашку невкусного кофе на тесной кухне съемной квартиры. Я одеваю свои растянутые брюки и не менее растянутый старый бесцветный свитер, набрасываю такое же изувеченное временем пальто и выхожу на улицу, с понятной целью идти на работу. На свою скучную, малооплачиваемую, совершенно бесперспективную работу, которую я, тем не менее, должна ценить, как одолжение, которое мне сделали.

Только – из-за нее. Только, потому, что они понимают, что никто кроме меня, стесненный обстоятельствами, стесненной ею, как проклятием и одновременно самым дорогим, что у меня есть, и было в жизни, никто не согласится сидеть в запыленном книжном магазине от рассвета до глубокой ночи.

Я тоскливо стирала пыль с многочисленных тесных полок магазина, где провела целый день, где проводила все свои дни, и думала с грустью о том, что каждый мой день похож на предыдущий, и не отличается ничем, кроме как ушедшим навсегда временем. Бесценными мгновениями молодости, которую я прожигаю здесь, отчаянно и безысходно. Повесив на лицо вежливую улыбку, учтивость, заботу я скрываю истинные чувства под этой маской, маской, которая так нравится людям, и которая только мучает меня. Впрочем, что изменилось бы, будь я искренней? Что изменилось бы начни я реветь в подушку, бросаться на встречных людей, стеная как я несчастна, рыдая о том, что я не способна ничего изменить, даже если захочу...

Каждый вечер после работы, когда я закрываю магазин я иду по уютной, словно сошедшей со старинной открытки улочке Рейкьявика до мрачноватого массивного здания больницы, каждый вечер я молча сижу у ее кровати, не в силах произнести не слова, не в силах даже заплакать. Она – последнее, что связывает меня с моим драгоценным безоблачным прошлым, и последнее что закрывает мне дорогу в будущее, другое, когда я буду жить для себя. Могла бы я бросить ее? Бросить свою маленькую, хрупкую, словно фарфоровая статуэтка сестру, окутанную проводами и трубочками, ради своего иллюзорного счастья?

Кем я буду после этого?

Откуда вообще берутся такие мысли.

Чтобы прогнать, их я вернулась к прилавку, где стоял старенький кассовый аппарат, решила пересчитать и проверить деньги, и уже, наверное, собираться уходить, вряд ли кто-то зайдет в книжный так поздно. Тем более что даже днем сюда заходят достаточно редко, ведь в этом городе есть и другие книжные магазины, больше, престижней, там посетители появляются намного чаще, чем здесь. Стоило мне подумать об этом, как тяжелая дверь с давно не мытым стеклом известила меня приветливым звоном колокольчика о чьем-то появлении на пороге магазина, я медленно оторвала глаза от кассы и застыла в изумлении, таким странным, даже немного сказочным показался мне поздний гость. Я еще совсем недавно сравнивала улочки родного города с чем-то необычным, сошедшим со старинных открыток, и этот пожилой человек, точнее даже совсем старик тоже явно был их соседом. Он выглядел, как гость из прошлого или позапрошлого века, случайно заблудившийся в лабиринтах улиц Рейкьявика. Каждая самая малейшая часть его образа – старинная трость или перчатки, была так непохожа и чужда всему, что я привыкла видеть вокруг себя, в своей монотонной жизни, что я даже забыла о приличиях, слишком пристально и откровенно разглядывая его.

- Здравствуйте, - произнесла я, опомнившись, и споткнувшись о какой-то пронзительный и не менее странный, чем весь он взгляд голубых глаз, - я могу вам чем-то помочь?

Он нахмурился, остановившись в дверях, и поздоровался со мной по-английски, только тогда я опомнилась, и поняла что человек, показавшийся мне гостем из одной из пылящихся на полках книг не больше чем иностранец.

- Простите, - произнесла я на английском, к счастью я знала и владела им достаточно, пожалуй, даже больше чем хорошо, - вы не знаете исландского. Я могу вам чем-то помочь?

- Да, - подумав немного сказал старик, перекладывая трость из одной руки в другую, - у вас есть карты местности, где отмечены гейзеры?

Я задумалась, пытаясь вспомнить, есть ли такие карты в магазине, где я работаю, и есть ли они вообще в природе. Возможно – есть, но мне не приходилось держать их в руках, разве что только какие-то географические атласы еще в школьные годы. Я вышла из-за прилавка, и жестом приказала ему идти за мной, петляя между узких стеллажей.

- Все карты стоят здесь, - я указала на уставленную разноцветными тоненькими брошюрами  и толстыми увесистыми книгами полку, проведя тонким пальцем по слегка запыленным корешкам, - если в нашем магазине и есть то, что вы ищете, то оно может стоять только здесь...

Чтобы не мешать иностранному гостю искать то, зачем он сюда пришел, и не искушать себя лишний раз любопытством перед странно выглядящим человеком, я вернулась назад, за прилавок и стала терпеливо и аккуратно закрывать кассу. До конца моего рабочего дня, до момента, когда я наконец-то смогу пойти в больницу, чтобы навестить свою маленькую сестренку осталось совсем немного. Иногда – мне слишком больно смотреть на нее, я осознаю, что она, наверное, уже никогда не вернется из той глубокой комы, в которую впала. Иногда – мне и грустно и радостно одновременно, я вспоминаю время, когда она была полна жизни и сил, наслаждалась каждым мгновением, смеялась так заливисто и заразительно... Когда все было по-другому.

Я заметила маленького серого паучка, стремительно перебегавшего стол, на котором стояла касса, и аккуратно, чтобы не навредить ему подставила свою ладонь, поймала его и отнесла к стоящему у окна горшку с раскидистым цветком. Он быстро сбежал с моей руки, и растворился среди яркой зелени листьев. Только обернувшись назад, и потеряв его из виду, я заметила, что за этим с интересом внимательно наблюдал запоздалый гость.

- Вы удивительно добры, - отметил он, поймав мой растерянный взгляд.

- Вы нашли то, что искали? – спросила я, переводя стрелки. Мне совсем не хотелось говорить о себе, к тому же меня слегка пугали эти слова. Я не знала, что они значат, как мне их понимать, и какой смысл хотел вложить в них этот странный человек.

Странный?

Пожалуй, слишком странный.

 

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора Согласна! Согласна! Согласна!!!
Я самый счастливый мужчина на свете, не иначе! Я осторожно, мягко отстранился, коротко поцеловал ее в губы и помог подняться. Аня – как же чертовски приятно звать ее так! – подняла на меня растерянный взгляд своих невероятных серых глаз, а я улыбнулся ей в ответ.
- Нам правда пора возвращаться, - пояснил я.
Добрались до лагеря мы только через 40 минут, но там нас уже ждали. Едва мы оказались на территории, Анна – Анечка, моя Анечка… - сжала пальцами мою ладонь так крепко, что, не будь я джентльменом, я бы вскрикнул. Она кивнула вперед.
У дверей третьего корпуса дожидалась Нина Витальевна, уперев руки в бока и нахмурившись. Женщина явно была не в настроении, и мне стало как-то не по себе. Что если весь лагерь знает о том, что мы с моей Аней ночевали не здесь? Нет, нет, я не могу компрометировать даму сердца.
- Не бойся, я все улажу, - пообещал я шепотом.
- Я за тебя боюсь, - прошептала в ответ Анна и на всякий случай отпустила мою руку. Нина Витальевна смерила нас строгим взглядом заместителя наркома – я же говорил, она очень напоминает Крупскую – и нахмурилась еще старательнее.
- Иван Степанович, что все это значит? – спросила она.
- Что? – переспросил я и, как ни в чем не бывало, кивнул Ане. – Анна, Вы можете идти.
- Но, Иван… Степанович… - Аня бросила на меня обеспокоенный взгляд, я жестом дал понять, что все в порядке, и, как только моя прекрасная Анна скрылась за дверью, снова повернулся к Круп… то есть к Нине Витальевне.
- Что Вы с утра пораньше делали за пределами территории, да еще и вместе с ученицей?! – она едва не сорвалась на крик, а я выдохнул. «С утра пораньше». Значит, про ночь никто ничего не знает!
- Видите ли, Нина Витальевна, - я взял ее под локоток и предложил немного прогуляться. Конечно, ложь – это мерзко и недостойно, но если это ложь во спасение, даже джентльмен может чуть-чуть приврать. Чуть-чуть, Вяземский?! – В этих местах когда-то жил очень древний и загадочный народ, скифы. Так вот, сейчас у меня как раз есть возможность проследить культурогенез народов Евразии со времен палеолита на примере этого народа и…
- Так… Но причем здесь ученица?
- Знаете, эта девочка, Аня Раевская… - было ужасно странно и нелепо называть ее девочкой после того, как… И мне стало стыдно за свой вчерашний порыв. Имел ли я право?! - …очень интересуется историей, особенно историей древнего мира. Но лекции так часто бездоказательны, и я взял на себя смелость показать ей кое-какие находки, в основном украшения, да. Поэтому мы пошли в… гости к одному из археологов, который долгое время вел раскопки именно здесь, в Адлере…
- Именно утром? – засомневалась Нина Витальевна.
- Да, конечно, ведь... он же уезжает в 10 часов в... Одессу. Да.
- Так почему же надо было сбегать? – не унималась женщина. – Вы могли спросить разрешения у Корнеева и…
- Ах, Нина Витальевна, поймите! У нас не было времени! Нужно было спешить. Или… Может быть, Вы не одобряете интерес учеников к истории? – я тяжело вздохнул, остановился и отвел глаза. – Как же так? Я же думал… Думал, что этот лагерь и существует для того, чтобы дети могли исправить оценки, чтобы могли понять, как прекрасен мир наук и… Как же я ошибся…
- Ну что Вы! – спохватилась женщина, похлопала меня по плечу. Мда, Вяземский, да по тебе драмкружок плачет, как сказал бы Пашка. – Конечно, Вы правы, Вы все правильно сделали.
Правильно ли?

Gris_Souris (Сообщество_авторов) все записи автора Капитаночка, не убивай меня. Этот ужас пришлось катать наспех сегодня утром, так как оказалось, что папа нашел мою папочку и поудалял все документики которые по его мнению занимают место и никому не нужны. Наша квартира теперь в полуразрушенном состоянии. Исчез "Лучик", исчезла Ксюша с половиной новой главы, исчезли КИЛЛ с двумя новыми главами, исчез мой сценарий который я начала писать всего неделю назад. Хорошо хоть всё есть здесь, но вот писать заново новые главы - лучше сразу пристрелите меня. В общем.... вот....




Солнце медленно выползало из-за горизонта. Я любовалась его отблесками на спокойной воде и на моём новом кольце и не могла решить, что прекраснее. Я повернулась к князю, чтобы спросить его мнение, но передумала. Он сидел на песке рядом со мной в брюках и расстёгнутой рубашке и смотрел на меня как-то… виновато, что ли. Впрочем, мне могло показаться. Но всё равно, взгляд был странным.
– Что? – спросила я.
– Ничего, – быстро ответил Вяземский, – просто любуюсь тобой.
Он протянул руку и распустил мои волосы, которые я минуту назад завязала в узел.
– Тебе так лучше.
– Ох! Если бы я тебя не знала, сказала бы, что ты чего-то добиваешься. Но у тебя вообще странные вкусы, так что я просто промолчу, – я хихикнула.
Тем более, единственное, чего можно было добиваться от меня, уже произошло, добавила я про себя.
– У тебя оригинальный способ молчать, – усмехнулся он, но тут же нахмурился. – Почему это у меня странные вкусы, позволь осведомиться?
Я закатила глаза. Интересно, если я сейчас буду доказывать, что только ненормальный обратит внимание на меня, когда рядом такие как Инна (Ирка, Кармен, Лиса…), он обидится? Да мало того, ещё и умудрится влюбиться. Даже в рифму!
– Забудь, – прошептала я, обнимая его за шею.
– Нет уж, извольте объясниться, – притворно обидевшись проговорил князь, усаживая меня к себе на колени.
– За-будь, – шепнула я ему в губы и легко прикоснулась к ним своими губами.
– Нам, наверное, пора, – с сожалением сказал Вяземский, и я тут же вспомнила, что я вообще-то в лагере, и что я связана распорядком дня, и что у Вяземского будут проблемы, если мы не поторопимся.
– Наверное, – грустно вздохнула я и поднялась.
Князь позволил мне встать, но удержал мою руку. На его лице была странная решимость, когда он изменил положение и встал на одно колено передо мной.
– Подожди, – сказал он и задумался ненадолго. – Анна, я мог бы часами твердить тебе, что я люблю тебя. Говорить, что я больше не представляю своей жизни без тебя. Что мне кажется, будто я жил в черно-белом кино, а теперь смог рассмотреть все цвета радуги и впервые в жизни я вижу так ясно. Есть ещё много чего, что я хочу сказать тебе, но если я начну, то боюсь, мы не попадём в лагерь до завтрашнего утра. Аня, я люблю тебя, ты выйдешь за меня замуж?
Я почувствовала, как моя счастливая улыбка застыла и стала каменной, как маска для лица, если её не смыть вовремя. Я не могла прийти в себя и осознать, что пауза затянулась, и я должна что-то сказать, только я забыла, что.
Что значит выйти замуж? Зачем? Как? Я? Жена? Нет, это должно быть шутка! В моих мыслях появился образ скучной жизни домохозяйки с кастрюлями, вениками и почему-то облезлым котом. И сразу за ним я представила мою маму, молодую, красивую и абсолютно свободную. Как только в её жизни появлялся мужчина с более или менее серьёзными намерениями она постепенно превращалась в эту самую домохозяйку, роль облезлого кота исполняла я. Не то что бы я впадала в панику при одной мысли о замужестве, просто… я слишком молода для этого, мне даже ещё не восемнадцать…
Чёрт! Мне нет восемнадцати! Так вот в чём дело! Иван Степанович просто чувствует себя виноватым. Или не хочет проблем…
Не знаю, была ли в моих мыслях логика, но в тот момент мне казалось, что была.
– Анечка, не молчи, – умоляюще попросил князь, сжимая мои пальцы.
– Зачем? – прошептала я, борясь со слезами, радостными и злыми одновременно.
– Что зачем? – удивился он.
– Зачем мне выходить за тебя замуж? – я закрыла глаза и перестала шевелиться.
– Потому что я люблю тебя. И мне казалось, ты отвечаешь мне взаимностью.
– И это не потому что ты не хочешь проблем, или… – я не договорила, я сама уже начала сомневаться в своих глупых мыслях и осознала, что веду себя как идиотка в тот момент как мой самый любимый во всём мире человек делает мне предложение.
– Нет конечно! – возмутился он, но тут же улыбнулся.
Я, кажется, покраснела и, упав на песок рядом с ним, обняла его и уткнулась носом ему в плечо.
– Я согласна, – прошептала я.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора Медленно, неторопливо шел по холодной, почерневшей улице, сутулясь и опираясь на трость – она почему-то казалась таинственной, будто в ней спрятан стилет или что-то еще, однако, он совсем не заботился о своей безопасности - с бронзовой ручкой в виде головы дракона, мужчина. Он помнил о своем возрасте и полагал нужным напоминать о нем и всем окружающим. Элегантное, дорогое черное пальто, каких не носят уже лет 40, не меньше, темный костюм, старые потертые разношенные туфли из мягкой кожи, руки в белых перчатках, одна из которых сжимала старый чемодан с ремнями и пряжками – все в этом человеке было немного ретро, создавалось впечатление, что он из другого, из прошлого века, впрочем, так оно и было. Он родился очень давно, он жил очень долго.
Сэр Джеймс Морган, так его звали, устал, бесконечно устал от своей вечности, но продолжал идти, потому что не мог остановиться. Его голубые глаза, мудрые, не помутневшие, как у других стариков, с удовольствием разглядывали пейзажи ночного Рейкьявика, объятого фиолетовым сумраком, освещенного редкими фонарями и зажженным светом в окнах каких-то не то игрушечных, не то сказочных домов. Здесь у него не было ни друзей, ни знакомых, потому направлялся он в гостиницу, в забронированный еще неделю назад номер.
Джеймс вздохнул. В Исландию его привели более, чем важные дела. Два дела, для одного из которых он собирался посетить гейзеры завтра после полудня, хотя понятия не имел, где эти гейзеры находятся, для другого же… Думать о другом этому человеку и вовсе казалось смешным и нелепым. Он с самого начала считал это невозможным. Найти доброго человека, найти человека, который и мухи не обидит! А уж тем более…
Мужчина махнул рукой, тряхнул седыми волосами, посмотрел на низкое беззвездное небо и, когда ноги привели к побережью, на его морщинистом лице заиграла улыбка, впрочем, так старики не улыбаются, так улыбаются… безумцы.
Черный песок, холодный, суровый океан, казавшийся сейчас едва ли не бесконечным, и тонущий в нем полумесяц… Какая странная и пугающая красота… Он видел многое, но это сейчас казалось ему самым необычным из всего, что успел повидать за столько лет, за столько долгих лет. Впрочем, конечно, он всего лишь убеждал себя в том, что красота Исландии столь необычна, он убеждал себя порой в том, что есть еще много вещей, что неизвестны ему, что есть еще много мест, им не посещенных, что есть книги, им не прочитанные, что есть блюда, которые ему ни разу не доводилось пробовать – например, национальный исландский хакарл, что готовили из протухшего акульего мяса - но этих внушений хватало не более, чем на полчаса, и он снова понимал, что разница между местами, между знаниями или чем-то еще так мала, что все повторяется, что все новое вовсе не ново, и опять умирал от скуки. Хотя… «Если бы умирал…», - с горечью подумал Джеймс. Не все знания полезны, не все места достойны быть увиденными, не все книги стоит читать, а уж хакарл и вовсе не вызывал у него аппетита. Мужчина поморщился и глянул на старинные карманные часы, что были младше него самого.
- Нужно поторопиться, - решил он, чувствуя, как действие снадобья подходит к концу, как медленно обновляется клетка за клеткой, и поспешил к гостеприимно открытым дверям дорогой гостиницы.
Время… Он знал о нем многое, возможно, он мог остановить его течение для себя, но для него в том не было теперь никакого толка. Получить эту вечность, чтобы наблюдать, как рассыпаются в прах старые замки, как распадаются песчинками величавые каменные стены, как сменяют друг друга день и ночь, лето и зима, десятилетия, эпохи… Наблюдать было для него интересно только первое время, да, наблюдать и наслаждаться своей неизменностью, но потом привычка, тоска, обыденность. Почти как рутина. Каждый новый день был похож на какой-то из уже ушедших, каждый новый человек в его жизни такой же обыкновенный, как и тот, кого уже пережил.
Сейчас, вышагивая по мостовой, твердо держа трость, поглядывая на свет в окнах, за которыми жили люди, жили, чтобы умереть однажды, а не рассуждать о глупой вечности, Джеймс хотел только одного. И это желание жило в нем уже давно. С тех пор, как не стало других желаний, с тех пор, как угас в нем интерес, с тех пор, как все надоело.
Рейкьявик, как домашний кот, свернулся клубком, а добрый хозяин, фьорд, укрыл его плотным туманом-одеялом. На улицах было пусто, как и утром, когда он прилетел, жизнь кипела внутри. В этих домиках, в клубах, всюду, где можно было спрятаться от постоянного сильного ветра, от бесполезного солнца, что уходило с небосклона всего на пару часов.
Жизнь. Не более, чем слово. Смерть. Не более, чем точка в конце.