Xek (
_Черный_ОбелисК_) все записи автора
Эд Ратников, активный участник неформальных и концертных коммуникаций 80-90-х
...И вот, на рубеже 81-82-х годов, когда прошла эта волна, и острота слегка утратилась, потребность в теме общности не отпадала и лично у меня связалась с темой «тяжелого рока». Я вышел за пределы Орехово, закончив восьмой класс в 81-м году, стал учиться в радиотехническом техникуме на станции «1905 года». Это был другой мир, более взрослый мир с карманными деньгами, и я стал коллекционировать записи. Тогда-то, осенью 81-го, я купил «Бэк ин Блэк», «Стену». Пошла пластиночная тема, и тусовка людей была уже несколько иной. Там же, в МРТТ им. А. А. Расплетина, на переменах я встретил человека с позывными «Шляпа», и он меня пригласил – а я пригласил Руса – на подпольный концерт группы «99%», который проходил в спортивном зале какой-то школы в Новых Черемушках. Вот так я попал на первый в своей жизни подпольный концерт, который привел меня в ошеломление и убедил в правильности выбранного пути. Народ странного вида, как мы их называли, «хайраты», бился в конвульсиях перед сценой, и я с радостью посетил следующий концерт «Процентов» уже в ДК «Красный Текстильщик» – тот, что когда-то был напротив кинотеатра «Ударник» на Якиманке. Чуть позднее Шляпа привел меня к ним на репетицию, причем внутрь помещения входить было нельзя – там творилось таинство. Но у дверей можно было потусовать. Новый мирок, где я активно менялся пластами и записями, постепенно вытеснил техникум, к тому же я тогда впервые ушел из дома. Все эти факторы наложились друг на друга…
Но вот Рус ушел весной в армию, а я летом 82 года, неся в карманах «перпловские» Burn и Stormbringer… С кем-то из школы, кажется, с Кошулей, я попал в Парк Культуры и Отдыха имени Горького. Тогда там, кроме фонтана, в котором купались подвыпившие сограждане, да игрищ в «ручейки», практически ничего не происходило. Термин «неформал» еще не появился на свет, была просто молодежь, которая кучковалась по парку. И в центре каждой кучки стояло по кассетному магнитофону, из которого неслась всяческая, как бы модная, музыка. И вот, подойдя к одной из кучек, как-то нутром определив, что отсюда меня точно не погонят… Короче, я подошел и воткнул «Пёрпл»… Все восторженно закричали. Причем звуки, доносившиеся из нашей кучки, привлекли людей из соседних, и были устроены первые публичные фанатения. Надо отметить, что когда парк вечером закрыли, мы пошли в подземный переход, где была дикая акустика и каким-то чудом на волшебные звуки подтянулись Андрей Суздальцев и «Проценты». Вечер удался и запомнился навсегда. С него все и началось, костяк тусовщиков слепился сам. Все получилось само собой: своя группа, своя тусовка и свои заводилы, которых мне довелось собрать вместе....
...у нас до середины восьмидесятых многие кадровые решения приходили из среды околофутбольной. Да и сам термин «фанатеть» во многом с этим связан. Настоящих продвинутых меломанов «в стиле» были единицы, да и разобщенность сказывалась. А фанатская среда была организованной и сконцентрирована была на драйве и отрыве. Оглядываясь, я часто думаю, что уже в девяностые надо было все делать специально, прикладывать усилия, чтобы находиться в специальных местах, а тогда это было естественными образом и стилем жизни, все происходило само по себе и без каких-либо усилий. Условия сами заставляли выдавливать себя за рамки общества, где уже поджидали подобные же люди, общавшиеся на одном градусе. Помимо музыки нужна была какая-то объединительная идея, и у нас, на тот момент простоватых пареньков, эта идея была такой же простой. Мы – против всего хипповского, старо-системного, против меньшинств, справлявших нужду в московских центровых туалетах, «волновиков», которые тусовались поодаль, и панков. Хотя многие, включая меня, симпатизировали последним потому, что они были наиболее близкими по духу к нашей теме. Само собой, эти противостояния были условными, и как-то рассосались сами собой с появлением реального прессинга, когда в 84-м году менты или гэбэшники науськали подмосковных гопников на утюгов и модников. И это движение стало известно миру под названием люберов. Ходили они тогда в кепках-малокозырках «Речфлот», и были такие персоны как Ваня Цыган и Рыжов, он же Малыш. Так сказать, столпы люберецкой движухи, обдиравших утюгов у «спутников» и «интуристов»...
А немного загодя до прессинга начался масштабный процесс объединения любителей тяжелого рока. Стали появляться новые люди – тот же Паук, который не был «одним из нас», но и не претендовал. У него была своя клиентелла, и единственное, что нас с ним сблизило чуть позднее, была его сестра Наташа, царствие ей небесное, которая тянулась к нашей тусе и вела себя естественно и не наигранно. Причем с самого начала его в парке не было потому, что, по сложившейся традиции, приглашал на тусу я сам. Лично. Так, собственно, и строилась инфильтрация рядов в тусовке. Встречая где-то в городе человека, я просто разговаривал с ним и приглашал на наши меломанские «субботники». Как пример, февраль 83-го года: празднуя день рождения Бона Скотта в пельменной, на месте которой теперь стоит бизнес-центр и «Макдональдс», я встретил Лешу Китайца и пригласил его в парк. Позже познакомился с Саней Чернятиным, со многими другими, и за каждым из этих людей стояли их знакомые. Постепенно сплетались кружева неформальных коммуникаций по всему городу.
... А после смерти Брежнева и вовсе вышло постановление «больше трех на улицах не собираться». Всей толпой отправились мы в пивной бар «Плзень», где основательно заправились и двинулись далее по городу. Там же и пришло определение, что мы не просто любители тяжелого рока, а именно «рокеры». С этого момента понеслась тема с гуляниями толпами по городу. Встречались днем, сидели до девяти вечера, а потом – проверенным маршрутом: от парка и на Арбат. «Народные гуляния» осуществлялись по Бульварному кольцу, с задеванием прохожих и забиванием гопоты. Осваивалась территория под себя, и, возможно, эти гуляния, массовые на фоне безлюдных московских улиц, спровоцировали прессинг со стороны властей, не понимавших смысла происходящего, но дико боявшихся каких-либо волнений народных масс. А у нас не было иных целей, кроме как общности на теме рок-музыки и подросткового куража. Безумное поведение и общение ставились во главу угла. Хочу отметить, что алкоголя было мало, и он не занимал какого-либо места в нашей жизни. Драйв и кураж в патлатых головенках питался от солнечных батареек и от ритмичной тяжелой музыки. Вся фишка заключалась в том, чтобы твердо стоять на своей позиции в реальности, поэтому алкоголь, и тем более наркотики, отрицались. Уличные молодежные столкновения уже начинались, и надо было иметь чистый рассудок, иначе могли затоптать. При этом никто не врубался в какие-то идеологические подоплеки, внутренний барометр сам определял что такое хорошо и что такое плохо. Раздражали снобы, жлобы и гопники. А также те, кто вставал поперек пути и запрещал нам делать то, что мы хотели, и слушать то, что мы хотели. Однажды, изменив маршрут, мы пошли вдоль набережной. Уже после запрета на рок-музыку пошла новая волна – конкретно «металла»: Judas Priest, Accept, Iron Maiden, Twisted Sister. Отдельные их композиции имели маршевую основу, и как-то из воздуха пришла идея маршировать под «Твистед систер». Картина Репина «Приплыли»: толпа металлистов, построенная мной, марширует по набережной близ «Ударника»…
В армию я ушел тринадцатого ноября 84-го года, оставив Руса присматривать за порядком и развивать движение. Сейчас умилительно вспоминать, но в армию мне писали письма люди, порой незнакомые, как, например, Ганс Аэропортовский. Все это было приятно и скрашивало армейские будни. Когда же семьсот сорок два дня моей армейской службы закончились, я, посмотрев расстановку сил и положение дел на тусовке, понял, что сила духа и смекалка уже не является определяющей во взаимоотношениях. Все это легко заменяется связями и отъемом мерчендайза у новоприбывших «пионеров». Появилась иерархия, значки на отворотах значили не меньше, чем боевые ордена, а обо мне по районам ходили какие-то легенды. Заочно был причислен к лику неформальных генералов. В один из заходов в «Яму» я встретил Руса – тоже в чине рокерского генерала немногочисленных мотоциклистов. При этом сделал для себя отметку, что, если до моего ухода в армию все делалось на едином дыхании, то в этот период уже появилась какая-то меркантильность; внешний вид уже значил не меньше, чем внутреннее содержание, но инфильтрация рядов сохранялась. Рус показывал мне круг людей, который образовался вокруг него и Димы Саббата, и прилагал к каждому персонажу небольшую историю похождений. Начинался период музицирования, и все новые группы старались как-то подмять под себя какую-то часть публики и заполучить в поддержку кого-либо из «генералитета»...
... На МХАТ тайно съезжалась вся Москва, и акты вандализма сопровождали каждый выезд. В тот период у чешской «Явы» появилась модель «Ява-банан». Летом на ночных московских улицах работали поливочные машины, и мы часто ездили мокрыми. Вне всякого сомнения, помимо музыки на подростковое сознание оказывали влияние и видеофильмы, и развороты журналов про иностранных байкеров. Фильм «Улицы в огне» был и вовсе воплощен в жизнь, когда однажды толпа разбушевавшихся мотоциклистов сожгла местной патрульный «козлик». Разлившийся огненной рекой бензин будоражил подростковое сознание… Это случилось в 88-м году на Дмитровском шоссе. Кого-то из колонны спереди прижали гаишники, но когда подтянулся «хвост» вереницы из ста сорока мотоциклов, представители правопорядка поняли, что разбираться по закону уже поздно и… покинули «броневичок».
Очень всем нравились ночные рейды на Бадаевский пивной комбинат, где была обнаружена дырка в заборе, через которую выносилось по сорок ящиков пива за раз, а однажды, из вредности, кто-то выкатил целую бочку с пивным суслом!
Гаишники, конечно же, пытались ставить препоны отдельным рокерам, но когда те собирались в группы по несколько десятков «коней», это уже была неуправляемая движуха, которая сносила все на своем пути. Любое некорректное поползновение со стороны немногочисленных владельцев «Жигулей» и «Москвичей» – и машину могли разнести в дребодан. Но таких случаев было немного, и инициатива всегда исходила от жлобов-автовладельцев. Мы ездили в Филевский парк и выделывали там такое, что не всегда удается при езде на кроссовых мотоциклах. Потом был эпизод, когда катаний по городу уже было недостаточно, и люди на мотоциклах без глушителей носились по подвалам на Солянке, входы в которые выглядели как черные дыры в подворотнях и уходили в недра Лубянки. Это движение подавалось как «тайные выезды» со своей системой секретных стрелок, но почему-то о них знали все. Причем, я не берусь передавать чувства людей из КГБ, дежуривших на подземных блокпостах. Они все это видели, но сделать ничего не могли, даже когда потом этот подвал пожгли. Чуть позже рокеры, державшиеся особняком, подключились к общей зачистке города от гопоты и люберов, которые достали всех своей необоснованной социальной травлей, прикрывавшей мелкий гоп-стоп. Мишка Ло, которому, в силу его заметной внешности, кто-то предъявил чуть ли не личные претензии, выступил инициатором трехдневного рейда на «Ждань», когда собралось порядка двухсот мотоциклов....
...И вот, во время нашего тура в Молдавию, мы поехали вместе с «Шахом», где тогда уже играл Зизитоп – бывший гитарист группы «Тяжелый день», в последствии лидер МC Outlaws. Группа «Тяжелый день», где он играл и пел, уже разваливалась потому, что Оля Чайко положила глаз на Бажина. И вот остался только недоразваленный «Обелиск», что она, конечно же, поправила, как потом поправила и дела «ЭСТа»… Оля выбирала все самое стоящее для своих проектов, которые состоялись, но широкого продолжения не получили.
И вот в Кишиневском зале «Октомбрия», равнозначного нашему Кремлевскому Дворцу съездов, состоялись концерты. Не помню уже, на котором из шести подряд Толя напился перед дневным концертом так, что давал «петуха» и забывал слова... О вечернем концерте не могло было быть и речи. Весь коллектив был доведен до белого каления, и я, выскочив за несколько минут до начала действия к входу, увидел не вяжущего лыка Крупу в окружении камарильи из поклонниц, которым он раздавал автографы. Я сказал ему все, что я по поводу происходящего думаю, на что в ответ случилось неслыханное. Толя, преступив все рамки дозволенного, начал дерзить, потом просто таки ткнул мне кулаком в лицо и начал убегать. Меня накрыла волна адреналина, бежать было лень, и навскидку, не целясь, я запустил в него отнятой бутылкой пива. Уж не знаю, что побудило Толика в тот самый момент обернуться, но произошло именно так. Бутылка врезалась ему в лоб, а я, в сердцах, зашел в гримерку и наступил на его бас-гитару как на дрова. За что мне потом пришлось пожертвовать честно заработанными деньгами… В результате Толик выступал на вечернем концерте с перевязанной головой как красный комиссар на гражданской войне. А на обратном пути Крупнов возвращался в Москву уже бас-гитаристом группы «Шах». Группа же «Черный Обелиск» перестала существовать, а вся эта история обросла слухами и сплетнями.Толик ушел в «Шах» и через пару недель уехал в Германию. «Обелиск» объявил о самороспуске... А тусовка гремела по всему городу, зажигая «сейшены» на квартирах у продвинутых девиц. Я тогда пришел к выводу, что для меня это все становится профессией, и надо как-то определяться. Я давно отметил группу «Э.С.Т.», и когда я пришел дождливым сентябрьским днем 1988-го года в Рок-Лабораторию, то встретил Гернезу и Жана, которые выступали на «Фестивале Надежд». В процессе десятиминутного разговора я стал директором группы «Э.С.Т.», и, как уже говорил, вместе с Айзеншписом и Цоем состоялся первый концерт в ДК МАИ, шестого октября 1988 года. При полных аншлагах и снесенных первых трех рядах кресел. Далее Юрий устроился в «Международную книгу» и завязался с питерцами, хотя мы общались достаточно долго. В Парке культуры Стас Намин уже распоряжался всем хозяйством «Зеленого театра», но наши пути не пересекались до 89-го года.
Тогда же завязалась дружба с Петрой Галл, она сделала вызов в Берлин и помогла найти нужных мне людей....
.... В августе 1991-го года, после моего возвращения из Нью-Йорка, случился путч, который я встретил на баррикадах, где было множество неформалов, и состоялся концерт. И уж если даже я получил медаль «защитника», то можно только догадываться, кого еще таким же образом отметили. Сейчас уже несложно понять, насколько смешным на самом деле являлось потрясание этими регалиями уже к середине девяностых. А тогда, после путча, ситуация резко нормализовалось и неожиданно появился Борис Краснов с Тристаном Дейлом, советником Бориса Ельцина и Силаева. К нему обратилось руководство Time Warner, чтобы выйти на контакт с людьми, которые могли бы взять на себя организацию большого рок-концерта, посвященном молодым демократическим силам, отстоявшим какую-то свободу.
Аэродром Тушино подходил под запланированное попадание в книгу рекордов Гиннеса как нельзя лучше. Решение о бесплатном входе на мероприятие было американским. И билеты продавать нельзя было ни в коем случае, так как никто до самого последнего момента не был уверен, что действие состоится. Стив Росс, основатель всего этого интертеймента, человек, который сделал мегамарку Time Warner и его сын, Марк Росс, приехали к нам в страну. Перед ними открывались практически все двери, и мы, в тогдашней уже России, это едва понимали. Спасибо большой фотографии стройки «Рок-города» и Дмитрию Шавырину, который разместил ее в МК накануне концерта. Она, конечно же, сделала свое дело, но все равно никто не верил. При этом Time Warner планировали установить рекорд по посещаемости. Мы рассчитывали на три миллиона, но не набралось даже одного. Башни и экраны в итоге оказались поставленными далеко от окончания толпы. Никакое запаздалое продвижение информации, ни бесплатный вход не повлияли на количество посетителей. Это была уже другая страна, и обеспокоенные другими проблемами люди.
Читать полностью на
www.soviethooligans.ru
Xek (
_Черный_ОбелисК_) все записи автора
Эд Ратников, активный участник неформальных и концертных коммуникаций 80-90-х
