Xek (Майк_Науменко) все записи автора «Похмельный блюз»


По материалам MK (Номер 22690 от 07.05.01 )
Майк Науменко мечтал о фраке и старинном замке, а ему приходилось пить в коммуналке со случайными собутыльниками
Демидова Ольга

Есть люди, которые при слове "рок"
начинают глотать валидол.
Они ненавидят нас и всех тех,
кто играет рок-н-ролл.

Майк Науменко, "Право на рок".
Нет уже людей, которые глотают валидол при слове "рок". А рок-н-ролл играют в Кремле. У "Кино", "Крематория", "Секрета", "Чижа", Свиньи и "Объекта насмешек" был один учитель. По мнению многих, человек №1 в нашем рок-н-ролле и ритм-энд-блюзе — Майк Науменко. Король, умерший в тесной комнатушке огромной ленинградской коммунальной квартиры, где громко топали тараканы. Он был слишком добр и слишком поэт.

Студент Ленинградского инженерно-строительного института Василий Науменко был совершенно не во вкусе его сокурсницы Гали Брайтигам. Она любила бойких и остроумных шутников, а он читал ей Блока, провожая пешком сквозь барнаульские метели, куда ЛИСИ эвакуировали во время войны. В Ленинград, однако, вернулись уже вместе. В 1946 году сыграли свадьбу. Через год в семье Галины и Василия Науменко родилась дочь Таня. А еще через восемь лет, в апреле 1955 года, на свет появился сын.

Музыкой маленький Миша не занимался. Обожал листать энциклопедии и словари, разбирался в марках автомобилей, увлекался самолетами. Это останется у него на всю жизнь — итогом станет потрясающая коллекция моделей самолетов.

А школьником он вдруг взялся выпилить из дерева гитару. Бабушка Надежда Ивановна втайне от внука убеждала родителей в необходимости покупки инструмента. В конце концов то ли на четырнадцатый, то ли на пятнадцатый день рождения Михаил получил в подарок заветную гитару. Радости у него в тот момент было столько же, сколько у Малыша из "Карлсона", когда ему подарили щенка. Внук-меломан часто ставил Надежде Ивановне записи "Rolling Stones" и — удивительное дело! — ей, родившейся еще в XIX веке, очень нравилась рок-музыка.

— А мы мечтали, что он станет авиаконструктором, — вздыхает Галина Флорентьевна. — Нам казалось, что музыка отвлекает его от реальности.

После школы Михаил Науменко по настоянию отца поступил в ЛИСИ, где Василий Григорьевич читал лекции по гражданскому строительству. Но после четвертого курса бросил учебу и с головой погрузился в рок-н-ролл.

"Мы бродили без цели..."

Майк и легендарный питерский фотохудожник Андрей (Вилли) Усов познакомились в кафе "Сайгон". Тогда еще не было слова "тусовка". Все встречались в 18.00, выпивали по чашечке крепкого кофе и обменивались новостями. Науменко был младше всех.

В конце 70-х Майк играл с "Аквариумом". Не имея еще своего "Зоопарка", но желая все время звучать, он вписывался в самые неожиданные предприятия. Играл англоязычные рок-н-роллы, пел собственный репертуар.

— Счастливое было время, когда мы могли просто бродить по городу, — вспоминает Вилли. — Вели бесконечные разговоры, не помню о чем, но помню, что они были безумно интересными. Совершенно исключительным было в Майке знание западной литературы, которую он читал в оригинале. И еще — великолепное знание современной западной музыки.

Алексей Рыбин, первый гитарист "Кино":
— Когда мы познакомились, Майк был уже достаточно известен. А мы... мы с Цоем были очень удивлены, что в Ленинграде существует еще кто-то, кроме нас, кто играет и поет, поскольку сами мы считали себя лучшей группой города. С тех пор несколько лет подряд все написанные Витькой песни в первый раз исполнялись у Майка на кухне, и если Майк говорил, что это — говно, никогда больше не игрались.

"Кто живет по законам иным и кому умирать молодым..."

— В нашем городе в то время было два персонажа: Майк и Гребенщиков, хотя сами они близкими друзьями не были, — мы сидим с Игорем (Пиночетом) Покровским на скамейке во дворе БГ.

...Молодой человек в потертых, несколько коротковатых джинсах и клетчатой рубашке. Самопальная джинсовая кепка с длиннющим козырьком и сумка, специально сшитая так, чтобы в нее можно было складывать грампластинки. Таким был Майк в 1976 году. Больше всего его интересовали "диковинные рекорда". К нему приклеилась кличка Ленинградский Боб Дилан — из-за того, что у Майка была такая же манера говорить немного в нос. — Это был человек безумной коммуникабельности и жизненной активности, — вспоминает его друг Игорь (Иша) Петровский. — Ему постоянно хотелось куда-то бежать, с кем-то встречаться. Майк бесконечно рассказывал какие-то истории: про "Rolling Stones", про "Led Zeppelin", про всех-всех-всех. Он был таким фасонным юношей, так манерно выражался! Его артистичность не оставляла равнодушным никого. Для Майка, как, впрочем, и для нас всех тогда, не было подвигом проехаться через весь город, чтобы послушать (даже не взять с собой, а послушать!) новую пластинку. С годами он здорово изменился... Не в худшую или лучшую сторону, а вообще.

Наташа

Наташа Кораблева поселилась у бабушки на Васильевском острове. Заглянул как-то двоюродный брат Вячеслав. Он играл тогда в малоизвестной ленинградской команде "Капитальный ремонт".

— Это Майк, — представил своего спутника.

Во всем Ленинграде, наверное, не было человека, который не слышал бы имени Майка Науменко.

Второй раз они встретились на свадьбе Вячеслава. В разгар торжества Михаил уехал на вечерний спектакль в Большой театр кукол, где в то время работал радистом. А потом неожиданно вернулся.

— Вот тут уж все удивились! — вспоминает Наташа. — А Майк пригласил меня на репетицию. Однажды Майк рассказал о новой пластинке Дэвида Боуи, и я пожелала немедленно ее послушать. Я даже настаивала... Майк, слегка удивившись такому нахальству, привел меня к себе. Плюньте в глаза циникам, утверждающим, что все рок-музыканты — самоуверенные бабники! Бывают юноши трепетные и прекрасно воспитанные...

Однажды летним вечером, когда Наташа и Майк любовались купчинскими домами с балкона Иши Петровского, Майк сказал: "Мечтаю поселиться с тобой в старинном замке, но могу предложить только квартиру с родителями и зарплату сторожа..."

Наташа устроилась на работу в "Теплоэнерго", где желающим предоставлялось жилье. Поздней осенью ей предложили комнату в коммуналке на Боровой. Майк переехал к ней в декабре.

Ему нравился этот район — "места имени товарища Достоевского". Труднее было приспособиться к коммунальному быту.

Мебель вполне соответствовала стилю квартиры. Диван Майк выменял на пластинку у Леши Рыбина. Были две большие белые табуретки, две маленькие, стремянка, которая служила одновременно буфетом и шкафом для одежды, катушечный магнитофон и старенький проигрыватель. А еще был телевизор. Его подарил друг Родион как вещь совершенно необходимую для семейного счастья. Майк тут же принялся смотреть все подряд, даже программу "Время". При этом спорил с гостями на кружку пива: что раньше скажут — "100 тысяч чего-нибудь" или "Леонид Ильич Брежнев".

— Если бы Бог был, — сказал Майк однажды, — то я дал бы ему в рожу за то, что здесь происходит!

Потихоньку обживались. Обои цвета малярии и гепатита скрылись под плакатами и фотографиями хороших людей. Напротив дивана висел большой постер Марка Болана. Марком звался и их будущий сын...

Женька

В начале весны 1981 года Наташе пришлось лечь в больницу. Когда ее выписали, Майк потащил ее в загс. Свадьбу справляли весело и смело. Скромные работницы советского загса были шокированы: у брачащихся не нашлось ни одной свидетельницы, зато было целых два свидетеля — Иша и Родион. После официальной части было решено переместиться в трехкомнатную квартиру друзей, где не было никакой мебели. В одной из комнат складировались ящики сухого вина. Майк встречал гостей около кафе "Сайгон". В пиджаке, с галстуком, в стильной рубашке, он был похож на Пола Маккартни в молодости.

Через несколько дней после рождения сына в гости к Майку почти в полном составе заявился "Аквариум" — поглазеть на малыша, выяснить, на кого похож, и выпить чего-нибудь крепкого за общее здоровье. Узнав, как рок-н-ролльные родители собрались назвать родившегося в "совке" кроху, Михаил Файнштейн покрутил пальцем у виска:

— С ума сошли! На меня посмотрите — мне фамилия всю жизнь испортила, а вы сына хотите Марком назвать! А если, Майк, у него нос как у тебя будет?

Родители одумались. На раздумья ушел месяц. Предлагаемые варианты — Артем, Михаил или Александр — не устраивали Майка. В конце концов Наташа не выдержала:

— Вот возьму и назову Евгением, раз ты ничего более подходящего не придумал!

— А что? Пусть будет! — согласился Майк.

В начале 82-го года у Майка поселились Цой с Рыбой. Ночевали в его комнатушке... под столом. Цою очень нравилось возиться с маленьким Женей.

— Меня всегда удивляло, с какой ловкостью Цой управлялся с Женькой, — улыбается Наташа. — Можно было подумать, что он уже вынянчил пару-тройку детишек или по крайней мере младшего братика...

На Боровой

Длинный, как в вагоне, полутемный коридор. С потолка мрачно свисают три пыльные лампочки, разделяя его на равные части. Три окна на правой стене, но солнечного света мало. С левой стороны то и дело открываются двери. Их семь. Ровно посредине — комната Майка. Сейчас здесь никто не живет.

Светлана, соседка из третьей комнаты, ставит передо мной тарелку с яичницей-болтуньей. Здесь, в Питере, даже еда отличается от московской.

— Ешь, ешь, — она кладет на стол вилку. — Майк очень любил яичницу с колбасой. Бывало, выйдет на кухню, поздоровается в сотый раз, приготовит себе и ребенку яичницу и опять скрывается в комнате вместе со сковородкой. А водку как он пил! В граненом стакане один к трем водой из-под крана разбавлял.

Он никогда не сидел с гитарой на кухне. Зато в комнате самого Майка постоянно происходили тусовки-гулянки. Почти каждый день приезжали поклонники из других городов. Прямо с вокзала приходили сюда. Всегда — с бутылкой чего-нибудь спиртного.

Знакомцы приносят к тебе вино —
Им лестно с тобой пить.
И ты думаешь, что все они — хорошие люди,
Ведь иначе и не может быть.
И они приходят, и они уходят,
И их прощания безмерно пылки.
Но в конечном итоге тебе остаются
Лишь грязная посуда и пустые бутылки.
И потом они говорят о тебе:
"Он мой лучший друг, я с ним пил!"
А ты не помнишь имена этих "лучших друзей",
Они ушли, и ты их забыл.


(Майк Науменко, "Выстрелы")

"Каждый день — праздник в нашей жизни"

Рассказывают, Майк был подчеркнуто обходителен. Именно его невероятная тактичность порождала бесконечную вереницу гостей в четвертой комнате коммуналки на Боровой. Даже самые недостойные отлуп получали только в крайнем случае.

Никто не заметил, когда и почему Майк стал все больше времени проводить дома. В нем появились леность и апатичность. "Зоопарк" был самой гастролируемой в СССР группой. В перерывах между бесконечными поездками Майк любил лежать на диване и смотреть телевизор. Даже когда кто-нибудь приходил и Майку приходилось подниматься, он все равно никогда не выключал телевизор.

— Ему вообще никуда не нужно было идти: к нему все приходили сами, — рассказывает Марианна Цой. — В магазин за вином отправлялся, как правило, кто-нибудь из гостей.

— Когда мы утром просыпались и тянулись к бутылке, — с грустным смехом рассказывает Александр (Саша-с-Кримами) Старцев, друг и собутыльник, — Майк всегда говорил: "С праздничком тебя, Александр!"

По первости я всегда удивлялся:
— С каким это?
— Каждый день — праздник в нашей жизни, — отвечал Майк, и мы выпивали.

Майк погрузнел, потерял легкость и постоянное желание куда-то двигаться, которым так удивлял знакомых еще несколько лет назад. Говорят, Борис Гребенщиков, с которым они теперь почти не общались, поругивал его за такую "безалаберность".

— Если бы Майк не пил и относился внимательно к таким вещам, как социальный статус, — Марианна делает долгий глоток, — то развитие нашей музыки пошло бы совсем по другому пути, а именно — ритм-энд-блюза.

Его окружение просто не понимало, что творит. Очень многие приезжали издалека. Поглазеть на Майка, выпить с ним, чтобы потом всем рассказывать... Он был всегда согласным собутыльником. Друзья и "недрузья, незнакомцы" не желали ему зла. Такой был стиль жизни. Но каждый день пить с друзьями и поклонниками — и при этом переводить не только статьи в западных журналах, но и книги; быть начитанным настолько, что собеседники частенько тушевались; писать песни, которые до сих пор поет страна...

"Мы молчали и слушали..."

Говорят, в доме Майка никогда не случалось срывов и драк. Потому что к нему приходили не выяснять отношения, а учиться рок-н-роллу.

— А для того чтобы научиться играть рок-музыку, — объясняет Алексей Рыбин, — нужно, как сказал профессор Преображенский в "Собачьем сердце", молчать и слушать. Мы молчали и слушали. Слушали Майка, который переводил нам статьи из "Melody Maker" и "Rolling Stone", и пластинки, которые он для нас ставил — T.Rex, Боб Дилан, Лу Рид, то, что он сам играл для нас и то, чего мы нигде не могли услышать, кроме как у него дома.

Временами Майк мечтал ходить во фраке, в чем-нибудь черно-бархатном. Вальяжность была ему к лицу.

— Всю свою жизнь он играл в звезду рок-н-ролла, — рассказывает Вилли. — Это проявлялось во всем: в рисуночках домашних, в манере говорить, причем говорить очень забавно. Меня он в разговоре все время называл на "вы". Например: "А знаете, Вилли..." Казалось, он чувствовал, что на него все время смотрят со стороны, и желал подать себя необычным образом. Театр одного актера. Как правило, такая манерность очень быстро надоедает и становится навязчивой, но фасонность делала его более интересным и еще больше привлекала. Помимо того что Майк был интеллигентен, образован и непрактичен, он был еще и прекрасным поэтом и человеком, очень тонко и правильно чувствующим музыку. Чего нельзя сказать о 99% отечественных музыкантов.

Рок-н-ролл не был для него способом зарабатывания денег. Майк удивлялся, как ребенок: "Я занимаюсь любимым делом, а мне еще за это и деньги платят!"

Конечно, он мечтал об аппаратуре для группы, о хорошей гитаре, о студии. Казалось, что еще чуть-чуть — и все будет. Но чуда не происходило. Деньги появлялись и исчезали, добрый дядя на горизонте не показывался, а как умудряются иметь хороший аппарат другие музыканты, Майк понимал с трудом.

Очень своеобразно Майк относился к иностранцам: словно боялся, что его могут заподозрить в корыстных интересах, и на всякий случай становился в позу.

Однажды приятель привел в гости барышень из Голландии. Майк читал, полеживая под одеялом.

— Ты бы встал, дамы все-таки, — попросила Наташа.
— Пусть думают, что такие наши русские обычаи!
Так и общался, и пиво из банки пил лежа.
В другой раз приехал американец — брать у Майка интервью. Разговор шел на английском, довольно долгий и интересный. Прощаясь, журналист протянул пачку дорогих сигарет.

— Спасибо, я курю только "Беломор", — отказался Майк вежливо, но в лице сильно изменился. Долго еще возмущался тем, как его унизили.

Король умер

Его друзья принимали правила игры, прекрасно вписываясь в новую жизнь. А он посиживал на белой полосе и смотрел, как


"... каждый спешит по делам,
все что-то продают,
все что-то покупают,
постоянно споря по пустякам..."

— Он достиг славы и успеха. Объездил весь Советский Союз. Больше ему ничего не хотелось, — Старцев выпивает очередную рюмку разбавленного спирта за упокой души. — Майк не подсуетился вовремя. Он был рок-музыкантом, а не бизнесменом. Ему было все равно, будет у него "Мерседес" или велосипед, потому что он чувствовал себя рок-звездой, но при этом никогда не страдал звездной болезнью... У него перестали рождаться песни... Майк пришел в себя лишь к 91-му году — за несколько месяцев до собственной смерти. А до этого был бесконечный чес по стране: "Зоопарк" играл песни, написанные Майком несколько лет назад...
Александр Храбунов, гитарист "Зоопарка" и сосед по коммуналке:

— Я вернулся с работы часа в три дня, уставший как собака. Саша Марков, сосед из шестой комнаты, сказал мне, что Майк упал в коридоре. "Он до сих пор спит, и знаешь, мне кажется, лучше бы нам позвонить его маме!" Так мы и сделали. Но, видит Бог, никто из нас не предполагал, что с Майком может случиться что-то серьезное.

Голос Галины Флорентьевны немножко дрожит:
— Мы не знали о том, что сын сильно пил в последние годы. Наташа скрыла это от нас. Сказала, что не хотела расстраивать.

Когда Майк и Наташа расстались, мама предложила Мише переехать к ним.
— Он собирался переезжать, когда я выйду из отпуска. Поэтому я и позвонила в квартиру на Боровую 27 августа. К телефону подошел кто-то из соседей.
— Майк спит, — сообщили из телефонной трубки.

А через какое-то время Галине Флорентьевне позвонили со словами: "Вы знаете, Майк все еще спит и как-то странно храпит. Может быть, вам лучше приехать?"

Врачи "скорой" сказали, что пациент нетранспортабелен, и оставили хрипевшего Майка в покое. Через несколько часов другая бригада констатировала смерть Михаила Васильевича Науменко "в результате кровоизлияния в мозг".

Одни считают, что с бросанием пития заканчивается творчество. Другие уверены, что с первой рюмкой наступает его смерть...

В любом маломальском городке с населением больше ста тысяч есть люди, которые начнут топать-хлопать-прыгать, стоит только запеть "Моя сладкая N" или "Пригородный блюз".

— Мы всегда называли его Мишей. Или Миней, — говорят Науменко-старшие. — Только сейчас, с очень большим трудом, мы начали называть его, как все, Майком.

Санкт-Петербург — Москва

http://www.rock.ru/rusrock/zoo/article.html
взято тут

Xek (Майк_Науменко) все записи автора ЗДРАВСТВУЙ, МАЙК!
«Майк: LV».
Пластинка фирмы «ЭРИО».

Если когда-нибудь у нас, как это принято у них, будет свой Зал Славы Рок-н-ролла, Майку Науменко там будет отведено совершенно особое место — место одного из самых любимых героев. Может быть, новому поколению рок-фанов, видящих иногда на экранах телевизоров располневшего Майка с его незамысловатыми песенками, трудно понять всеобщую симпатию к нему со стороны старших братьев или родителей, до сих пор бережно хранящих в домашних фонотеках записи группы «Зоопарк». Что делать, и у нас наконец-то появилась прослойка «предков» с их собственными привязанностями в мире рока, с собственной ностальгией, с собственной молодостью, так же не похожей на молодость сегодняшней публики, как не похожа и их музыка. В первую очередь именно этим «предкам» и адресован диск независимой фирмы грамзаписи «ЭРИО». Официально — это вторая пластинка Майка (года три назад фирма «Мелодия» выпустила «Белую полосу» «Зоопарка»), но по сути — первая, т.к. диск «Мелодии», к сожалению, был кастрирован, две песни таинственным образом исчезли. «LV» издан полностью.

Ю.В.


Автор: Старый Пионэр
опубликовано 07 августа 2006, 16:06

http://www.nneformat.ru/
взято тут

Xek (Майк_Науменко) все записи автора ЗОО-Парк - "реМАЙК"

"Это не рок-н-ролл - это Зоопарк!" (с) М.Науменко

Это не Зоопарк - это ЗОО-Парк. В составе проекта среди музыкантов все знакомые "зоопаркники" и Михаил Науменко. Да, да, не удивляйтесь. Так и написано: "Майк Науменко - присутствие". И даже если бы ничего подобного не было написано, то все равно это понял бы любой. Все песни (кроме двух - Лунная Серенада и Эй, Моряк -, но их Майк очень любил) написаны Майком либо полностью, либо частично. Пять песен публикуется впервые.

Поет бывший клавишник и вокалист Зоопарка Александр Донских. Собственно он и явился инициатором данного проекта, поэтому здесь представлены, кроме других, те песни, которые Майк написал в сотрудничестве с Донских. Сделано все с очень большим чувством ответственности и огромным желанием оставить на записи дух Майка Науменко. Вот такого альбома явно не хватает со стороны друзей Кино, но это "уже другая история".

Местами, конечно, ЗОО-Парк заносит в дебри экспериментов (чересчур этого добра запихали в простенький рок-н-ролльчик "Хождения", например), но в основном они закончились положительно. Восхитительно сделан Горький Ангел. Именно в стиле позднего Зоопарка ("Музыка для фильма"). Музыки много и она именно музыка. Про стихи, когда речь идет о Майке, можно отдельно не упоминать. Не зря же Майк получил приз "За лучшие стихи" на самом первом фесте Ленинградского Рок-клуба. Быть может идолопоклонники взовьются по поводу этого релиза: "На святое покусились! Не смейте трогать НАШЕ!" Не будем с ними спорить, а просто послушаем альбом "реМАЙК" и вспомним Автора и его Сладкую Н.

Оценка по моей шкале - "четыре".

Заказать альбом можно здесь
http://www.bolero.ru/cgi-bin/basket.cgi?act_add=ye...num=1&partner=OldPionear&new=1

Автор: Старый Пионэр
опубликовано 29 марта 2001, 12:18

http://www.nneformat.ru/
взято тут

Xek (Майк_Науменко) все записи автора Зоопарк - Трибьют

«У каждого свои тараканы.»
Седьмое правило Повара.

«Ты придешь ко мне ровно в полночь…» - мягким полуречитативом Шевчука начинается этот диск. Вообще с этим пресловутым речитативом творится уже что-то невообразимое. Сейчас что, мода такая пошла, что ли: мюзиклы – на сцену, трибьюты – в тираж, а речитативы – в рок? Вот и Чиж уже скоро забудет, что он когда-то ПЕЛ, а будет как бы по-блюзовому как бы рассказывать песни… Как бы Чиж? БГ же наоборот ударился в как бы джаз и тоже так это умиротворенно отработал «Блюз твоей реки». И только вторым планом поднимается похожее на полупрозрачного призрака внутреннее напряжение майковского текста.

Дальше – больше. Вкрадчивый Гаркуша прошептал «Салоны», а Дюша (светлая ему память) обратил на себя внимание тембром голоса похожим (почему-то) на Шклярского. «Полный штиль, как тряпки паруса…». Таким я никогда себе Майка не представлял. Может быть так и надо? Может быть покой и тишина должны сопровождать всех нас после смерти? Но отчего же мне хочется после этого трибьюта послушать непричесанного, беспокойного, колючего, но все-таки живого Майка?

Единственной отрадой на диске для меня стали песни в исполнении Текилы
===========================
Кстати, в последних своих работах Текила играет музыку, которая мне совсем чужда. Однако Евгений Федоров (честь ему и хвала) сумел не «подламывать» под Ай-ай-ая сегодняшнего Майка «тогдашнего», а попытаться понять и стать самому немножко Майком. Совсем другим, но тем не менее – Майком.
===========================
Ну и «Пригородный Блюз 2» в слегка бесшабашном и немного хулиганском исполнении Рыбы вызвал какие-то чувства и эмоции, способные возродить хрупкую атмосферу той жизни, когда все было хоть и не круто, но как-то по-доброму и человечнее…

Сложный диск, который привел меня в чувство некоторой растерянности. Быть может я просто ворчу по-стариковски. Пусть.
У каждого свой Зоопарк.

Моя оценка – «три с плюсом».


Автор: Старый Пионэр
опубликовано 23 декабря 2002, 10:33

Публикуемые материалы принадлежат их авторам.

http://www.nneformat.ru/
взято тут

Xek (Майк_Науменко) все записи автора ЗООПАРК

Легко ли петь молодым?

Довольно смутно, но припоминаю один документальный фильм о том. как художники-кубисты деформировали в своих работах образ Моны Лизы. И дабы защитить шедевр от недостойных, впавший в пафос режиссер поставил картину с улыбающейся Моной Лизой в рамке посреди... поля ромашек: из природы, дескать, вышла, в природу и вернулась. Эффект от кадра был не такой, на который рассчитывал режиссер: все это здорово смахивало на заставку для телепередачи об эстетической глухоте.

Мона Лиза в поле — символ 70-х: розовые фильмы, голубые спектакли, песни «малиновки»...
Желание приукрасить все и вся, откуда оно?

ВСЕГО ЛИШЬ РОК-Н-РОЛЛ
В 1981 году руководитель ленинградской группы «Аквариум» Борис Гребенщиков дал послушать свежие записи почти никому тогда не известного Михаила Науменко социологу и музыкальному критику, специалисту в роке Артему Троицкому. Тот пригласил Науменко, будущего лидера «Зоопарка», принять участие в маленьком, полуакустическом (аренда аппаратуры была организатору не по карману) рок-фестивале в Чертанове, где выступили А. Макаревич, К. Никольский, группы «Последний шанс» и «Аквариум». Под аккомпанемент последней и спел Науменко.

Случилось так, что о нем сперва заговорили в Москве, а уже некоторое время спустя — в Ленинграде. По мнению Троицкого, «Зоопарку» удалось возродить не только дух старого доброго рок-н-ролла, но и влить в него новую кровь. Проще говоря, Науменко как бы перевел рок-н-ролл на «язык родных осин». И рок-н-ролл ожил! Результаты превзошли все ожидания: шлягеры Науменко — «Буги-вуги каждый день», «Пригородный блюз», «Мажорный рок-н-ролл» — исполняются другими группами; случай, редкий для рок-сцены, где каждый коллектив стремится исполнять только свою музыку.

Какой такой старый рок-н-ролл имел в виду Троицкий? С момента начала пути двух супергрупп, «Битлз» и «Роллинг Стоунз», рок-музыка пошла по двум направлениям, которые очень-очень условно можно классифицировать как мелодическое и интонационное. «Битлз» сделали акцент на красоте гармонического лада, а «Стоунз» — на энергии исполнения и звучания (конечно, и у тех же «Стоунз» масса превосходных мелодий, да и «Битлз» не отказывались от чистого эксперимента: в застывшем виде существуют лишь эталоны). Слушая «Битлз», нынешнее юное поколение недоумевает. как можно называть то что сочиняла «тишайшая» ливерпульская четверка, рок-музыкой. Напомню, что каждый их альбом поражал революционной новизной. Для своего времени и на фоне тогдашней эстрады музыка «Битлз» казалась едва ли не менее авангардистской, чем. скажем, сегодняшние поиски западногерманской группы «Саморазрушающиеся новостройки». Напомню также, что рок возник не просто как протест против отживающих свой век музыкальных форм, но и нес, да и продолжает нести в себе мощный заряд социального отрицания. Пик такого протеста пришелся на творчество «Стоунз» эпохи песен «Уличный забияка», «Удовлетворение» и других. От этой «печки» и начал танцевать «Зоопарк», завороженный резкими фиоритурами Мика Джаггера. Но возможно ли так, как он, спеть по-русски? Так спеть, разумеется, нельзя, да и не имеет смысла. А вот сохранить дух «Стоунз» оказалось возможным, хотя для этого надо было «всего лишь» научить свинговать, выражаясь языком джазменов, — русские слова. «Аквариум» уже умел это делать, правда, на свой манер. По-своему это сделал и «Зоопарк». Голоса лидеров «Аквариума» и «Зоопарка» стали визитной карточкой ленинградского рока и породили множество подражателей во всех уголках нашей страны.

То, о чем запел «Зоопарк», адресовалось прежде всего молодежи. Не молодые, но много пишущие люди дружно завозмущались...

ОПАЛЬНЫЙ РОК
В конце 70-х в мировой рок-музыке наступил момент, когда надо было оглянуться, чтобы не потерять из виду корни. «Зоопарк» очень чутко уловил это мгновение. И еще одна группа, правда, не наша, а французская — «Телефон». Играя поначалу не лучше «Зоопарка». «Телефон» первым в своей стране запел рок-н-ролл по-французски, да так, как будто там он и родился. Пресса тотчас окрестила «Телефон» французским «Стоунз». Долгое время рок во Франции был в опале. В 68-м году студенты нашли нечто более действенное, чем рок. Однако следствием их мятежа явился черный период цензуры и гонений на молодежную культуру.

Студии грамзаписи, радио и телевидение контролировались мафией эстрадных «звезд», а власти предпочли наводнить страну англосаксонской музыкальной продукцией, как чумы боясь любого проявления свободомыслия. Между тем эстрада окончательно засахарилась, а шансонье (кстати сказать, шансонье — это авторы-исполнители сатирической ориентации, а не просто французские певцы типа Азнавура; Высоцкого во Франции с полным правом называли шансонье) — о проблемах молодежи не пели. «Мне антипатичен как советский рок. так и тем более национальный», — откровенно сказал в интервью «Комсомольской правде» Мишель Легран, композитор киномюзикла «Шербурские зонтики». Если бы это признание сделал любой другой композитор его поколения — что ж, ничего удивительного: когда уходит популярность, люди еще и не такое говорят в прессе, уж мы-то знаем. Но это сказал тот самый Легран, который в 56-м — в год рождения французского рок-н-ролла — собрал джазменов, показал им, как играть рок, и записал два рок-н-ролльчика на смешные, предвосхищающие стиль новой волны тексты Бориса Виана (настоятельно рекомендую читателям его книгу «Пена дней», которая вышла у нас в издательстве «Художественная литература»). Что бы там ни говорили о французском роке. «Телефон», удачно соединивший энергетику ранних «Стоунз» с остросоциальной тематикой, с триумфом гастролировал в Европе и Штатах, где стал первой европейской группой, исполнявшей песни не на английском языке. На празднике газеты французских коммунистов «Юманите» «Телефон» пришли послушать 110 тысяч человек. «Телефон» принимает министр культуры Жак Ланг...

Три альбома «Зоопарка» слушают у нас практически все молодые рок-меломаны. Он с успехом выступает в ленинградском рок-клубе. Газеты посвящают творчеству группы подборки читательских мнений...

НЕ ХОЧУ БЫТЬ ВЗРОСЛЫМ
Тебе 16. Или 18. И все вокруг — по радио, телевидению, со страниц газет — говорят разумные слова, слова, слова, а у тебя есть любимая девушка и группа, и тебе, в общем-то, неплохо живется, и вдруг ты читаешь о своей родной группе в газете такое, что ни в какие ворота не лезет. Ты взбешен и не знаешь, за что их так, ты еще не понимаешь, кому она выгодна, эта статья, но жареный петух уже клюнул тебя, и ты задумываешься: тут что-то не так! И ты всюду начинаешь различать фальшь, прежде всего дома, и ты цапаешься с «предками» и не веришь в то, о чем они тебе твердят ежедневно, тебя что-то не тянет в их регламентированный мирок, тебе не хочется повязывать галстук, стричься, носить костюм — зачем? Чтобы стать таким, как они? А главное, ты не умеешь врать и слово «демагогия» для тебя еще пустой звук.

«Не хочу быть взрослым!» — лейтмотив творчества Бориса Виана. Он умер в 39 лет от разрыва сердца на премьере фильма по своему собственному роману-пародии «Я приду плюнуть на ваши могилы». Ирония судьбы... А взрослым он сам так и не стал.

...На днях встретил приятеля по институту, с которым мы когда-то менялись дисками. Он стал крупным, судя по фигуре, чиновником с ленивыми глазами. «Как бишь их... «роллинги» еще живы?» Только когда он это спросил, в его глазах промелькнуло что-то человеческое, любопытство, что ли. «Нет, музыку больше не слушаю: несолидно».

Несолидно... Подростки балдеют от грохочущей музыки, ловят кайф и больше ничего не хотят, — на все лады ужасается пресса. Констатировать всегда проще, чем попытаться понять. А ведь подростки-то у нас родились, и никто их сюда из другой галактики, как инопланетных шпионов, не забрасывал.

Хочется снять шляпу перед людьми, открывшими в начале 80-х рок-клуб в Ленинграде. В Москве же слово «рок» вообще было под запретом. Я работал в газете и наблюдал один раз, как редактор заставил моего приятеля заменить слово «кантри» в выражении «музыка в стиле кантри». Тот послушался. Получилось: «в стиле сельской музыки». Так и напечатали. А если бы редактору пришло в голову перевести: стиль барокко? танец фокстрот? Вот до какого абсурда можно дойти, если бояться собственной тени. «А ночь все черней и метель не унять», — пел Андрей Макаревич, и все понимали о чем. А в это время из эфира неслись бодрые песенки, в каждой из которых было хотя бы одно из трех заветных слов: «мечта», «жизнь» и, разумеется, «любовь». Должно быть, у редакторов — блюстителей песен — существует некий пароль: есть, к примеру, «мечта» — проходи в эфир, нет — до свиданья.

Чувство неприкаянности по-своему отразили в своих балладах Гребенщиков и Макаревич. Первый — уходя в культурологические экскурсы, требующие подчас комментариев, второй, почти прозрачный, пытался сотворить свой мир из аллегорий и символов. По сравнению с ними Науменко более прямодушен и заземлен. Он нормальный человек без комплексов, он бесстрашен и ироничен. Его «имидж» — человек из толпы, но это только маска, ибо на деле он совсем не так прост: «Я обычный парень, не лишен простоты, Я такой же. как он, я такой же, как ты, Я не вижу смысла говорить со мной — Это точно то же самое, что говорить с тобой...» Включите записи «Зоопарка» и внимательно, без предубежденности послушайте. Вы погрузитесь в самую гущу жизни молодого человека и увидите, что она полным-полна драматизма: тут одиночество на одного и вдвоем, тут вечное безденежье, идущее по пятам, как «злой рок»; тут баллада «Когда я знал тебя совсем другой» о благополучно вышедшей замуж девушке, превратившейся в зауряд-мещанку; тут мальчики и девочки, которым хочется любви и некуда пойти; тут агрессивные гопники (в Москве их называют — люберы) которые мешают жить, потому что «имя им гопники, имя им легион»... В пересказе теряются образы и едва ли не реальные лица героев песен, обитателей огромного и холодного города. Сиюминутность, фельетонность... Ну и что? В этом обвиняли еще Высоцкого. Но вот его не стало — и как сразу сузился круг тем, круг слов. Как будто кто-то вычеркнул их из нашего повседневного словаря.

«Надо петь о вечном, не о быте, а о бытии», — заявил как-то руководитель «Землян». О бытии - это, видимо, «Земля в иллюминаторе». «Трава у дома». Космический фольклор, или фольклор для космонавтов. Впрочем, почему бы и нет? Другое дело, как об этом сказать... «Как сын грустит по матери...» Чувствуете, как за душу берет: вечность! Тютчеву не нужны были слова типа «иллюминатор», чтобы выразить космос. А вот Борхес, один из самых значительных писателей XX века, наивно полагал, что в повседневном быте содержатся все философии мира.

У многих песен «Зоопарка» есть свойство врастать в память. И будить ее. Они очень узнаваемы в потоке других, потому что живые. Когда мы крутим старые пластинки «Битлз» или «Стоунз», которые знаем наизусть, мы не музыку слушаем — часть своей жизни.

Поэтому не бывает песен-однодневок. Как и песен-шестидневок или двестидневок. Есть женщины и женщины, как говорят французы. Песня или есть, или ее не было. Нельзя ругать бабочку за то, что ей суждено поутру умереть: тут нет ее вины. Она была прекрасной и такой нам и запомнится. Композитор, который задался целью сочинить «нетленку», жалок. Песня звучит всего несколько минут, это невероятно ювелирный жанр. Одна неточная интонация, одно фальшивое слово — и все рушится. У Науменко абсолютный слух на песенные слова -- ни одного фальшивого. Да, он частенько дурачится и веселится. «Лето! Оно сживет меня со света. Скорей карету мне, карету! А впрочем, подойдет и квас...»

Один мрачный человек увидел здесь издевательство над классикой. Если бы он почитал ленинградца Хармса или поэтов из его окружения, с ним бы, наверное, случился удар. ...Ходят слухи, что «Зоопарк», молчавший в течение двух лет. дописывает новый альбом. Столько воды утекло за это время, что, будем надеяться, у группы со столь веселым названием не будет недостатка в новых темах.

ДВА СЛОВА О СЕРОМ ВЕЩЕСТВЕ
Еще недавно в нашем искусстве табу на табу сидело и запретом погоняло, размахивая редакторским карандашом. Кое-что сдвинулось с места, но скрип-то какой стоит! Механизм запретов продолжает действовать по инерции. Умный, насквозь метафоричный поэт Иван Жданов объяснил недавно в «Литературке», откуда берутся запреты: я что-то не понимаю, значит, этого никто не понимает; раз никто не понимает, значит, это вредно; а коли вредно, значит, не пущать!.. И люди одаренные, по-своему видящие реальность, вынуждены идти на поводу у людей нетворческих, мало что смыслящих в искусстве, особенно новом. И развязывают себе руки с крепкими локтями халтурщики-конъюнктурщики, и Джоконда улыбается посреди поля ромашек, и все умиленно закатывают глаза и вздыхают: ах, как это тонко!

Александр МАКАРЕВИЧ
"Сельская Молодежь" №8'1987


«Белая полоса»
Группа «Зоопарк».
Редактор Н. Кацман, звукорежиссер А. Тропилло.

Многие любители эстрады если и помнят эту ленинградскую группу, то по критическим статьям в прессе («Зоопарк» вместе с «Пикником», «ДДТ», «Примусом» ругали больше других), кто-то, может, слышал их некачественные записи на кассетах. Ни по ТВ, ни по радио группу не «крутили». Песни из репертуара «Зоопарка» — «Мажорный рок-н-ролл», «Мы любим буги-вуги» исполнил бит-квартет «Секрет».

Кто-то взлетает к вершинам популярности за полгода — год, а другой идет медленно, оставаясь непонятым. Послушаем, впрочем, лидера «Зоопарка» Михаила Науменко.

— Нам нравится рок-н-ролл и ритм-энд-блюз — музыка живая, бодрая, неглупая. «Зоопарк» никогда не пытался морализовать, поучать. Помню, много споров вызвали наши песни «Пригородный блюз», «Песня простого человека», «Отель под названием «Брак», и особенно «Ты — дрянь», однако их никак не назовешь программными сатирическими полотнами. Это скорей иронические зарисовки с натуры. Если слушатели узнали в них свой круг, усмехнулись, возмутились, содрогнулись — это уже немало. Ирония с ее множеством оттенков — сильное оружие. Многие рок-группы, особенно начинающие, ударяются в сатирический пафос, круша все и вся. Другие же, напротив, страдают помпезностью, ни слова в простоте. Нам обе эти крайности не свойственны. Поэтому мы выбрали свой путь — петь о вещах серьезных, но на простом языке, в игровой стихии рок-н-ролла. Стихи в песнях, я считаю, должны быть лишены всякого пафоса, всякой искусственности, должны быть такими, как бы я разговаривал с приятелем на улице или по телефону.

— Михаил, ваш альбом «Белая полоса» записан еще в 1985 году звукорежиссером Андреем Тропиллой. Записан в студии районного Дома пионеров и школьников на ужасающей аппаратуре. И вот теперь отреставрирован, доведен «до кондиции», наконец-то будет услышан. Вы удовлетворены?
— Не могу сказать, что меня очень обрадовал Андрей Тропилло, когда сообщил эту новость. Если раньше «Мелодия», ТВ, радио рок-группы вниманием не жаловали, то теперь говорят, предлагают: давайте записи, вас будут показывать, транслировать, тиражировать! Вот берут и старый, некачественно записанный материал. Было бы куда полезнее помочь нам, дать возможность записаться с новыми песнями на профессиональной студии, а, может быть, и старые переписать.

— «Зоопарк» не последовал примерам многих рок-групп и не стал переходить в гастрольную концертную организацию. Вы как вошли в 1981 году одними из первыми в Ленинградский рок-клуб, так и остаетесь здесь, остаетесь по статусу любительским коллективом. Почему бы не сосредоточиться на одном, ведь все музыканты группы имеют и основную профессию, а репетируют, концертируют в свободное время.
— Знаете, больше всего боимся стать на конвейер. Сейчас играем тогда, когда хотим, записываемся подолгу. Слово «концерт» существует для нас в единственном числе. Мы играем концерт, а не концерты! Помним и обсуждаем каждое выступление. Любим выезжать в другие города по приглашениям различных рок-клубов, но не представляем, что гастроли могут затянуться на два-три месяца и петь «Мажорный рок-н-ролл» придется по нескольку раз в день. Эта участь не для нас. То, что гастрольная гонка вредит творчеству, ясно на примере множества групп и солистов, которые стремятся дать побольше концертов, «вписаться» в престижные телепрограммы.
Мы с фирмой «Мелодия» знаем друг друга понаслышке. Я считаю, что все должно начинаться с записей. Пора соответствовать международным стандартам, которые не придуманы кем-то, а выработаны тысячами примеров. Новая программа должна быть сначала записана на пластинке, а в случае успеха — группа может начинать гастрольные турне, не гонясь за числом концертов. Больше того, нужно перестроить и систему оплаты. Исполнитель, чья пластинка расходится огромными тиражами, должен получать с этого приличный авторский гонорар. Мы все равно придем к этому, сама логика жизни приведет. Тогда у группы появятся свои собственные средства и уже, допустим, «Зоопарк» будет обращаться к студии фирмы «Мелодия» или к какой-то хозрасчетной студии с предложением — запишите наш материал, разумеется, не бесплатно. А так мы сидим и годами ждем звонка редактора. Многие из моих друзей так и не дождались...

"Мелодия" №3'1988


отвечаем на письма читателей

Марине Сторожик из Киева:
когда-то Михаил Науменко выступал с группой «Аквариум». Не в «Аквариуме», а с «Аквариумом» — это важный момент. До того ему приходилось много где и с кем играть, но после встречи с Борисом Гребенщиковым Михаил понял, что гораздо интереснее делать свое, чем иллюстрировать чужое. И за «науку» достойно отблагодарил: подарил Борису несколько песен, которые в исполнении Гребенщикова стали очень популярными. (Похожая история произошла с песней Науменко «Буги-вуги». В исполнении бит-квартета «Секрет» она даже попала на пластинку). В Ленинградский рок-клуб Михаил Науменко пришел одним из первых. Это было в 1980 году. Широкой аудитории он известен как лидер группы «Зоопарк». А мог бы стать бардом — не случайно часто записывается и выступает с одной акустической гитарой. Мог бы быть и сочинителем шлягеров — это у него получается. Но он предпочитает играть «бескомпромиссный рок».
(О «Зоопарке» читайте в этом же номере).

«Зоопарк»

Появлению столь яркой рок-группы помогло знакомство Михаила Науменко с бас-гитаристом Ильей Куликовым. Вместе с барабанщиком Андреем Даниловым и гитаристом Алексеем Храбруновым они и создали «Зоопарк». Музыкальные вкусы у всех были разными, на стиль группы повлияла любовь Науменко к «Ти. Рекс», Дэвиду Боуи и ритм-энд-блюзу середины 50-х годов. Тексты Науменко — едкие, злые, самоироничные, переходящие порой в сатиру, а то и в сарказм, картинки быта (в противоположность сложным метафорам Гребенщикова они всегда конкретны), подаются в традициях старого рок-н-ролла.

На IV Ленинградском рок-фестивале группа стала одним из лауреатов. По приглашению В. Кузьмина она выступала вместе с «Динамиком» «допугачевского» периода и даже получила тарификацию в Ленинграде. Сегодня «Зоопарк» можно увидеть, к примеру, в Ленинградском театре эстрады. Состав группы нестабилен. Но суть та же — ироничный рок-н-ролл Михаила Науменко.

"Парус" №4'1988


«Зоопарк»

Роковым в прямом и переносном смысле стало для Михаила Науменко знакомство с Борисом Гребенщиковым. В результате долгого совместного бренчания на гитарах в 1978-м году (боже, как давно) родился записанный в дуэте акустический магнитоальбом «Все братья-сестры», советский рок ощутимо приобрел, так как влияние ироничных рок-н-роллов Майка на формирование национального варианта рока было весьма заметным. Создание группы стало реальным в 1980 году, когда Майк познакомился с бас-гитаристом Ильей Куликовым. В первом составе играли также Алексей Храбунов (гитара) и Андрей Данилов (барабаны). Роль Науменко в формировании национального рок-осознания можно приравнять к вкладу легендарного Чака Берри в развитие американской эстрады. Майк наполнил традиционный заводной рок-н-ролл смыслом.
Дискография «Зоопарка»:
1. «Blues de vouscu» (концертная запись, сделанная в МИФИ на аппарате «Машины времени»), октябрь 1981.
2. «Вчера и позавчера в уездном городе Н», 1983.
3. «Белая полоса», 1984 (выпущен «Мелодией»)

"Парус" №2'1991


ОН ТАК ЛЮБИЛ «БУГИ-ВУГИ»

Вчера в городе на Неве состоялись похороны знаменитого МАЙКА (в миру МИХАИЛА НАУМЕНКО) — лидера ГРУППЫ «ЗООПАРК». Майк скоропостижно скончался у себя дома от обильного кровоизлияния в мозг. Ему было только 36... Он был самым старым среди питерских рокеров первого поколения.

...Группа «Зоопарк» была создана Майком в 1981 г., а еще в 1980 г. он сольно записал альбом «Сладкая Эн и другие», имевший огромный успех по стране. В 1982-м появляется лучший и по сей день альбом «Зоопарка» — «Уездный город Эн». Еще через два года появляется альбом «Белая полоса», позднее увидевший свет и на доблестной фирме «Мелодия».

Последнее крупное выступление «Зоопарка» состоялось в 1986 г. на фестивале рок-клуба, где «Зоопарк» занял первое место. Спустя два года были попытки реанимировать группу, но Майк часто болел, и из этой затем ничего не вышло...

"Московский Комсомолец" 30.08.1991


МАЙК

Совсем недавно под тошнотворные звуки новой советской эстрады мы проводили славное ВРЕМЯ КОЛОКОЛЬЧИКОВ. И вот один за другим уходят его герои. Майк. Но Майка невозможно понять вне той культуры, которую он создавал и которую ненадолго пережил. Русский рок 80-х не был ни провинциальной вариацией на тему англосаксонского, ни «молодежной модой», ни «легкой музыкой». Если бы это было так, о нем не стоило бы сегодня вспоминать — переводить дефицитную бумагу. Что же это было на самом деле? Причудливый феномен в непредсказуемой империи на стыке Востока и Запада современная техника, средневековая организационная структура, социальная оппозиция... и главное: в начале 80-х в питерских коммуналках наконец соединились интернациональная рок-культура и бардовская традиция, последнее воплощение российской культуры Слова. Ключевой образ «времени колокольчиков» — ПОЭТ С ГИТАРОЙ. Образ чрезвычайно архаичный — помните Гомера и древнерусских гусляров? — но единственно возможный в условиях, когда свободное живое слово отделено от печатного станка.

Все ведущие рок-музыканты 80-х имели «параллельно» электрической акустическую программу для «бардовских» концертов. Виноват — как раз наоборот: электрической программы могло не быть (нет инструментов, нет репетиционной базы, просто разогнали группу, как АКВАРИУМ после фестиваля «Весенние ритмы», Тбилиси-80, или пересажали музыкантов — как ВОСКРЕСЕНИЕ при Андропове). Но гитару-то всегда можно одолжить у соседей. Вот почему, например, КИНО из первых десяти своих концертов в Москве, дай Бог, два отыграли в «полуэлектрическом» варианте, когда бас воткнут в какую-то дискотечную колонку.

ЗООПАРКУ повезло больше Их сольный дебют в столице имел место в роскошном дворце культуры «Москворечье» на аппаратуре кого-то из филармонических боссов А за час до начала «подпольные менеджеры» — ребята из студенческого клуба МИФИ «Рокуэлл Кент» — упоили замдиректора до такого состояния, что он вряд ли отличил бы Майка от Дина Рида. Любопытна реакция неофициальных лиц на этот дебют Музыканты из богатой столичной синтезаторной команды, старавшейся как можно точнее имитировать презираемый Майком СПЕЙС, отнеслись с таким же презрением к самому Майку «Приехал уголовник из Питера и пел два часа под видом рок-музыки блатные песни». Отрицательное отношение разделило не менее трети публики, причем недовольны они были, как правило, МУЗЫКОЙ («примитивно», «однообразно») *. Позицию тех, кому концерт понравился, лучше всего выразил интеллигентный человек совсем непанковского возраста, годившийся Майку в отцы: «Ты дрянь» — это же замечательное лирическое стихотворение!»

Как мало, по существу, меняется мир, несмотря на все политкатаклизмы. Газета, которая возглавляла травлю русского рока восемь лет назад, теперь, желая похвалить Майка в некрологе, называет его «Орфеем кайфа, стёба и секса». Лучше бы уж дальше разоблачали. Хотя, если вдуматься, и тогда, и сейчас они писали про рокеров примерно одно и то же: «проповедь алкоголической темы», неприкрытого хамства, хулиганства» (Ю. Филинов, «Барбаросса рок-н-ролла», 1984).

А между тем Майк был просто поэтом. Поэтом, которого каждый вправе воспринимать в меру собственной образованности. На мой взгляд, «Сладкая Н» или «Ночь нежна...» имеют такое же отношение к «кайфу, стебу и сексу», как «Каменный гость» А. С. Пушкина. «Пригородный блюз» при всех своих бытовых реалиях — не просто зарисовки с натуры, но высокая трагедия. Пир во время чумы.
Двадцать лет - как бред,
Двадцать бед — один ответ...

Думаю, что во владении Словом Майк не знал себе равных среди рок-музыкантов обеих столиц. Бесспорно его влияние на раннего Башлачева.

Насколько сам Майк воспринимал себя как поэта? Когда как. Его автобиография, опубликованная в журнале «Ухо» (1982, № 1), выдержана в стиле западных музыкальных журналов. Ему, как и его другу БГ, импонировал образ «посла рок-н-ролла в неритмичной стране», культуртрегера, который знакомит темный народ с М. Боланом и классическим рок-н-роллом так же грамотно, как БГ знакомил нас с Д. Моррисоном, первые бит-группы 60-х — с БИТЛЗ, а еще раньше — Петр I с европейскими воинскими уставами. ЗООПАРК начинался с танцплощадки и никогда этого не стеснялся. В Зеленограде, где для питерских звезд была арендована местная «стекляшка», они за пару часов исчерпали свою оригинальную программу и до глубокой ночи развлекали студенчество английскими рок-н-роллами: «танцуют все». Но, с другой стороны, — слушайте:
Я пишу стихи всю ночь напролет,
Зная наперед, что их никто не прочтет.

Тот же Майк. «На второй мировой поэзии признан годным и рядовым» — Башлачев. «Вся власть поэтам» на форменных футболках ДДТ и признание Шевчука: «Мой рабочий инструмент — стол». Нужны еще доказательства? Майк был трагическим поэтом и веселым музыкантом.

И вообще легким в общении, компанейским человеком, вовсе не подверженным профессиональной болезни рок-музыкантов — нарциссизму. С ним приятно было ходить в разведку. Я не шучу. Когда за полчаса до начала его концерта в подмосковный Троицк прибыла карательная бригада ГБ и милиции, Майк как ни в чем не бывало обратился к унылой толпе у дверей ДК: «Что скучаете? Пошли в лес — песенки попоем!» И пел на поляне под гитару. Подходили и товарищи в штатском. Спустя год, допрашивая главного художника журнала «Ухо» Юрия Непахарева, один из них будет с явным удовольствием декламировать Майка...

Помню, генерал Калугин (тогдашний зам. начальника ленинградского УКГБ) рассказал о том, кто и зачем санкционировал создание рок-клуба на ул. Рубинштейна («Комсомольская правда» от 20.06.90) — впрочем, мы и без него догадывались. Правда, поначалу официальная функция резервации для музыкантов и витрины для доверчивых иностранцев не афишировались. Но с приходом к власти Ю. В. Андропова зазвучал старый сталинский мотив. Причем чтобы компетентным органам самим не пачкаться, решения о запрете на выступления той или иной группы принимали свои же «братки» из руководства рок-клуба. А прятаться от «своих» было куда тяжелее, чем от милиционеров.

Когда запретили ЗООПАРК, мы с Майком долго соображали, как обмануть «братков»-меценатов и в то же время не погубить группу окончательно. Наконец додумались до акробатического трюка: Майк приезжает в Москву, репетирует свою программу с московской группой ДК, имеющей некоторый ресторанно-филармонический опыт быстрого освоения новых песен, и дает концерт с ними же в качестве аккомпанирующего состава. В случае «винта» это будет сольное выступление Михаила Науменко, а группа ЗООПАРК ни при чем. Концерт проходил на Троицу 1983 года в зале опорного пункта охраны порядка. Потом за стаканом своего любимого кубинского тростникового напитка (почему-то Майк доверчиво соглашался считать эту самогонку «ромом» — «ром и пепси-кола, ром и пепси-кола — это все, что нужно звезде рок-н-ролла») он выдаст характеристики московским коллегам: уважительную гитаристу ДК Дмитрию Яншину и совсем наоборот — барабанщику, которого я здесь не хочу называть по имени, потому что позже этот барабанщик променял свою группу на общество «Память» и даже получил какую-то премию от журнала «Молодая гвардия». Гость оказался куда прозорливее хозяев.

Но гостю нужно было возвращаться домой — к своим «разбитым тарелкам» и «увядшим цветам». А нам — считать собственные потери. В самом начале нового, 84-го года был арестован постоянный бескорыстный московский импресарио ЗООПАРКА Володя Литовка из МИФИ. После ареста Жанны Агузаровой (прямо на сцене) концертная деятельность в Москве практически прекратилась. Пытаясь понять, насколько возможно ее возобновление с помощью «импорта» из Питера, мы с Ю. Непахаревым, соблюдая все меры конспирации, отправились к Майку на Боровую — в его знаменитую коммуналку («система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная...») в доме, не ремонтированном со времен Николая II. Лидер ЗООПАРКА был необычно мрачен. Он честно объяснил нам, что происходит: что к каждой серьезной группе приставлен «куратор», что все обращения в рок-клуб поступают в два адреса и что самое лучшее для нас — на время забыть о существовании на северо-западе СССР г. Ленинграда.

Пожалуй, никогда еще мы не испытывали такого гнетущего чувства, как в тот вечер, ожидая поезда на Московском вокзале. А Майку предстояло во всем этом жить, писать песни и исполнять их на закрытых концертах в рок-резервации для «оттяга» тусовщиков, гордых уже тем, что они допущены на тусовку, закрытую для «простонародья». Участвовать в фестивалях, где «компетентные жюри» присуждали первые места не АКВАРИУМУ и ЗООПАРКУ, а ансамблям «Модель» и «Мануфактура». Такой «мажорный рок-н-ролл»...

Майк был на десять голов выше всякой тусовки и так же не вписывался в нее, как Пастернак в Союз писателей, а академик С. Б. Веселовский в «советскую историческую науку». Но он оказался слишком прочно привязан к чужой колеснице. Человеку легче поменять кожу, чем референтную группу. И этот безжалостный закон, наверное, сыграл свою роль и в творческой, и в человеческой судьбе одного из самых ярких талантов русского рока.

Позже, когда Горбачев сломал стену, на фестивале в Подольске тысячные толпы стоя слушали Майка, а он, помолодевший на десять лет, играл им те же старые рок-н-роллы, что и в зеленоградской «стекляшке». Насколько же нас стало больше! В тот сентябрьский день 1987 года ни один человек из толпы не усомнился бы в победе. Но всего через год стало ясно, что «Советский Вудсток» в отличие от первого, несоветского, отметил не рассвет, а закат.
Скрип пера по бумаге, как предсмертный хрип,
Мой брат был героем, но он тоже погиб.

Майк никогда не занимался политикой и подчеркнуто избегал ее в песнях (в отличие даже от Гребенщикова, не говоря уже о НАУТИЛУСЕ, Башлачеве, ДДТ). Но он бросил вызов системе — тем, что был талантлив и честен, пел не для «бабок» и карьеры.

Он чуть не победил. И его больше нет. И некому принять его наследство, потому что Саша Башлачев и Сашина ученица Яна Дягилева ушли еще раньше. Подрастает поколение, которому имя Михаила Науменко ничего не говорит, для которого отечественный рок олицетворяет в лучшем случае Малинин. То бессмысленное и непобедимое «нечто» («The thing» из фильма Д. Карпентера), которое разгоняло концерты ЗООПАРКА, чтобы посторонние звуки не вклинивались в бодрый напев «Любовь, комсомол и весна», — оно по-прежнему правит бал, меняя обличья, ритмы и цвета знамен. Все в порядке...

Слушайте МАЙКА, МИХАИЛА НАУМЕНКО.

* Когда АКВАРИУМ исполнял «Пригородный блюз», многие слушатели, даже поклонники Майка, отдавали предпочтение музыкальной редакции БГ/Гаккеля.

Илья СМИРНОВ
"Юность" №1'1992


Михаил Науменко:
(1955—1991)

ГОД НАЗАД умер Михаил Науменко.
Впрочем, почему Михаил? Все и всегда звали его просто Майком, даже не используя фамилии, так уж как-то повелось. И сам он, начиная телефонный разговор, говорил: «Привет, это Майк...». Майк совсем не походил на свои песни, поскольку был человеком крайне мягким и интеллигентным.

Долгое время в квартире Майка (если таким словом можно было назвать коммуналку, где кроме него проживали еще шесть семей молодых алкоголиков, в том числе и друг-гитарист Шура Храбунов) не было телефона. По этой причине часов с десяти утра к нему просто приходили. Приходили все: БГ, Кинчев, Цой, Башлачев, Коля Васин, Макаревич, «Секреты», в общем — все. Обмен новостями, выпивка под небогатую закуску и разговоры, разговоры... А со стен его восьмиметрового «пенальчика» глядели Джим Моррисон, Джон Леннон, Джимми Хендрикс, Марк Болан. Они, как и Майк, умерли молодыми, но многое успели...

КОГДА В ВОСЕМЬДЕСЯТ шестом рок-музыкантам чуть приоткрыли не то окно, не то дверь, когда вместо повесток в милицию и суды Майку стали приходить переводы с гонорарами, а его «Зоопарк» стал вдруг профессиональным гастрольным коллективом, чисто внешне как будто бы ничего не изменилось. Майк немного отъелся, купил гитару, о которой мечтал с юных лет, стал работать днями и ночами. Он отыграл сотни концертов, записал большую пластинку на «Мелодии», снялся в главной роли в кино. Он старался успеть все, даже то, что успеть нельзя. Но так и не успел, хотя что это за возраст — тридцать шесть лет...

Алексей БОГОМОЛОВ.
"Московский Комсомолец" 21.08.1992


Автор: Старый Пионэр
опубликовано 08 июля 2005, 17:38

Публикуемые материалы принадлежат их авторам.

http://www.nneformat.ru/
взято тут

Аноним (Майк_Науменко) все записи автора Если вас когда нибудь будут спрашивать о русском роке, а вы о нем ничего не знаете, то после первых 10 вопросах об Аквариумах, ДДТах, КИН и Алис, вы сможете городо подняв голову ответить на вопрос кто такая группа Зоопарк!
Майк (настоящее имя Михаил Васильевич Науменко), лидер группы «Зоопарк».



О появлении имени Майк

Науменко: Майком его впервые назвала школьная учительница по английскому языку. Так и прилипло с детства. Мама его называла Мишей, а остальные — Майком. Домашние же его называли Миней, было у него такое семейное прозвище.

О диване и обломовщине

Липницкий: Майк очень любил свой дом, свой диван. Его мать Галина Флорентьевна рассказывала, что в нем было много от Обломова. Майк ей все время говорил: «Ну мам, для этого надо подсуетиться». Суетная жизнь была ему противна в принципе, он страдал инфантилизмом. Такие люди должны иметь персонального менеджера, но Майк такого не встретил, потому что его администратор Грач был питерским раздолбаем, а никаким не менеджером.

О Михалкове и Пугачевой

Липницкий: Майк очень любил звезд, обожал смотреть телевизор — в этом отношении он был абсолютным обывателем. Вообще у него была двойственная натура: с одной стороны, рок-н-ролльщик, интеллектуал, переводивший Ричарда Баха в подлиннике, с другой — Майк по-настоящему фанател от фильмов Михалкова и песен Аллы Пугачевой. Говорил, что это сильные люди, добившиеся успеха.

Науменко: Один раз Майк столкнулся с Пугачевой на какой-то тусовке — то ли московской, то ли питерской. И потом с удивлением говорил: «Надо же, какая баба простая!» С Михалковым Майк познакомился у Саши Липницкого на даче, где собрались Троицкий, музыканты еще какие-то. И вдруг пришел Михалков — Майк мне рассказывал, что сразу под его человеческое обаяние попал.

О поезде «Ленинград — Москва»

Липницкий: Однажды я пригласил Майка с группой отыграть концерт в Москве. Парни из «Зоопарка» тогда сильно пьянствовали, и я решил сопровождать их, потому что менеджера у них не было. Взяли билеты на плацкарт — тогда так было принято, экономили. Но когда я купил музыкантам «Зоопарка» белье, те возмутились, что я истратил деньги из общака: их было четверо — соответственно, четыре рубля. А на эти деньги можно было купить три бутылки портвейна. «Вот и пей свое белье», — бросили они мне. Причем перед поездом мы, естественно, уже выпили и еще с собой бухла взяли немерено. В поезд «Ленинград — Москва» обычно так и загружались.

О Цое и «Секрете»

Науменко: Майк о друзьях очень любил рассуждать, но всегда был осторожен в оценках. Он был неконфликтным человеком, и если какие-то напряги возникали, тут же извинялся. Встретились у нас однажды люди из Москвы, у которых между собой на почве Московской рок-лаборатории были конфликты какие-то. И Майк пытался их помирить — ему было неловко, что вот сидят люди и молча ненавидят друг друга. У него любимая поговорка была: «Что нам делить-то, мы одним делом занимаемся». Он так радовался за всех молодых, у которых что-то получалось, помогал им всячески. Цой, например, все песни показывал Майку, без этого он их нигде не исполнял. Приходил, пел и говорил мне: «Я не могу не приходить. Мне нужно обязательно Майку это показать, я только ему верю». Майк отвел Цоя к Боре Гребенщикову, а тот уже им занялся всерьез. И очень странно было, когда Цой после «Иглы» такой недоступный стал — у них на этой почве с Майком даже непонимание возникло типа: «Как это? Ты кем вообще был?» Майк не говорил так, конечно, но сильно расстроился, это было видно — как же так, мы же одним делом занимаемся, все же знают, кто чего стоит. «Секрет» его папой называл, они ж молоденькие все были. Он им говорил: «Вот у вас в песнях девчонки — Алиса, Кристина, Рита. Назвали бы их лучше Лидией или Изабеллой». Вина такие были десертные.

О музыкантах «Зоопарка»

Липницкий: С «Зоопарком» мало кто хотел дружить, даже из числа приятелей Майка. Там ребята были по-своему яркие, но, как говорил Артем Троицкий, «урловые». Когда Майк их встретил, то, наверное, подумал: вот те люди, с которыми я хочу музыку играть. Именно с ними, а не с интеллектуалами из «Странных игр» или модниками из «Кино». Когда басист Илья Куликов попадал в очередную неприятность, Майк ужасно переживал и просил за него — чего, в общем-то, больше никогда не делал. Когда Куликова посадили во второй раз, Майк пытался вытащить его, на поруки взять. А кража-то была мелкая, по пьяни: Куликов на мясокомбинате взял кусок туши и попытался протащить через проходную. Внешний вид и внутренние качества музыкантов «Зоопарка» отвечали представлениям Майка о том, каким должен быть ритм-н-блюзовый ансамбль. Когда я с ними сталкивался, то мне приходили в голову ассоциации с окраинами Ливерпуля, Манчестера, людьми из пабов, из рабочей среды. Майк очень хорошо в этой эстетике разбирался.

О лишнем весе

Усов: Майк не особенно переживал, когда начал полнеть. Он принимал все как есть, поэтому шел строго по наклонной. У меня есть его фото с перерывом в год: фестивальные снимки 1987-го и 1988-го. За это время он резко опух, а дальше процесс только развивался. Более-менее прилично он выглядел в 1990-м, во время концерта памяти Цоя. Тогда Майк был при деле, даже в киносъемках участвовал, а в 1991-м снова резко опух и сразу после путча 27 августа от нас ушел. Он был настолько зависим от алкоголя, что не просыхал до последнего дня.

О «Землянах» и «Машине времени»

Липницкий: В одной из версий песни «Я обычный парень» Майк поет: «Я не люблю “Машину времени”, я люблю только подпольные группы». Тогда все были заряжены антисоциальным пафосом, и любой компромисс у людей из андеграунда вызывал отторжение: если, скажем, группа уходила в Москонцерт (как те же «Земляне» или «Машина времени»), мы попросту переставали с ней общаться. Потом-то Майк повзрослел, отказался от всего этого.

Об иностранцах

Науменко: Общаясь с иностранцами, Майк всегда боялся оказаться в положении просителя, униженного, «совка». Для него совершенно невозможным казалось попросить ту же Джоанну Стингрей привезти что-нибудь из-за границы. Однажды, когда западный корреспондент после интервью предложил ему пачку дорогих сигарет, он даже оскорбился. Долго бегал по комнате и кричал: «Как он мог? Мне? Не надо мне ваших подачек!» Иностранцы очень удивлялись — вроде первые строчки в хит-параде (журнала «Смена», кажется), значит, деньги должны быть, альбомы, предложения какие-то, а у вас — ничего. Майк очень обижался, он как Пушкин говорил: «Мне неприятно, когда иностранцы ругают мою страну, я могу себе это позволить, а они — нет». Была, помню, такая Дженнифер, которая вышла замуж за нашего приятеля. Она потом удивлялась, что мы с Майком ничего у нее не просим, говорила: «Первый раз встречаю людей, которые угощают, но ничего не просят». С такими он дружил. Еще с теми дружил, с кем он мог о музыке поговорить иностранной. В общем, с кем ему интересно было.

О кокетстве
Усов: Майк все время играл в эдакого рок-н-ролльного мальчика: кокетничал, манерничал, у него была жеманная привычка спрашивать: «Вилли, ну как вы поживаете?» А ведь мы, черт возьми, уже столько лет с ним на «ты». Потом ручку свою протягивал — а она у него была маленькая, совсем слабая, умиление вызывала. Я был готов к такой игре. Это как с Гребенщиковым, который наедине с тобой — один человек, а когда появляются зрители — совсем другой. Однажды Майк шокировал публику, когда заявился ко мне в новогоднюю ночь в ярко-красном женском плаще. Он любил забавные вещички — очки, свитера. Все это ему шло, но некоторые в момент знакомства немного настораживались.

О неприятностях с КГБ

Науменко: С КГБ у Майка в свое время были неприятности, они хотели, чтобы он начал стучать. Майк очень переживал и говорил мне: «Представляешь, подсел ко мне человек на лавочку, представился, завел разговор». Майк сначала растерялся, а потом сообразил, что надо ответить: «Я слишком много пью». «Мы знаем», — парирует кагэбэшник. Но Майк все равно не сдался: «Когда я пью, то люблю поговорить, абсолютно все выбалтываю». Так они от него и отстали.

О Майке и Ленинградском рок-клубе

Липницкий: У Майка было неоднозначное отношение к рок-клубу. С одной стороны, там можно было поиграть, поговорить о музыке. С другой стороны, он четко понимал, что клуб создан для контроля рок-н-ролльной тусовки. И когда московские организаторы приглашали «Зоопарк» на выступление, Майк им говорил: «Только не присылайте на нас запрос в рок-клуб». Он отлично понимал, что эти запросы сразу же попадали в две инстанции — в городское управление культуры и КГБ. Что касается отмены выступления «Зоопарка» на юбилейном фестивале рок-клуба, то его не то чтобы запретили. Просто группу списали со счетов из-за деградации и пьянства. Их забыли. И когда кто-то из «Аквариума» заметил Майка на этом фестивале, все тут же опомнились: «А как же без Майка!» Сразу же договорились исполнить «Пригородный блюз» вместе. В то время, по-моему, Куликов был арестован в очередной раз, группа существовала еле-еле.

О виниле и бобинах

Науменко: Тогда все хорошие пластинки доставались чудом. Их давали буквально на пару дней, все это переписывалось на страшные бобины. Потом уже, в конце 80-х, у Майка появилась возможность что-то покупать, стали потихонечку накапливаться виниловые пластинки хорошие. Лу Рид например. Он мог под настроение переводить его тексты мне и чуть ли не плакать. T. Rex его еще любимый, конечно. Все под настроение. Высоцкого слушал, новых ребят — Федю Чистякова например. В гости к нам, помню, заходил, скромный-скромный, сидел тихонечко в уголке.

О фрисби и грузинском вине

Усов: Майка я впервые услышал в Инженерном замке. Тусовка обычно собиралась к шести в клубе «Сайгон», втихаря узнавала детали будущих сейшнов и тихо расползалась. Очень часто летом мы отправлялись на ступени Петровского замка со стороны Летнего сада и бросали там тарелки фрисби, которые привозили из Америки друзья. Уже тогда мы управлялись с ними довольно виртуозно, а параллельно распивали грузинское вино — стоило оно тогда какие-то копейки, рубль шестьдесят две или что-то вроде того. И там как раз однажды появился Майк с раздолбанной гитарой. Вот тогда я и услышал впервые «Поехали на флэт на красный свет», «Ты — дрянь», его лучшие песни. Майк тогда был еще худенький, скромненький, в пиджачке.

О бедности и повышении цен

Липницкий: Майк боялся перемен, и любое повышение цен потрясало его. Поскольку дорогие вещи он не любил, имущества у Майка никакого не водилось. Зато была история с пластинкой «Звуки Му» (мы записали ее с Брайаном Ино), которую я ему подарил. Один экземпляр с дарственной надписью я привез Майку, а он, как рассказывали его друзья-однополчане, с похмелья в каком-то городке диск продал. Похожая история была с новой гитарой, купленной Майком уже под конец жизни. Выпив однажды со мной, он заявил: «А ты не знаешь, кому ее можно выгодно продать? Я ее купил так дешево». Был у Майка такой синдром нищего, он даже песню «Бедность» на эту тему написал, там все сказано.

Науменко: Майк просто не понимал, как люди могут покупать себе что-то дорогое. Только мечтал — о гитарах, о студии. Вроде как все должно упасть с неба, или подарит кто-нибудь за то, что Майк такой хороший. Был один человек, Сова, — кажется, с Урала. Он шил штаны. И вот однажды он приехал и привез Майку джинсы самопальные, но очень хорошо сшитые. Помню, очень радовался он этому.

О моделях бипланов

Науменко: Майк очень любил собирать модели самолетиков. Вот сейчас было бы ему раздолье, а тогда же все это достать надо было, только в больших магазинах продавалось. Он их даже из бумаги делал, были такие наборы. Ночами мог сидеть. И очень хорошо в этом деле разбирался. Начиная с бипланов Ричарда Баха до военных навороченных самолетов. Для него это было такое чудо — машина тяжелее воздуха, а ведь летает!

О квартирном вопросе

Липницкий: Зимой 1989 года друзья предложили Майку улучшить жилищные условия. Тогда он и семью сохранил бы, потому что как может женщина, мать его ребенка, уважать мужа, которому предлагают вырваться из протухшей коммуналки, а он отказывается. Люди предлагали денег, предлагали рассчитаться потом, но Майк отказывался. И Наташа поняла, что все без мазы, что она всю свою жизнь на коммуналку убьет, наблюдая за деградацией спивающегося, некогда любимого человека. Но Наташа была как шелковая и замечательно к Майку относилась, так же, как и к его друзьям — а мало кто из женщин мог терпеть эту пьянь рок-н-ролльную.

О тюремном концерте «Зоопарка»

Усов: Самый страшный концерт «Зоопарка» я видел в лагере для особо опасных малолетних преступников в Усть-Абакане. Унылое место, очень тяжелые воспоминания. Майк пел для сидящих в зоне убийц и насильников все свои хиты. Заключенные вели себя очень сдержанно, потому что такие эмоции, как на свободе, там не приняты. У некоторых в глазах стояли слезы, потому что они в тот момент понимали, что на свободе, по ту сторону колючей проволоки, совсем другая жизнь.

О Невзорове

Рыбин: Майк был первым и последним, кто послал на х*й Невзорова. Когда только появилась программа «600 секунд», весь город сходил с ума от ведущего Невзорова. Тогда «Зоопарк» с «Нолем» играли концерт в ленинградском цирке, это было очень важное мероприятие, потому что до этого Майк играл только в провинции. И тут приезжает бригада «600 секунд» снимать сюжет о том, что рок победил коммунизм и при этом разлагает христианскую молодежь — Невзоров любил такой подход. Майк стоит на сцене, у него саундчек, а Невзоров начинает ставить свет и орать командным голосом — на что Майк громко говорит ему в микрофон: «Слушай, иди отсюда на х*й!» Невзоров начал вопить, что он тут работает и не надо ему мешать. На это Майк громко повторил: «Иди на х*й, это я здесь работаю, а ты мне мешаешь!» Невзоров ретировался.

О пластинках и уральских рокерах

Липницкий: Майк очень много говорил о музыке, постоянно дарил мне пластинки, а я ему. Он вырос на Чаке Берри, рок-н-ролле 50-х годов. Майк полюбил рок-н-ролл не через более поздних его адептов, Хендрикса там, The Beatles, а изучил его весь, от основ. Он сумел сделать американскую музыку понятной для русских подростков и, что самое главное, для русских музыкантов. Шевчук мне говорил: «Для нас Майк был главным». По словам Гребенщикова, Майк соединил своей музыкой уральских рокеров и жителей Нью-Йорка. Он был проповедником, в этом его заслуга.

О творческом процессе

Науменко: Все персонажи Майка — выдуманные. Даже там, где он от первого лица поет. Свои песни он писал по-разному. Один раз мы ехали долго-долго в трамвае, и у него несколько куплетов «Уездного города N» сложилось. Прямо в трамвае сидел, записывал, проговаривал, советовался. Он вообще советовался охотно — мне тексты показывал, а я ему, например, говорила: «Вот здесь нужно рифму переделать, мне кажется». А он отвечал: «Нет, здесь все на музыку ляжет, это же не стихи, это тексты». Он вообще очень большое различие делал между стихами и текстами, поскольку разбирался в поэзии. Говорил, что рок-н-ролльные песни — они чем проще, тем лучше. И Майк не считал себя гениальным. Он умнее своих текстов: «Да, я занимаюсь этой игрой под названием жизнь, под названием рок-н-ролл, под названием семья». Майк хотел бы воспринимать рок-н-ролл как работу. И когда в конце жизни за это стали платить, был счастлив.

Об избиении соседа-алкаша

Рыбин: Майк был очень жестким человеком. Железным. Если дело доходило до принципиальных моментов, он был непоколебим. Так было с избиением алкаша-соседа, здоровенного мужика, который ему однажды досаждать начал, и маленький, худенький в те годы Майк просто отметелил его руками и ногами. Группу он тоже до определенного момента держал в кулаке, а когда начался алкоголь в больших дозах, кулак превратился в аморфное желе.

О глэмовых нарядах и Марке Болане

Усов: Майк очень любил Марка Болана и однажды попросил меня сделать его большой портрет. В общем, мне пришлось переснимать Болана из газеты — получилась такая парадная фотография в цилиндре.

Рыбин: Майк очень хотел быть первым русским глэмстером и был им. Он всегда чудовищно одевался. При этом он читал Rolling Stone и хотел выглядеть точно так же, как Марк Болан. Денег у него не было, и он носил какие-то плащи советские в сочетании с дикими кепками, ботинками и брюками. Так продолжалось до самой смерти. Например, Майк заказывал портным ядовито-синие штаны-бананы с накладными карманами.

Науменко: Я ему часто говорила: «А давай ты оденешься нормально?» Потому что непристойно в таком виде на сцену выходить. «У нас образ дворовой команды, все одеваются как хотят», — отвечал Майк. Он, правда, бабочку иногда надевал. Прямо на футболку. Пиджак у него был велюровый. Он хотел бы, наверное, чтобы какой-нибудь стилист был рядом, если бы денег было побольше. А дома он в халате ходил.

О собутыльниках

Рыбин: К Майку все время приходили люди, которые приносили с собой бутылку водки или портвейна, считали своим долгом выпить с ним почему-то. Майк многим отказывал, жестко фильтровал людей, и тем не менее споило его именно фанатское окружение. Люди ломились в гримерку, в дом, тащили к ларькам. Примерно в конце 1987-го Майк резко стал выглядеть лет на сорок — на десять лет старше, чем ему было на самом деле. В последний год жизни он смотрелся ужасно — почти на шестьдесят уже. Дозы увеличивались, из-за опухших рук Майк с трудом играл на гитаре, но держался молодцом и лица не терял.

Науменко: У нас все время тусовалась куча народа. Было так: звонок в дверь, какой-то человек стоит, смутно знакомый. Мы с Майком у ребенка спрашиваем: «Женя, это кто?» Он говорит: «Это Рим». Мы уже забыли, как его зовут, а ребенок помнит. Потом еще кто-то придет. Выгнать было невозможно, потому что человек ехал издалека, из другого города, надо принять. А на следующий день — другой человек, уже из другого города.

О Коле Васине

Липницкий: Колю Васина и Майка связывала большая дружба. Отправились мы как-то Колю навещать в дикий мороз, водки накупили. Васин тоже подготовился, поскольку Майка очень любил. И при встрече Коля так его сжал, что у Майка ребро треснуло. Майк сразу обиделся на него, затопал ногами, стал Кольку кулачками бить в грудь. Слезы из глаз полились. В конце концов сказал ему: «Не буду я с тобой пить!» И ушел. Но потом помирились.

О смерти Науменко

Рыбин: У меня есть своя версия. Виноват, конечно, алкоголь. В ночь перед его смертью у Васина сильно пили. Майк был плох, в очень тяжелом состоянии, с черным лицом. В таком состоянии упасть затылком на асфальт — легче легкого. Насколько я помню, Майк получил перелом основания черепа — типичная алкогольная смерть, когда человек в глубоком опьянении на спину падает. Вряд ли его кто-то «повстречал» во дворе — там его знали очень хорошо. В последний год жизни он покупал выпивку у всяких дилеров, его все знали и любили, он был свой человек. На улице Майк все-таки поднялся, дошел до дома, грохнулся еще раз в коридоре и умер.

Науменко Майк в Rolling Stone

Песни Майка: http://www.zaycev.net/m3_lists/35_5.shtml

Зорган (Майк_Науменко) все записи автора Лет десять назад была у меня раритетка Майк-Цой. Цой пел про какую-то башню, про амиго. Сейчас не помню. Вааще песни кроме как там нигде не звучали. А Майк что из "Братьев-сестер". Очч. редкая пленка. Я тогда в Калуге жил -ее из Питера как-то вывезли - пленочку эту. Где она теперь?

Зорган (Майк_Науменко) все записи автора Майк светлая личность. Наверное самая светлая во всех 80-х.... Как-то в юности я читал фантастику, которую переводил с английского Майк и его жена, если не ошибаюсь Наталья. Автора не помню. Вот еще грань таланта.

Аноним (Майк_Науменко) все записи автора Фотографии Майк_Науменко :


Алена_Безобразная

Аноним (Майк_Науменко) все записи автора Фотографии Майк_Науменко :


Алена_Безобразная

Kormery (Майк_Науменко) все записи автора

Вечная память тебе, Майк... Мы помним.  

нельзя_мочить_дельфиов (Майк_Науменко) все записи автора скиньте инфу на сына Майка Евгения...если есть, плз...

glock63 (Майк_Науменко) все записи автора 27 августа исполнится 16 лет, как в мир иной ушёл Майк Науменко.
его памяти посвящается.
23 августа в 23 часа с повтором 26 августа в 23 часа на Джем-фм
программа Взяти живим с концертом Майка LV(1982).

Kormery (Майк_Науменко) все записи автора Фотографии Майк_Науменко :

Квартирник у Михаила Сапего, 06.02.1987
Kormery


Взято из сообщества на diary.ru, посвященного Майку.

Без_Названия095 (Майк_Науменко) все записи автора В колонках играет - Аквариум-Сторож Сергеев

С кем Майк Науменко поет песню "Стоит кирпичная стена" из альбома "Сладкая N и другие"?

Настоящая_Музыка (Майк_Науменко) все записи автора Всем привет )
Создано новое сообщество - Афиша хороших концертов.
Для чего но предназначено - неcложно догадаться по названию :) Вступайте, кидайте анонcы любимых групп, ищите компанию для похода на концерт! Рассказывайте о любимых группах, ищите соратников, разделяющих ваши музыкальные вкусы и т.д.!
Неважно, какого стиля музыку вы слушаете - приглашаются ВСЕ! Главное чтобы эта музыка была искренней, идущей от сердца, талантливной...
Внимание: в сообществе действует мараторий на ПОПСУ. Любители Кати Лель и группы Корни - вам тут не место!
Все остальные - WELCOME!

РВК (Майк_Науменко) все записи автора Михаил (Майк) Науменко
Звезда рок-н —ролла
Теперь трудно сказать, кто в действительности изобрел напиток под озорным названием «чпок», но Майк принял столь деятельное участие в кампании по его пропаганде, что нынче, спустя годы, авторство однозначно приписывается именно ему. Вероятно, так и было на самом деле, либо истинный изобретатель страдает небывалой гипертрофией скромности — во всяком случае, приоритет Майка никем не оспорен, а значит, сомневаться в его праве на первенство нет повода.
Однако по порядку.
В декабре 1980-го мы с Панкером устроились работать в Большой театр кукол к Сударушкину. Панкер — оператором звукозаписи, я — осветителем, в чьем распоряжении оказался огромный агрегат из двух цилиндров, на которых посредством простых, но надежных механизмов крепилось устройство управления примерно четырьмя десятками сияющих приборов, включая софиты, «пистолеты» и подсветку задника. Незадолго перед тем Майк записал на студии театра свой первый сольный магнитоальбом «Сладкая N и другие» — за пультом попеременно сидели Алла Соловей и Птеродактиль (Игорь Свердлов), получивший место звукооператора в наследство от Майка и затем по неизреченному закону преемственности уступивший его Панкеру, — но работы по производству копий все еще продолжались, так что на встречу мы, пожалуй, были с Майком обречены. (К слову, по этому же закону преемственности в нагрузку к должности Птеродактилю досталась от Майка и ветреная Алла Соловей, чей муж Моня тоже работал и театре кукол, но был по меркам юности довольно стар и к тому же страдал грудной жабой. Панкеру каким-то образом удалось выскользнуть из-под ига этого наследия, хотя, кажется, и не сразу.) Что говорить, рано или поздно общая среда все равно выводила людей схожих интересов друг на друга, да и заочно знакомство на тот момент уже состоялось: я слышал сделанный Майком совместно с Гребенщиковым, отменный по содержанию, но скверной записи, альбом «Все братья — сестры», да и недавнюю «Сладкую N…» тоже, а он, как выяснилось позже, видел наши выступления на сэйшенах. Кроме того, Панкер уже вел с Майком какие-то дела — питерский рок-н-ролльный круг при всей его относительной широте был все-таки на удивление узок.
Тогда были в чести какие-то странные принципы распознавания своих. Так, скажем, первичная проверка на вшивость проводилась через инстанцию музыкального вкуса и формулировалась приблизительно следующим образом: скажи мне, что ты слушаешь, и я скажу тебе, кто ты. Мы с Майком сошлись на «Т. Rex» и «Rolling Stones». Странное дело, но, кажется, и теперь подобный подход не считается дичью и имеет массу сторонников, разве что сейчас он немного спустился по возрастной линейке и, в основном, взят на вооружение стратой стремящихся к низовой социокультурной самоидентификации подростков. Как правило, еще предпубертатного возраста.
Той зимой Майк ходил по улице в китайской кроличьей шубе, крытой серой плащевкой (изделие называлось «пихора»), и в серой же кроличьей ушанке с опущенными, но не подвязанными, разлетающимися в стороны «ушами». Благодаря этим «ушам», вид он имел довольно дурашливый, что не совсем вязалось с его вежливой и немного настороженной манерой общения — как большинство невысоких людей, Майк имел обостренное до мнительности чувство собственного достоинства и тратил на охрану этого самого достоинства немало душевных сил. Именно таким я его и увидел на улице Некрасова возле служебного входа в Большой театр кукол. Какова была причина его визита — бог весть. Панкор утверждал, что специально организовал эту встречу, чтобы нас познакомить. Как бы там ни было, с той поры мы на несколько лет сошлись столь близко, что наши тогдашние отношения вполне можно считать дружбой, несмотря на возникавшие время от времени сомнения относительно способности творческой, а следовательно, в той или иной мере тщеславной братии к производству и потреблению дружеских чувств в принципе. Дошло до того, что Майк вместе с только что собранным «Зоопарком» (Илья Куликов, Шура Храбунов, Андрей Данилов) вызвался играть в заштатной купчинской кафешке на проспекте Космонавтов на моей свадьбе (первой) — случилось это 20 февраля 1981 года, так что летописцам русского рока именно этим, а не каким-то иным числом следует датировать публичный дебют майковской электрической банды. Свадьба Вышла вполне рок-н-ролльная: Майк метался по скромным подмосткам, закатывал глаза, крутил микрофонную стойку, как шаолиньский монах свою палку, музыканты хмелели от номера к номеру, в воздухе посверкивали молнии здорового безумия («Безумиев хочется», — частенько говаривал один из ближайших майковских приятелей, гривастый, как патриарх прайда, Иша Петровский) — недоумение растерянной родни выплескивалось через край.
Был Майк и в загсе на регистрации, где приглядывался к ритуалу акта гражданского бракосочетания с необычайным вниманием. Дело в том, что с самого начала, еще безо всяких на то реальных оснований, но лишь по внутренней самооценке, он ощущал себя рок-звездой, вел себя на сцене как рок-звезда и стремился соблюдать какие-то одному ему ведомые правила соответствия звездному статусу (в этом смысле он, пожалуй, был ханжой), как будто опасался некой дисквалификационной комиссии, постоянно ведущей за ним тайное наблюдение. На тот момент его отношения с Наташкой уже требовали социальной определенности (она была на пятом месяце), и Майку хотелось уяснить для себя — не западло ли рок-звезде очутиться в загсе в качестве главного фигуранта.
Оказалось — не западло. Через полтора месяца, в апреле, Майк расписался с Наташкой, и я получил возможность сделать ответный жест — их свадьба справлялась в расселенной квартире на Днепропетровской улице, где мы с женой в то время жили, поскольку Наташкина комната в тесной ведомственной коммуналке для подобного мероприятия явно не годилась. Майк был в одолженном у Вячеслава Зорина («Капитальный ремонт») замшевом пиджаке, рукава которого оказались ему немного коротковаты, а кроткая Наташка хорошо улыбалась своей доброй улыбкой и счастливо несла впереди себя тугой и со спины практически не видный («Значит, будет мальчик», — справедливо напророчила какая-то дама) живот.
Был теплый солнечный день, что позволило нам по пути из загса к Днепропетровской в рассыпанных там и сям сквериках выпить полдюжины бутылок сухого вина. Благодаря этим счастливым обстоятельствам (весеннее солнце, веселое вино) мы чувствовали себя замечательно: Майк, позабыв о тайных соглядатаях, контролирующих его адекватность звездным нормам, вел себя легко и раскованно, а Иша, исполнявший в загсе роль свидетеля, по обыкновению требовал безумиев. Последние не заставили себя ждать — иначе зачем был бы нужен упомянутый выше «чпок»? Напиток этот имел составную структуру и чумовые свойства. Готовился он следующим образом: в стограммовую стопку или, на худой конец в граненый стакан в равной пропорции (50 мл на 50 мл) наливались водка и какая-нибудь газосодержащая жидкость (полюстрово, пиво, боржоми, пепси, лимонад «Буратино» etc.), после чего стопка/стакан плотно накрывалась ладонью и резко ударялась донышком о колено — в тот же миг начинался процесс бурного газовыделения, и напиток следовало разом незамедлительно выпить. Здоровому молодому мужчине для глубокого погружения в измененное состояние сознания обычно хватало четырех-пяти «чпоков». Способ в наглядном исполнении Майка (близкий круг не раз уже видел этот спектакль прежде) был нов, забавен и, будучи с подробными комментариями преподан явившейся публике, имел несомненный успех.
Гостей в тот день на Днепропетровской побывало столько, что их точное число не поддается счету. Люди приходили и уходили, некоторые приходили дважды, а иные крендели, чье присутствие мог подтвердить добрый десяток свидетелей, впоследствии категорически утверждали, что ни сном ни духом и не в зуб ногой, и вообще именно в это самое время 10 апреля они летали на метле над Полтавой. Гребенщиков был в отъезде, но зато весь остальной «Аквариум» играл на чем попало, включая пустые и полупустые бутылки, и голосил на всю округу Дюшиным горлом. Рыба, Цой, Панкер, Иша, Родион, Александр Петрович (Донских) и Пиня тоже пели (орали) что-то хором и поодиночке, а какой-то рыжий, бородатый, хитроглазый москвич с носом-бульбой здорово дудел на губной гармошке и хватал за ноги проходящих мимо девушек. В трех комнатах и в коридоре на деревянных ящиках, служивших нам универсальной мебелью, стояли бутылки, стаканы и тарелки с простецкими закусками, одни гости сидели на корточках или прямо на полу вдоль стен, другие стайками переходили от ящика к ящику, не удосуживаясь даже познакомиться. То и дело с разных сторон доносились глухие удары стакана о колено.
Назавтра мы тут же в камерном составе лечились сухеньким, попутно занимаясь анализом майковских песен на предмет их пригодности к литовке. Майк со своим «Зоопарком» как раз собирался вступать в рок-клуб («шмок-клуб» — называл его Майк), поскольку тот в это время контролировал практически всю концертную деятельность непрофессиональных групп в Питере. Однако для того чтобы песни можно было свободно петь со сцены, тексты требовалось представить на одобрение неким наделенным цензурными правами дамам (надо признать, не слишком вредным) из Дома народного творчества на улице Рубинштейна, при котором рок-клуб и влачил свои дни.
Нам уже было известно, что, с учетом довольно лояльного (легкомысленного) отношения к самодеятельному творчеству членов рок-клуба в целом, дамы склонны порой цепляться к словам, относящимся, по их мнению, к профессиональному картежному сленгу, лексикону наркоманов и токсикоманов, а также словарю практикующих пьяниц. Нравственную (половая сфера) сторону творчества опекаемых рокеров они тоже старались не упускать из виду. Кое-какие предварительные замечания были цензурными дамами в адрес Майка уже сделаны, так что работа упрощалась.
Несмотря на дух свободы и веселого нонконформизма, царивший в нашей среде, небольшая жертва демонам государственного вездесуйства в то время вовсе не казалась нам малодушной и позорной: черт с ними, ведь впереди у нас вечность! Оголтелое диссидентство было Майку столь же чуждо, как и холодное лицемерие советской системы. Время подтвердило справедливость подобного взгляда: оба полюса друг друга стоили. Впрочем, определенные ценности мира товарно-денежных отношений имели на лидера «Зоопарка» поистине гипнотическое влияние, но об этом позже.
Майк, хоть я и был на шесть лет его младше, незаслуженно считал меня умудренным специалистом по словам, поэтому и привлек к работе по перелицовке сомнительных (с точки зрения припадочной цензуры) мест в собственных текстах. А может, он просто не хотел своими руками портить то, что было уже однажды хорошо сработано и крепко отлито, ведь он вполне обоснованно считал себя человеком книжной культуры и был способен к куда более глубоким литературным штудиям. В любом случае я отнесся к работе как к формальной малярке, видя задачу в том, чтобы складно намалевать нейтралку поверх кисти мастера, дабы в результате всю картину можно было протащить через цензурный контроль контрабандой. Каюсь, все предложенные мною замены были, пожалуй, хуже оригинала Полагаю, именно поэтому Майк их и одобрил. Помните второй куплет песенки усталого плейбоя «Прощай, детка»? Вот авторская версия:

Ты так очаровательна и не скучна ничуть,
Но мы устали друг от друга, нам нужно отдохнуть.
Накрась поярче губки и подведи глаза,
На всякий случай спрячь в карман бубнового туза.
Живи же хорошо, не скучай.
Ну, а пока — прощай, детка, прощай!
В залитованном виде (то есть на бумаге, проштампованной ведомственной печатью, дававшей разрешение на публичное исполнение песни) четвертая строка этой меланхоличной истории выглядела следующим образом: «Надень мой старый макинтош, возможно, будет гроза». Именно так Майк ее с весны 1981 года на всех концертах и пел, поскольку отступление от узаконенного текста могло обернуться репрессиями вплоть до исключения из рок-клуба, а это уже грозило прекращением легальной концертной деятельности. Мне нет оправдания, но повторяю: установка была именно на обезличивание, на проходную строку. Утешаться остается лишь тем, что и в оригинале эта строчка выглядела чистой подрифмовкой, надутой, как жаба через соломинку, ложной многозначительностью.
А вот еще пример — четвертый куплет «Дряни», авторский вариант:

Ты клянчишь деньги на булавки, ты их тратишь на своих друзей.
Слава Богу, у таких, как ты, не бывает детей.
Ты хочешь, чтоб все было по первому сорту,
Но готова ли ты к пятьсот второму аборту?
Ты — дрянь.
Та же четвертая строка этого безусловного шедевра в версии, отмеченной ведомственной печатью, выглядела так: «Прости, дорогая, но ты бьешь все рекорды». Это — тоже я. Неловко за рифму — но кто, право, обращает внимание на такие мелочи в песенном жанре? Жаль, ушел из текста брутальный гротеск, но ведь ради того все и было затеяно. (Наглядный образец исполнительного легкомыслия и непоследовательности, только дискредитирующих институт цензуры как таковой: спать с женатым мужчиной и даже с его басистом героине песни было можно, а про аборты — ни-ни.) Не думаю, что за содеянное на том свете мне выйдет послабление, но и лизать сковородку лишнюю тысячу лет, право же, за это не присудят.
Подобных правок было не две, не три и даже не четыре — всех теперь и не упомнить. В «Сладкой N» строка «…и называли друг друга говном» преобразилась в «…танцевали так, что трясся весь дом» и т. д.
В ответ на эту медвежью услугу Майк провел со мной курс вокальных занятий по методике Олега Осетинского, который ныне больше известен не как автор сценария чудесного фильма «Звезда пленительного счастья», а как суровый воспитатель собственной дочери Полины. Занятия не имели ничего общего с постановкой голоса (чтобы поставить голос, надо его иметь, а это был не наш с Майком случай), но скорее касались постановки сценической речи, речи-пения, речитатива, касались особой техники интонирования и прочих мелких секретов энергетической подачи текста, в том числе и песенного. Смешно вспоминать, как мы сидели с ним в бытовке на Петровской набережной (Майк работал здесь сторожем столярных мастерских) и под двенадцатиструнную гитару, впившись зубами в яблоко, мычали по очереди залитой слюной глоткой нелепые слова моей последней на тот момент вещицы:

Пой, пень, пока не сгнил на корню.
Пой, пень, а я тебе подпою.
Причем Майк мычал мою песню как бы правильно (так предполагалось по умолчанию), а мне надлежало лишь перенимать, подтягиваться, осмысленно копировать мастерство наставника. Полагаю, все усилия оказались тщетными — толку из этого не вышло, однако у Снегиревки под окнами родильной палаты, где лежала майковская Наташка, наши тренированные связки были вне конкуренции.
Один из принципов методики, преподанной Майку Осетинским (под обаянием этого человека Майк находился довольно долгое время), заключался в следующем: надо по мере возможности — яблоко в зубы — затруднить себе сам процесс пропевания песни, стараясь при этом исполнять ее максимально чисто и с предельной выразительностью выделять интонационно (с надлежащим чувством) заранее определенные смысловые места. Логика проста: если ты будешь приучен бегать пятикилометровку в свинцовых башмаках, то когда очутишься на дорожке без них — пролетишь дистанцию пулечкой, с вдохновением, сам не заметишь как. Не мне судить о действенности этого средства, поскольку я сошел с круга, свинтив в другой спорт, но Майк верил в рецепт Осетинского, как в чудесный магистерий, способный сделать соловья из павлина.
Вообще, и в характере, и в образе мыслей Майка (в компании своих его настороженность исчезала без следа) было много причудливого, благодаря чему он неизменно вызывал в людях живой интерес. Ведь мы запоминаемся друг другу не единомыслием, а именно зазором, несостыковкой между нашими восприятиями. Этот зазор требует осмысления и раздумий, которые в итоге становятся частью нашего жизненного опыта. За этот опыт, если он не оказался ложным, мы благодарны человеку, так удачно с нами не совпавшему. Майк часто не совпадал с окружением, и в этом естественном несовпадении не было ни позы, ни снобизма/намеренности, что делало общение с ним занятием крайне привлекательным. Должно быть, сказалась тут и его уже упомянутая выше причастность к книжной культуре. Он много читал на русском и на английском, причем не только Тургенева, Шергина, Хармса, Овалова (он был помешан на советских детективах 1930-1950-х годов) и Керуака с Кеннетом Грэмом, но и литературу андеграунда (именно у Майка я впервые увидел машинопись шинкаревского «Максима и Федора» с авторской графикой), да и сам время от времени грешил прозой (несколько рассказов Майка были опубликованы после его смерти в книге «Майк: Право на рок»). Кроме того, в начале восьмидесятых он перевел на русский «Иллюзии» Ричарда Баха. Переплетая ему пару машинописных экземпляров «Иллюзий», я удивлялся кропотливости переводчика/печатника: в книге были два пласта текста, один из которых в английском оригинале выделялся курсивом: имея на пишущей машинке лишь один шрифт, Майк не ленился то и дело менять в заправленных шести экземплярах копирку (черную на фиолетовую и обратно), так что в результате курсив в машинописи был находчиво замещен фиолетовым цветом. Идея, бесспорно, богатая — о многоцветной печати собственных сочинений в свое время мечтал еще Фолкнер. Что касается самоощущения Майка как рок-звезды, то чувство это было глубоко внутренним и уже хотя бы и силу этого оправданным. Однако все представления Майка о правилах звездного поведения были целиком почерпнуты им из статей и интервью в глянцевом « Rolling Stone» и ему подобных журналах, поэтому в условиях окружавшей нас действительности выглядели довольно забавно. Перед выходом на сцену обычно спокойный и вежливый Майк преображался — задирал нос, становился словно бы небожителем и в упор не замечал смертных. Ну а что он творил на подмостках, как самозабвенно ломался и вдохновенно выделывался… Подобному вживанию в роль поразился бы даже Станиславский. Помню, Гена Атаев едва ли не в серьез обиделся, впервые столкнувшись с этим явлением: за кулисами он приветливо окликнул готовившегося выйти нa сцену Майка, с которым накануне пил у ларька пиво, а тот в своих неизменных темных очках-каплях прошествовал мимо, даже не поздоровавшись. Но все же мы, тихонько посмеиваясь за его спиной, прощали Майку эти невинные слабости — для нас-то он был никакой не звездой, а просто хорошим, порядочным, милым, дорогим и очень талантливым человеком.
В принципе, тот мир, который он внутри себя проживал, играя в свои звездные игры, и в котором в то время, безусловно, хотел бы очутиться, описан им в «Рассказе без названия» — небольшом тексте, входящем в скромный корпус его литературных опытов. Там Майк забавно наложил реалии западного шоу-бизнеса на отечественную географию, смешал их в одну окрошку и получил то лакомое хлебово, которое сам согласен был всю жизнь черпать ложкой. Да что черпать — он готов был купаться в этой грезе, как оса в сиропе. Развитый институт шоу-бизнеса — это то, чего ему катастрофически не хватало в условиях советской действительности. Все остальное он был готов этой действительности простить. Все, но только не отсутствие рок-индустрии — она была той, прежде уже упомянутой, ценностью Западного мира, которая очаровывала Майка более всех остальных газообразных миражей, испускаемых сытым брюхом общества равных возможностей. По существу, все сводилось к простому желанию легально заниматься своим делом (рок-н-роллом) и получать все сопутствующие этому звездному занятию дивиденды — от роллс-ройсов к подъезду до приличествующих гонораров. В этом был майковский пунктик. Несоответствие реальности грезе не давало ему покоя, он не хотел мириться с подобным дефектом мироустройства, дурно действующим на ранимую психику человека с обостренным чувством собственного достоинства и богатым воображением, поэтому он и ковал свою жизнь так, как будто всем этим вещам (шоу-бизнесу) в окружающем его быте уже есть место.
— Любой труд должен быть оплачен, — любил повторять стороживший сутки через трое пиломатериалы на Петровской набережной лучший рок-н-ролльщик страны, чем выдавал свою мелкобуржуазную сущность.
Мы все были в ту пору бедны и знали, как это бывает — просыпаться от голода, но назначать цену тому, что ты делаешь для себя и в свое удовольствие, поскольку не хочешь заниматься ничем другим, не приходило нам в голову. Искусству можно лишь отдаваться и приносить жертвы. Это не идеализм — если ты хочешь получать за свои художества деньги, ты становишься несвободен, а главный закон искусства — это полная, совершенная, абсолютная свобода. Майк же невозмутимо торговал своими магнитоальбомами (так, в общем-то, было принято — не чурался этого ни БГ, ни иные дорвавшиеся до студии музыканты), с помощью друзей и знакомых оформляя их таким образом, будто это действительно были настоящие альбомы, пытался организовать коммерческое дело по продаже переплетенной машинописи «Иллюзий», а однажды даже, как поведал Рыба, приехал к Свину и предложил тому купить специально для него, Свина, написанную песню «Я не знаю зачем». Ситуация, прямо скажем, выдающаяся по своей нелепости. Разумеется, Свин ничего не купил. В результате блестящий хит остался за автором.
Не могу удержаться от соблазна привести здесь текст этого панк-шедевра целиком, хотя читать его, как и всякий песенный текст, конечно же, не следует. Его, в соответствующем исполнении, следует слушать:

Я просыпаюсь каждое утро,
Ко мне приходят мои друзья.
Они приносят мне портвейн и пиво,
Но я знаю: они ненавидят меня.
А я не знаю, зачем я живу, ну и бу-бу-бу-бу-бу с ним.
А я не знаю, зачем я живу, ну и бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу с ним.

У меня есть жаба — редкостная дура —
И я бу-бу ее каждый день.
И нам давно бу-бу друг на друга —
Я бы бросил ее, но бросать лень.
А я не знаю, зачем я живу, ну и бу-бу-бу-бу-бу с ним.
А я не знаю, зачем я живу, ну и бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу с ним.

Иногда я хожу на работу.
Всем было б лучше, если б я не ходил.
Но если я умру, то кто тогда вспомнит
О том, что я вообще когда-то жил.
А я не знаю, зачем я живу, ну и бу-бу-бу-бу-бу с ним.
А я не знаю, зачем я живу, ну и бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу с ним.
Как после этого «Король и Шут» могут претендовать на гордое имя панк-группы? Да они здесь карамелька против селедки, мотылек против навозника, «Щелкунчик» против заветных сказок, Барто против Баркова, Барби против Тайсона.
Справедливости ради следует сказать, что оборотной" стороной комичного майковского предпринимательства была его строгая щепетильность в финансовых вопросах: он всегда возвращал долги и не терпел никаких подачек, видя в этом если не оскорбление, то как минимум ущемление своего бдительно охраняемого достоинства. Он готов был спросить деньги за свой труд, но принять что-то просто так, ни за что, словно бы на бедность… Обычно мягкий и душевный Майк, стоило ему заподозрить хоть намек на подобное ущемление, хоть призрак вызова его самолюбию, в миг становился резок и беспощаден.
В одном он был, конечно, прав — своим делом хотелось заниматься открыто, свободно, во все горло…
После Большого театра кукол мы с Панкером перебрались в Театральный институт, где он опять, наследуя на этот раз Сергею Свешникову, сел за звукооператорский пульт (теперь «теславский», шестнадцатиканальный, что было по тем временам почти роскошью), а я был приставлен в лаборатории технических средств обучения к только что появившимся отечественным кассетным видеомагнитофонам «Электроника». У Панкера в студии Майк записал летом 1982-го свой следующий сольный альбом «LV», а у меня в лаборатории ТСО мы вечерами смотрели «Аферу», «Полет над гнездом кукушки», «Стену», «Апокалипсис сегодня», клипы «Duran Duran» и азиатскую хореографию Брюса Ли и молодого Джеки Чана, которая на долгое время сбила набекрень крышу Цою (помимо вертящихся нунчак, Цоя и впрямь в кинопродукции практически ничего не интересовало, зато Майк приходил на формановский «Полет…» раз пять, гармонично сочетая просмотр с трудоемким, но эффективным «чпоком»).
Переехав с Днепропетровской в Купчино — в идущем на капремонт доме в конце концов отключили воду, отопление и газ, — мы стали видеться с Майком несколько реже. Со временем он заделался домоседом, в гости выбирался не часто и, как правило, принимал у себя. К тому же гитарист «Зоопарка» Шура Храбунов, женившись на Наташкиной соседке Тасе, поселился в той же коммуналке в Волоколамском переулке, окрестности которого, благодаря расположенной неподалеку кондитерской фабрике им. Крупской, при западном ветре, а ветер в наших краях по преимуществу западный, густо пахли шоколадом. Подобное соседство (Майка с Шурой) упрощало дело — половина «Зоопарка» могла теперь аранжировать и вчерне репетировать новые песни, придумывая и разучивая гитарные риффы и соло, не выходя за пределы квартиры.
Связанным с Майком историям нет конца (была выпитая в квартире на Варшавской бутылка настоянной па какой-то хвое водки, служившей лекарством майковскому отцу, за что мы, после внезапного возвращения Василия Григорьевича с дачи, были подвергнуты безжалостному остракизму; был побег с повязанного ментами концерта в честь десятилетия «Аквариума» на квартиру к Лене Набоко, где мы практически стали свидетелями смерти Эмерсона (Сергея Ашевского), etc.), эти истории можно рассказывать долго и без повторов. Однако будет ли это справедливо по отношению к личности Майка, которая прочитывается не в микроисториях, порой не им даже инициированных, а в самом пути? Как говорил маркиз де Сад, мы собрались здесь не ради справедливости. И все же… И все же ограничусь хроникой.
Меньше чем через год после «LV» на студии Тропилло Майк записал свой следующий альбом «Уездный город N», где в тягучей четвертьчасовой балладе, давшей название всей работе в целом, ему в качестве сессионного музыканта подыграл на клавишах Володя Захаров. Вскоре после этого в состав «Зоопарка» едва ли не в статусе полноправного члена вошел отменный вокалист и давний майковский приятель Донских, который периодически выступал с группой вплоть до 1987 года, пока Науменко, заподозривший Александра Петровича в каких-то невинных, но признанных щепетильным Майком подозрительными махинациях, с ним не разошелся.
После «Уездного города N» Майк записал у того же Тропилло «Белую полосу». Вообще вплоть до конца 1988-го он был довольно активен — много выступал, гастролировал и периодически писался в студиях. Дело дошло до того, что у «Зоопарка» появился наконец-то какой ни на есть, но собственный администратор — Сева Грач, — занимающийся концертными делами группы. Однако вскоре машина забуксовала…
Известно, что конец восьмидесятых, вопреки ожиданиям, оказался для рокеров не лучшим временем. Внезапно вспыхнув на ветерке предперестроечных и перестроечных времен, массовый интерес к русскому року, спустя буквально несколько лет, заметно пошел на спад — в эфире и на концертных площадках его плотно теснила попса, полноценные гастроли удавалось организовывать все реже, тиражи пластинок оставляли желать лучшего. Триумфальный марш рока по стране захлебывался. Держались единицы, взятые в оборот волками-продюсерами, для кого потеря даже половины былой аудитории не меняла существа дела («Кино», «Наутилус Помпилиус», "Алиса», «ДДТ»), либо те, кто вышел за рамки чисто музыкального проекта (Курехин). Остальные послы рок-н-ролла в неритмичной стране, успевшие ощутить вкус широкой славы и приличных гонораров и посчитавшие было, что это — навсегда, оказались не готовы к подобному отливу представлявшегося заслуженным и выстраданным зрительского внимания. Героические амбиции подполья, очутившись на свету практически ничем не ограниченной свободы, потрепыхавшись и пошумев, начали хиреть и сдуваться. Кто-то отправился пережидать скверные времена за бугор, другие сидели по коммунальным кухням и с тоской вспоминали, как все здорово начиналось десять лет назад. Увы, не избежал этой участи и Майк. Он мог быть только звездой рок-н-ролла — а если дело не складывалось, то все остальное теряло смысл. В ситуации столь масштабного разочарования трудно что-либо противопоставить известному русскому лекарству, которое вскоре парадоксальным образом оборачивается для лечащегося недугом. Ко всему на исходе девяностого у Майка обострились семейные проблемы, потом был развод, после чего Наташка и вовсе переехала с их сыном Женькой в Москву. В смысле обеспечения собственного быта Майк был сущее дитя — когда он остался один, убирать комнату и готовить еду к нему при ходила Ишина жена Люда.
Весной 1991 года я увиделся с Майком в последний раз. Тогда в Питер из Риги приехал Андрей Левкин, у которого здесь в издательстве «Васильевский остров» готовилась к выходу книга, и я зачем-то повел его к Майку. Возможно, будучи главным редактором рижского«Родника», Левкин имел на Майка какие-то виды (сделать с ним материал или взять что-нибудь из его переводов), а может, просто хотел познакомиться с живой легендой русского рок-н-ролла — это уже не имеет значения.
Майк был в приподнятом настроении, рассказывал, что в Москве вот-вот выйдет на виниле его сольник «LV», за который ему дают очень приличные деньги, и пытался изображать радушного хозяина. Внешне не подавая вида, в душе я был поражен тем, насколько Майк изменился. Мы не встречались с ним около года, но впечатление было такое, будто прошло как минимум лет десять. Лицо его стало отечным, нездоровым, он поседел и не то чтобы обрюзг, но весь как-то отяжелел, кроме того, он слегка приволакивал ногу и, неумело скрывая это, плохо управлялся с правой рукой.
Как водится, мы принесли с собой водку, пепси-колу и немудреную закуску в виде хлеба и рыбных консервов. Майк достал стопки, и тут я сообразил, что Левкин, проведя свои лучшие годы в чопорной, но глубоко провинциальной Латвии, вероятно, понятия не имеет, что такое «чпок». Ни я, ни Майк давно уже не употребляли этот гремучий микс — забава, как бородатый анекдот, давно пережила свой час, — но искушение блеснуть перед Левкиным молодечеством была столь велика, что я не удержался.
— А не махнуть ли чпок? — иезуитски предложил я Майку.
Конечно, идея была дурацкая и насквозь фальшивая — жизнь не скачет, как запиленная пластинка, на уже однажды прокрученную дорожку. Однако Майк, обычно чуткий и нетерпимый к любой искусственности, согласился. В конце концов, его вновь настигли добрые вести — почему бы не изловчиться и не схватить удачу за хвост? А может, как мягкий и понимающий человек он просто подыграл моему суетному желанию пустить гостю пыль в глаза?
В нужной пропорции я налил в стопки водку и пепси-колу, после чего мы с Майком под настороженно-любопытным взглядом Левкина шлепнули запертые ладонью посудины каждый о свое колено. Мой «чпок» махнулся вполне благополучно, а вот Майка подвела непослушная рука — шипящая, как аспид, смесь выплеснулась ему на джинсы. Майк чувствовал себя неловко, поскольку явно стеснялся своей отказывающейся повиноваться руки; я тоже был смущен, так как невольно вынудил гордого хозяина обнаружить столь неугодную его самолюбию слабость. После этого мы уже не куражились и допивали водку банально, как заведено.
А через пять месяцев Майк в этой комнате умер. Это случилось около одиннадцати вечера, и в тот же миг со стены, сам собой отлепившись, спикировал на пол постер майковского любимца Марка Болана. Историю эту можно было бы посчитать фольклором, легендой, добросовестно сочиненной преданными поклонниками, если бы ее рассказала не мать Майка Галина Флорентьевна, проведшая тот последний вечер рядом с сыном.
Волнение Болана можно понять — там, где все вечно молоды, ему наконец-то будет с кем сыграть на джеме буги-вуги.

Xek (Майк_Науменко) все записи автора С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ МАЙК!


Звезда Рок-н-Ролла


Днем у тебя есть все -
Все, ради чего стоит жить:
Дело, друзья, иногда даже деньги
И вино, и с кем его пить,

Ведь ты - звезда рок-н-ролла
(По крайней мере, так говорят)
И мальчики в грязном и душном кафе
Счастливы встретить твой взгляд
И пожать твою руку.

Но ночью... Ночью ты опять один.
Эй, звезда рок-н-ролла!
Что сможешь ты отдать за то, чтоб заснуть?
Что сможешь ты отдать, чтоб себя обмануть?
Эй, звезда рок-н-ролла!

Но новый день принесет покой
И вечером будет игра.
Новый день, все те же старые лица -
Как вся эта игра стара!

Но ты - звезда рок-н-ролла,
И вот ты включил аппарат...
И ты снова поешь все тот же старый блюз -
Ты играешь, ты счастлив, ты рад.

Но ночью... Ночью ты опять один.
Эй, звезда рок-н-ролла!
И ты не помнишь как звать ту, что спит рядом.
Не помнишь - и ладно, да и помнить не надо -
Ты - звезда рок-н-ролла!

Но кто тебя слышит? Десяток людей.
Кто тебя знает? Никто.
Им плевать на то, что ты им отдаешь -
Им важней успеть забрать пальто
Когда ты кончишь петь.

И ночью ты будешь опять один.
Эй, звезда рок-н-ролла!
Попробуй заснуть, но никак не спится.
Эй, звезда рок-н-ролла!
И если завтра проснешься - попробуй влюбиться,
Как звезда рок-н-ролла!

Corneille_blanche (Майк_Науменко) все записи автора группа Заповедник
19 апреля
Клуб "Вереск"

Концерт,
посвященный
дню рождения
Майка Науменко.
Начало в 20:00,
вход по флаеру 150руб., без флаера 200руб.

Сайт группы Заповедник - http://www.zapove.ru/

Бродяга_Водолей (Майк_Науменко) все записи автора очень приятная глава, посвещенная Майку есть в книге "Беспокойнике города Питер". если интересно - могу отсканить и закинуть сюда.