Прокол или проверки на дорогах
Электрочасы на панели машины показывали начало двенадцатого ночи. Несмотря на такой поздний час, встречное движение было оживленным. Люба часто переключалась с ближнего света на дальний. Вчера еще она испытывала величайшее наслаждение от езды в новом своем «Reno». Сбылась, наконец – то, ее давнишняя мечта - она стала владелицей этого белого чуда. Сейчас же уверенно рассекая темноту, отмечая про себя, беспрекословное повиновение машины рукам и ногам, тем не менее, все ее существо было омрачено этим звонком Алика. Звонком, который не шел у нее из головы. Она чувствовала себя бесконечно обманутой. Настолько оскорбленной и униженной, что от невеселых мыслей ее не могла отвлечь даже эта езда, еще вчера доставлявшая ей воистину ребячий восторг и удовольствие. Она не могла припомнить случая, когда последний раз было так плохо, когда так пугающе, с абсолютным безразличием воспринимала бы она все происходящее вокруг. Тем не менее, вот же она едет к нему...
…Люба уже собиралась ложиться спать, когда получила этот неожиданный звонок. Сердце ее и женская интуиция подсказывали: «Не поддавайся этому твердому голосу. Еще вчера родному. Голосу человека, решившему окончательно все. Не слушай его, не мчись, выдержи паузу». Однако она летит по ночному шоссе в аэропорт проводить его в Москву. А то, что сейчас убедиться в том, что никогда не была ему нужна, это второстепенно, это так, это - между прочим. Из головы не шла его последняя фраза, произнесенная Аликом, прежде чем он выключил пелефон: «Как хочешь, осуди этот внезапный мой отъезд, но, по - моему, мы исчерпали свой любовный ресурс. Во всяком случае, он иссяк у меня. Я раскаиваюсь и испытываю величайшую вину перед тобой за то, что мое предчувствие любви так и осталось предчувствием. Прости. Если приедешь проводить – значит простишь». На это его внезапное признание, она, как форменная дура, только спросила: «В котором часу самолет?». Он ответил ей. И по ответу поняла, что Алик не сомневается, что приедет. Особой радости в голосе не прозвучало. Вот так вот. Он опередил ее. Не поэтому ли она теперь гонит, с превышением скорости, чтобы не дать ему почувствовать себя инициатором, ставящим точку в их отношениях. Гонит, чтобы не дать насладится этой ситуацией. Ситуацией смоделированной им самим. Вот оно что! Отношений, оказывается, не было никаких. Так – предчувствие любви. И вот она мчится, подстегиваемая все тем же предчувствием, но только теперь чтобы взглянуть на него и простить? Он, раскаявшись, уходит первым, а она его, виновного, прощает. «Счастье – это удовольствие без раскаянья» всплыло неожиданно у нее в голове где-то слышанная фраза. «Если счастье – это только удовольствие, то, что тогда любовь? – подумала Люба. Неужели любовь тоже удовольствие? А ее отсутствие или предчувствие любви, не оправдавшее себя – это раскаянье? Нет, должно быть не так. Предчувствие любви должно быть удовольствием, а ее отсутствие должно быть раскаянье. Вот и наступило раскаянье. В чем же раскаиваться мне? Мне не в чем раскаиваться. Разве только в том, что я люблю его. Люблю по - прежнему. И он об этом знает».
Она признавалась ему в этом много раз, застигнутая внезапно пронизывающим, щемящим чувством нежности. Это часто случалось в ситуациях самых неожиданных и разных. Казалось бы - обычный жест его руки: он коснулся ее волос, заглянул участливо в глаза, или просто - напросто удачно сострил, рассмешил ее. В такие моменты ее окатывала горячая волна неистребимого желания раствориться в нем до конца, у нее перехватывало дыханье, и ей казалось, что она взлетает в немыслимые, звездные дали…
В то же время старалась не думать о том, что рухнувшая на нее эйфория, когда она ничего вокруг не замечала кроме его, не вызывала у Алика никаких особенных перемен. Он как будто даже не видел ни шального блеска ее глаз, ни того, как она изнемогает от переполняющих ее чувств, от любви к нему. Ничем себя не выдавал - ни выражением лица, ни в словах, ни в поступках. Оставался участливым, рассудительным, рафинированным даже каким – то. Ни больше, ни меньше.
Как-то в один из вечеров , сидя в его машине, они слушали красивую песню. Она звучала на иврите. Это была грустная песня о переживаниях одной девушки, любовь которой отвергли. Сердце Любы буквально теснили и разрывали чувства, возникшие стихийно. Ей казалось тогда, что песня, каким – то образом повторяет мелодию ее жизни с Аликом. Но он заговорил о следующем: вдруг заметил ей что, все разведенные мужики в отношениях с женщинами вынуждены всегда выбирать между рабством и предательством. «Подобный выбор вздохнул он, - лично на меня может подействовать с обескураживающим опустошением собственного сердца». Тогда она не придала этим словам какого-то особого значения. Не помнит даже, что сказала в ответ. Сегодня она уже воспринимает их иначе. «Он сделал выбор, - потащила Люба из пачки сигарету, - предал меня».
Она бросила взгляд на часы. Они показывали 12.30. До самолета у нее еще было около часа времени. Затормозила под светофором. Взгляд ее заскользил по пыльным, широким листьям какого–то то ли эквалипта, то ли плантана, растущего у самой дороги. Качались ветки подсвеченные светом желтого фонаря, качался пред глазами серебряный самолетик тонкой серебряной цепочкой привязанный к зеркальцу Аликом в день, когда они забирали ее новую «Reno» из автосалона. Это был красивый оригинальный сувенирчик. Самолетик один к одному повторял точную копию российского МИГА. На шасси можно было даже рассмотреть протекторы колеса – так ювелирно, так мастерски он был сделан. Он тогда привязал игрушку, качнул ее пальцем и заметил Любе, что она женщина без предрассудков. А женщинам без предрассудков, незакомплексованным ничем просто необходимы символы: талисманы, брелки, тетрадки, камешки… «Мы хоть и евреи, но жуткие язычники, - улыбнулся он. Вы, женщины, не можете обойтись без амулетов».
В СССР Алик служил в авиации. Он был кадровым офицером ВВС, летчиком первого класса. Не очень любил перед Любой «ворошить героическое прошлое», как он говорил. В разговорах о прошлой жизни был немногословен. Люба знала что, уволившись из армии, развелся с женой, и та с маленькой дочкой уехала в Штаты. А потом Алик с мамой репатриировался в Израиль. Здесь в Израиле его как-то нашел один человек, с которым он летал, оказывается, не то чтобы в одной эскадрильи - в одном экипаже! Он приехал к нему из Афулы. От этого друга, его звали Вениамин, Люба впервые узнала, что Алик воевал в Афганистане. На двоих у них было более двухсот боевых вылетов. Они летали над Кабулом, бомбили Кандагар, Мазари – Шариф. Как-то во время одного из полетов они потеряли своего командира. Собственно Вениамин и приехал к Алику, чтобы помянуть их товарища именно в этот день. Мама Алика накрыла стол, они разлили водку, помянули Андрея. Неожиданно Алик что-то шепнул маме, и та вынесла показать Любе шлем, царапнутый пулей душмана, в том воздушном бою, когда они не сберегли своего командира.
В Афуле, до некоторых пор, Вениамин работал охранником какого-то завода. Но недавно его уволили, и Алик посоветовал ему попытаться устроиться, в «русскую» больничную клинику альтернативной медицины «Яд леахлама» таким же агентом, как и он. «Я езжу по стране, нахожу клиентов для нашей больницы, заодно предлагаю купить препараты израильских, американских, российских и других фирм». Вениамин криво улыбнулся и ответил, что подумает. На что Алик сказал ему, что зря он так скептически смотрит на подобные предложения. Благодаря своей работе он летал уже в Турцию, был в Америке, а в ближайшее время по делам фирмы летит в Москву. «Поинтересуйся у хозяев твоей фирмы, - затянулся Вениамин сигаретой, - им летчики не нужны?».
Люба отвлеклась от воспоминаний, щелкнула выключателем радио. В салон машины стремительно ворвался голос Аллы Пугачевой.
«С кем нибудь, где нибудь, как нибудь,
разговаривая ни о чем…».
По «Седьмому каналу» шла музыкальная программа «По дороге домой». В паузах между песнями, звонившие говорили о политической ситуации, которая складывается сегодня в стране.
Говорили о принятой недавно «карте дорог», о том, как долго продержится палестинское перемирие? Насколько оно реально? Сколько будет длиться наступившая тишина? Кто может поручиться, что время терактов кончилось? И можно ли верить очередным обещаниям арабских лидеров?
Неожиданно Люба услыхала резкий хлопок, машину кинуло в сторону, она едва выровняла руль. «Reno” накренилось на один бок и стало катиться, издавая хлюпающие звуки, беспорядочно шурша протекторами по асфальту.
Читать далее...
.jpg)
Японский фотограф Мики Асай умеет увидеть красоту в том, чего большинство из нас
Galyshenka
Here%20Comes%20the%20Train.jpg)
