В колонках играет - Gogol Bordello/Strange Uncles From Abroad
У тов. OkSun_a наткнулся было на занятную статью о Гайто Газданове. Статья интересная, с любопытными фактами и иллюстративным фотоматериалом. Разглядывая фотографии вожделенной многими рукопожатными свободолюбцами парижской жизни, сделанные Робером Дуано, таки застрял на полном настоящей свободы и жизни кадре, где мужчина и женщина (привет Лелюшу) наслаждаются хорошим вином. Конечно, будь этот снимок сделан в Советском Союзе, можно было бы предположить, что перед нами -- задавленное тоталитаризмом совковое быдло, а так всем известно, что в Париже внешне и внутренне красив каждый клошар, выбравший свободу.

Это я, собственно, к чему? Да вот к этой приведённой в статье цитате Бабеля:
"У меня — семья: жена, дочь, я люблю их и должен кормить их. Но я не хочу ни в каком случае, чтобы они вернулись в советчину. Они должны жить здесь, на свободе. А я? Остаться тоже здесь и стать шофёром такси, как героический Гайто Газданов?"
(Юстас -- Алексу И. Бабель Ю. Анненкову)

Героический Гайто Газданов, успевший поклошарить в городе чёрной моли и летучей мыши, справедливости ради, никоим образом не относится к колбасным эмигрантам: "Одной лишь биографии самого Газданова хватило бы не на бабелевский рассказ, а на сагу бальзаковского масштаба и объема — Гражданская война, лагерь солдат-репатриантов в Галлиполи, работа мойщика локомотивов или на конвейере завода «Рено» — мало кто физически выдержал бы такие испытания и просто выжил бы, например, под струями ледяной воды в утробе паровоза…" Он не "выбирал свободу", просто так сложились обстоятельства жизни, не убившие, но сделавшие его сильнее. Он сделал правильный выбор и в новые тяжёлые времена: "1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой войны Гайто Газданов дал присягу на верность Французской Республике. Формально он мог этого не делать. Он служил срочную службу в армии другой страны. Да, в конце концов, он даже не был гражданином Республики — иностранцем без гражданства с патентом водителя такси… Но он не мог этого не сделать. Некоторые эмигранты, включая знаменитых Гиппиус и Мережковского, уже водили шашни с нацистами, когда немцы вошли в Париж, а кое-кто устремился в дом 4 на улице Гальера — в редакцию газеты «Парижский вестник» — издания русских коллаборационистов. А Гайто Газданов вернулся в Париж с Лазурного берега, где мог спокойно переждать и посмотреть, чем все кончится, — и вернулся участником ячейки Сопротивления.
...Газданов участвовал в издании и распространении антифашистской газеты. А дома — спрятан пленный, или еврей, или разыскиваемый гестапо участник сопротивления из бежавших советских пленных…"

С Газдановым-то как раз всё понятно: нормальный настоящий человек, герой не славы ради, а ради всего поистине человеческого как вокруг, так и внутри себя самого. "Искренний и преданный сторонник «борьбы на соглашение» увидев нацизм воочию понял, что снова лишен возможности выбора того способа борьбы, который считал наилучшим. Есть Зло, которое понимает только язык силы." А вот с процитированным выше Бабелем не всё так однозначно, как могло бы показаться. Нежелание возврата в "советчину" и жажда остаться на "свободе", как ни странно, не столь сильны, чтобы заставить Исаака уподобиться героическому Гайто и стать парижским шофёром. Стало быть, не так уж и плоха жизнь в этой самой "советчине", в противном случае можно было бы переквалифицироваться и в клошара, не так ли?

Но я всё-таки понял, какой именно свободы не хватает угнетённым "советчиной": свободы от общества, когда всем глубоко пофигу твоя личная и общественная жизнь, когда никто не требует от тебя вклада в большое общее дело, когда ты сам волен выбирать, вкалывать ли шофёром такси (мойщиком локомотивов, сборщиком на конвейере -- кстати, а чем же господам свободолюбцам не по нраву завод им. Лихачёва, например? название не столь звучно, как "Рено"?) или сдохнуть под готичным мостом через Сену, потому что как свободолюбивому тебе глубоко насрать на общество, так и свободолюбивому обществу глубоко насрать на тебя. Это и есть концептуальное различие в понимании свободы: "осознанная необходимость" (СССР) -- или "каждому -- своё" (цивилизованный Запад).

Вот примерно о том же и постперестроечный фильм "Стрелец неприкаянный", главный герой которого, таки сваливший из тоталитаритаризма в свой парижский Мир Мечты за вожделенной свободой и в итоге живущий тем, что Бог подаст, получает Шанс. Его бывшая жена, нынче супруга некоего нового полукриминального русского, помогает герою приехать в новую капиталистическую Россию, чтобы повидаться с умирающим дедом, который хочет напоследок сказать внуку (и больше никому) что-то очень важное. Внук, запуганный несуществующей западной пропагандой о кознях ужасного КейДжиБи, поначалу опасается ареста сразу же на трапе самолёта, но потом собирается с духом и таки решается на свидание с прошлым.

Прошлое -- сначала в виде покинутой страны, потом в образе деда, скопившего для семьи внука целый чемодан советских дензнаков, уже потерявших всякую ценность, и напоследок -- бывшей супруги, питающей к незадачливому и бесполезному экс-мужу некий странный полуболезненный интерес -- таки становится реальностью, как и совершенно бредовый, казалось бы, рассказ деда о некоем устойчивом коридоре, который ему всё же удалось создать. Коридоре меж двух времён -- святыми 90-ми с их культом золотого тельца и тоталитарными 60-ми с пионерами и пенсионерами, эдаким подобием волшебной дверцы в каморке папы Карло за камином (в данном случае -- в подвале дедовской дачи), ключик прилагается. Вышел наш герой из подвала прямиком в залитое солнцем безмятежное прошлое, чуть было не купил ведро яблок за рупь, а потом что-то щёлкнуло в голове, зашёл он в ювелирный магазин да и приобрёл себе цепочку с кулончиком -- Стрелец же по знаку зодиака, ну, и вот. За какие-то смешные 17 советских рублей -- сущую мелочь по сравнению с оставшимся на той стороне коридора целым чемоданом достаточно крупных купюр. "Эврика!" -- мелькнуло в голове у незадачливого эмигранта...

Схема была проста, как валенок: катим с деньгами в 60-е, набираем там килограммы золота, тащим обратно, сбываем вышеупомянутому новому русскому мужу своей старой жены за баксы, а потом с этими баксами -- в свободный мир с чистой совестью. Жена, как тот скрипач, не нужна, потому что лишнее звено в цепочке, зачем нам посредники... А она-то, стерва, и так, и сяк вокруг вьётся, явно что-то чувствует, зараза! Не просто так лезет, интим навязывает, а у него уже новая молоденькая пассия в 60-х нарисовалась, в той самой ювелирке работает, правда, подозревает, что не просто так она интересует этого странного человека невесть откуда, но как отмычка к советскому золоту, ну да и ладно, на что только не пойдёшь ради любви... А тут бывшая жена ему открыто и в лоб: я, говорит, хочу пройти по коридору. "Какому коридору?" -- удивился подобно Мюллеру наш Герман. А она ему: ты, мол, не финти, я всё знаю, только не знаю, где именно этот коридор. Ага, подумал Герман, так я тебе и сказал, ищи лоха.

Только вся беда-то в том, что лоха уже нашли, и этот лох -- Герман. Когда ему недвусмысленно намекнули, что информацией тоже надо делиться, а молчание чревато потерей лица вместе с головой, товарищ осознал, чем дело пахнет, и решил свалить в тоталитарное прошлое "НАВСЕГДА", как говорил незабвенный Джек Торранс. Благо там у него и любимая женщина, да и до бандитского беспредела святых 90-х оттуда ещё весьма далеко, так что есть время пожить по-человечески. А там не дремлет милиция, обнаружившая массовую скупку золота за купюры с несуществующими номерами (что вполне естественно, если эти купюры печатались в 70-е -- 80-е) и заподозрившая экономическую диверсию ЦРУ, так что, как говорится, из огня да в полымя. Он со своей дамой -- назад в будущее, а там вместо ментов и солдат вокруг дачи уже стоят новорусские киллеры, да и в подвале уже заготовлен сюрприз для Путешественника по Времени... Нет уж, подумал Герман, в гробу я видал святые 90-е, пусть лучше посадят, но наши (напоминаю: в самом начале истории он панически боится быть арестованным кровавой гебнёй), чем пристрелят эти. Времена не выбирают, в них живут и умирают.

Дед, конечно, в лучших советских традициях позаботился о надёжности, но у всего есть свои пределы. И когда не выдержала проводка, когда посыпались искры, когда перестал с первого раза работать ключ, когда стало понятно, что этот путь в один конец, да и то если повезёт -- в этот момент новый русский и нажал на кнопку, чтобы уничтожить то, чего он не понимает и не может контролировать. И когда из-под земли рвануло пламя, охватившее дачу, бывшая жена Германа упала на колени и завыла в голос: то ли потому, что она всё-таки по-своему любила этого вечного неудачника, который и в этот раз не изменил своему хроническому невезению, то ли потому, что только что безвозвратно взорвали её мечту вернуться в тот мир, где люди ещё не стали друг другу волками.

Конец фильма, как мне кажется, далеко не однозначен. Казалось бы, это всё просто приснилось подвыпившему Герману, приходящему в себя на парижской скамейке, но тут ему машет Элиза Дулиттл продавщица цветов из магазина напротив -- да-да-да, та самая девушка из ювелирного 60-х, и они идут навстречу друг другу, и она выносит его чемодан -- да-да-да, тот самый, набитый баксами, и они берутся за руки, куда-то идут, чуть было не забывая чемодан, но потом всё же не забывают и идут, и смеются, и наступает счастье... а наступает ли оно на самом деле? Лично мне показалось, что и это всё тоже пригрезилось Герману: что остаётся человеку, лишённому перспектив? Только мечтать.

Конечно, если бы этот фильм снимал я, кто-нибудь -- Герман или продавщица -- обязательно уронил бы этот чемодан на мостовую, и оттуда посыпались бы пачки советских денег, абсолютно бесполезные в постсоветском мире, и уж тем более -- во чреве Парижа. Такая вот получилась бы мораль на тему того, что не в деньгах счастье. 8-) Зато свободы -- сколько угодно: хочешь -- паши таксистом, не хочешь -- не паши, хочешь -- клошарь, не хочешь -- не клошарь, хочешь -- живи, хочешь -- сдохни, никто ничего не навязывает. Кроме собственной совести, взваливающей на тебя ответственность за человека, которого ты приручил -- но сможет ли вынести этот груз наш Стрелец, запутавшийся во времени и пространстве?