Продолжение главы 5.5 "Стратегические ловушки для России" из "Национальной идеи России".

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Ловушка «сервисного общества»

Структурная специфика занятости населения стран «золотого миллиарда» объяснялась их геоэкономическим положением. Установившаяся в рамках капиталистической международной системы модель странового разделения труда предполагала преимущественное размещение финансово-сервисного сектора в неометрополиях, а производственного – промышленного и аграрного – в третьем мире. В этом смысле ориентир «сервисного общества» являлся для России одной из стратегических ловушек. Возрастал сервис, свертывалась сфера промышленности и строительства, сельского и лесного хозяйства, транспорта и связи. О том, что произошедшая трансформация не имеет ничего общего с постиндустриальным переходом, свидетельствует сокращение доли в народном хозяйстве непроизводственной сферы, включающей управленческие социальные и социокультурные направления деятельнос ти. Из этого можно сделать вывод о ее противоестественности (рис. 5.5.7).

Ориентиром для России в этом отношении мог бы послужить современный опыт экономического развития Китайской Народной Республики. Прогнозируется, что китайская экономика обгонит в ближайшее десятилетие американскую. В действительности, по расчетам Института мировой экономики и международных отношений РАН, она ее уже обогнала. 83% в структуре валового продукта в США составляют услуги – сектор условного производства, фиктивного капитала и фантомных величин. При обоюдном вычете части ВВП, связанной со сферой сервиса, Китай окажется выше в мировой экономической иерархии, чем Соединенные Штаты (рис. 5.5.8).

На сервисную деформацию показателей ВВП неоднократно обращалось внимание многими ведущими экономистами мира. Сфера услуг играет существенную роль в доминировании показателей валового внутреннего продукта стран Запада, включая Японию (рис. 5.5.9).

Деидеологизация не спасла Россию от навешивания на нее на Западе негативных ярлыков. Взамен коммунизма для ее дезавуирования был найден новый образ — «криминального государства». Во многом искусственно создается пугало «русской мафии». Различного рода рейтинги коррумпированности работают на эту же задачу. По наиболее авторитетной в расчетах уровня коррупции по странам мира индексации Transparency International, место, занимаемое Россией в 2000-е гг., устойчиво понижалось (рис. 5.5.10). Ее показатели сопоставимы с государствами Африки и Латинской Америки. Менее криминальной оказывается в этом рейтинге даже Колумбия, часть территории которой контролируется, как известно, наркокартелями.

В то же время, индекс коррумпированности Грузии, обозначившей проамериканские ориентиры развития, устойчиво улучшается. И это при том, что криминализация грузинского истеблишмента является нарицательным определением.

Создается устойчивое ощущение, что тема коррумпированности Российского государства (действительно являющейся острой проблемой) искусственно нагнетается. Ее подхватили на уровне высшего политического руководства России. Но если Российская Федерация есть криминальное государство, то оно как субъект международного права нелегитимно. С криминалитетом необходимо бороться. А если он сросся с государственным управлением, декриминализационному воздействию должно быть подвергнуто соответствующее государство. Создается, таким образом, правовой механизм для внешнего вмешательства, в перспективе — ввода вооруженных сил для борьбы с криминалом. «Идея «преступности» русских, — писал А. Зиновьев, — стала основной идеей западной идеологии и пропаганды». Причем философ указывал в данном случае на тактику борьбы Запада еще с советской Россией. Тот факт, что тактическая линия в данном случае не изменилась, указывает в очередной раз на проектный характер рассматриваемых феноменов.
 

Ловушка борьбы за экологию

Новые технологии борьбы с государственностью не ориентируются на выдвижение прямого вызова. Напротив, подставляются даже доброположенные пути. Для населения формулируется некая броская, обладающая высоким демагогическим потенциалом приманка. В качестве такой «приманки» может быть использована, в частности, экологическая проблематика. При запрете оппозиционных общественных движений разрабатывается ниша экологии, что позволяло мобилизовывать силы латентной оппозиции даже в СССР. Именно так шел генезис широкого протестного движения второй половины 1980-х гг. в Прибалтике и Армянской ССР.

Тот же сценарий «борьбы за экологию», как средство легальной консолидации оппозиционных сил, разыгрывается в Китае. Из этого можно сделать вывод об универсальности применяемого инструментария государственной эрозии. А существовал ли в действительности сам предмет экологического кризиса в СССР? При сопоставлении количественных показателей состояния сферы экологии по разным странам мира в конце 1980-х гг. обнаруживается, что положение Советского Союза было не самым худшим среди развитых государств (рис. 5.5.11).

России впереди них по степени враждебности фигурируют лишь Соединенные Штаты. Идея формирования православного союза (тем более, осуществления православной интеграции) лишается, таким образом, перспективы (рис. 5.5.12–5.5.13).

Вместе с тем, несмотря на все прозрения, связанные с постъюгославской и постосетинской реанимацией духа холодной войны, у значительной части российского населения сохраняются наивные иллюзии о дружественности Запада. Суммарно западные страны имеют в качестве друзей России более высокий рейтинг, чем государства «ближнего зарубежья» или представители азиатского континента. Имеется даже определенное число респондентов, считающих основным союзником для России Соединенные Штаты Америки. Таковых даже больше, чем, к примеру, верящих в союз с Арменией или Сербией (рис. 5.5.15).