На полотне Рубенса «Психея и Амур» женщина сидит на кровати вполоборота. Белая подушка, белая простыня, красное покрывало. Она держит в правой руке светильник. Видимо, подготовленный заранее светильник стоял за кроватью, она села, взяла его и развернулась к спящему, пытаясь разглядеть его черты. Амур безмятежно спит (за его головой на подушке – сложенное крыло). На лампе видна вспышка из-за выплеска масла. И на крыле – белое пятно, масло горит. Амур вот-вот проснется от боли...

В семье смертных родилась девочка необыкновенной красоты. Народ любовался на нее, любование перешло в поклонение. Публика перестала чтить богиню красоты Венеру, ее храмы опустели.

Венера обиделась. Жестоко обиделась. И решила наказать эту девочку, которую звали Психея (далее – все цитаты из «Метаморфоз» Апулея):

Сейчас же призывает она к себе сына своего крылатого, крайне дерзкого мальчика, который... вооруженный стрелами и факелом, бегает ночью по чужим домам, расторгая везде супружества.

Речь идет о Купидоне (или Амуре, что то же самое), стрелы которого поражают сердца и заставляют людей влюбляться. Мамочка жаждет мести:

Заклинаю тебя узами любви материнской, нежными ранами стрел твоих, факела твоего сладкими ожогами, отомсти за свою родительницу.

Так озадачив своего сыночка, «она долго и крепко целует сына полуоткрытым ртом».

(Что-то поцелуй не очень похож на материнский...)

А Психею никто не берет в жены, несмотря на ее красоту. Родители обращаются к оракулу, который говорит, что ей (Психее) надо броситься в пропасть. Тогда ее подберет некто с ужасным обликом, и он будет ей мужем. Они приводят ее на край утеса, а сами уходят домой:

Психею, боящуюся, трепещущую, плачущую на самой вершине скалы, нежное веяние мягкого Зефира, всколыхнув ей полы и вздув одежду (видимо, Зефир тоже был не прочь познакомиться с девичьими прелестями), слегка подымает, спокойным дуновением понемногу со склона высокой скалы уносит и в глубокой долине на лоно цветущего луга, медленно опуская, кладет.

Психея бредет по лугу и попадает в какой-то дворец, любуется его красотами. За ней ухаживают невидимые существа, ее кормят, обихаживают и провожают в спальню.

По окончании развлечений, уступая увещеваниям сумерек, отходит Психея ко сну. В глубокой ночи какой-то легкий шум долетает до ее ушей. Тут, опасаясь за девство свое в таком уединении, робеет она, и ужасается, и боится какой-либо беды, тем более что она ей неизвестна.

Психея в полудреме – и вот наступил момент ее, если можно так сказать, бракосочетания:

Но вошел уже таинственный супруг и взошел на ложе, супругою себе Психею сделал и раньше восхода солнца поспешно удалился. Тотчас же голоса, дожидавшиеся в спальне, окружают заботами потерявшую невинность новобрачную. Так продолжалось долгое время. И по законам природы новизна от частой привычки приобретает для нее приятность...

Но Психея скучает по сестрам, плачет, просит невидимого супруга сделать так, чтобы она могла их повидать. Муж говорит ей о том, что ничего хорошего из этого не выйдет, что она навлекает страдания на себя и на него. Но если ей так хочется, он исполнит ее пожелание. И разрешает ей одарить сестер всем, чем она захочет.

Она поблагодарила мужа и с прояснившимся лицом говорит: «Да лучше мне сто раз умереть, чем лишиться сладчайшего твоего супружества! Ведь кто б ты ни был, я люблю тебя страстно, как душу свою, и с самим Купидоном не сравняю».

Сестрицы не удовольствовались полученным и продолжили свои нечестивые игры. Они опять просятся в гости, и опять супруг предупреждает:

«Коварные девки эти всеми силами готовят против тебя гибельные козни, и главная их цель – уговорить тебя узнать мои черты, которые, как я тебя уже не раз предупреждал, увидевши, не увидишь больше».

А Психея снова уговаривает своего супруга разрешить им побывать у нее в гостях:

«Заклинаю тебя этими благовонными, по обе стороны спадающими кудрями твоими, твоими нежными, округлыми, на мои похожими ланитами, грудью твоей, каким-то таинственным огнем наполненной...»

Сестрички в это время очередного визита подговаривают Психею убить своего супруга:

«Возьми отточенную бритву
и, проведя медленно для придания большей остроты по ладони,
тайно спрячь ее в постели с той стороны, где ты всегда ложишься;
затем хорошую лампу, до краев наполненную маслом, ярким пламенем горящую,
прикрой каким-нибудь горшочком;
все эти приготовления сделай в величайшем секрете.
Затем, когда он извилистыми движениями подымется, как обычно, на ложе,
растянется и погрузится в глубокий покой, объятый тяжестью первого сна,
соскользни с кровати босая, ступая на цыпочках как можно осторожнее,
освободи лампу от покрова слепого мрака,
воспользуйся для совершения славного подвига твоего помощью света,
высоко воздень правую руку с обоюдоострым оружием
и сильным ударом голову зловредного змея от туловища отсеки».

Психея уже готова на преступление. Наступает ночь, она открывает свою лампу. Видит прекрасного Амура, разглядывает его, и ее решимость испаряется:

...любопытная Психея не сводит глаз с мужниного оружия, осматривает и ощупывает его (некоторая двусмысленность: не совсем понятно, о каком оружии речь, что она осматривает и ощупывает), вынимает из колчана одну стрелу, кончиком пальца пробует острие, но, сделав более сильное движение дрожащим суставом, глубоко колет себя, так что на поверхности кожи выступают капельки алой крови. Так, сама того не зная, Психея воспылала любовью к богу любви.

Намерение отсечь голову супругу улетучилось. Мало того,

Разгораясь все большей и большей страстью к богу страсти, она, полная вожделения, наклонилась к нему и торопливо начала осыпать его жаркими и долгими поцелуями, боясь, как бы не прервался сон его.

Увы, недолги были радости:

«...Пока она, таким блаженством упоенная, рассудком своим не владеющая, волнуется, лампа ее, то ли по негоднейшему предательству, то ли по зловредной зависти, то ли и сама пожелав прикоснуться и как бы поцеловать столь блистательное тело, брызгает с конца фитиля горячим маслом на правое плечо богу.

Ожог был нешуточный. Купидон улетает к матери, лежит у нее в покоях. Психея начинает его искать. А Венера как будто не знает, где находится ее сын:

Тут чайка, птица белоснежная, ...представ перед Венерой, что купалась и плескалась, докладывает ей, что сын ее обжегся, стонет от боли, причиняемой тяжелой раной, лежит – неизвестно, поправится ли.

Но страшнее другое – люди на земле перестали любить:

У всех народов из уст в уста уже говор и ропот идет,
и Венеру со всей ее родней поминают недобрым:
сынок, мол, на горах любовью занимаясь,
а сама она в океане купаясь,
от дел своих отстали,
а через то ни страсти нет никакой,
ни очарования, ни прелести...

Всё опростилось и охамело:

Все стало неблаговидно, грубо и дико;
ни браков супружеских,
ни союзов дружеских,
ни от детей почтения,
но всеобщее позорище и
от грязных соединений
горечь и отвращение.

Обозленная Венера не хотела союза Купидона и Психеи. Но в конце концов дело дошло до Юпитера, который

...отдает приказ Меркурию сейчас же схватить Психею и доставить на небо
и, протянув ей чашу с амброзией, говорит:
«Прими, Психея, стань бессмертной.
Пусть никогда Купидон не отлучается из объятий твоих,
и да будет этот союз на веки веков».
Немедленно свадебный стол роскошный накрывают.
На почетном ложе возлежал новобрачный, прижав к груди своей Психею.
Подобным же образом возлежал и Юпитер со своей Юноной,
а за ними по порядку и все боги.