Алексей Мошков

 

 

 Алексей Алексеевич, который главный редактор «Эха Москвы», недоумевает: «Я много чего не понимаю, но потом я все-таки разгрызаю. Это я разгрызть не могу, — признается он в программе «Персонально ваш». – Отчего такая истерическая… Истерическая позиция власти по поводу объявления всего, что носит бренд Навального, экстремистами? Вот всего. Просто напалмом. Вот эти решения напалмом. Вдруг. Аккуратно манипулировали, ну посадили – да. НО напалмом. Всех разогнать, всех посадить. Что случилось?» – вопрошает он, обращаясь к политологу и по совместительству правой – а может быть, уже экс-правой – руке Владислава Суркова Алексею Чеснакову.

Последний, ссылаясь на Карла Шмидта, объясняет, что «вся политика делается вокруг того, что ты маркируешь, кто ты, кто твой враг. Кто твои друзья, кто – сторонники твоего врага. Чтобы черно-белая картина позволяла создавать правильное идеологическое пространство. В данном случае других просто нет врагов. И Навальный заместил ту нишу реального врага, которого нет. И это в какой-то мере игра, полезная власти».

Невооруженным глазом видно, что г-н политолог откровенно лукавит, пытаясь увильнуть от единственно верного ответа, направляя интервьюера по ложному следу – следу предвыборной игры, для которой – это ясно любому разумному человеку – жечь напалмом не то чтобы даже нежелательно, а вообще недопустимо, ибо в этом случае всякая игра прекращается на раз-два-три.

Но г-на политолога понять, конечно, можно: не будет же он свидетельствовать против той силы, частью которой является сам, то есть против Кремля?

Однако полностью, как это, надо полагать, ни прискорбно для г-на Чеснакова, запутать следы у него не вышло, и крупицу правды обнаружить в его ответе все-таки можно. И это далеко не пресловутое деление на своих и чужих, но мысль о создании «правильного идеологического пространства» – вот что важно!

Тут, впрочем, необходимо отметить, что создание этого «правильного идеологического пространства» – оно началось не вчера, не с обращения прокуратуры в суд с требованием признать структуры Навального экстремистскими. И не с его посадки. И даже не с предполагаемого отравления. Это формирование началось куда раньше – 15 января прошлого года, когда Владимир Владимирович в своем Послании Федеральному Собранию инициировал конституционную недореформу, одной из важных задач которой было «зацементировать» наследие самого себя и дать отмашку на строительство «новой России».

Прежде всего это касалось вывода России из-под юрисдикции международного права. Именно реализация этого пункта давала широчайший, если не безграничный простор для «закрепляющего» законотворчества, который начал обретать свои поистине монструозные контуры в репрессивных инициативах, посыпавшихся как из рога изобилия. Это и практически приравнивание пикетов к митингам, а массовых скоплений граждан в общественных местах (когда вы с друзьями решили прогуляться) – к политическим шествиям, и увеличение штрафов за неподчинение правоохранителям, и введение уголовного наказания за умышленную блокировку дорог – в случае если это привело к тяжелым последствиям (например, росгвардеец, двинувшись в вашу сторону, споткнулся и, упав, нанес себе серьезное повреждение в виде ссадины или ушиба), и запрет на публикацию информации о частной жизни силовиков и судей, и закон об оскорблении в интернете, и законопроект о просветительской деятельности, призванный поставить под контроль государства всю систему образования и многое другое, на фоне чего законы об НКО и о приравнивании физических лиц к иностранным агентам выглядит уже как само собой разумеющееся. Понятное дело, в новой генерирующейся тоталитарной реальности. Или в трансформирующейся старой – кому как больше нравится. Здесь важно то, что режим начал серьезно меняться – и не в сторону послаблений и «оттепели», но наоборот: лютого мороза и пронизывающего до костей холода. То есть в сторону абсолютной однополярности: тоталитаризм по определению не совместим с альтернативой.

А что у нас лежит в основе идеологии «путинского режима»? Верно: володинский постулат «Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России». За счет чего Владимир Владимирович и выиграл последние президентские выборы: за счет политической безальтернативности – не зря она пестовалась и культивировалась режимом на протяжении всего его правления.

Но при этом всегда была альтернатива идеологическая, под которой в данном случае стоит понимать ту же альтернативу политическую, но не закрепленную де-юре. Например, альтернативу в виде оппозиции. Нет, к сожалению, не системной, но лишь де-факто интегрированной системой. Думаю, что не раскрою секрета, если скажу, что Алексей Навальный неплохо поучаствовал в «кремлевских битвах» в качестве наемника, грамотно капитализируя в свою политическую биографию непримиримого борца с режимом полученные медийные и проч. барыши. Настолько хорошо, что в инфодискурсе, иначе – повестке, даже стал рассматриваться как альтернатива самому Верховному: «если не Путин, то Навальный».

Да, Кремль, надо полагать, и сам был заинтересован в таком оппозиционировании – поскольку, признаемся честно, на народного лидера Алексей Анатольевич не тянул определенно, зато сам факт его присутствия на политической сцене позволял декларировать наличие демократии и одновременно безальтернативности, ибо на фоне Владимира Владимировича Алексей Анатольевич явно проигрывал, по крайней мере в массовом сознании. Но – до поры до времени.

Когда зашел разговор о транзите – Алексей Анатольевич стал в этой шахматной партии лишней фигурой. Тем более что, по всей видимости, он решил сыграть в свою собственную игру, почувствовав – правда, несколько преждевременно – ветер из окон возможностей, которые, без сомнения, откроются/распахнутся на пике транзита, прелюдией к которому и были «путинские поправки».

Таким образом фигура Навального, с точки зрения Кремля, стала неуместной как для идеологической (инфодискурса), так и для политической плоскостей: «если не Путин, то Навальный» стало приобретать тревожные контуры. Тут логика простая: сами понимаете, сегодня Навальный, завтра – Иванов, послезавтра – Петров, потом – Сидоров… Так и Путин исчезнет! Сначала в идеологеме, а после – в массовом сознании и политике. А вместе с ним и режим, поскольку именно он, Путин, и является его олицетворением, скрепой, такой надидеологической основой.

Ясно, что эта тенденция – с одновременным усилением Алексея Анатольевича после его предполагаемого отравления – входила в суровое противоречие с курсом на «цементирование» «путинского наследия», то есть направлением на жесткую консервацию режима, которое и было определено в качестве наилучшей среды для проведения транзита, который, в свою очередь, по всей видимости, и должен начаться, то есть перейти в свою активную фазу, уже в этом году.

Надо полагать, именно этим и объясняется посадка Алексея Анатольевича по возращению в Россию, и реализация проекта по зачистке всего его актива вплоть до навешивания «экстремистского» ярлыка – в «новой России» не может быть альтернативы Путину. А Путин становится таким своеобразным стержнем режима и должен им оставаться и после транзита: как верно подметил г-н Володин, «если мы с вами говорим о сильной России, то после Путина будет Путин. Все, что после президента Путина будет происходить, будет происходить по лекалам, которые он заложил».

К тому же январские акции протеста показали, что в массовом сознании начались определенные сдвиги. На что, в частности, указывают такие моменты, как слом психологического барьера (все акции были несанкционированными по причине ковидных ограничений), сопротивление «стражам порядка» (прорыв оцеплений, рукопашные стычки и проч.), а также расширение географии протеста (смещение на периферию). И вот это уже говорило о том, что навальнисты стали расправлять крылья, готовясь к полету – ко взлету на самую вершину власти. Что при определенной конъюнктуре могло вполне стать если не реальностью, то похоронами «путинского режима».

 

И что в такой ситуации Кремлю оставалось делать, тем более что сроки-то подгоняют, аврал. Ну понятно, «жечь напалмом», ибо ничего, у нас, в России, иначе и не делается. Так что на этот счет можно даже не беспокоиться: «правильному идеологическому пространству» быть. Но вот что последует за этим – вопрос на миллион. Скорее всего, ничего хорошего, по крайней мере, для режима. Не зря же США даже решили больше не лезть во внутреннюю российскую политику: понимают ястребы, что никто так эффективно не работает на демонтаж режима, как сами его, режима, сторонники. И работа, как мы видим, кипит.